Не целуй невесту
Мое дыхание замирает, когда Джуд на несколько секунд прикусывает внутреннюю сторону щеки, а затем на его лице расцветает широкая улыбка.
– К черту все, – наконец говорит он, выпрямляясь. – Почему нет? Это предложение, от которого я не могу отказаться.
С улыбкой я перелезаю через консоль на пассажирское сиденье и приглашаю его за руль.
Джуд радуется как ребенок. Возбужденно улыбаясь, он отодвигает сиденье назад и поправляет зеркало заднего вида.
– Послушай это мурчание, – задумчиво говорит он, прежде чем завести машину и выехать на главную дорогу.
Слово «мурчание», слетевшее с его губ, звучит чувственно, почти таинственно, как будто я не должна была его слышать.
– Это не оригинальное радио для этой модели, Искорка, – поддразнивает Джуд, прикасаясь к регулятору громкости. – Я немного разочарован.
– Поверь мне, я тоже, – смеюсь я. – Но я просто не могла водить машину без своей любимой музыки. Ринг-Поп установил мне это радио. Он заключил со мной сделку, так как работает в магазине автомобильных стереосистем. Не волнуйся, я сохранила оригинал.
– Ринг-Поп?
– Раньше он жил по соседству со мной. Мы всегда были друзьями. Когда нам было лет по семь, он сделал мне предложение, подарив леденец «ринг-поп» в виде кольца.
Джуд смеется.
– Очень мило.
– Дальше все пошло хуже. Я стала облизывать леденец, и кусочек оторвался и застрял у меня в горле. Я давилась им до тех пор, пока не перестала дышать. Я действительно думала, что умру. Мой друг пнул меня в живот, и кусок леденца выскочил из горла.
– Черт возьми! Так вот откуда у тебя отвращение к сладкому?
На самом деле, причина не в этом. Но я все равно киваю в знак согласия.
– С тех пор я называю его Ринг-Попом. В прошлом году он переехал в другой город, но мы все еще видимся время от времени.
– У меня тоже есть хорошая история об удушье, – говорит Джуд, выезжая на шоссе.
– Ну-ка, выкладывай.
– Во время учебы в старшей школе я поцеловался с одной цыпочкой, с которой встречался, а у меня во рту была жвачка, и моя девушка подумала, что ведет себя сексуально, и высосала ее у меня изо рта. Жвачка попала прямо ей в горло, и она начала давиться. Абсолютный облом.
– Фу! Это отвратительно, – отвечаю я. Можно было бы прекрасно обойтись и без этой истории. – Похоже, ты ей очень нравился, раз она захотела пожевать твою жвачку.
Я не могу представить, чтобы парень понравился мне настолько, чтобы я захотела перетащить что-то из его рта в мой собственный.
– Эх, она имела свойство быстро переключаться.
Джуд изменяет передачу на более высокую и выезжает на скоростную полосу, вдавливая педаль газа.
– Твой малыш быстрый, – говорит он.
– Мне удавалось выжать из него 105 миль.
Джуд бросает на меня удивленный взгляд.
– Посмотри на себя, маленький демон скорости! Будь осторожна. Ты же не хочешь врезаться своим красивым личиком в дерево?
– Я ехала так быстро только один раз, – ну, может, два.
Ок, примерно пять.
– Что ж, и как же такой девушке, как ты, досталась такая машина? – его тон игривый, но мой ответ – нет. Я все еще переживаю, когда говорю о своем дедушке, и сегодня не исключение. Особенно когда я сижу в машине, которую он мне подарил, и рассказываю историю о том, как он хотел, чтобы у меня было что-то красивое, классное и созданное с любовью. Что-то символизирующее надежду, новые блестящие начинания.
– Похоже, твой дедушка был хорошим парнем, – говорит Джуд, выслушав историю о том, как дедушка собирался подарить мне машину на окончание школы.
– Это точно, – я вытираю слезу с глаза, чтобы она не скатилась по щеке. – Я очень скучаю по нему. И по бабушке.
– Она тоже умерла?
– Угу, – киваю я. – За два года до него. У нее был диабет.
– Прости, – тихо произносит Джуд. – Я не хотел тебя расстраивать.
– Ты и не расстроил. Я всегда грущу, когда думаю о них.
– В этом нет ничего плохого.
Я теряю представление о времени и направлении, пока Джуд ведет машину. Почти все исчезло – кроме ветра, врывающегося в открытые окна, и моего любимого плейлиста, который составляет нам компанию. И голоса Джуда, который подпевает песням и даже не подозревает, как они близки моему сердцу.
– У тебя отличный голос, – я не пытаюсь скрыть свое удивление.
– Я хорошо пою только в душе и в машине, – Джуд сворачивает на ухабистую боковую дорогу. – Стоит мне выйти на сцену, и я облажаюсь.
– Сомневаюсь.
Джуд притормаживает и заезжает на усыпанную гравием парковку рядом с небольшой детской площадкой.
– Я просто хочу быстро покурить, – с этими словами он берется за дверную ручку. Я смеюсь, пока немаленький Джуд пытается выбраться из низкой машины. – Вот дерьмо, из этой штуки непросто вылезти!
– Я привыкла. К счастью, я не ношу юбок, – оглядываю пустой парк. – Пойду немного прогуляюсь.
Я направляюсь прямо к качелям. У нас на заднем дворе раньше тоже были качели, они висели на дереве. В детстве я каждый день часами раскачивалась на них, веря, что могу взлететь прямо в небо и жить в облаках. Однажды веревка оборвалась с одной стороны, и я рухнула на землю. Минимум полчаса я лежала, распластавшись на земле, и плакала, думая, что умираю. Осознав, что родители не придут на помощь, я встала и тихо заковыляла в дом, испытывая боль в ягодицах и ногах при каждом шаге.
Я почти уверена, что сломала тогда копчик.
Качели все еще на месте, они висят на оборванной, потертой веревке как символ того дня, когда я поняла, что могу рассчитывать только на себя.
Джуд неторопливо пересек парк, чтобы присесть на край металлической горки. Он наблюдает за мной с забавной и невероятно горячей улыбкой.
– Давай покачаемся вместе!
Он мотает головой и выпускает в воздух облако дыма.
– Давай, Лаки! Никто тебя не увидит!
– Мне все равно, кто меня увидит.
– Тогда иди сюда. Не будь какашкой.
Рассмеявшись, он тушит сигарету и выбрасывает ее в мусорное ведро по пути к качелям.
– Знаешь, а ты заноза в заднице, – говорит он, втискивая свое мускулистое тело на сиденье качелей, расположенных рядом со мной.
Я сильнее раскачиваюсь ногами, мои волосы развеваются за спиной, как флаг.
– Знаю. И мне все равно.
Когда я оглядываюсь, Джуд скользит по воздуху рядом со мной, улыбаясь так же широко, как и тогда, когда садился за руль моего «Корвета».
Приятно видеть, что у плохого парня есть внутренний ребенок.
– Тот, кто сможет приземлиться дальше всех, поедет за рулем обратно, – озорно говорит он.
– Договорились!
Джуд прыгает первым и приземляется на песок в пятнадцати футах от качелей, завершив движение красочным кувырком.
– Я слишком стар для этого дерьма, Искорка, – стонет он, опускаясь на колени в песок. – Ты и твоя машина убиваете мою спину.
– Приготовься проиграть!
Я с глухим стуком ударяюсь о песок на три фута дальше него и падаю, отнюдь не изящно, на задницу.
– Я победила!
– Да, но вообще-то это было несправедливо. Ты намного легче.
– Верно. Я позволю тебе отвезти меня обратно. Потому что я хорошая, и ты мне нравишься.
Джуд встает, отряхивает песок с джинсов и протягивает мне руку. Когда я хватаюсь за его ладонь, он без усилий вздергивает меня вверх, и я натыкаюсь на его грудь.
– Ты мне тоже нравишься.
Его голос, внезапная близость… У меня немного перехватывает дыхание. Я никогда раньше не была так близко к мужчине. К мальчику – да. Но не к мускулистому, татуированному, пахнущему сандаловым лосьоном после бритья взрослому мужчине с кулаками размером с мою голову.
Мне следовало отпустить его руку, как только я встала на ноги, но я этого не делаю. Я задерживаю руку на несколько секунд, наслаждаясь теплом и ощущением прикосновения к его мозолистой ладони.
Через мгновение Джуд нежно сжимает мою руку, а затем отпускает ее. Это пожатие – крошечный ласковый жест. Но мы, девочки, знаем, что это такое. Это уникальное выражение любви.
Глава 7
Джуд
Отчетливое урчание двигателя ее машины и включенный на полную громкость хит Элтона Джона Tiny Dancer возвещают о прибытии Скайлар еще до того, как я вижу, как она въезжает на школьную стоянку.
Выходя из машины, девушка мимоходом бросает взгляд на дом, над которым я работаю, но не замечает меня на крыше. Я гадаю, уж не пришлось ли ей этим утром повозиться, заводя автомобиль, потому что занятия в школе начались больше часа назад.
Погода за ночь изменилась, и прохладный ветерок прогнал влагу из воздуха. Наверное, поэтому сегодня на голове Скайлар красуются очки и обалденная кепка-авиатор из состаренной коричневой кожи. Две длинные косы спускаются вниз из-под необычного головного убора, который удивительным образом очень круто смотрится на девушке.
– Эй, Лаки! – зовет снизу Кайл. – Иди посмотри на настил пола.
– Иду!
Спускаюсь по лестнице, но что-то странное привлекает мое внимание.
До меня не сразу доходит, что куча одежды, которая валяется на тротуаре, на самом деле – Скайлар.
– Что за…
Отбросив молоток на землю, я бегу через лужайку и опускаюсь на колени рядом с девушкой, лежащей на тротуаре.
– Скайлар?!
Она не шевелится, и у меня кровь стынет в жилах. Скайлар полностью отключилась.
Дышит, но без сознания.
– Эй… – я касаюсь ее щеки, и мое сердце ускоряет ритм. Ее симпатичная кепочка свалилась с головы, и при виде того, как она лежит на дорожке рядом с девушкой, у меня к горлу подкатывает ком. Я тормошу Скайлар за плечо. – Очнись, Искорка!
Она поворачивает голову. Ее обутые в сапоги ноги подергиваются. Глаза медленно открываются. Несколько секунд Скайлар ошеломленно смотрит сквозь меня, пока ей, наконец, не удается сосредоточиться.
– Ч-что случилось? – невнятно бормочет она, моргая.
– Похоже, ты потеряла сознание.
Помогаю ей сесть, но она тут же, покачнувшись, хватает меня за руку.
– Я чувствую себя не очень хорошо.
Она и выглядит не очень хорошо. Бледная как полотно. Под глазами – темные круги. Вчера в парке Скайлар казалась такой энергичной, но сегодня ее просто не узнать.
– Ты что-нибудь принимала? – спрашиваю я.
– Что, например?
– Ну, не знаю. Таблетки?
Нахмурившись, Скайлар потирает висок.
– Я не употребляю наркотики, Джуд.
– Ты ударилась головой?
– Возможно. Голова сильно кружится.
Ее глаза закрываются, а пальцы крепче сжимают мою руку, как будто она снова собирается потерять сознание.
– Я отвезу тебя в отделение неотложной помощи.
– Нет… – качает она головой. – Я не могу поехать в больницу.
– Еще как можешь. И поедешь.
К нам подходит Кайл с молотком в руке и переводит взгляд с меня на Скайлар, все еще сидящую на тротуаре.
– А я везде ищу тебя. Что, черт возьми, происходит?
– Похоже, она потеряла сознание.
– Что с ней?
– Сам не знаю. Я отвезу ее в отделение неотложной помощи. Ты можешь приглядеть за всем, пока меня не будет?
– Конечно. Может, лучше вызвать «скорую»?
– Нет, – бормочет Скайлар.
– К черту «скорую», – отвечаю я. – Она будет ехать сюда целую вечность. Будет быстрее, если я отвезу девушку сам.
– Ладно, – кивает Кайл. – Хотя, возможно, тебе стоит позвонить ее родителям.
– Хорошая идея, – я наклоняюсь так, чтобы встретиться взглядом со Скайлар. – Давай позвоним твоей маме, и я отвезу тебя в отделение неотложной помощи. Встретимся с ней там, на месте.
Закрыв глаза, она качает головой.
– Мне восемнадцать. Я не нуждаюсь в маме и не хочу, чтобы она приезжала.
– Но…
– Пожалуйста, – шепчет Скайлар. – Она все равно не приедет. Поверь мне.
Мы с Кайлом обмениваемся взглядами, без слов понимая, что не должны вмешиваться в их семейные дела. Но я не могу просто оставить девушку здесь или позволить ей самой сесть за руль. Скайлар даже встать не может, не говоря уже о том, чтобы вести машину.
– Ладно. Как думаешь, сможешь дойти до моего грузовика?
– Думаю, да.
Я помогаю ей встать, но ее колени подгибаются, будто ватные.
– Я понесу тебя, – подхватываю Скайлар на руки, прежде чем она успевает запротестовать.
– Чувак, помоги собрать ее вещи, – говорю я Кайлу.
Он поднимает кепку, очки и сумку с книгами и протягивает их девушке.
– Спасибо, – благодарит она, прислонив голову к моему плечу.
– Я скоро вернусь. Просто продолжайте работать дальше, – сообщаю я, игнорируя скептический взгляд Кайла.
– Будет сделано. Отправь мне сообщение и дай знать, как обстоят дела.
Несу Скайлар к своему грузовику, на ходу задаваясь вопросом, какого черта я творю, и осторожно сажаю ее на пассажирское сиденье. Неловко повозившись, пристегиваю девушку ремнем безопасности.
– Не обязательно обращаться со мной как с ребенком, – произносит она, когда я завожу грузовик.
– Я и не обращаюсь.
– Может, мне лучше поехать домой… – продолжает она, прижимая пальцы к вискам. – Возможно, я просто устала. И у меня сильно болело горло. Это может быть грипп… или мононуклеоз.
Черт.
– Хотя я уже очень давно ни с кем не целовалась, – Скайлар откидывает голову на спинку сиденья и закрывает глаза. – На случай, если тебе интересно: да, я – социальный изгой.
– Мне не интересно. И ты не изгой. Но я думаю, что будет лучше, если врачи тебя осмотрят. Ты потеряла сознание на чертовом тротуаре. Возможно, даже ударилась головой. У тебя может оказаться сотрясение мозга, – внезапно я ловлю себя на мысли, что начинаю превращаться в собственную мать. – Может, нам позвонить в школу и предупредить, что тебя не будет на занятиях?
Скайлар пренебрежительно машет рукой.
– Никто даже не заметит моего отсутствия. Никогда не замечают.
Пробки в понедельник утром – отстой, заставляющий нас дважды простаивать на красном сигнале светофора. Во время поездки Скайлар становится все более настороженной, но она все еще кажется мне устрашающе бледной, особенно в лучах солнечного света.
– Ты голодная? – спрашиваю я. – Ты ела сегодня утром?
– Я никогда не завтракаю.
Ловлю себя на том, что окончательно превратился в свою мать, и говорю ей, что завтрак – самый важный прием пищи в течение дня.
Я же должен быть классным. Крутым. Ее слова, не мои.
Когда я подъезжаю к больнице, Скайлар говорит мне, что чувствует себя немного лучше, может сама выбраться из грузовика и идти без посторонней помощи. Это не мешает мне проводить ее внутрь и подождать, пока она зарегистрируется.
– Спасибо, что довез меня сюда, – говорит она, когда мы занимаем места в зоне ожидания подальше от остальных четырех человек. – Ты можешь идти. Теперь со мной все будет в порядке. Не хочу отнимать у тебя целый день.
– Как ты потом доберешься домой?
Скайлар кривит губы.
– Напишу Меган. Она наверняка подкинет меня обратно к моей машине.
Покачиваясь на каблуках, засунув руки в передние карманы, я оглядываю комнату. Затем перевожу взгляд на Скайлар, которая с широко раскрытыми от беспокойства голубыми глазами сидит на выцветшем желтом пластиковом стуле и потирает рукой середину груди. Больничный идентификационный браслет, обвивающий ее запястье, кажется огромным. Я никогда не замечал, какие у нее тонкие запястья.
– Скайлар Тиммонс? – зовет медсестра из-за двойных дверей.
Долго ждать не пришлось.
Скайлар со слабой улыбкой встает со стула.
– Спасибо, Джуд.
Как я могу оставить ее, когда она выглядит такой больной, напуганной и одинокой?
– Я подожду тебя здесь, хорошо? Вряд ли это займет много времени.
Врачи, вероятно, просто пропишут Скайлар какие-нибудь антибиотики и отправят домой с рекомендацией отдохнуть несколько дней.
* * *Очевидно, я недооценил то, что происходит за дверями отделения неотложной помощи.
Три часа спустя я все еще сижу в приемной, колеблясь между раздражением до чертиков и беспокойством до чертиков.
И почему? Я даже не знаю эту девушку. Она мне не друг и не член семьи. Вселенная просто продолжает попытки превратить меня в ее личного водителя.
Я отправляю Кайлу сообщение, в котором сообщаю ему, что все еще жду Скайлар в приемном покое. Он советует мне уйти. Я покупаю в торговом автомате газировку и картофельные чипсы. Смотрю в окно. Подслушиваю разговор молодой пары, сидящей через несколько мест от меня. Девушка думает, что беременна, и они не хотят никому говорить. Ее семья ненавидит его. На прошлой неделе она напилась, а теперь беспокоится, что причинила вред ребенку. Парень интересуется (громко), не пьяна ли она сейчас. Сидящая напротив меня женщина кашляет без остановки, носки на ее ногах непарные.
Да-а-а уж. Я хочу выбраться отсюда, но погружен в ожидание. Разве Скайлар бы уже не вышла, если бы с ней все было в порядке?
– Джуд Лаккетти?
Я выныриваю из своего оцепенения.
– Это я.
– Можете зайти и проведать свою племянницу. Она спрашивает о вас.
Мою племянницу?!
Я следую за медсестрой через металлические двери и иду по коридору в маленькую отдельную смотровую. Скайлар сидит на кровати в тонком сером больничном одеянии, которое свисает с ее плеча, создавая впечатление, будто пошито для великана. Я стараюсь не смотреть на тонкую черную кружевную бретельку бюстгальтера. Игла капельницы приклеена медицинским пластырем к верхней части руки девушки.
Это кажется слишком интимным – находиться со Скайлар в больничной палате. Она уязвима, бледна и едва одета. Здесь должен стоять кто-то другой. Родитель, друг или парень.
А не какой-то чувак, которого она едва знает.
– Доктор скоро вернется, – перед уходом сообщает нам медсестра.
– Ты все еще здесь, – произносит Скайлар.
– Я беспокоился о тебе. Прошло больше трех часов.
– Мне так жаль. Тебе есть смысл вернуться на работу.
– Я прождал тебя несколько часов. Я не собираюсь уходить сейчас. Врачи выяснили, что с тобой не так? И даже не начинай называть меня дядей Лаки, племянница.
Скайлар смеется.
– Я боялась, что они не пустят тебя, если ты не член семьи.
Прищурившись, я смотрю на нее и сажусь на невероятно неудобный стул в углу тесной комнаты.
– Ты уверена, что тебе восемнадцать?
– Да, Джуд. Я вполне уверена, что знаю, сколько мне лет. Я выпускница, и четыре месяца назад мне исполнилось восемнадцать. Как-то мне пришлось остаться на второй год из-за частых прогулов.
– Ладно. Просто хотел убедиться. Так что с тобой? – я осматриваю комнату. Ее одежда сложена на стуле по другую сторону кровати. – Тебя выписывают?
Скайлар опускает взгляд и опирается подбородком на руку.
– Может, завтра. Меня не хотят отпускать.
– Почему?
– Врачи хотят сделать еще несколько анализов. Эндоскопию, наверное, и еще кое-что. Доктор говорит очень быстро, я не все поняла.
– Что, по их мнению, с тобой не так?
– Какая-то фигня…
– Какая-то фигня? – переспрашиваю я. – То есть… фигня – это твой диагноз?
Скайлар наклоняет голову и искоса смотрит на меня.
– Нет, но ты действительно хочешь все это услышать?
– Я бы не спрашивал, если бы не хотел, – я убираю волосы с лица. – Впрочем, ты не обязана мне говорить. Все в порядке.
Скайлар делает глубокий вдох и натягивает на себя тонкое белое одеяло. Ее пальцы теребят край.
– У меня расстройство пищевого поведения. И некоторые другие проблемы. С моим желудком, пищеводом и общим состоянием здоровья, – она поднимает взгляд от одеяла, чтобы встретиться со мной взглядом. – В том числе психического.
– О-о, – тихо говорю я, пытаясь осознать услышанное. Теперь понятно, почему она хотела съесть только булочку от гамбургера.
– Я уже давно об этом знаю, – добавляет Скайлар. – Мне поставили диагноз несколько лет назад. Наверное, я просто отрицала это. Я боялась возвращаться к врачу, да и не могла себе этого позволить. Хотя в последнее время становится все хуже.
– Тогда хорошо, что ты попала в больницу сейчас.
– Ага, – ее голос звучит неубедительно.
Я очень хочу сказать что-нибудь, чтобы утешить и поддержать Скайлар, но не могу придумать ничего, что не звучало бы слащаво или нравоучительно.
– Хочешь, я позвоню кому-нибудь из твоих близких? Или принесу тебе что-нибудь?
Она качает головой.
– Нет, я в порядке. А вот тебе, наверное, пора идти. Я знаю, что тебе нужно работать, а меня скоро переведут в другую палату.
Кивнув, я встаю и подхожу к ее кровати.
– Если хочешь, мы с Кайлом перегоним твою машину к твоему дому, чтобы она не стояла всю ночь на школьной стоянке. Ты наверняка не хочешь, чтобы ее отбуксировали.
– Ты действительно сделаешь это для меня?
– Конечно. Мы сделаем это сегодня вечером.
– Спасибо. Ты очень хороший парень, Джуд.
Я дотрагиваюсь до руки Скайлар и ободряюще сжимаю ее.
– Поправляйся, ладно, Искорка? Пришли мне сообщение и дай знать, как у тебя дела. Полагаю, тебя потребуется подвезти домой? – поддразниваю я.
Она издает тихий смешок.
– Похоже, ты меня хорошо знаешь.
Выйдя на улицу, я понимаю, что потратил половину рабочего дня, сидя в больнице с малознакомой девушкой, а сроки строительства горят. Где, черт возьми, ее родители? Она милая и все такое, но не могу же я стать для нее каким-то рыцарем-перевозчиком в сияющих доспехах, приходящим на помощь каждый раз, когда ее нужно подвезти. Я перегоню ее машину к дому, и на этом все. Мне придется самоустраниться.
Но, усевшись в свой грузовик и увидев на пассажирском сиденье ее кепку-авиатор и очки, я тут же понимаю, что Скайлар – не та девушка, которую я смогу просто выбросить из головы.
Глава 8
Скайлар
Наше тело посылает нам множество предупреждений. Конечно, только нам решать, как реагировать на эти предупреждения. Мое тело – и мой разум – годами сигнализировали о беде. Как и большинство людей, я игнорировала сигналы. Отмахивалась от них. Придумывала оправдания. Моя мама делала то же самое, когда игнорировала мои попытки с раннего детства привлечь к себе внимание. Наконец, мое тело сказало: «Пошла ты, Скайлар…» – и швырнуло меня на тротуар прямо перед Джудом.
Диагноз, который мне поставили давным-давно, в основном не изменился, просто все стало хуже.
Изжога.
Язва желудка.
ГЭРБ [9].
Обезвоживание.
Дефицит витаминов.
Тревога.
Депрессия.
Истощение.
И последним по порядку, но, конечно, не по значимости, идет мой излюбленный приговор – расстройство избирательного питания [10].
Но я переварю (без каламбура) все это позже. Прямо сейчас я беспокоюсь о Мусси-Пусси. Она заперта одна в моей спальне с такими ничтожными остатками корма и воды, что их и кошке не хватит. Пусси не только будет недовольна, но и к завтрашнему утру ей всерьез грозят голод и жажда.
Если с ней что-то случится, я этого не переживу. Она – моя отдушина.
Я еще не написала маме о своем местонахождении, но знаю, что она не сможет войти в мою комнату, чтобы покормить кошку. Ей ни за что не залезть в мое окно, и я уверена, что между гостиной и дверью моей спальни лежит слишком много вещей, чтобы мама могла добраться. Да она и кошек даже не любит.
Чему, полагаю, я должна радоваться, иначе как бы мы жили? Мама бы, наверное, заполнила наш дом тысячами кошек.
Выходит, мне остается лишь просить Меган или, возможно, Джуда забраться в мой дом через окно, чтобы позаботиться о Пусси.
Несмотря на то, что Мэг – моя лучшая подруга, она никогда не видела, как я живу. Она будет в ужасе. Уверена, она никому в школе не расскажет, но что, если это изменит ее отношение ко мне? Я писаю в ведро с кошачьим наполнителем. Я принимаю душ в школе. Это довольно трудно принять.
Джуд тоже будет в ужасе, но он не похож на осуждающего человека. И у нас нет никаких отношений. Что самое худшее может случиться? Он посчитает меня бомжом и перестанет подвозить? Я это как-нибудь переживу.
Ведь переживу?
Но… Джуд – взрослый мужчина. Если его поймают на том, что он влезал в окно спальни восемнадцатилетней девушки, у него могут быть неприятности. Я так и вижу, как он объясняет полиции, что всего лишь собирался накормить мою кошку. Никто бы в это не поверил.
Меган – такая же девочка-подросток, как и я, – и это более безопасный выбор. Если ее поймают, то, скорее всего, посчитают ее поступок типичным поведением малолетки.
Отправляю ей сообщение.
Я: «Привет!»
Меган: «Боже, где ты пропадала? Я искала тебя и писала тебе сообщения весь день».
Я: «Я в больнице».
Меган: «О мой гребаный бог, что?!»
Я: «Сегодня утром я потеряла сознание прямо на парковке».
Меган: «Да ладно!»