Итак, она сделала вид, что не испытывает ни малейшего смущения по поводу своей непритязательной домашней одежды, и вместе с соседкой вошла в подъехавшую кабину лифта.
Само собой, они стояли очень близко друг к другу, и все то время, пока лифт спускался, Надежда Николаевна волей-неволей разглядывала эту таинственную особу. Точнее, ее кожаный плащ, который оказался прямо у нее перед глазами.
Когда двери лифта распахнулись, до Надежды Николаевны дошла совершенно удивительная вещь.
Плащ соседки был совершенно целым.
А ведь в тот самый день, когда Надежда из-за наглеца Бейсика попала в соседскую квартиру, она своими глазами видела, что этот плащ разорван! Вот в этом самом месте, у левого плеча. Здоровенная такая дыра, она подумала еще тогда, что дорогую вещь можно выбрасывать, не подлежит плащ с такой дырой починке. И тут же сообразила, что и сам плащ теперь никому не нужен, поскольку хозяйка мертва.
А сейчас от разрыва не осталось ни следа.
Как же так? Может быть, соседка сумела его так аккуратно зашить?
Да нет, это невозможно! Остался бы шов, хоть какая-то, пусть самая аккуратная строчка или заплатка. Но ведь не было ни малейшего следа!
Так, может, это не тот плащ, а другой точно такой же?
Но Надежда Николаевна не могла себе представить женщину, в гардеробе которой были бы две совершенно одинаковые вещи. Допустим, две одинаковые белые шелковые блузки – это еще куда ни шло, но два совершенно одинаковых кожаных плаща цвета крем-брюле – нет, такого просто не может быть! Это противоречит человеческой природе.
Соседка перехватила взгляд Надежды Николаевны и покосилась на свое плечо – видно, решила, что испачкала плащ, прислонившись к чему-то белому. Не обнаружив в одежде никакого беспорядка, девушка чуть заметно пожала плечами.
Надежда опомнилась, когда прочесала по улице два квартала, оставив овощной ларек далеко позади. Господи, какая же она дура! Навоображала себе невесть что, сочинила убийство. Хороша бы она была, если бы все же решилась обратиться с этим в полицию. Получила бы по полной программе: в полиции, разумеется, были бы недовольны, что по ерунде потревожила, соседка Раиса – что квартира на заметку попала, а девица – из-за того, что пришлось бы разбираться с полицией, предъявлять паспорт и доказывать, что она честный приличный человек, не воровка и не мошенница. И все имели бы претензии к Надежде. И, в общем, справедливые претензии.
А самое главное – какое счастье, что не рассказала обо всем мужу! Вот уж воистину бог уберег.
Надежда внезапно встала на месте, как будто у нее кончился завод.
– Но что все это значит? – вслух произнесла она.
В самом деле, не пьяная же она была, когда сидела в той кладовке. Ведь она собственными ушами слышала, как двое, мужчина и женщина, сначала ссорились, потом раздались подозрительные звуки, потом все стихло, а потом пришел еще один мужчина, и они вдвоем выносили труп, завернутый в ковер!
«Спокойно, – заговорил внутри Надежды голос, полный ехидства, – ты ничего не видела, только слышала, а это не то же самое. И ты никак не могла видеть, что они выносили труп. Возможно, они только собирались это сделать. То есть вынесли, а девица оказалась живучей и по дороге очнулась. Тогда они ее отвезли в больницу или сами в чувство привели. И все, инцидент исчерпан».
«Да, но один из них говорил, что она вся синяя», – слабо возражала Надежда.
«Мало ли что он говорил! – издевательски рассмеялся голос. – Может, у них такие ролевые игры. Ты же совершенно не знаешь этих людей! Может, они актеры и таким образом репетировали современную пьесу? Театральный авангард, знаешь ли, еще не до того доходит. Помнишь, как в одной пьесе парень на сцене вполне натурально вешался?»
– Пардон! – На Надежду с размаху налетел длинноволосый парень в темных очках. – Тетя, не стойте на дороге!
