Застыв, ошарашенно смотрят на меня.
– Что-то я не поняла… – шарит по стене ладонью блондинка.
Судя по голосу, Алла.
Щелчок. Свет в комнате загорается. Я чувствую себя неловко и униженно, глядя на них снизу вверх. Ещё и яркий свет слепит.
– Ох-ре-неть… – открывает рот рыжая.
Мои щёки вспыхивают. Сами вы – зверушки больные! Прикусываю язык, чтобы не говорить в ответ грубости. Нет у меня здесь такого права!
Молчаливое противостояние взглядами. Вспоминаю их разговор и, не удержавшись, выпаливаю:
– Тимур сказал: вам сюда не заходить!
– Смотри-ка ты! – с ненавистью выплёвывает Алла. – И слова отлично вяжет! Огрызается! Молча вздёргиваю подбородок. Кровь кипит. Кусаю губы…
Муж сказал – она старшая. Я должна почитать. Но я этого не умею. У отца была одна жена – мама. В нашем доме других не было. А среди сестёр я старшая. И никто из женщин меня никогда не унижал.
– Мда… – тянет саркастически рыжая. – Вот тебе и зверушка.
От гнева, обиды и беспомощности на глаза наворачиваются слёзы.
– Я не понял! – рявкает где-то сзади Тимур.
Не вижу его, только слышу. И вся моя спесь тут же испаряется. Словно тяжёлый шар падает вниз живота от страха. Да и женщины мгновенно осаживаются.
– Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь?
– Гаранин… Ты!.. – разворачиваясь, шипит на него Алла. – Ты издеваешься?! Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?!
– Исчезли, – тяжелеет его голос. – Второй раз повторять не буду.
Алла с грохотом захлопывает мою дверь.
Обнимаю себя за колени, глядя в пустоту. Слёзы текут… Как я буду здесь жить?
Глава 8
Неожиданность (Тимур)
– Всё, Костик, давай, – жму протянутую руку. – С утра весь персонал там прошерсти. Кого уволить, кого оставить, кого дотянуть. А я по бумажкам сяду.
– Тимур, держи, – протягивает мне коробку.
– Что это?
– Никотиновой пластырь. Ты как вштыренный. Вот-вот на крик сорвёшься. Завтра много встреч. Это косяк.
– Чёрт… – взъерошиваю волосы. – Так заметно?
– Вообще трындец!
– Наверное, ты прав. Попробую плавно. Даже стрёмно как-то, что с наскока бросить не получается.
Ещё раз жмём друг другу руки.
В машине читаю инструкцию. Леплю к плечу. Закрываю глаза… Через сколько там должно подействовать?
Надо домой… Там шахидка моя… Не разрулил толком ничего, пришлось экстренно сорваться. Вымотался, а дома ещё конь не валялся. Нужно мебель ей заказать в комнату. Покормить. Ну и вообще, поговорить нормально.
Раскладываю по мысленным полкам все свои срочняки. В себя прихожу от звонка телефона. Твою мать… вырубился. Смотрю на часы. Ого!
– Да?
– Гаранин Тимур Алексеевич?
– Да.
– Мы отправили Вам счёт по заказу на восемьдесят тысяч. Оплачивать будете? У нас рабочий день заканчивается. Доставка работает до десяти.
– Какому ещё заказу?
– Два ротанговых шезлонга.
– Я не заказывал.
– Ваша жена заказала, оставила Ваши контакты.
– Жена?!
Какая шустрая…
– Алла Михайловна.
– Ааа… – доходит до меня. – Нет, не буду. Отмените заказ.
Сказал же: никаких внеплановых расходов!
Вечерняя пробка уже рассосалась, и я быстро долетаю до дома. На моём месте припаркован синий Пежо. Вероника! Подружка Аллы. Не выношу её… Психуя, паркуюсь рядом. Только гостей нам и не хватало. И так полный абзац в доме.
Ренат, судя по всему, ещё не являлся. Надеюсь, Алла не натворила никакого треша. Вроде бы договорились обо всём.
– Алла?… – заглядываю в кухню.
