Охота на Овечкина
– Спасибо, не нужно, – сквозь смех выговорил Михаил Анатольевич, кое-как успокаиваясь. И страх почему-то покинул его совершенно, осталась лишь легкая нервная дрожь где-то в глубине существа, как предчувствие и предостережение. – Вы позволите мне посидеть с вами до утра? А то, боюсь, в темноте мне не выйти из этих ваших лесов.
Он подавил грозивший снова прорваться смех и с надеждой взглянул на Ловчего.
– Позволим, – вдруг подал голос Пэк, приближая к самой границе огня свое точеное личико с горящими глазами. – Хоть всю жизнь!
Голосок у него оказался тонкий, но вполне человеческий, как у ребенка.
– Если тебе не надоест, конечно, – добавил он и ухмыльнулся. – У нас тут бывает скучновато. Такие веселые путники, как ты, забредают редко. В основном, шарахаются от нас или начинают ныть о своих несчастьях, полагая разжалобить…
– Но, но, – предостерегающе сказал человек без лица. – Не распускай язык. Наш гость забрел сюда случайно. Не хочешь ли ты, Овечкин, перекусить, к примеру?
– Нет, – ответил Михаил Анатольевич и улыбнулся. Улыбка ему удивительно шла, придавая невыразительному лицу какое-то простодушное обаяние. Только Овечкин этого не знал. – Я бы, пожалуй, все-таки выпил еще глоточек.
Есть он и вправду не хотел, хотя нынче вечером усилиями домового яичница, поджаренная им себе на ужин, так и осталась нетронутой. Вот отдохнуть, поспать действительно не помешало бы… но ему вдруг стало жаль расставаться с этим сном. Он внимательно следил за тем, как на ладони Ловчего опять возникает из ничего фляга, как движутся тонкие белые пальцы призрака, отвинчивая крышку… Жар от костра приятно согревал, и совсем не хотелось думать о том, что будет дальше. Так и сидел бы здесь, действительно, всю жизнь…
– А куда ты пойдешь утром? – спросил Пэк, раскачиваясь в огне.
– Не знаю, – неохотно ответил Овечкин, принимая у Ловчего флягу.
Второй глоток прошел значительно легче, согрел тело и душу, прояснил мысли. Спать расхотелось. Захотелось говорить.
– А можно спросить, что вы тут охраняете? – полюбопытствовал Михаил Анатольевич, оглядываясь на ели, окружавшие поляну со всех сторон.
– То, что тебе не нужно, – сурово ответил призрак. – Ты ведь пришел сюда случайно, как ты сказал? Тебя не прислала Лесная ведьма и не привел цвет папоротника. Случайно… хотя ты не выглядишь ни бродягой, ни миджнуром – обезумевшим от любви юношей из восточных сказаний. Кто же ты, Овечкин?
– Я не хочу говорить об этом, – нахмурился Михаил Анатольевич.
– Почему?
– Ну… потому что мне неприятно.
Ему и в самом деле не хотелось вспоминать о часах, проведенных на скамейке в Таврическом саду. И о бездарности собственной жизни… Но Ловчий явно остался неудовлетворен таким ответом, и Михаил Анатольевич поискал и, к своему удивлению, нашел слова, объяснившие ему самому, что он чувствовал.
– Я не хочу возвращаться к прошлому, – сказал он. – Не хочу возвращаться к себе, каким я был.
И умолк, глядя в тень, скрывавшую лицо призрака. Ловчий помедлил и кивнул.
Какое-то время они молчали. В голове у Овечкина звенела пустота, и он бездумно глядел в костер, на завораживающе плавные движения огненного Пэка.
– А мне это непонятно, – сказал вдруг Пэк. – Послушай, смертный… до утра далеко! У тебя есть тайна, и я умираю от любопытства. У нас тоже есть тайна. Давай сыграем в кости?! Твоя тайна против нашей, идет?
Михаил Анатольевич только собрался отрицательно покачать головой, как оживился и Ловчий.
– Скоротаем время, – он потер руки. – Ставки велики, но тем интересней. Соглашайся, Овечкин! Кто будет метать – ты, Пэк, или я?