– Черт знает что! – Надежда Николаевна внезапно осознала себя стоящей посреди улицы и разговаривающей вслух непонятно с кем. Так и правда свихнуться недолго.
Она круто развернулась и отправилась назад – к своим котлетам, коту и стопке невыглаженного белья.
«Не буду ни о чем думать, – приговаривала Надежда, старательно разглаживая воротник мужниной рубашки, – буду сериалы смотреть и цветочки разводить. Еще кулинарные шоу хорошо. А потом все блюда готовить… Вот и занятие. И не останется времени на то, чтобы соваться в чужие дела».
Весь вечер она была такой молчаливой, что муж забеспокоился, не заболела ли она, и даже заставил померить температуру. Оказалось, тридцать шесть и одна. Упадок сил.
Спала Надежда не то чтобы плохо, а как-то неинтересно. Ни цветных снов, ни сладкого потягивания, когда проснешься.
Проводив мужа, она занялась домашними делами, которые никогда не заканчиваются, просто заколдованный круг какой-то. Нужно было убрать зимнюю обувь, подготовить зимнюю одежду для химчистки, да неплохо бы и отнести, а в выходные муж на машине заберет.
На дубленке мужа она обнаружила крошечную царапинку и расстроилась: этак еще порвется. Конечно, может, в следующую зиму и носить дубленку не придется – мало ли какая будет погода, в нашем климате ни в чем нельзя быть уверенным. Но все же жалко вещь. Надо будет обратить внимание в химчистке, вдруг что посоветуют.
Мысли поневоле перекинулись на кожаный плащ соседки. Как ни уговаривала себя Надежда Николаевна выбросить из головы эту странную историю, забыть о плаще никак не удавалось. Труп, допустим, она не видела, но дыру-то на плече она точно видела собственными глазами. А вчера на девице он был совершенно целый. И как это понимать? Какие-нибудь новые технологии? Тогда хорошо бы узнать, где находится мастерская, все в жизни пригодится.
Надежда упаковала большой тюк с вещами для химчистки и поглядела на себя в зеркало. Что ж, сегодня с лицом и прической все в порядке. Московская тетя Таня была бы ею довольна.
Из тамбура послышался знакомый скрип двери, той самой, бывшей михайловской. Уши у Надежды Николаевны сами собой встали торчком, как у породистой овчарки, ноги, тоже сами, понесли ее к двери, а руки сами повернули рычажок замка.
Однако на этот раз из квартиры выходила не давешняя подозрительная девица. Женщина была другая, гораздо выше ростом, плотнее и как бы основательнее.
– Рая! – ахнула Надежда. – Надо же, я тебя сразу не узнала! Богатой будешь!..
– Уже! – рассмеялась Раиса.
Конечно, это была она.
– Слушай, как же ты изменилась! – восхищенно разглядывала ее Надежда. – Похудела, помолодела, выглядишь прекрасно.
– Спасибо, Надя, – кивнула Раиса и наклонилась, чтобы поднять многочисленные пакеты. – Вот приехала кое-что забрать. Мама просила.
Пакеты рассыпались, Надежда принялась помогать Раисе.
– Слушай, может, зайдешь? – спросила она. – Чаю попьем, расскажешь, как жизнь, как детки…
Раиса подняла голову и испытующе на нее поглядела.
Сомнения ее были вполне понятны. Надежда жила в этом доме всего два года. Это была квартира ее мужа Сан Саныча, в которой проживал он ранее с семьей своего сына. Сын уже два года работал по контракту в Канаде и собирался контракт продлять, так что Сан Саныч с Надеждой утвердились в квартире надолго. За два года, однако, Раиса с Надеждой сталкивались только у лифта или во дворе и вовсе не были чайно-кофейными подругами.
Теперь Надежда ответила на Раисин взгляд широкой улыбкой и распахнула дверь в свою квартиру.
– Заходи скорее, а то кот выскочит!
– От чая не откажусь, – смущенно сказала Раиса. – Все время есть и пить хочу, дети все высасывают. Можно и кофе…
– Ты еще кормишь? – восхитилась Надежда. – Двоих-то? Надо же, прямо мать-героиня! По нашим временам это большая редкость. А сейчас детки с бабушкой?
