Яичко Гитлера
Рвануло так, что задрожало под ногами, ввысь взметнулся столб жаркого пламени – очевидно осколками пробило бензобак или взорвалась боеукладка. Железная сатанина вздрогнула и остановилась, а пушка на башне безвольно свесилась вниз. Из подбитой машины выпрыгнул лишь один единственный горящий танкист, остальные, видимо, мгновенно погибли внутри пылающей махины. Спасшийся танкист и не думал никуда бежать, а, душераздирающе крича, принялся кататься по земле, пытаясь сбить с себя пламя. На помощь ему никто не пришел – английские солдаты поспешно отступали, а немцам не было до него никакого дела. Они, воодушевленные небывалым успехом, повыскакивали из окопов и с победным кличем бросились на противника в стремительную атаку. Подключились к ней вторым эшелоном и вернувшиеся в строй паникеры, еще минуту назад давшие из окопов драпака.
Адольф, с винтовкой в руках, ринулся на англичан в числе первых. Но не пробежал он и сотни метров, как взрыв мины, от которого у Адольфа едва не лопнули ушные перепонки, бросил его наземь, повергнув сознание во мрак. Комья вывороченной взрывом земли присыпали его неподвижное тел.
…Адольф очнулся от едкого запаха горелого масла, который, после прошлогодней газовой атаки, пережитой им не без последствий для легких, действовал на его нос, словно нашатырь – это черным, жирным дымом смердело от, все еще горящего, «Марка». Голова Адольфа раскалывалась, будто зажатая в тисы, и в ней шумело, словно где-то недалеко журчала вода, падающая с мельничной плотины.
Бой был, по-видимому, уже закончен, и на искореженной воронками земле он увидел множество застывших мертвых и шевелящихся раненых бойцов, как своих соратников, так и противников. Отовсюду слышались стоны и крики искалеченных. Сновавшие по полю в белых халатах солдаты медицинской службы не обращали никакого внимания на англичан и подбирали, прежде всего, своих и переносили их к запряженным повозкам для транспортировки в полевой госпиталь, расположенный за холмом в деревушке Ле Баргюр, в миле от линии фронта.
Адольф попытался подняться, но резкая боль в паху не дала ему этого сделать и он тоже невольно застонал. Пара полковых санитаров прошла мимо него – наверное, его слабый и сдержанный стон попросту утонул в общей какофонии стенаний. Адольф закричал как можно громче, призывая их вернуться за ним. Его охрипший голос, наконец, был услышан и к нему подошли.
– Ну, что ты кричишь, как черт безлошадный, вас тут тыщи таких, а нас сколько? Сейчас займемся, крикун ты этакий, – склонился над ним один из санитаров, уже немолодой мужчина с землистого цвета лицом. Гнилой запахом из его рта, перебивал даже едкую гарь, стелящуюся низом от танка. – Сам-то что, подняться не можешь? – он грубо взял Адольфа подмышки.
– Э-э, эко ему пах разворотило! – отозвался второй санитар, помоложе первого, с лицом конченого дауна, который ухватился за ноги Адольфа, отчего земля с него осыпалась, и открыла место ранения. – Подожди, Клаус, надо сначала перебинтовать его, а то может до госпиталя не доехать – крови много потеряет.
Он разрезал ножницами штанины и стал бинтовать Адольфу бедро и пах.
– А что там такое? – скривив от боли лицо и не в силах приподняться, чтобы посмотреть, что с ним случилось, вопросил Адольф.
– Кажись парень, тебе яйца оторвало, – с глупой детской улыбкой ответил даун, будто речь шла всего лишь об оторванных ушах.
– И что, теперь у меня не будет детей? – со слезами жалости к самому себе заголосил Адольф. – Скажи мне, падла, правду!
– Что ты его пугаешь, Ганс? Парню и так плохо, – с упреком сказал пожилой дауну. – А ты, крикун, кончай голосить, как баба. Ничего страшного нет, видно только, что мошонка порвана, одно яичко на месте, второе тоже целое, только болтается на какой-то жилочке. Может, доктор и пришьет его – откуда нам знать?
– Так что ж вы стоите, идиоты!? Давайте же, несите меня скорее!
Когда Адольфа подтащили к повозке, та уже была полная и собиралась трогаться в путь, другая же только начала заполняться ранеными, и было неизвестно, сколько еще нужно будет ждать до отправки. Но Адольф так кричал, так умолял взять его немедленно, что над ним сжалились и взяли с собой, отсадив в неполную телегу солдата с перебитой ногой.
Когда повозка подкатила к одной из просторных палаток полевого госпиталя, перед которой лежала очередь из раненых, ожидавших хирургического вмешательства, Адольф снова поднял невообразимый шум.
– Пропустите же меня первым, черт бы вас всех побрал! – кричал он хриплым и пронзительным голосом. – Это важно, очень важно, я тяжело ранен!
В ответ послышались недовольный ропот, немалого количества жаждущих поскорее попасть под хирургический скальпель:
– Если тяжело, так чо орешь? Тяжелые все, вон, молчат…
– Да что ему объяснять, тут доктор все решает – кто тяжёлый, кому вперед, а кто и подождет.
– Доктора мне, доктора, умираю! – еще отчаяннее завопил Адольф.
В это время из распахнувшегося проема палатки вынесли какого-то прооперированного офицера, и следом за ним вышел мужчина средних лет в испачканном кровью белом халате и с моноклем на усталом, с окаменелой угрюмостью, лице. Он повернулся в сторону Адольфа и резким фальцетом спросил:
– Кто этот крикун?
Адольфа неприятно укололо это слово «крикун», которое стало для него теперь чуть ли не нарицательным, однако он проглотил обиду и поспешил представиться, пытаясь приподнять голову, хотя в его положение это было и нелегко:
– Ефрейтор третьей роты шестнадцатого резервного полка Адольф Гитлер, герр доктор!
– Послушайте, ефрейтор, вы что тут вопиете, будто рожать собрались?
– Ну, вроде того, – густо покраснев, отозвался Адольф. – Посмотрите сами…
На лице хирурга отобразилось недоумение, он переглянулся со стоявшим возле Адольфа санитаром, который лишь с усмешкой пожал плечами, и снова воззрился на Адольфа. Потом дал санитару знак, и тот сдернул с Адольфа прикрывавшую его простынь. Осмотрев рану, доктор дал команду нести Адольфа в операционную.
– Ну-с, правое яичко мы, пожалуй, спасем вам, ефрейтор, а вот левое придется отнять, отнять, – сказал он Адольфу растягивая последнее слово, пока того готовили к операции.
– Герр доктор, но ведь оно не оторвано совсем, неужели нельзя пришить его назад? Прошу вас, герр доктор, спасите яичко!
– Послушайте, ефрейтор, это отнимет уйму нашего драгоценного времени, я и так вас взял без очереди, а, между тем, тут ждут помощи сотня парней с более тяжелыми ранениями. Вот на том столе лежит солдат, которому надо срочно пришить голову – держится лишь на позвоночном столбе. Если мы не возьмемся за него через пять минут, то он отдаст богу душу. Это-то вы хоть понимаете, ефрейтор? А вы тут стенаете по поводу какого-то яичка…
– Но ведь без него я не смогу жениться и у меня не будет детей! – в отчаянии воскликнул Адольф, готовый вот-вот заплакать.
– Ерунда! – безапелляционно заявил хирург, принимая из рук помощника страшный скальпель. – У меня сосед был, хороший парень, только пьяница ужас какой. Так он однажды заснул в своем свинарнике пьяный в муку, и спал чуть не двое суток беспробудно, пока не проснулся от чудовищной боли. Это голодные некормленые свиньи принялись есть его самого. Успели бедра кусок отгрызть, а, самое интересное, – как раз одно яичко. И что вы думаете, ефрейтор? Он вылечился, бросил пить, женился и даже еще и пару детишек заделал. Мальчика и девочку, хорошенькую такую.