– Ты, – ответствовала саламандра и легким изящным движением пятипалой ручки, так похожей на человеческую, выбросила из огня два пылавших, словно раскаленные угли, кубика. Ловчий подхватил их на лету. – А то наш гость, пожалуй, обожжется, принимая кости из моих рук!
– Итак, – объявил призрак, – если ты, Овечкин, проиграешь, ты расскажешь нам, почему так не любишь свое прошлое. А если проиграю я, ты узнаешь, что мы здесь охраняем.
Михаил Анатольевич еще колебался. Но глаза Пэка заполыхали азартом, а у Ловчего от предвкушения стали даже, кажется, прорисовываться какие-то черты лица… ему не захотелось огорчать их своим отказом.
– Ладно, – сказал он. – Только объясните мне, как это делается. Я никогда не играл в кости.
– Проще пареной репы, – весело отвечал Ловчий. – Гляди – встряхиваешь их вот так и бросаешь.
Он разжал руки. Огненные кубики покатились по земле, постепенно тускнея, и остановились у ног Овечкина.
– Тройка и четверка – итого семь, – сказал призрак. – У кого выпадет больше, тот и выиграл.
Он нагнулся и быстрым движением подобрал кости с земли.
– Странный ты человек, Овечкин. Как можно этого не знать? Ну, ладно, теперь играем…
На сей раз у Ловчего выпало одиннадцать очков. Пэк захихикал, и кости, еще теплые, шелковистые на ощупь, перешли в руки Овечкина, не понимавшего пока, что он может считать себя практически проигравшим. Однако он вдруг заволновался. Старательно проделал всю процедуру и…
– Две шестерки, – пораженно сказал Ловчий.
Пэк замер было, а потом порывисто высунулся из огня, дабы убедиться собственными глазами.
– Не может такого быть, – с негодованием сказал он. – Ты сжульничал, Овечкин!
– Я? – растерялся Михаил Анатольевич. – Как это… я никогда…
– Слышали уже!
Пэк подхватил кости с земли и скрылся в пламени.
– Не знаю как, но сжульничал, – сердито пробормотал он, придирчиво рассматривая кубики со всех сторон.
Овечкин в смятении посмотрел на Ловчего.
– Вы тоже так считаете? Вы же видели – я сделал все так, как вы показали!
– Может быть, – со странной интонацией в голосе протянул тот. – А может, и нет. Видишь ли, смертный… – он прервался, не договорив. – Давай-ка сыграем еще раз!
– Как хотите…
Пэк, надувшись, отдал Ловчему кости, снова налившиеся огнем, и с подозрением вперился в Овечкина.
Бросили еще по разу. У призрака выпало десять очков, а у Михаила Анатольевича – опять двенадцать.
– Так, – в один голос сказали саламандра и призрак, и оба уставились на Овечкина весьма недобрыми взглядами.
Михаил Анатольевич вздрогнул. Предчувствие не обмануло – и этот сон тоже не желал оставаться безобидным и грозил неприятностями.
– И ты надеялся нас перехитрить? – грозно спросил Ловчий. – Что ты скрываешь? Уж, верно, ты колдун… я сразу подумал, что одежда у тебя странновата!
Михаил Анатольевич растерянно посмотрел на свои шлепанцы, к коим за время блужданий по дебрям пристал всевозможный лесной сор, и перевел непонимающий взгляд на Ловчего.
– Я – колдун?
– Кто же еще! Никто не смог бы, кроме самого Пэка, выбросить на его костях двенадцать! Да еще два раза подряд! Признайся, что ты…
Ловчий осекся и устремил взгляд куда-то поверх плеча Овечкина. Михаил Анатольевич, пытавшийся собраться с мыслями для ответа на нелепое обвинение, этого не заметил. Зато увидел, как Пэк, возбужденно извивавшийся в огне, вдруг замер и исчез, словно растворившись.
Ничего не поняв, но тем не менее отчетливо ощутив спиной чье-то присутствие, Овечкин поспешно обернулся.