– С няней, – усмехнулась Раиса. – Еще есть шофер, горничная, кухарка и садовник.
– Вот здорово! – Надежда крутилась по кухне и не заметила взгляда Раисы. – Рада за тебя очень!
– Правда?
Что-то в ее тоне показалось Надежде заслуживающим внимания, и она бросила турку, в которой заваривала кофе.
– Конечно, – кивнула она. – Тяжело с двумя-то, а тут помощников столько!
– Ох, Надя, я пошутила, – рассмеялась Раиса. – Сторож один только живет, да еще женщина из деревни приходит помочь с уборкой раз в неделю. А дальше мы сами управляемся, зачем чужие в доме?
– И хорошо. – Надежда выставила на стол сыр, крекеры и конфеты. – Тебе кофе-то можно?
– Мне чашку побольше, и молоком разбавь… Ох, Надя, святая ты женщина!
– Да что ты? – удивилась Надежда. – С чего ты взяла?
– Независтливая, искренняя, всем всегда довольная, сплетни не любишь.
– При чем же тут святость, не понимаю? И кому мне завидовать? У меня все есть.
– Вот я и говорю, – вздохнула Раиса, намазывая крекер мягким сыром. – Ты прости, что я так пошутила. Проверить тебя хотела сдуру. Я, Надя, если честно, соседей очень не люблю. Не дом у нас, а настоящий гадюшник.
– Ты преувеличиваешь, – протянула Надежда. – Сплетничают, конечно, но ведь это везде так. Бабушек хлебом не корми – дай за чью-нибудь жизнь попереживать!
– Вот именно, что везде! В большом городе хуже, чем в деревне. И злые какие люди… Вот послушай, как милые соседи всю мою жизнь наперекосяк едва не пустили.
– Кофе еще налить?
– Налей, только послабее, а то близнецы мои ночь спать не будут. Вот, значит, вышла я замуж рано, в двадцать лет, мы тогда с мамой жили в пятиэтажке на Охте. Квартирка маленькая, конечно, но все же две комнаты. А муженек мой без квартиры был, в общежитии жил, сам из Белоруссии, здесь на стройке работал. Родила я Таньку, живем потихоньку. Проходит время, Таньке уж три года стукнуло. Как пошла она в садик, так, конечно, начала болеть. И все серьезно: то пневмония, то бронхит. Врачи говорят, надо, мол, в Крым ребенка везти. Поехали мы с мамой. Я думаю: поживу недели две, устрою их, а сама вернусь. Оставили, стало быть, Геночку моего одного в пустой квартире на две недели. И что он сделал?
– Догадываюсь, – пробормотала Надежда, – гулять начал.
– Вот именно. Да не просто гулять, а сразу поселил бабу свою у нас в квартире. Все две недели каждую ночь они вместе! Почти и не скрывались. То на кухне сидят и занавеску не задернут. То на балконе поздно ночью курят. То утром рано соседка на дежурство идет, а они тут как раз выходят – здрасте!
Словом, возвращаюсь я после отпуска, еще, дура, фруктов накупила, еле тащу, потому как муж с поезда не встретил, с работы не смог отпроситься, а соседушки дорогие меня уже у порога ждут. Все в лицах и рассказали: когда, сколько и даже кто такая баба эта самая. Оказалось, лимитчица, со стройки. Ей-то по барабану все, ей скрывать нечего, а мой Генка полным идиотом оказался. И скотиной.
– Ужас какой! – вставила Надежда, только чтобы что-то сказать.
– Да не ужас, противно просто, – отмахнулась Раиса. – Завели меня соседки. Генка с работы вернулся – я на него с кулаками. Шум у нас, скандал, те же соседи полицию вызвали. В общем, срам один… Потом, как поуспокоилось все, я его и спрашиваю: «Зачем ты это сделал? Тебе, – говорю, – совсем на меня наплевать? Ведь знал же, что соседи мне все тут же расскажут. Ты что, развода хочешь?» – «Нет, – отвечает, – не хочу, люблю тебя и дочку. И к теще даже неплохо отношусь». – «Так какого же, – спрашиваю, – черта ты сам все поломал? Думать же надо хоть немного!..» Молчит, в сторону смотрит. Плюнула я и занялась уборкой. Так и не вышло у нас никакой жизни. По ночам он ко мне – «прости», «забудь», а как забудешь, если на улицу не выйти? Все за спиной перешептываются, уже не только двор, а весь микрорайон в курсе.
– И наплевала бы! – не выдержала Надежда.
– Не смогла, – глухо ответила Раиса. – Что ни сделаю – на кровать ложусь, чай пью, волосы расчесываю, – все вижу, как чужая баба по моей квартире расхаживает и моими вещами пользуется.
Короче, мама с Танькой через месяц вернулись, а мы уж на развод подали. Уговаривали меня, мама плакала, отец его приезжал из Белоруссии – не могу, и все. Ушел Генка, из квартиры выписался. Тут как раз мамина тетка умерла, оставила ей комнату в коммуналке. Мы эту комнату продали, добавили денег и из той пятиэтажки переехали сюда. Думаю: начну новую жизнь в новой квартире. Прошло года четыре, появился у нас на работе один… С виду симпатичный, вежливый, неженатый, всегда аккуратный такой. Жил с мамой. Как-то мы с ним сблизились. Он в койку сразу не укладывал, не торопил события. В кино меня водил, в кафе, в театр даже. Приятно, в общем, время проводили. Потом отправила я Таньку с бабушкой на каникулы в дом отдыха, стал он ко мне ходить, ночевать только не оставался. «Мама, – говорит, – болеет, волнуется очень, когда одна дома». Мне что – я с его мамой не знакома. Если по телефону звоню, она всегда вежливо отвечает, я тоже не хамлю, а знакомиться с ней особого желания не изъявляю.
Мои вернулись, труднее стало встречаться, но как-то устраивались. То к приятелю его пойдем, то мне подружка ключи от своей квартиры даст, то мои куда-нибудь уйдут или за город уедут. Маме моей он нравился. «Солидный, – говорит, – такой мужчина, вежливый, с положением, не то что твой Генка, дурак и вертопрах». Ходили вместе куда-то, друзей я его знала, со своими подругами знакомила. В общем, года полтора мы так проваландались, а с матерью его так и не познакомились. Он первым разговор не начинает, а мне тоже ни к чему.
Раиса перевела дух и допила остывший кофе. Надежда незаметно поглядела на настенные часы. Так, в химчистку до перерыва она уже опоздала, а ведь еще надо в аптеку заскочить и заплатить за квартиру. И еще тетка просила сегодня обязательно заехать, забрать ее рентгеновские снимки, чтобы отвезти их на той неделе на консультацию в больницу. А она здесь сидит, кофеи распивает…
– Короче, – продолжала Раиса, жадно оглядев стол в поисках еды, видно, и правда аппетит у нее был зверский, – в один прекрасный день залетела я. Вначале особенно не беспокоилась, мало ли, задержка. Потом удостоверилась: все точно, я беременная. Подождала недельку, чтобы успокоиться, потом и говорю своему: так, мол, и так, что будем делать? Всякого, конечно, ожидала, потому как никаких иллюзий к тому времени насчет мужиков не питала. Он выслушал и молчит. Я тогда и говорю, что с этой проблемой, конечно, сама справиться могу и денег мне не надо, а сказала ему просто так, чтобы не упрекал меня потом, что я все сама решила. Он посмотрел мне в глаза, походил по комнате, да и говорит, мол, ребенок – это нам знамение свыше, пора определяться, хватит уже по углам прятаться. «Выходи, – говорит, – за меня замуж, и дочку твою любить буду, как свою».
– Как в кино! – невольно вздохнула Надежда.