– А зачем вам дети? Вы уже и так женаты… – это сказал, вдруг неизвестно как оказавшийся в палатке, санитар в чистом, незапятнанном ни капелькой крови, белом халате, с монголоидным лицом и проницательным, гипнотическим, взглядом черных, узких глаз. В руках, на которые были натянуты зеленые лайковые перчатки, он держал большой никелированный сосуд с навинченной на него медной крышкой, и черный, кожаный кофр.
– Вы меня с кем-то спутали, на ком это я женат? – повернул к нему искаженное страданием лицо Адольф.
– На Германии…
В воцарившейся тишине, все присутствовавшие в палатке, обернулись на странного незнакомца.
– А вы, собственно, кто сами-то будете? – вопросил его доктор, посмотрев на него так, словно удостоверялся, все ли у того в порядке с мозгами.
– Меня зовут Сахиб, – с легким акцентом представился незнакомец. – Сам я из далекого города на Востоке, название которого вам ничего не скажет. В дар от нашей общины я привез в лазарет Красного Креста в Беелице медикаменты и новейший хирургический инструмент. Оттуда меня прямиком направили в ваш полевой госпиталь. Машину с лекарствами уже разгружают ваши люди, а инструмент для вас доктор я принес лично сам, – ответил гость, качнув кофром.
– А, ну спасибо! Поставьте сумку в угол, потом разберемся с ней на досуге, сейчас мне, сами понимаете, не до этого.
Тем временем помощник доктора подготовил Адольфа к операции и сделал ему инъекцию наркоза, который, впрочем, на Адольфа действовал слабо.
– Что он крутит головой, доза маленькая? – спросил хирург помощника.
– Да обычная доза, просто не берет его что-то.
– Нам некогда ждать, еще до черта тут тех, кого резать надо, – нетерпеливо произнес доктор и легонько ткнул скальпелем Адольфа в бедро. – Чувствуете что-нибудь, ефрейтор?
Адольф не почувствовал никакой боли и отрицательно помотал головой. Он силился поднять голову и посмотреть, что там с ним вытворяют.
– Тогда приступим, – деловито проговорил доктор и ловко отчикнул ему одно яичко.
Он бросил его на стоящий рядом стол, где уже лежали окровавленные части человеческих тел, отрезанные ранее – кисти рук, ноги, кишки…
Наркоз, наконец-то, начал воздействовать на Адольфа, сознание его стало туманиться, но он еще успел заметить, как незнакомец взял яичко со стола и бережно положил его в свой блестящий сосуд, после чего покинул палатку…
ГЛАВА 3
НЕПРИЯТНАЯ НОВОСТЬ
Николай, наконец, въехал во двор своего дома и заглушил мотор. Он проехал более пятидесяти километров по августовской жаре, более часа крутил баранку, и устал находиться в одной и той же позе. Выйдя из машины, он расправил плечи и покачал из стороны в сторону головой, как это обычно делают боксеры на ринге, разминая мышцы шеи перед поединком.
Впрочем, в прошлом Николай и был боксером, причем, весьма незаурядным и имел титул чемпиона мира в супертяжелом весе и потому слыл известной личностью в определенных кругах. И хотя его нынешняя работа в институте, где он был заведующим кафедрой и профессором, предполагала малоподвижную работу, Николай старался поддерживать физическую форму ежедневной гимнастикой и утренними пробежками в молоденьком искусственном леске в низине у Оби, в местечке, называемом в Новосибирске – Горская. Так что в свои тридцать семь он выглядел еще довольно спортивно, даже, можно сказать, атлетично, что, при собственном росте под метр девяносто, вызывало зеленую зависть не только своих сверстников мужеского пола, но и тех, кто был его много моложе.
Что касается дам, то их восхищенный взгляд невольно задерживался на нем еще и по причине его довольно приятной внешности – открытое лицо, черные глаза в бархатной опушке длинных ресниц, темно-русые волосы крупной волной. Даже крупный нос на манер «а ля Депардье» не портил общее приятное впечатление от его наружности.
Зайдя в подъезд, Николай забрал из почтового ящика пару газет – «Советский спорт» и «Известия». Поднявшись на лифте домой и порадовавшись царившей в квартире прохладе, он, раздевшись, тем не менее, принял холодный душ и облачился в черный китайский шелковый халат, расшитый золотыми дракончиками. После ванны, пройдя на кухню, Николай был несколько удивлен, не обнаружив там готового ужина. Его жена Ксения никогда не готовила завтрак – Николай привык это делать сам, обычно ограничиваясь парой бутербродов и чашкой кофе, обед она делала лишь в выходные – оба они днем питались в столовых и кафе, но приготовить вкусный ужин – это было для нее святое. Значит, Ксения не просто вышла куда-то, а еще вообще не приходила домой.
Николай открыл холодильник и посмотрел на его содержимое – из того, что можно было бы сразу употребить в пищу. Там было полно всякой еды, но по вечерам Николай привык к горячему и решил пока ничего не есть и дождаться жены. Из дверцы он взял одну лишь нераспечатанную бутылку «Пепси-колы». Отпив несколько глотков колючего напитка, Николай, не выпуская из рук стакан, прошел в гостиную и устроился на диван, где лежали брошенные им тут газеты. Просматривая их, Николай продолжал попивать из бутылки пенную, холодную, дерущую горло, жидкость небольшими глотками, дабы ненароком не застудить горло. В это время зазвонил телефон. Николай встал и, пройдя к аппарату, поднял трубку.
– Здравствуй, Коля, – узнал он голос своей кузины Натальи. – У вас все в порядке? – в ее голосе угадывались нотки тревоги.
– Да все путем. А почему ты спрашиваешь? – насторожился он.
– Да тут такое дело… У нас сегодня милиция была, спрашивала про папин «Вальтер», ну, тот – трофейный, немецкого генерала, который папа тебе завещал. Он все еще у тебя?
– Конечно, где ж ему больше быть? Это ж для меня не просто раритетное оружие, это память о твоем отце – дяде Сереже. А что они так волнуются?
– Не знаю, они мне ничего не объяснили, но я не стала ничего скрывать, чтобы не было осложнений, и сказала им где «Вальтер». Я не подвела тебя?
– Да пустяки, не бери в голову! Спасибо за предупреждение, если вдруг менты заявятся, я буду готов.
– А я вам еще днем звонила, – Николай даже через трубку услышал вздох облегчения на том конце провода, – но никто к телефону не подходил – ни ты, ни Ксюша. Я подумала, сегодня воскресенье, может, отдыхаете где за городом, вот только сейчас вечером еще раз на всякий случай звякнула.
– Да я на дачу к сыну еще вчера утром уехал, несколько минут, как вернулся, а Ксения, наверное, в своей мастерской – готовится. Завтра в картинной галерее у нее выставка, заходи, она приглашает.
– Постараюсь. Как там Вадику на даче отдыхается?
– Да все в порядке – кормят хорошо, по лесу гуляют, купаться еще не разрешают – маленький, трех лет еще нет. Тебе привет передавал.
– Пусть сначала говорить научится! – засмеялась Наталья, в голосе которой уже не чувствовалось напряжения. – Пока! Ксюше мое с кисточкой!
– Ладно, пока.
– Да, Коля, я тебе ничего не говорила!
– Я понял…
Николай вернулся к газетам, но в этот момент в квартиру позвонили. Николай, обрадованный тем, что Ксения, наконец-то, прибыла, быстрым шагом направился в коридор, крича на ходу: «Иду, иду!». Однако, распахнув дверь, он, к своему глубокому разочарованию, увидел на лестничной площадке местного участкового – азербайджанца Али и с ним еще какого-то мужчину в штатском, с потертым, из кожзама, портфелем в руках.