На краю поляны стоял человек. И человек этот с первого взгляда так не понравился Михаилу Анатольевичу, что он, позабыв обо всем, вскочил на ноги и попятился в сторону от костра, и пятился до тех пор, пока в спину ему не уперлись упругие колючие ветки елового молодняка.
У человека была длинная седая борода, ниспадавшая на грудь, и прямые белые волосы до плеч. Под косматыми бровями зловеще сверкали глаза. Одет он был в черную рясу до самых пят, подпоясанную грубой веревкой, и опирался на тяжелый резной посох. Волхв, да и только!
– Стража хренова, – произнес этот страшный человек глухим басом и замахнулся посохом. – Опять вы за свое?
Голос его, однако, прозвучал на удивление добродушно, и Овечкин растерянно заморгал.
– Привет, отшельник, – как ни в чем не бывало отозвался Ловчий. – Мы тебя разбудили?
– Разбудили… я же просил не вовлекать посетителей в азартные игры! Ну все, еще раз поймаю – пожалуюсь вашему начальству, ей-богу, пожалуюсь! Надеюсь, ты ничего не успел проиграть, сын мой? – неожиданно обратился старик к Овечкину, и тот, окончательно опешивши, машинально покачал головой.
Ловчий снова подал голос:
– Он не посетитель. Это случайный путник…
– Случайный?
– … и колдун! – решительно закончил призрак. – Он дважды выбросил двенадцать на костях Пэка!
– Ну и что? – сердито осведомился отшельник. – Скор ты на выводы, повелитель леса! Если б ты был моим учеником, я велел бы тебе просидеть три дня на воде и хлебе и поразмыслить, что есть случайность!
Он махнул на Ловчего рукой и снова обратился к Овечкину:
– Пойдем, сынок. Устал, небось?
Не дожидаясь ответа от онемевшего Михаила Анатольевича, старик повернулся лицом к лесу, поднял посох, и между деревьями вдруг открылась тропинка. Совсем недалеко в конце ее, затерянная во мраке чащи, стояла маленькая бревенчатая избушка, и мирным светом теплилось одинокое оконце.
Михаил Анатольевич в панике глянул на Ловчего.
– Иди, иди, – неприветливо сказал тот. – Выиграл – так чего уж теперь!
Глава 4
И вновь, по совершенно непонятной причине, обуял Овечкина великий страх. Чуть дыша и не осмеливаясь даже смотреть отшельнику в спину, он побрел вслед за стариком по тропинке. Если бы мог, он развернулся бы и убежал. Но слово «выиграл», произнесенное Ловчим, неожиданно приоткрыло для Михаила Анатольевича некий потаенный смысл всего происходившего с ним сегодня. И остатками несчастного своего разума он понял – если куда и надо бежать, то, наоборот, к этому самому отшельнику.
Неведомая сила завела маленького библиотекаря в таинственное, пугающее, необыкновенное место, каких, быть может, почти уже и не осталось на земле, место откровения и силы. И пожалуй, даже не разум продиктовал ему это понимание, а древнее знание, живущее в душе каждого человека, проявляющееся только как прозрение или внезапное откровение.
И все-таки ему было страшно, очень страшно. С каждым шагом он отчего-то все отчетливей сознавал, что это – не сон, что все, случившееся с ним сегодня, произошло на самом деле и что остается только одно – принять эти фантастические события, как единственную реальность, принять и самого себя – никчемного маленького человечка, и попытаться с этим как-то ужиться. А помочь ему мог только человек, который шел сейчас перед ним по лесной тропе, и необходимо было принять эту помощь и поверить отшельнику, если, конечно, он не хотел закончить свои дни в сумасшедшем доме.
На подгибающихся ногах поднялся Михаил Анатольевич на крыльцо, и отшельник, пропуская его в дверь перед собою, что-то одобрительно проворчал себе под нос. Войдя же, забился Овечкин в самый дальний угол, примостился на колченогой табуреточке за простым, гладко струганным столом и опустил очи долу, боясь того момента, когда придется посмотреть отшельнику в глаза. Он все-таки еще надеялся, что это сон.
Хозяин, однако, не торопил гостя. Он прибавил свету, подкрутив фитиль керосиновой лампы, принялся расхаживать по тесной горенке, собирая на стол какую-то снедь. И, невзирая на все свое смятение, Михаил Анатольевич, как человек воспитанный, не мог все же не поднять глаз и, увидев на столе кувшин с молоком, хлеб, мед и тяжелые глиняные кружки, не сделать попытки воспротестовать.
– Спасибо, – торопливо и неловко сказал он, – но вы, право же, напрасно беспокоитесь. Я ничего не хочу…
– А не хочешь, так и ладно, – покладисто отозвался старик. – Пускай стоит, авось, дождется своего часу.
Напоследок он выложил на стол деревянные ложки, простые, не покрытые ни росписью, ни лаком, и присел напротив Михаила Анатольевича на лежанку. Овечкин вновь поспешно отвел глаза.
– Не бойся меня, – добродушно сказал отшельник. – Я не причиню тебе вреда. Даже говорить ничего не стану, если ты не захочешь слушать. Ты и вправду не ведал, куда пришел?
Овечкин кивнул.
– Как же так вышло?
– Не знаю, – с тоской ответил Михаил Анатольевич. – Ничего не знаю. Они… Ловчий и Пэк обвинили меня в том, что я колдун, но я шел себе по Таврическому саду и совершенно не понимаю, как здесь очутился.
Хозяин молчал, и Овечкин робко поднял глаза.
Старик смотрел на него со спокойным любопытством, смягчавшим суровую аскетичность черт лица, и у Михаила Анатольевича немного отлегло от сердца.
– А вы настоящий отшельник? – неожиданно для себя самого спросил он вдруг.
Старик усмехнулся.
– Да вроде как. Можешь называть меня отцом Григорием.
– А Пэк и Ловчий… они настоящие?
Отец Григорий поднял косматые брови.
– Еще бы! Я, кажется, вовремя появился, если ты не успел понять, до какой степени они настоящие. Ловчий – лесной дух, повелитель всех здешних дубрав, и когда-то люди почитали его за божество. Приносили ему жертвы и испрашивали милости для удачной охоты. Все в прошлом нынче… Трудновато после такого смириться с забвением, как ты считаешь? Он и не смирился… нехорошие шутки шутит порой, да только я ему не указчик. А Пэк – и вовсе из дальних краев, и понятие милосердия для него столь же чуждо, как для тебя – сама мысль о возможности жить в огне.
– Это вас они тут охраняют?
Отшельник снова вскинул брови.
– Странная мысль! Зачем меня охранять? Дорогу ко мне найти может лишь тот, чья нужда велика, да и обидеть меня не так-то просто. Нет… они охраняют вход в другой мир. Ты – человек образованный, слыхал, должно быть, о параллельных мирах?
Михаил Анатольевич вытаращил глаза. Удивили его не столько параллельные миры – после всего-то сегодняшнего! – сколько упоминание о них из уст такого архаичного существа, как лесной отшельник.
Отец Григорий слегка усмехнулся, словно прочитав его мысли.
– И что же это за мир? – робко спросил Овечкин.
– Прекрасный мир, населенный такими, как Пэк, и еще более удивительными созданиями, о которых у нас знают лишь по сказкам. Опасный мир… для того и Стража, чтобы никакой бедолага вроде тебя не угодил туда ненароком. Но мы отвлеклись, сынок. Не хочешь ли ты вернуться к своим бедам и рассказать о том, что с тобой приключилось?
Михаил Анатольевич тяжело вздохнул. Воображение его силилось представить сказочный мир Пэка, и возвращаться к мыслям о своих злоключениях не хотелось ничуть.
– Что случилось со мной… но позвольте… если я вас правильно понял, Ловчий-то – существо из нашего мира? Значит, и у нас водятся такие…
Он уставился на отшельника во все глаза, пораженный этой мыслью.
– О чем это ты?
– О домовых, – выговорил наконец Овечкин страшное слово. – Они тоже существуют на самом деле?
– А как же! Существуют, только людям не показываются. Вернее, люди их больше не видят. Чтобы видеть, нужна вера. И отсутствие страха. В душах же нынешних уж и не знаю, чего больше – страха или безверия. А ты никак видел?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги