Виктор Ааб
СНЫ О СНЕЖНЫХ ГОРАХ
ВИТЬКА
Глава 1. Беззаботная жизнь
Витька жил счастливой, беззаботной жизнью. Ну, не то чтобы совсем беззаботной, в большой семье так не бывает. А семья у него была – о-го-го! Мать с отцом, старшая сестра, сам – он, неполных двенадцати лет. И за ним, вслед – мал, мала, меньше – ещё четыре брата. Как тут без забот обойтись! Отец днями пропадал на работе в чертовом колхозе, так мать его обзывала, зарабатывая трудодни. Сама же мама работала дома. Село, в котором они жили, хоть и было довольно большим, но для женщины, чтобы найти работу, так, чтобы от дома поблизости находиться – было почти нереально. По пальцам пересчитать, было таких рабочих мест на селе. Все больше требовались полевые рабочие, свеклу, кукурузу тяпкой полоть, на току с зерном управляться. Тяжела женская доля. Утром, как уйдешь в поле и тяпай там траву с длиннющей грядки до конца дня светового. А дома-то у матери шесть ртов, шесть непосед за которыми пригляд и пригляд нужен.
Отец по дому маме практически не помогал. Работал механизатором, отдавался работе полностью, изматывался основательно. Колхоз располагался в соседнем селе, и было до него километров пять расстояния. Бывало, приезжал отец домой на тракторе и оставлял его дома, ночевать во дворе, а чаще всего, и на работу и с работы ходил пешком, что добавляло усталости.
Село, в котором жил Витька, принадлежало военному совхозу «Бурненский» – крепкому, основательному хозяйству, и подавляющее число его жителей работали в этом совхозе и назывались рабочими. А отец Витьки как бы в селе был чужим, был колхозником, и ощущалось в этом звании что-то унизительное. Витька чувствовал это.
На глазах улучшалась жизнь на селе у совхозных рабочих. И зарплату живыми деньгами люди получали, и подворье домашнее помогал сельчанам совхоз содержать, выписывая в потребном количестве сено, и фураж для скота. Богатый был совхоз. Руководил им талантливый управленец со смешной фамилией – Чигринец. Фамилия конечно смешная, но был директор совхоза, между прочим, Героем социалистического труда.
Надежно и полновесно обеспечивал военный совхоз «Бурненский» Туркестанский военный округ сельскохозяйственной продукцией. В основном, – картофелем. Обильные урожаи выращивал на своих полях. И в жаркую страдную пору благодарная армия выделяла в помощь совхозу армейские подразделения, которые помогали урожай собирать.
Разворачивались солдаты лагерем на живописной поляне недалеко от совхозного механического двора. Развертывали палаточный лагерь у большого проточного арыка, в котором не иссякала вода. И пропадала, вертелась возле таинственных палаток детвора, надеялась, что кто-то из солдат пожелает познакомиться, станет другом, и в знак дружбы одарит сорванца звездочкой или эмблемой, погонами с лычками, а если очень повезет, то и настоящей солдатской панамой – с металлическими дырочками на макушке. Это – чтобы голове не было жарко. И за эти атрибуты солдатской жизни пацан – счастливец, готов был часами помогать военному другу в его дневальной работе на кухне – специальным скребком очищать от кожуры картофель, которым необходимо было наполнить огромный металлический чан.
Много картофеля требовалось, чтобы приготовить обед или ужин для всей солдатской братии. И так получалось, что дружбу с пацанами пытались завести именно те солдаты, которые часами эту картошку в кастрюли у арыка и чистили. А еще, бывало, они угощали друзей своих солдатской кашей, кушать которую надо было прямо из солдатского котелка. И не было вкуснее для Витьки пищи…
Отец тоже работал в совхозе, но это было в прошлом. Мать и тетка говорили, что был он там очень ценным специалистом по тракторам, но почему-то повздорил с директором, да так, что хлопнул дверью и уволился.
– Гордый какой! – ворчала мама, – и кому что доказал? Вот и мучайся теперь в этом бесштанном колхозе вместе с детьми! Обиделся он, видите ли… Скажи вот, – чем детей кормить, одевать?…
Отец не огрызался, иногда бросал с досадой – ладно, хватит бурчать, и добавлял с уверенностью – наладится жизнь в колхозе, обязательно наладится, надо просто немного потерпеть.
– Терпель-ль-щик! – тянула мать. И сквозила в её голосе досада. – Детям скоро в школу не в чем будет ходить. Стыдно перед соседями. Все у нас не так как у людей…
Отец уходил в себя, на упреки не реагировал, и мать боль выплеснув, утихала. Очень редкими были перебранки такие, а когда, и быть-то им – рано, чуть свет на дворе, уходил отец в свой колхоз, и лишь затемно возвращался. И без суббот работал, без воскресений…
Колхоз действительно на фоне успешного военного совхоза был бедненький. Но самым неприятным было то, что не выдавал он зарплату колхозникам деньгами, весь труд оценивал в трудоднях, и рассчитывался за эти трудодни натурой – зерном, сахаром, яблоками и арбузами. Это было по завершении уборки урожая, и тогда наполнялся коридор Витькиного дома десятками мешков с пшеницей, и еще – крупным зернистым сахаром. Колхоз в качестве основной культуры выращивал сахарную свеклу, которая перерабатывалась в районном центре, на сахарном заводе, в белоснежный вкусный песок. И тоже, добрый десяток мешков со сладким богатством, тесно уложенным в отдельную горку, подолгу занимал скудное коридорное пространство.
Количество мешков постепенно таяло, нужды экономить не было – и муки и сахара заработанного отцом с лихвой хватало на весь год. Зерно перемалывалось в муку на местной мельнице, и мать из неё – раз в неделю выпекала в печке, отдельно во дворе устроенной, караваи хлеба. И был этот хлеб, особенно сразу после выпечки – теплый и душистый и особенно желанный. А если отрезанный ломоть его, макнуть в воду – а потом, мокрой поверхностью – окунуть в мешок с сахаром, и еще, чтобы слаще было, щедро насыпать на влажную массу белоснежный толстый слой, разгладить, что схватилось, зацепилось и не просыплется с краев, и откусив зубами вкусноту, на ходу её прожевывая – выбежать бегом на улицу, к друзьям-товарищам – блаженство-то какое! И уже кричит навстречу наиболее ушлый из них – сорок-восемь, – половину просим! И тянет ладонь – ломай, не жалей! И куда денешься – ведь не успел же крикнуть первым – сорок семь – сам съем! Рот ведь набит вкусным! – мгновенно не пережуешь и не проглотишь. Тому кусочек, тому… – и вот уже пусты руки. И не жалко совсем – доброе дело совершил – и сам перекусил, что успел, и друзьям удовольствие доставил!
А еще дома – кормилица корова с ласковым и красивым именем Зорька, – каждый день дает молока – целое ведро, и пей его, хоть залейся, все равно не кончается. И на масло и на сметану, и на творог – с лихвой хватает. И все это впрок детям – растите здоровыми и сильными, учитесь хорошо, и родителям по дому помогать не забывайте!
Витька и не забывает – в школе – передовик, одни четверки и пятерки по всем предметам в табеле. Мог бы быть и круглым отличником – но как-то неудобно перед товарищами будет. Скажут еще – вот задавала! Так Витьке кажется – и он не усердствует особо, – такой же, как все – и этим все сказано.
Летом и до поздней осени на Витьку наваливается масса обязанностей. Мешок травы-клевера накосить, и на плечах с далекого поля принести, чтобы Зорька, пока мать её доит, не скучала и жевала что-нибудь. Двор, улицу подмести. Огород полить, и помочь матери картошку прополоть. Да мало ли еще чего по хлопотному хозяйству сельскому, сделать надо. И все равно – времени, чтобы с друзьями на улице поиграть-побегать – достаточно у Витьки. Вполне беззаботная жизнь! Витька радуется жизни и все что он делает, совсем трудным не кажется. Потому что чувствует и твердо знает – родителям приятно, что он, старший из пацанов в семье, для них – первый помощник. Сестра – тоже! Но она – девчонка, и заботы у неё девчачьи. Хотя тоже – и за травой ходит, и в огороде работает, но все больше – по дому матери помогает, за младшим Васькой ухаживает. Витьке кажется, что все-таки его обязанности и труднее и главнее. Так кажется и все…
Зимой – тоже особо не поскучаешь. Навоз из-под коровы в стойле убрать, свинарник почистить. Уголь, кизяк принести, чтобы печка не прогорала, снег со двора вынести… Конечно, поменьше забот чем летом, но так зимой, ведь и день короткий. И все равно – хватает его, чтобы и уроки сделать, и на улице вволю нагуляться. А еще на санках покататься, и на льду, – без коньков, – а просто в сапогах кирзовых – таких скользючих, что и устоять на них спокойно трудно, – в хоккей поиграть. Счастлив и беззаботен Витька. Набравшись впечатлений за день, довольный и усталый – валится ночью в кровать, на набитый свежей соломой, полем пахнувший матрац, в которой рядом спит еще сестренка и в ногах валетом, – младший брат – Андрюшка. Засыпает мгновенно и летает, летает во сне. Падает в бездну, замирает, нет, не от страха, а от непонятного какого-то томления и все не может приземлиться никак. Мать говорит, что это растет он так…
И лишь одно обстоятельство иногда огорчает Витьку. Он вдруг замечает, что все чаще его одноклассники приходят в школу в обновках. Видит, что у уличных друзей, как-то вдруг, исчезли заплатки со штанов, и лишь один он все носит одни свои единственные штаны. Все носит и носит. И если раньше аккуратные заплатки были только сзади – то вот совсем недавно появилась прореха впереди, на коленке и как мама ни пыталась незаметным швом её заштопать – так и не получилось у неё ничего из этой затеи. И потому, хоть совсем маленькая, но появилась на Витькиных штанах ещё одна, третья по счету заплатка. Кажется Витьке, что все в классе только и смотрят на его штаны – и ему почему-то стыдно от этого. Он прошмыгивает к парте и затихает на ней, сидит безвылазно даже на переменах. Потом, – ну разве можно долго удержаться от участия в мальчишечьей колготне, – вдруг, увлекается, забывает обо всем, и лихо вклинивается в их забавы. А дома пытается канючить – все вот в целых штанах ходят, и только он один – с заплатками. Не пойду в школу!
Мать обнадеживает, ну потерпи еще немного сынок. Вот скоро зарежем поросенка, продадим мясо соседям, и тогда непременно, куплю я тебе штаны. Куплю обязательно, потерпи сынок! И Витька терпит, он усвоил уже – отцы его товарищей деньги за работу в совхозе получают, а отец его – трудодни! И ничего с этим не поделаешь. А школу пропускать он не будет, об этом он просто так, для словца красного бросил. Ведь в школе – так интересно! Куда без школы…
Глава 2. Тетя Дуся
Совсем плохо было бы с одеждой, но у мамы есть родная сестра – тетя Дуся. Она старше мамы и живет в Москве и мама говорит, что есть у неё два сына и дочь и все они постарше Витьки. Мама с тетей Дусей часто пишут друг другу письма. А еще – тетя Дуся иногда присылает из Москвы большую посылку, и в ней вещи, из которых его двоюродные братья выросли. Немного поношенные, но это совсем незаметно. Попадаются в посылке и совершенно новые рубашки. И даже куртки иногда присылает тетя Дуся. Особенно радуется посылке сестра Лиля. У тети Дуси дочь – тоже Лиля, и все её вещи, как правило, идеально подходят на сестру. А мальчишечью одежду мама делит – ведь и Саше надо и Володе. Они хоть и младше Витьки на два года – но ростом не очень отстают. А еще они – двойняшки, и хоть совсем не похожи, и характерами совсем разные, но держатся друг за друга – и водой их не разольешь. Витька иногда как старший брат пытается дать кому-нибудь из них тумака в воспитательных целях, так не всегда и получается – стоят двойняшки, выступают единой силой – попробуй, подступись! Вредными бывают иногда младшие братья – дразнятся, задирают, но Витька все равно их очень любит.
А зимой прошедшей тетя Дуся приезжала в гости. Витьку поразило – как она на маму похожа. Вылитая копия – только уставшая какая-то. Мама говорит, что у неё очень ответственная работа – и детей своих Генку, Леву и Лилю воспитывает она одна. А отец Витькиных братьев двоюродных и сестры – пропал без вести. Ушел и не вернулся. Вот ведь как бывает! И Витьке немного жалко своих далеких братьев, и сестру – которых он увидел на фотографиях привезенных тетей Дусей. Симпатичные пацаны. Лева – так еще и гитару в руках держит, неужели играть на ней может?… А Генка – вообще – в училище Суворовском учится – офицером будет! Витьке завидно. Он тоже очень хочет пойти в армию, и непременно стать военным летчиком. Над его селом постоянно летают реактивные истребители, и бывает, совсем низко над землей. Аэродром военный расположился где-то за Джамбулом в песках Муюнкумовских. Красивые, серебристые, острокрылые – проносятся самолеты так низко, что звезды видать на крыльях, и даже – пушки и пулеметы. Вот бы Витьке на таких полетать! Витька, да и все пацаны, задрав головы, провожают их полет зачарованными глазами. Завораживают Витьку самолеты, и замирает сладко душа и захватывает дух…
Тетя Дуся не сидела в гостях, помогала маме, чем могла, – обеды и ужин готовила. Даже плов варила – совсем не такой по виду, какой Витька на базаре в райцентре ел, и который узбекским назывался, но тоже – вкуснючий – пальчики оближешь! Хорошим поваром оказалась тетя Дуся! А еще она просила маму, отпустить Витьку летом в Москву, в гости – заодно и с братьями познакомиться. Мама неопределенно пожимала плечами – далеко-то как! Маленький он еще… А Витька размечтался. В Москву поехать – кто из друзей его бывал там… Вот обзавидуются…
Уехала тетя Дуся в свою Москву. И зима, всегда такая короткая в местах, где Витька живет, и весна, – очень быстро пролетели, и пятый класс школы Витька как обычно закончил, – хорошистом, без единой тройки в табеле. Вольница безмятежная наступила, и спать по утрам можно сколько захочешь. Живи – радуйся, в речке купайся, с обрыва пятиметрового в быструю её стремнину ныряй отважно вниз головой – сколько душа желает! Эх, хорошо-то как! А мама вдруг напомнила – ну что сынок, в Москву ехать ты еще не раздумал? Витька опешил и растерялся – как?! – Неужели такое и вправду может быть… Оказалось, может. И отец подтвердил – езжай Витя, посмотри на Столицу!
Случай подвернулся. Учительница Витьки по одному из любимых его предметов – истории, Лидия Тимофеевна, собралась в отпуск в гости к родственникам и дорога к ним непременно через Москву ведет. И согласилась она Витьку с собой взять, проследить за ним, вместе до Москвы доехать, а там, на вокзале Витьку тетя Дуся встретит. А о том, что Витька в гости едет, на каком поезде и в каком вагоне – мама её телеграммой известит!
Боязно Витьке. Он ведь дальше райцентра Бурное и не ездил никогда. И весь мир для Витьки, огромный, как ему, кажется, полностью вокруг и расположился.
На Западе, в восьми километрах, Бурное, и несколько раз ездил Витька туда с отцом на автобусе – потому, что огромный базар там. И торгуют на том базаре всем, чего душа пожелает. Были бы деньги в кармане. И корову можно купить, и барана, и просто – семечек стакан.
На Севере – горы Каратау, или – старые горы, как их все называют. Там Витька тоже бывал. Грибы собирал весной – белые, тюльпаны рвал… По виду и не горы это совсем, а просто – холмы. Но доберешься до макушки этих холмов, и ахнешь от неожиданности. Дальше на Северо-восток, как перевернутая пилотка солдатская, распоротая с одной стороны, вдруг неожиданно возникают самые настоящие горы. Отсюда, с холмов, зарождаются ущелья, уходят вниз, все углубляясь и углубляясь в землю. И теряются вдали, разделяясь на части и образуя разбегающиеся в стороны все новые и новые расщелины, и расплываются в бесконечности. Если спуститься по ущелью совсем немного – замечаешь вдруг, что начинает исчезать небо, а слева и справа упирается взгляд в неведомо откуда возникшие каменные скалы, вверх отвесно уходящие. И если дальше бездумно просто идти от холмов, как с горки катиться вниз – не мудрено и заблудиться в этих старых горах. Витька спускался в эти ущелья. Еще бы! – ведь на дне их бегут прозрачные ручьи из многочисленных родников образовавшиеся, а по берегам этих ручьев чего только не растет. И яблони дикие, и ежевика фиолетовая с соком внутри как кровь красная, и боярка сладкая и очень вкусная. А еще – в горах много змей. И все равно, тянут горы к себе и детей и взрослых, приманивают богатствами, красотой и удивительно пахучим воздухом.
А на Юге, за горной речкой с кратким хлестким названием – Терс, тоже уходит вверх постепенно земля и потом, резко упирается в такие огромные горы, за которыми и неба не видно, и на вершинах которых лежат и никогда не тают вечные снега. Часто прячутся вершины этих гор за облаками густыми, которые плавно плывут гораздо ниже их макушек. Витька знает – правильное название этих гор – Тянь-Шань, но все на селе их называют просто – снежными горами. Только в этих горах Витька еще не бывал, как и не бывал дальше перевала Куюк, возвышающегося на Востоке села. А там, за ним – в шестидесяти километрах, говорят, расположился город Джамбул. Витьке бы не мешало побывать сначала – в Джамбуле, да в горах снежных – а тут сразу – Москва! Ну и дела…
И все-таки Витька решается. А что? Он теперь франт, можно сказать, настоящий. Мама, как и обещала, купила, наконец, Витьке новые штаны, и он теперь, ну прямо – монах в синих штанах! Не хуже других смотрится! Не стыдно в таком виде и в Москве показаться. Вот только – и на поезде он никогда не ездил. Правда, на станции, в Бурном – ползал под вагонами через рельсы. Там за ними, на другой стороне от базара, магазины разные расположены. К ним – от автобусной остановки все под вагонами пробираются. Ползут на четвереньках, озираются по сторонам и пугают друг друга: – быстрее, быстрее, а то тронется сейчас поезд… А Витьке, так и не страшно совсем – он ловкий и шустрый, – успеет увернуться…
Отец на работе с утра, мама тоже от дел домашних оторваться не может. Торбу со всем необходимым Витьке в дорогу приготовила и поручила сестре Лильке проводить его к автобусной остановке, а там передать ожидавшей, и тоже собравшейся в дальний путь, учительнице. Учительница, оказывается с собой в путешествие ещё и внучку взяла – маленькую, совсем девчонку. Витька презрительно скривился, так, – чтобы незаметно было – тоже ещё – попутчица! Автобуса все не было и не было, а он уже почувствовал себя настоящим путешественником. И – полетели мгновения!
Глава 3. Путь в Москву
Автобус, наполненный людьми под завязку, в Бурное бежал прытко, а Лидия Тимофеевна всё равно беспокоилась – боялась на поезд опоздать. Но обошлось. Ещё и ожидать пришлось поезда. А потом, побежали они вместе с толпой вдоль почти всей его длины, почти в самый конец, Лидия Тимофеевна протянула билеты строго оглядевшей их всех проводнице, и не заметил Витька, как внутри вагона очутился. И все там было так красиво, аккуратно и чисто, что Витька даже зажмурился от удовольствия. Ну, – прямо не вагон, а сказочная карета! Вот только лошадей запряженных не хватает. А билеты у них плацкартные оказались, – это когда у каждого пассажира есть отдельное место, где можно спать или лежать, хоть весь день, и так – до самой Москвы.
И пока озирался Витька вокруг, присев за столик у окна, – поезд тронулся. Он ничего и не почувствовал даже, лишь случайно бросив взгляд в окошко, увидел как все быстрее и быстрее стали смещаться и убегать назад, за поезд, деревья, дома и люди. И – все чаще и чаще – тук-тук-тук, – застучали колеса, а появившиеся поля за окном стремительно увеличивались в размерах и становились все больше и больше. Витьке показалось, что они закружились в каком-то бесконечном танце, – вблизи исчезали из виду, а там впереди по ходу поезда как бы возникали из неоткуда, и набегали на него, стремясь под поезд попасть. Ну, прямо круговерть настоящая.
И вдруг почувствовал Витька, как закружилась голова, стало очень жарко, и тошнота подступила к горлу. Поспешно отвернувшись от окна, вытер ладошкой взмокший от испарины лоб – и уперся взглядом в стенку, напротив. Впился в одну точку и ничего уже не хотел замечать, лишь чувствовал, как подрагивает вагон, и монотонно стучит в голове – тук-тук-тук… – тук-тук…
Между тем, Лидия Тимофеевна расстелила на матрацах свежие простыни, заправила в наволочки совсем крохотные, по сравнению с теми, на которых спал дома Витька, подушки и бросив взгляд на Витьку заметила его побледневшее лицо. Озабочено вскинулась и бросила участливо – потерпи Витя, это с непривычки, – укачивает. И скомандовала – ну-ка, давай, полезай наверх на полку и полежи немного. Сейчас все пройдет.
Витька вскарабкался наверх, улегся поверх одеяла, не раздеваясь, и затих как мышка. А вскоре, почувствовал – действительно, – полегчало, успокоился, и потянуло в сон… А потом, удобно улегшись на живот, оперевшись на локти и уткнув голову в ладони не уставал Витька больше смотреть в окошко, и не иссякало никак его любопытство.
Долгой оказалась дорога. Два дня, две ночи, а потом ещё и половину третьего дня добирался поезд до Москвы. И удивлялся Витька той огромности страны, в которой посчастливилось ему жить, и называли которую учителя в школе, самой лучшей страной в мире. Сначала он увидел те самые горы, снежные горы, по подножию которых, замедлив ход, тяжело карабкался поезд, испуская от напряжения облака густого черного дыма. Потом, появились выжженные степи и даже – пески. Сладко проспав всю ночь под убаюкивающий стук колес, на второй день Витька проснулся от сильного грохота и увидел за окном море воды, раскинувшееся на всё видимое пространство, и оказалось – поезд грохотал по мосту железнодорожному. Сильно раскачивался. Витька забоялся даже, что он на полном ходу может свалиться с моста в это разлившееся внизу необъятное водное пространство и утонуть. Обошлось! Потом, Лидия Тимофеевна пояснила, что не море это совсем было, а великая русская река Волга. Витька вспомнил – об этой реке рассказывала географичка. На остановках в больших городах, через которые проезжал поезд, Витька из поезда не выходил – Лидия Тимофеевна не разрешала. Садился снизу за столик у большого окна и наблюдал за суетой на перроне, удивлялся большому числу собравшихся на перроне людей – и откуда они берутся, только! Во всей Бурно-Октябрьке огромной их и то – меньше! А еще в поезде ему нравилось завтракать, обедать и ужинать. В торбе, которую приготовила ему мама, оказались и яйца, сваренные вкрутую, и сало и хлеб, огурцы с помидорами и даже бутылка с молоком, плотно запечатанная пробкой из газеты. А ещё – соль в спичечном коробочке. Лидия Тимофеевна всё это взяла под свой контроль, сложила вместе со своими продуктами, среди которых оказалось даже печенье. И всю эту еду кушали они вместе. Витька сначала очень стеснялся. Все казалось ему, что кушает он некрасиво, хотя точно знал, что не чавкает он никогда. И все равно – как-то неудобно было жевать при учительнице. Но Лидия Тимофеевна в поезде совсем не похожей была на ту – строгую, из школы, при которой только пискни попробуй во время урока. Доброй и заботливой оказалась Лидия Тимофеевна и Витька постепенно освоился. Вот только очень боялся, что разобьет нечаянно стакан из поезда. В этих стаканах проводница приносила им чай. Они были большие, тонкие и прозрачные, и чтобы не обжечься, от горячего чая – подавались в блестящих металлических подстаканниках. Такие стаканы Витька держал в руках впервые. Дома у него конечно стаканы были, но только граненные, толстые и грубые. Упадет на пол домашний стакан и даже не разобьется. А этот, кажется, в руках сломаться может. Чудеса, да и только.
На третий день Лидия Тимофеевна сказала, что скоро появится Москва, что пора собираться Витьке выходить. И начала беспокоиться и переживать, а не опоздает ли его тетя Дуся к поезду. И если вдруг это случится, – на кого она Витьку тогда оставит. А Витька и не думал переживать. Он не мог оторвать глаз от окна, за которым вот-вот должна была появиться Москва. Но долго-долго, по-прежнему, всё тянулись и тянулись перелески и деревни с деревянными домами. Чудно было Витьке – в его Бурно-Октябрьке деревянных домов никто сроду не строил, а всё – из самана, с крышами камышовыми. А еще чуднее, что все было зеленым вокруг, как бывает там, дома, только короткой быстротечной весной. Потом, выгорает вся трава на полях и в предгорьях от жаркого палящего солнца, и пшеницу, которая желтеет вся к началу лета, тоже – скашивают. А тут – растет, зеленеет она вовсю и кажется даже, что вряд ли к осени созреет. Зато красиво как! – и радует сплошная зелень Витькины глаза. А еще – эти деревья, – высокие, мохнатые ёлки, много ёлок, и сосны раскидистые с толстыми коричневыми стволами, и шишками на ветках. Ёлку видит Витька один только раз – на Новый год в школе, и то, говорят, что она не настоящая. Не растут такие деревья в его селе и все тут. Все больше тополя пирамидальные, ростом чуть до неба не достающие, а ещё вербы и джида. И оттого, что ели напоминают Витьке Новый год, не покидает его праздничное настроение. И все высматривает он когда появятся московские, большие многоэтажные дома, которые видел он на картинках, и может быть – даже сам Кремль. Но вот, засуетились все в вагоне, начали вещи собирать, чемоданы вытаскивать из-под полок. Лидия Тимофеевна тоже засуетилась, и отвлекла Витьку от окна. И не успел он оглянуться за всеобщей суматохой вокруг, как поезд замедлил ход, заскрипел тормозами и остановился. Лидия Тимофеевна проверила, не забыл ли Витька чего из одежды, сунула ему в руку полупустую торбу и подтолкнула к выходу. И только собирался еще Витька по ступенькам из тамбура спуститься на землю, а уже увидел тетю Дусю. Она стояла в сторонке, пристально вглядывалась в выходящих из вагона пассажиров и заметив, и узнав Витьку, улыбнулась ему и призывно махнула рукой, а потом, когда Витька спустился, обхватила его за плечи и прижала к себе. Витька смущенный не знал как себя вести – вот ещё нежности, но было ему приятно. Потом тетя Дуся побеседовала немного с учительницей и попрощавшись потянула Витьку за собой. Оказалось, что до её дома надо ещё ехать на автобусе. Витька знал, конечно, что тетя Дуся живет не в самой Москве, а в городе Волоколамске, но он представлял, что это совсем рядом, а на деле всё оказалось не так. Целых сто двадцать километров надо было проехать ещё до Волоколамска на автобусе. И тетя Дуся, поэтому спешила. Была уже вторая половина дня, и на автобус нельзя было опоздать.