Взгляд застывает на столе. Заказанный из ресторана ужин, к которому я не успел приобщиться, выложен на большие блюда. Два использованных прибора. Початая бутылка вина… Как поели, так и бросили всё. Алла привыкла к прислуге. А сейчас временно придётся обходиться без неё. Кто теперь должен это убирать? Я?!
Слышу голоса с лестницы.
Твою ж… Там же эта… Как её… Имя не запомнил. Жена, в общем!
Меня опять вспенивает до скрипа зубов. Алла иногда… хреново вникает! Сказал же…
– Мда… Вот тебе и зверушка, – слышу я голос Вероники.
Зверушка?… Зверушка?! Сдерживаю порыв спустить их обеих с лестницы.
– Я не понял! – рявкаю на Аллу. – Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь?
– Гаранин… Ты!.. Ты издеваешься?! – истерично взмахивает руками. – Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?!
Что там смотреть?! Девчонку перепуганную? Нашли зверушку!
– Исчезли. Второй раз повторять не буду.
Алла захлопывает дверь в комнату. Бросаю взгляд на часы.
– Короче, на кухне за собой убрать, ужин мне разогреть, подружки – по домам, – рычу я, недовольно поглядывая на Веронику.
«Девчонка-то тоже не ужинала!» – вспоминаю я. Я же думал, что раньше вернусь. А с Аллой их пока сталкивать не вариант.
– На две персоны накрой.
– Я тебе не домработница! И наложниц не обслуживаю!
– Кто ты мне и кого обслуживаешь, мы обсудим без третьих лиц.
Психуя, Алла летит по лестнице вниз. Морщусь… Не загремела бы на своих каблуках. Нахрена каблуки дома носить? Пол здесь с подогревом, покрытие упругое… Привычка профессиональная, что ли?
Выдыхаю, собираясь с мыслями.
Как там было? Припоминаю наш разговор в машине. «Ляся, Ляйсан…»
Открываю дверь.
– Добрый ве… Оу…
Замираю с открытым ртом, забывая, чего хотел. Неожиданно… Облизываю мгновенно пересохшие губы, оттягивая ворот футболки. Разглядываю сидящую на ковре девушку.
Вот это да!..
Густые роскошные волосы окутывают её как русалку. Я такое только по телеку видел. И то не уверен, что не монтаж. Поднимает на меня жалобный взгляд. Волосы рассыпаются от этого движения. Глаза-то какие… Утонуть можно! И как я их сразу не рассмотрел? Наверное, не смотрел… Правду говорят, что в восточных женщин за одни глаза влюбляются, даже лица не видя. Такой и косметика не нужна. Тёмные густые ресницы обрамляют чуть раскосый восточный разрез светлых глаз. Пухлые трепетные губки обиженно вздрагивают.
Как загипнотизированный присаживаюсь рядом с ней. Её кожа словно подсвечена изнутри… молочная… Щёчки-персики. Юная совсем.
Подчиняясь внутреннему порыву, стираю большим пальцем слезу. Заправляю прядь, упавшую на лицо, за ушко.
Испуганно замерев, не смеет шевельнуться, покорно опуская горестный взгляд. И эта её эмоция вдруг пробивает мою броню, влезая под кожу. Доставая нечто незадействованное ранее. Болезненное, настойчивое, чисто мужское. Меня окатывает тяжёлой, слепящей жаждой обладания… Я снова жадно облизываю губы, сглатывая подкативший к горлу ком.
Жарко…
Вдыхаю глубже. Пахнет непривычно. Никаких ожидаемых арабских духов с давящим сандалом. Наоборот. Чем-то… цветочным… тонким… едва уловимым… юным, тёплым… Хочется прижаться лицом к её шёлковой роскоши и вдохнуть так, чтобы всему пропитаться изнутри этим запахом и утолить всепоглощающий, будоражащий кровь голод.
Но… в эту сторону нам двигаться не надо. Она не рабыня. Она всего лет на десять старше моей Маруськи… И то, что мне вставило, совсем не повод использовать её. Такая невинная красота обезоруживает.