– Здравствуйте, товарищ Север! Вот, тут следователь из уголовного розыска поговорить с вами хочет, – не заходя в помещение, сказал Али и развел руки, словно давая понять, что он тут ни при чем. – Ну, я, пожалуй, пойду. Я вам больше не нужен, товарищ капитан?
– Ступай, свободен, – ответил следователь. – Можно?
– Да, конечно, – ответил Николай и закрыл за следователем дверь. – Я даже знаю, зачем вы пришли.
Следователь, молодой мужчина, одетый в клетчатую ковбойку и серые, мятые, с пузырями на коленях, брюки и обутый в растоптанные сандалии, боднул Николая заинтересованным взглядом:
– И насчет чего же?
– По поводу «Вальтера». Разве не так?
Вошедший хмыкнул, покачал рыжей курчавой головой, на тонкой белой шее, делавшей ее похожей на подсолнух в ветреную погоду, и посетовал:
– Не утерпела, значит, сестричка ваша.
– А что тут такого, мы же не преступники.
– Как знать, как знать… – следователь посмотрел на чистый паркетный пол, потом на свои ноги. – Где мы можем поговорить?
– Пройдемте на кухню, там кофейку или еще чего попьем, – недвусмысленно произнес Николай. – Да вы не разувайтесь.
Они прошли на кухню, где сыщик, сел за столик и положил портфель на колени.
– Я следователь угро, капитан Мальцев Анатолий Иванович, – представился милиционер, расстегивая свой портфель.
– Ну, а я – Николай Север, профессор, – ответил Николай, ничуть не обидевшись на то, что сыщик не подал ему руки – что поделаешь, человек на службе. – Участковый, наверное, уже выложил про меня все?
– Не так уж и много, но кое-что остальное мне было уже известно.
– А что конкретно?
– Ну, как же, ведь вы знаменитый боксер, кумир многих пацанов. И, кроме того, лет двадцать назад побили моего брата, еще по юношам – Мальцева Андрея. Не помните?
Николай не помнил никакого Андрея Мальцева, но из вежливости сказал:
– Что-то такое вертится в голове, но точно вспомнить не получается.
– Да вы не напрягайтесь, Николай, – раскусил его притворство сыщик. – Где уж вам его помнить? Вы на такие высоты взвились, а брат только-то до первого разряда и дошел. Кстати, я присутствовал на том вашем с ним бою, повидал вас, так сказать, в деле. Не скрою, был впечатлен! Лучше было бы Андрею не встречаться тогда с вами – вы ему челюсть сломали…
Чтобы скрыть свою неловкость, Николай поспешно спросил:
– Чай, кофе, или газировочки холодненькой? А, может, вы что покрепче предпочитаете? Есть «Столичная» и «Джамайка рум» – не забывает нас, грешных, Куба за русское сало.
Николай открыл холодильник, в дверце которого можно было увидеть различные напитки.
– Хорошо живете, – оглядывая кухню, отделанную югославским кафелем и уставленную импортной бытовой техникой «Beko», ответил Мальцев. – Чего вам не хватает?
– В смысле? – не понял Николай.
Вместо ответа следователь попросил простой холодной воды из-под крана. Отпив пару глотков, он сказал:
– Предъявите, пожалуйста, мне ваш хваленый золотой «Вальтер».
– А что, собственно, случилось?
– Можно, если вопросы здесь пока буду задавать я? – вежливо произнес капитан.
Николай несколько раздраженно поднял брови:
– Это допрос?
Следователь сделал лицо, целиком источающее доброту:
– Ну что вы, зачем же так прямо в штыки! Допрашиваем мы у себя в кабинетах, а в гостях – только беседуем, вопросики задаем нас интересующие, так сказать, для обретения истины.
Николай пожал плечами и вышел коридор, прихватив табурет. Взобравшись на него, он открыл антресоль и, разобрав коробки с обувью и узлы с разным вещами, которые в данный момент не нужны, а, случается, остаются вообще никогда не востребованными, но которые жалко выбросить, докопался до цинка под патроны для немецкого автомата «Schmeisser». Его с войны привез с собой из Германии дядя Сережа. Потом открыл цинк и застыл в полном недоумении – он был пуст. С этой открытой цинковой коробкой он и вернулся на кухню и поставил ее перед следователем.
– Ничего не понимаю, пистолет был тут, – сказал он растерянно.
Сыщик погладил красный бархат, которым была выложена изнутри коробка и на котором отпечатался контур пистолета, и спросил:
– Давно вы видели «Вальтер» в последний раз?
– Трудно сказать… Сейчас соображу… – Николай взял себя за подбородок и невидяще уставился перед собой. – Скорее всего, месяца три назад, в мае или июне… Да, точно в мае, мы тогда выбросили старый свой шифоньер – родительский еще, камин, вместо него купили – а вещи из шифоньера рассовали по разным углам. Пистолет я запрятал на антресоль.
– Как вы думаете, куда он мог исчезнуть?
– Сам теряюсь в догадках…
– Кто еще знал о нем?
– Знала сестра, у которой вы были, жена знала.
– И всё?
– Всё. Кроме нее я никому ничего больше не говорил.
– И ваша жена знала, где он лежал?
– Разумеется. Это она предложила запрятать его туда.
– Так-так-так… – забарабанил по столу пальцами собеседник. – А где сейчас она? Через час-другой начнет темнеть, почему ее до сих пор нет дома? – вкрадчивым голосом спросил следователь.
Николай встал и включил кофеварку. Он посмотрел в окно – солнце уже пряталось за крыши домов, и отсутствие Ксении в данных обстоятельствах начало его беспокоить. Обычно, если она где и задерживалась, то предупреждала его заранее или звонила домой.
– Так не будете кофе? – спросил он следователя и, получив отрицательный ответ, заварил только одну чашку. – Она у меня художник, должна быть в мастерской сейчас, к выставке картины готовит.
– Вы уверены?
– У меня жена глубоко порядочная женщина, если вы это имеете в виду, – теперь уже с нескрываемым раздражением ответил Николай и, сев за стол, маленькими глотками стал отпивать горячий кофе.
– Ну-ну…
Следователь запустил руку в портфель и выложил оттуда на стол пистолет, словно шулер козырного туза.
– Это ваш?
Николай поперхнулся. Перед ним, в прозрачном полиэтиленовом пакете, лежал его позолоченный и богато украшенный пистолет «Walther P-38», который невозможно было спутать ни с каким иным.
Этот пистолет был произведен по индивидуальному заказу на немецком предприятии «Mauser» под серийным номером 4621. Накладные щечки на рукояти пистолета сделаны из слоновой кости, с резьбой, имитирующей дубовые листья, а поверх, с обеих ее сторон, имелись вставки из чистого золота в виде имперского орла со свастикой в когтях. На левой стороне, после маркировки «Р-38» и года выпуска «44», читался известный лозунг СС – «Mein Ehre heisst Treue» («Моя честь – верность»). На другой стороне выгравировано имя – «Hermann Fegelein».
Пистолет этот был трофейным, и принадлежал ранее дяде Николая Севера – майору Вершинину. А по словам дяди, прежним и первым владельцем «Вальтера» был обергруппенфюрер СС Герман Фогеляйн, о чем свидетельствовала и гравировка. Оружие это являлось наградным, и было вручено генералу самим рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером еще в те времена, когда Фогеляйн служил офицером связи между ставками Гитлера Гиммлера. Позже, перед смертью, майор Вершинин завещал пистолет Николаю. Так «Вальтер» обрел своего нового хозяина.
Николай потянулся было к оружию, но следователь предупредил:
– Не надо его трогать. Так ваш это пистолет или нет?
– Мой, конечно, мой! Откуда он у вас?
– Экспертиза показала, что из пистолета совсем недавно стреляли, и вчера вечером этим оружием было совершено убийство.
– Не может быть! Там боек подпилен, пистолет теперь просто коллекционный, иначе бы я его зарегистрировал. Неужели вы думаете, что я, при моем статусе, нарушил бы закон?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги