– Исключено, – помотал головой стражник. – Принц, вы даже не столько меня, сколько себя опасности подвергаете, неужели вы этого не понимаете?
– Мне уже ничего не угрожает, – я покачал головой. – Драконий посол прилетит через три дня. И он в любом случае меня получит.
– Хорошо, принц, – обреченно сдался стражник, – но я умоляю вас быть благоразумным! Вы-то отсюда улетите, а мне здесь еще работать. А у меня жена, ребенок…
Стражник Исая вышел. Я тут же создал звуковую иллюзию, которая при подслушивании снаружи создавала эффект, что я кляну преступников, на чем свет стоит, и желаю им справедливого возмездия.
– Вашбродь, – прохрипел Ахеол. – Спасибо вам, что пришли. Знаем, вина наша крепка, и нет нам оправдания, но хоть последний разочек вас увидать…
Несмотря на то, что я был взбешен, даже во мне шевельнулась жалость при виде Ахеола. Лицо представляло из себя сплошной синяк, оба глаза заплыли. Во рту недоставало половины зубов, из него непрерывно текла струйка крови.
– Я пришел сюда за одной вещью, – рыкнул я: – Кто? Кто решил все это затеять? Кто решил, что я должен буду убить своего отца?!
Призрачная надежда, вспыхнувшая было в глазах Аркуса и Эшли, угасла. Я же гневно смотрел на них.
– Я не слышу ответа! – прорычал я.
– Простите нас, господин Дитрих, – Ахеол заплакал. – Наша вина, как есть, наша вина. Как лучше хотели мы для всего народа, как лучше!
– Ахеол, почему именно ты? – спросил я, с трудом сдерживая слезы. – Ты-то больше всех жил, больше всех повидал. Тебе ли не знать, что не бывает так, что все и сразу! Пусть бы отец дальше занимался внешней политикой – а я бы занимался делами внутри государства. Не стоит так уж недооценивать внешнюю политику – наше государство небольшое, а если не совершать грамотных дипломатических действий – то мы запросто можем стать вассалом более сильного соседа. И тогда люди будут жить еще хуже, чем сейчас!
Никто ничего на это не ответил. Все трое просто молча плакали, понимая, какую глупость они совершили.
– И не зря благими намерениями вымощена дорога в преисподнюю, – злобно продолжал я, – потому что вот что вы все наделали! Вы трое умрете – и я ничего не могу с этим поделать. Меня отсылают к драконам – и не только вы, а весь народ Тискулатуса скоро посмотрит на меня последний разочек. Отец решит, что, получив благо, люди обнаглели и потеряли страх, и снова возьмет страну в кулак. И все реформы, которые начались со строительства дорог, на этом и закончатся! Вот итог вашей деятельности! Скажите спасибо, что это хотя бы не переросло в кровавую бойню!
– Вашбродь, – Ахеол уже рыдал, как ребенок, – правы вы, кругом правы. Поверили мы в чудо и поплатились за это. И расплатимся завтра за это, жизнью своей расплатимся, и поделом нам, заслужили! Ну, умоляем, простите нас. Снимите хоть этот грех с души, умоляем! Чтоб не так невыносимо завтра было палачу шею подставлять.
Я вздохнул. Хватит. По-хорошему, с меня спрос должен быть не меньше. Я принц – и я все это так явно проморгал! А они – они простые люди. Которые слишком сильно поверили в чудо. Они и так завтра понесут высшую меру наказания.
Я подошел к кучеру, положил ему руку на лоб и прошептал:
– Я прощаю тебя, Аркус. Да смилуется над твоей душой Создатель.
После подошел к своей бывшей наложнице.
– Я прощаю тебя, Эшли. Да смилуется над твоей душой Создатель.
После подошел к телохранителю. Лоб его пылал, я мог только поражаться тому, как ему еще хватало сил оставаться в сознании.
– Я прощаю тебя, Ахеол. Да смилуется над твоей душой Создатель.