– Ты неожиданно красива, Ляйсан.
Попытка превратить это просто в нейтральную констатацию факта проваливается. Мой голос просаживается, переходя на хрип. Прокашливаюсь.
Потёк, Гаранин?… Кто ж тут устоит?
Кровь приливает к лицу, пульсируя в ушах. Ещё раз веду пальцем по мокрой щеке.
– А плакать не надо.
Делая усилие над собой, убираю от неё руки.
– В общем…
Что я собирался ей сказать?
– Если кто-то будет обижать, – стреляю взглядом на дверь, – ты сразу говоришь мне. И я вмешиваюсь. Тебя здесь никто не будет трогать. Ни я, ни кто-то другой. Будешь спокойно жить, как жила у отца. Ко мне относись как к опекуну.
– Спасибо…
– Днём я был раздражён. Прошу прощения за резкость.
Вкладываю ей в руки телефон, который купил для неё.
– Это тебе.
– Спасибо…
– Здесь вбит мой номер.
Взгляд, не подчиняясь, скользит ниже, по обтянутой тканью пышной груди… изгибу бедра… к босым ступням с ухоженными идеальными пальчиками. Нежно-розовыми… На тонкой щиколотке – золотая цепочка.
Она как из другой реальности.
Встряхиваюсь, рывком отвожу глаза, попадая взглядом на книгу у её стопы. Поднимаю.
– Анатомия?…
– Можно спросить? – шепчет, не поднимая глаз.
– Конечно.
– Мне можно дальше учиться?
– Ты учишься? – взлетают мои брови от удивления. – На кого?
– На фармацевта.
– Мм… Это… отлично! – развожу руками. – Можно, конечно.
– Как добираться? – поднимает наконец-то на меня вопросительный взгляд.
– Хм. А как раньше добиралась?
– Братья привозили, забирали…
– Скинь мне своё расписание, что-нибудь придумаем. Голодная?
– Да.
– Пойдём… с кухней тебя познакомлю. Готовить умеешь, надеюсь? Здесь придётся о себе заботиться самой.
Алла нас всех не прокормит точно. Она и себя не прокормит!
– Умею.
– Вот и умница.
Поднимаюсь, протягиваю ей руку. Пальцы у неё больше не ледяные. Оттаяла немного?
– Пойдём.
– В таком можно выходить? – покусывает тревожно губу, сжимая ткань юбки платья.
– Не понял вопроса.
– Руки, шея… открыты. Можно?
– Можно всё, что тебя не смущает саму. Платье очень красивое.
Не могу перебороть себя и выпустить из рук тонкие пальчики. Так и вывожу из комнаты за руку.
– Лестница крутая. Спускаешься – держись за перила.
Веду вниз. А хочется остановиться, развернуться и подхватить её снизу так, чтобы каскад её волос накрыл и меня. И утонуть в их запахе… засунуть ей в рот язык и…
Стоп!
Назвался опекуном – опекай. А вот это всё – к Алле. Глядишь, тогда и уживутся.
С сожалением, но решительно отпускаю пальцы Ляйсан…
Концепция не меняется.
Глава 9
Добрый-злой (Ляйсан)
Тимур отпускает мою руку и уходит вперёд под арку. Останавливаюсь в ней. На кухню с распущенными волосами заходить нельзя. Откидываю их назад и торопливо плету косу потуже.
Оперевшись на барную стойку, внимательно следит за каждым моим движением. Сначала показалось – злой. Теперь кажется – добрый. Противоречивый. Лучше особенно не расслабляться. Завтра опять может стать злой.
Но его обещания очень греют душу. Учиться можно, трогать не будет… Зачем ему меня обманывать, если я уже и так принадлежу ему?
Оглядываю кухню. Красивая. Современная. А хозяйки нет… Поджав губы, смотрю на бардак на столе. У нас бы мама за такое выпорола!
Грустно вздыхаю. Свинину мы не едим. А на столе только окорок, запечённый с овощами. Но мужчине нужно подавать то, что он велит.
– Так, – спохватывается он.
Открывает духовой шкаф, озадаченно смотря на блюдо с окороком.
Поднимает его, ставит в шкаф. Неуверенно зависает пальцами возле панели.
– Можно помочь?
– Нужно!
Преодолевая внутренний барьер, подхожу к нему ближе. Мы неловко застываем. Словно с сожалением, он отстраняется, уступая мне место. Включаю режим разогрева.
– Хлеб порезать?
Бросает взгляд на стол.
– Порезан.
– Чёрствый уже… Мужчинам такое не подают.
Склонив голову набок, с любопытством рассматривает.
На кухне мне комфортнее. Это женское место.
– Хорошо, порежь.
Мою как следует руки. Отыскиваю взглядом хлебницу, ножи… У нас кухня и столовая отдельно. У него разъединены только стойкой.
– Зелень, овощи? Порезать?
– Хм…
Открывает холодильник, вытаскивает оттуда пару пучков зелени. Подхожу ближе, чтобы забрать. Мы опять неловко замираем, пытаясь поделить пространство.
Мне он кажется неуместным на кухне. Как горящий факел, который надо всегда обходить, чтобы не обжечься.
– Можно я… – несмело киваю на холодильник, – сама?
– Давай.
Уступает мне место. Делаю овощную нарезку, выкладываю на листья салата. Поливаю маринадом из оливкового масла и бальзамического уксуса. Отец очень любит, чтобы было так.
– Кунжут есть? – оглядываюсь я.
Все полки закрыты.
– Я не знаю, – пожимает плечами. – Специи вот здесь.
Открывает один из шкафов. Отыскиваю маленькую непочатую пачку. Посыпаю овощи.
– Остро делать или нет? – с сомнением сжимаю в руках мельницу с перцами.
Надо же мне знать, как ему готовить?
– Остро.
Под его внимательным взглядом всё норовит выпасть из рук! И хочется умыть горящее лицо.
Достаю зашкворчавший окорок. Отрезаю несколько тонких пластов мяса. Красиво выкладываю на блюдо рядом с овощами. Поливаю сверху жиром, чтобы не было сухое. Посыпаю зеленью. Ставлю перед ним на стол. Кладу на салфетку приборы.
Его брови отчего-то удивлённо ползут вверх.
– Я что-то не так?… – теряю от волнения голос, машинально хватаясь рукой за горло, чтобы прикрыться. Ощущение уязвимости возвращается.
Встречаемся взглядами.
– Всё… ммм… отлично. Спасибо. Положи себе тоже и сядь со мной.
Опускаю взгляд.
– Мне нельзя такое. Извините…
– Какое?
– Свинину…
– Ааа… Чёрт, – с досадой. – Я и не подумал.
Хмуро отодвигает тарелку.
– Пф… – пренебрежительно доносится сзади.
Оборачиваюсь. Алла…
Взгляд Тимура, устремлённый на неё, мгновенно тяжелеет. Но она игнорирует.
– Что ты ешь на ужин обычно, Ляйсан? – достает Тимур телефон.
– Творог с фруктами. Рыбу с овощами.
– Не повезло тебе, детка! – проходит Алла мимо меня.
Встаёт за спиной Тимура и кладёт ему на плечи руки. Демонстрируя свой особый статус.
Да и ладно…
– У меня лактозная непереносимость и аллергия на морепродукты. В этом доме не бывает ни одного, ни другого.
Ноздри Тимура недовольно вздрагивают. Ведёт плечом, уворачиваясь от ладони Аллы. Встаёт.
– Минуту…
Из кухни выходит на террасу. Негромко говорит с кем-то по телефону.
Алла недовольно осматривает кухню.
– Здесь я хозяйка, поняла?
– Как Тимур скажет, – поджимаю губы.
Лучше с ней не ругаться. Но…
Ну не могу я с почтением к ней. Веду взглядом сверху вниз. Можно вот так появляться там, где люди обедают? В короткой тунике, небольшая грудь сдавлена так, что вываливается из бюстгальтера. На открытом плече татуировка. С пачкой сигарет в руке, макияж словно потёк, на высоких каблуках… Как девка продажная!