– Вашбродь, – совсем тихо спросил Ахеол, – а где Фалкеста-то? Почему ее нет с нами?
– Ее в ту же ночь сбросили в яму с крокодилами, – ответил я, бессильно сжав кулаки. – Всего моего влияния хватило на то, чтобы ее казнили быстро и без мучений.
– Бедная девочка, – прошептала Эшли, – она ведь больше всего хотела…
Я не стал ничего на это говорить. Постучав в дверь, я дал стражнику знать, что закончил. Он тотчас вошел в комнату.
– Послушай меня, пожалуйста, Исая, – сказал я охраннику. Тот, вероятно, от удивления, что я знаю его имя, послушно уставился на меня.
– Я прошу тебя проявить снисхождение, – мягко сказал я. – Эти люди совершили разные проступки в своей жизни, завтра они заплатят за это своими жизнями. Не нужно усугублять их страданий. Создатель, – в этот момент я взял его ладонь в свою и положил в нее небольшой сапфир, – вознаграждает тех, кто проявляет терпение и снисхождение к ближнему своему.
– Хо… хорошо, ваше высочество, – стражник, мельком оценив содержимое своей ладони. – Я… я приму вашу просьбу к сведению…
Я покинул казематы как можно скорее. Меня душили злоба и бессилие. Какое счастье, что хотя бы Фалкесте удалось уйти. Искренне хотелось верить в то, что она не будет тупить и тормозить, ей хватит соображения убраться так далеко и так быстро, как это только возможно. Добравшись до своей кровати, я, не раздеваясь, упал на нее лицом в подушку. После чего горько и бессильно разрыдался…
* * *
На следующий день меня разбудили ни свет, ни заря. Но, учитывая, что лечь спать мне пришлось еще до девяти вечера, я на удивление отлично выспался. Дворецкий, уже не указывая, как мне должно одеться, повел меня на завтрак.
– Доброе утро, отец, – безразлично поздоровался я.
– Доброе, сын, – мрачно поприветствовал меня Арнольд Четвертый.
– Ты, конечно, уже знаешь, где я был вчера вечером?
– Разумеется, – хмуро сказал король, – и я очень надеюсь, что больше не увижу от тебя таких эскапад. Особенно когда ты включил свою магическую защиту от прослушки и едва не довел начальника гильдии шпионов до нервного срыва. Неужели ты думаешь, что никто не слышал, что именно ты там на самом деле говорил?
– Прости отец, – я покачал головой. – Понимаю, что я поступил глупо и безрассудно… Но я все же надеюсь, что ты меня поймешь. Я никогда бы не подумал, что можно так сильно разочароваться в людях.
Мрачное выражение исчезло с лица короля, он даже нашел в себе силы слабо улыбнуться.
– Да, сын, прекрасно тебя понимаю. Первый раз такое всегда больно. Да и я сам сталкивался с таким неоднократно… И до восшествия на престол, и после.
А я в этот момент поднял на отца глаза… и едва не заплакал от собственной глупости. Ведь до меня только теперь дошло, как ко всему этому относится отец. И дело было даже не в том, поверил он в мою непричастность к заговору или нет. Дело было в том, что на самом деле отцу на это было наплевать! Если бы он мог себе позволить меня убить, чтобы упрочить свою власть, и мгновенно угомонить несогласных – он бы сделал это, глазом не моргнув. Однако далеко не все люди, которые приезжали поздравлять меня с днем рождения, уже уехали из столицы. Да и стражники, конечно, с благоговением слушали о том, какие чудеса дипломатии творит Арнольд Четвертый в отношениях с другими государствами; вот только домой во время увольнительных они возвращались по дорогам, которые построил я. И далеко не факт, что все стражники так уж беспрекословно исполнили бы приказ убить меня. А если бы меня и удалось убить – то революция вполне могла бы начаться сама собой. Отец все это, разумеется, прекрасно понимал. И потому осуществлял единственно возможный вариант: отослать меня куда подальше…
Наконец, завтрак закончился; Гедрик повел меня на следующее, подозреваю, не слишком увеселительное мероприятие.
– Урок этикета, – коротко ответил он на мой вопрос, когда мы после приема пищи направлялись в очередной пункт списка. Я застонал, закатил глаза и попытался было завернуть обратно, но чуткий дворецкий вовремя схватил меня за руку и уверенно потянул дальше в нужном направлении.
– Не волнуйтесь, принц, полного курса вам читать никто не будет. Я, разумеется, прекрасно знаю, что вы умеете вести себя за столом, однако ваш отец крайне переживает за предстоящее мероприятие, поэтому он лично настоял на том, чтобы вы освежили в памяти все знания.
Урок проходил в одной из классных комнат, в которой я в возрасте от семи до двенадцати лет впитывал просто массивный объем знаний. По данной же причине особой теплоты к этому месту не испытывал. В классе меня уже ждал сервированный стол, за которым восседал преподаватель этикета Мартико.
– Рад видеть вас в добром здравии, принц, – кивнул мне головой преподаватель. – Насколько я помню, моя наука не всегда бывала вам по вкусу, ну да тут ничего не поделать: благородная кровь требует соблюдения определенных правил поведения. Впрочем, не вижу причин углубляться в полное повторение. Как утонченный светский лев вы не блистали никогда, но и чтобы вы ударили в грязь лицом – мне крайне сложно представить. Так что пройдемся по базовым понятиям. Перед вами сервирован стол на завтрак. Позавтракайте по всем нормам этикета. После этого представим, что я благородная дама, вы пригласите меня на танец, а потом на светскую беседу.
В целом я выступил неплохо, но некоторые моменты все же освежил в памяти. Господин Мартико терпеливо поправлял мои незначительные огрехи, тут же давая совет, как избежать их в будущем. Так что уже через полтора часа я в сопровождении дворецкого направился к учителю танцев.
Здесь я вполне обоснованно ожидал куда большей доли критики. Ибо имел склонность к полноте и весил добрых две сотни фунтов. А, как все время говорил учитель танцев господин Талико, после ста семидесяти фунтов каждые следующие пять заставляют своего обладателя двигаться на пять процентов более неуклюже и выдыхаться на пять процентов быстрее.
Как проходил сам урок, я говорить не буду. Скажу лишь, что моего терпения на его критику хватило ровно на пятнадцать минут, после чего возле господина Талико возникла огромная кувалда; я сказал, что следующую реплику касательно моего веса и грации я затолкаю ему обратно в глотку при помощи этого предмета. Мерзавец смолчал, но с таким презрительным снисхождением на меня посмотрел, что захотелось опустить ему кувалду на голову прямо сейчас. Впрочем, за такую грубость он мстил долго и жестоко, без конца заставляя повторять одни и те же движения со словами: «Нет, господин принц, это никуда не годится». Спустя три часа он отпустил меня, заявив, что сделал все, что было в его силах. И если все отвернутся в другую сторону в тот момент, когда я буду танцевать, то, может быть, не опозорюсь.
Почти полностью выведенный из себя танцами, я направился на обед. Я был так зол, что даже не сразу заметил составившего мне компанию Освальда, тоже волей случая оставшегося во дворце. Отец поручил ему провести инспекцию городских садов, но мой средний брат не слишком спешил выполнять это поручение. Отто же отправился в Хандомак инспектировать тамошних стражников.
– Что, братишка, танцы по-прежнему не желают тебе даваться? – снисходительно спросил он.
– Не желают, – кивнул я. Очень хотелось подколоть его в ответ, но я сдержался. Какой в этом смысл? Я внезапно осознал до конца, для чего все это делаю. Для того чтобы навсегда покинуть это место. И, почти наверняка, больше никогда не увидеть никого из членов моей семьи. Так стоит ли окончательно портить и без того не идеальные отношения?