– Тимур тебе уже всё сказал насчёт твоего статуса. Что-то может непонятно?
Кровь бросается мне в лицо.
– Ты здесь на правах гостьи. Так что особенно не хозяйничай.
Злая какая… Что я тебе сделала?
– Как Тимур пожелает, – упрямо повторяю я.
– Хотя… на кухне можешь и хозяйничать, – ядовито улыбается. – Он как раз прислугу уволил. А тебе и платить не надо.
– Жена должна готовить, что тут зазорного?
– Ты не жена!
– Так сама готовь. Или не умеешь? – взбрыкивает во мне всё протестом.
Почему от женщины такое терпеть должна? Она мне не мать, не свекровь! По законам шариата муж не может одну жену над другой превозносить!
– Не твоего примитивного ума дело – что я умею, а что нет. Что я умею, тебе никогда не освоить.
Чувствую интуитивно, о чём она, по её скабрезному, вызывающему взгляду. Нашла, чем хвалиться! И чем меня унизить! Невинностью моей? Глупая какая женщина!
– И где на такое учат? – прищуриваюсь я. – В каких институтах?
Разъярённо вдыхает поглубже, лицо наливается кровью.
– Через полчаса всё привезут – и творог, и фрукты, и рыбу-гриль, – возвращается Тимур.
– Нормально! Мой заказ ты отменяешь, а этой зато…
– Алла! – рявкает он. Голос гневно звенит.
Я виновато опускаю глаза, делая пару шагов назад.
– Что – Алла? А ты что сразу ветошью прикинулась?! – разворачивается ко мне. – Язык проглотила? Строит из себя тут цветочек невинный.
– А ну-ка нахрен свалила отсюда! Дай поесть спокойно! – взрывается Тимур, бросая с грохотом вилку на стол.
Ой, мамочка… Зря я огрызалась!
Тихонечко проскальзываю мимо него, пытаясь сбежать наверх.
– Ляся! – рявкает.
Задохнувшись, замираю, слушая своё колотящееся сердце.
– Ты не поела, – чуть снижает он тон.
– Можно уйти? – шепчу я испуганно.
– Ладно, – раздосадованно, – иди…
Глава 10
Первая брачная ночь (Тимур)
– Не собираюсь я прикасаться к этой девочке, поняла? Но и тебе её прессовать не позволю! Она ничем это не заслужила.
– Она огрызалась!
– Наверняка на твоё хамство, да?
Недовольно бурчит что-то себе под нос.
– Ляся, по сути, хозяйка «Жемчужины». А я, по сути, только управляющий. Не ищи края, Алла! Нам надо с ней дружить.
– «Ляся»… – передразнивает она.
– Просто представь, в каком она стрессе. Она испугана… Чужие люди, чужое место. Остановись, Алла! Между нами всё остаётся как прежде.
– Сними ей квартиру!
Не уверен я, что она сможет жить одна. От неё разит наивностью и беспомощностью. В социальном плане, конечно. Как хозяйка-то она поуверенней Аллы будет. А так… Братья всегда сопровождали, говорит. Как она одна будет? Тем более, с такой внешностью. Её ж похитят, ё-моё… Было б мне на десятку меньше, и всего этого груза бы не было – я б похитил. Да и…
– Её отец, Ал, не согласится с концепцией фиктивного брака. Это я с Лясей могу по-тихому это всё провернуть. Потому что она не заинтересована в этом браке так же, как и я. Но иллюзия полноценного брака должна быть.
– Всё равно!
– Не тупи! Или ты думаешь, на отдельной квартире мне сложнее будет с ней замутить, чем у тебя под носом?
Алла обиженно отворачивается к открытому окну. В пальцах мелькает длинная сигарета. Чувствую тошнотворный, но манящий запах дыма. Меня опять начинает сводить от ломки.
– Просил же! Не курить в комнате! И при мне не курить!
– Извини… – раздражённо бросает сигарету в окно.
– А там что – урна?! Там клумба!
– Да ты достал, Тим! Придут завтра и уберут всё.
– Я же сказал, что уволил всех, кроме еженедельного клининга.
– Надолго?
– Пока не выплачу кредит.
– И сколько нам обламываться?
– Не могу знать, – развожу руками. – Смотря, как пойдут дела в сезон. И, кстати, на карте твоей сильно упал лимит.
– Я заметила. Ладно… потерплю. Ради тебя.
Своим профессиональным кошачьим шагом показательно скользит в мою сторону. Обнимает за шею, прогибается… Привычно придерживаю за талию. Ах… Когда-то я кончал просто от всего этого. Но внутренности оказались менее профессиональными, чем пластика.
Поднимается и рывком впивается мне в губы. Расслабляю свои, чтобы ответить на поцелуй, но…
– Твою мать! – уворачиваюсь.
– Что?!
– Ты на вкус как мокрая сигарета! Фу… Короче, чтобы тоже бросила курить.
– Да с чего вдруг!?
– Потому что меня обламывает.
– Не собираюсь я!
– Тогда держи свой рот подальше от меня.
– Ты же любишь целоваться! – зло прищуривается.
– Любил…
Бесит!
Телефон звонит. Доставка для Ляси. Выхожу встречать. Машинально поднимаю глаза на окно Маруси. Мельком вижу Ляйсан в окне. Моё тело реагирует, напрягаясь под её взглядом. Пульс ускоряется…
Забираю тёплые термокоробки. На кухне всё распаковываю. Перекладываю в мелажницу суши, творожную запеканку с персиками и запечённые дольки яблок. Надеюсь, ты это ешь… Добавляю стакан сливового сока.
Она очень старалась сегодня превратить остывшее блюдо в съедобное и аппетитное. И мне хочется тоже порадовать её в ответ. Да и просто хочется ещё немного пообщаться. Но Алла то ли случайно, то ли намеренно тоже приходит на кухню, включает кофеварку.
Не готов я ко второй серии. А Ляся и подавно. Забираю со стола блюдо. Отнесу ей.
– Теперь ты ещё и официант, Гаранин? Супер!
– Следи за базаром… – рычу я.
– Каждый день ей будешь ужин приносить?
– Каждый день, пока ты не прекратишь свои нападки.
Чувствую спиной взгляд бесящейся Алла. А вот нехрен. Веди себя адекватно.
Поднимаюсь по лестнице и снова утекаю от предвкушения. Перекладываю поднос на ладонь. Стучу.
– Можно?…
Приоткрываю дверь, Ляйсан растерянно встаёт с высокого подоконника. Распахивает свои огромные глаза от удивления.
– Твой ужин привезли.
– Мне?! – шокированно переводит глаза с меня на блюдо.
– В чём проблема? – вопросительно дёргаю бровью.
– Ну что Вы… не нужно было. Я бы спустилась. Зачем?… Мужчина не должен…
– Я сам решаю, что кому должен.
– Оо… простите, – закрывает лицо руками. – Поучать взялась. Глупая…
Признание неправоты уже признак ума. А умная, пусть и фиктивная жена – это хорошая новость.
Оглядываю комнату. Тут и присесть толком негде.
– Помоги-ка…
Вручаю ей в руки поднос. Вытаскиваю низкий круглый столик в центр на мягкий ковёр. Водружаю поднос. Кидаю две напольные подушки.
– Так удобно будет?
Кивает.
– Садись.
Расправив подол платья, садится на колени на подушку. И я сажусь напротив. Настороженно смотрит на меня, не касаясь еды. Что происходит?
– Я опять нарушил какие-то табу твоей культуры?
Опускает смущённо свой пушистый веер ресниц.
– Рассказывай, – устраиваюсь поудобнее.
– Мужчины… – отрицательно качает головой, – не сидят за столом с женщиной. Если они им не махрам.
– Почему?
– Только махрам. Родственники. Матери могут… Пожилые… Молодые девушки прислуживают. Кушают отдельно. После… – на мгновение поднимает взгляд.
– Отменяется такое правило. В моём доме женщины не прислуживают.
– Нельзя? – удивлённо.
– Можно, – пожимаю плечами. – Только если хочется сделать приятно. Ешь.
– При Вас?
– Тоже нельзя?
– Не знаю. Уединение с посторонним мужчиной – харам.
Строго сводит свои изящные соболиные брови.
– Я не совсем теперь посторонний.
– Простите… да.
– Поэтому расслабься и ешь.
Разглядывает чашу.
– Это… суши? Я читала… Япония.
– Не пробовала?
– Нет.
– Это хаси, – показываю ей палочки. – Вот так надо держать. Острое любишь? Васаби? Немножко. Попробуешь?
Несмело кивает. В глазах спрятано любопытство.
Зайка какая… Ухмыляясь, демонстрирую ей последовательность.
– Немного васаби, потом соевый… Открывай рот.
– А? – взлетают её брови.
– Открывай, – требовательнее повторяю я, облизывая губы и возбуждаясь от двузначности. Подношу к её нежным пухлым губкам ролл. – Открывай рот. Я тебя покормлю.
Мои веки тяжелеют, в своих фантазиях я совсем в других обстоятельствах говорю ей это…
– Мужчины у вас не кормят женщин?
– Только в первую брачную ночь… сладостями… – вспыхивает она.
– Ну, считай, у нас первая. И коль мы с тобой отказались от её ммм… «сладких» вариаций, то придётся тебе отведать острого из моих рук.
Губы несмело размыкаются. Не моргая, обхватывает ролл, скользя губами по палочкам.
Вау…
Кровь бросается ей в лицо, глаза распахиваются ещё сильнее. Замирает.
– Остро?! Жуй! Рис погасит остроту.
Быстро жуёт, жалобно хныкая.
– Держи, – протягиваю сок, – запивай! Сейчас будет вкусно и хорошо.
Мда… Всё, как в первую брачную ночь!
«А ведь… я мог бы… пойти этой дорогой!» – проскальзывает крамольная мысль. Неудивительно! Её алеющие губы и скользящий по ним язычок выключают мою адекватность.
Выпивает половину стакана, на глазах проступают слёзы. Машет на лицо руками.
– Нужно поменьше васаби. Ты не ешь острое?
– Чуть-чуть можно… – допивает сок. – Много женщине – плохо.
– Почему?
– Острое разжигает похоть. Мужчине – можно. Женщине – стоит воздерживаться.
– Как интересно! Почему такое разделение?
– Мужчине похоть дана Аллахом, чтобы продлять свой род. А женщине не нужна похоть. Она просто не имеет права отказывать мужу… – опускает взгляд, – в праве наслаждаться ею. А её похоть бессмысленна.
– Ммм… очень спорно! Я бы сие правило тоже отменил. Но тут как знаешь. Ещё?
– О, нет! – испуганно. – Я больше не смогу!
– Кушай запеканку тогда и яблочки. А я суши доем.
Макаю суши в соевый, засовываю себе в рот, кайфуя как фетишист от того, что мои губы соприкасаются с теми местами на палочках, которых касались её губы.
Опять шокированно не моргает.
– Дай угадаю, – смеюсь я, проглотив. – Нельзя есть из одной чашки?
Активно кивает, с ужасом глядя, как я подхватываю палочками очередной ролл.
Господи, да я бы тебя всю вылизал, детка, чего ты так ужасаешься?
– Отменяем! А целоваться как? Или только еды касается? Чисто теоретически спрашиваю! – поднимаю обезоруживающе раскрытые ладони, улавливая её страх.
– Я не знаю… Мужчина сам определяет… степень своей чистоты. Шариат не запрещает… Если… ммм… чистая…
– Чистая?
– Оу… Нехорошо такое обсуждать. Можно, не буду?
– Можно.
Телефон в кармане трезвонит. Алла… Я засиделся?
Ну а что, мне с собственной женой поболтать нельзя? Раз уж мы с ней так вляпались. К тому же она единственная в этом доме меня пока не бесит. И голос у неё очень тёплый и умиротворяющий. Практически терапия всех моих неврозов. Я же не домогаюсь её в конце концов. Просто беседуем.