– Ага, – криво усмехнулась Раиса, – слушай, какое дальше кино получилось. Я, конечно, поплыла тогда, расплакалась. «Неужели, – думаю, – и вправду новая жизнь у меня начнется?» А у него как раз тогда командировка намечалась. Он и говорит, что как вернется – сразу заявление подадим. И уехал. А я тут кручусь, платье новое купила, чтобы в ЗАГС идти, туфли. Маме сказала, а на работе не стала пока болтать, слава богу. И тут как-то вечером звонок. Дверь открываю – Генка на пороге, муженек мой бывший! И как только нашел нас!.. А он после развода на заработки уехал, болтался по стране, денег на дочку слал мало и нерегулярно. А теперь вот явился с серьезным разговором. «Ты, – говорит, – меня прости за все прошлое, дурак был, счастья своего не ценил. Теперь поумнел, хочу обратно семью создать. Будем вместе дочку растить». И так далее. «Опоздал ты, Гена, – говорю. – Я и раньше крепко бы подумала, прежде чем с тобой связываться, а уж теперь и думать нечего. Поздно, я ребенка жду и замуж через месяц выхожу, так что не обессудь».
– А он что? – Надежда уже позабыла все дела.
– А он как услышал о ребенке, так сразу на дверь входную глядеть стал. Ушел, в общем, по-быстрому. Мы с мамой еще посмеялись.
Раиса откинулась на спинку стула.
– Черт, как дохожу до этого места, так курить хочется. А нельзя сейчас, да и вообще бросила я. Вот ты скажи, Надя, какая сволочь настучала о том, что Генка приходил, мамаше моего будущего мужа?
– Как? – ахнула Надежда.
– А вот так! Кто-то из милых соседей не поленился, узнал телефон и позвонил ей. Так, мол, и так, сын ваш связался с бабенкой легкого поведения, она его обманывает, сама мужиков водит. Или, может, не так, но смысл приблизительно такой. Одним словом, приезжает ее сыночек из командировки, а мамаша уже на страже интересов родины. Такого ему наговорила, от себя присочинила. «Через мой, – кричит, – труп ты на этой потаскухе женишься! И ребенок не от тебя!» Он – ко мне, да сразу на повышенных тонах: «Какие это мужики тут у тебя ошиваются?» Я – так и так, говорю, бывший муж заходил насчет алиментов, что такого? Ну его и понесло: и такая я, и сякая, и мать его до сердечного приступа довела, и знаться он со мной после этого не желает. И ребенок не его. И ушел. Ладно, думаю, переживем, и не такое переживали. Сама реву, конечно. На следующий день пошла в женскую консультацию насчет аборта. А уже подошел срок УЗИ делать. Поглядела я на живого ребеночка, девочку, и ужаснулась: что же это я делаю? Не могу убить. И мама со мной согласилась. Так и родила Лизку.
– Так и не узнала, кто из соседей такую подлянку тебе сделал? – вскинулась Надежда.
– Нет. Главное, ни с кем не ссорилась, никому гадостей не делала, ни о ком худого слова не сказала – и вот такой подарочек.
– Хахаль-то твой тоже не на высоте оказался, – осторожно вставила Надежда. – Другой бы не поверил, а этому только повод дай.
– Точно, – согласилась Раиса, – та еще скотина. Как родила я, он приходил, требовал экспертизу. Если, говорит, ребенок мой, тогда буду алименты платить, я, говорит, человек порядочный. А пошел ты, говорю, порядочный человек, из моего дома куда подальше. На том и расстались. И уж когда мы с Иваном познакомились, я как отрезала: никаких хождений ко мне в дом! Хватило мне милых соседушек на всю оставшуюся жизнь.
– Зато теперь-то у тебя все хорошо, – улыбнулась Надежда. – Продавать квартиру не собираешься?
– Да зачем? – Рая пожала плечами. – Деньги мне не нужны, пускай стоит. Мама вон сдала ее, чтобы добро не пропадало.
– Через агентство сдаете? – оживилась Надежда, потому что разговор наконец принял интересующее ее направление.
– Да нет, по знакомству. Подруга мамина тетя Тася как раз позвонила. «Сдай, – говорит, – моей родственнице. Она раньше в Плескове жила, то ли работу потеряла, то ли муж ее бросил, я точно не знаю. В общем, приехала сюда, жилье ищет». Мать и сдала ей недорого.
– Ты хоть паспорт ее видела? – уточнила Надежда.
– А как же! Мельникова Вера Анатольевна, работала в Плескове в музее. Культура! – Раиса подмигнула и глянула на часы. – Ой, мамочки, мне же кормить! А еще тете Тасе обещала кое-что завезти…
– А где она живет, эта тетя Тася?
Выяснилось, что живет тетя Тася довольно близко от Надеждиной тетки. На самом деле там было пять остановок на метро, но Надежда решила не углубляться в детали и предложила свои услуги – ей-де все равно сегодня туда ехать. Обрадованная Раиса чмокнула ее в щеку и умчалась к своим близнецам.
– И нечего так на меня смотреть, – сказала Надежда коту. – Да, поеду! Потому что хочу побольше узнать об этой девице!
Пока в активе были только имя и место бывшей работы – музей. То есть никаких экстремальных профессий, скромная музейная мышка. Не похожа, правда, но это ни о чем не говорит. И все равно остается вопрос, что же случилось тогда в квартире Михайловых. Во всяком случае, ни о каких ролевых играх не может быть речи. О постановке авангардного спектакля тем более. Нужно искать другое объяснение.
Надежда Николаевна знала, что, пока не найдет ответы на свои вопросы, не успокоится, такой уж у нее характер.
Кот только фыркнул. Он прекрасно знал свою хозяйку: уж если втемяшится ей что в голову, то хоть поленом лупи, хоть к дивану цепями приковывай – все равно сделает, как хочет.
Бейсик со вкусом потянулся и уселся возле холодильника, выразительно глядя на Надежду.
– Бейсик, это шантаж! – возмутилась она.
– Точно, – мурлыкнул кот, – пр-равильно понимаешь…
Надежда подошла к подъезду и набрала на пульте домофона нужный номер квартиры.
Почти сразу в трубке раздалось шипение, и громкий старческий голос ответил:
– Это кто это? Это ты, Ника?
– Нет, Таисия Михайловна, – громко и четко произнесла она, – это Надежда Лебедева, Раина знакомая! Я вам от Раисы привезла посылку. Рая должна была вам позвонить.
– Заходи, Ника! – ответил голос из домофона.
Замок щелкнул, Надежда вошла в подъезд.
Она поднялась на лифте на шестой этаж и позвонила в сорок четвертую квартиру. За дверью послышалось шарканье, и тот же голос проговорил:
– Иду-иду! Сейчас, Ника, сейчас я тебе открою!
Загремели многочисленные замки и запоры, дверь открылась, и на пороге появилась очень симпатичная старушка.
Когда-то давно у Надежды была замечательная книжка «Красная Шапочка». Сама она в детстве училась читать по этой книге, потом по ней учила читать свою дочку (из чего можно сделать вывод, что она обращалась с книгой очень бережно).
Так вот, в этой книжке бабушка Красной Шапочки выглядела в точности так же, как эта старушка: круглые румяные щеки, добрые глаза за стеклами очков, седые волосы, собранные в аккуратный узел на затылке. Наверняка эта бабушка обожает своих внуков и печет для них замечательные пирожки. И ей удивительно идет уютное имя Таисия Михайловна.
Правда, со слухом у бабушки оказались большие проблемы.
– А ты кто? – спросила старушка, удивленно уставившись на Надежду. – Ты не Ника!
С таким заявлением спорить было бесполезно.
– Здравствуйте, Таисия Михайловна! – громко и четко проговорила Надежда и повторила: – Я вам привезла посылку от Раисы! Меня зовут Надежда Лебедева. Раиса вам должна была звонить.
В доказательство своих слов она предъявила Раисину сумку.
– Я ничего не покупаю, – недовольно возразила старушка. – Вон соседке моей так же принесли мешок сахару. Она купила, а там оказалось только сверху немножко сахара, а снизу соль. Так она третий день сидит, соль от сахара отбирает…
Надежда призвала на помощь все свое терпение, мысленно сосчитала до десяти и повторила еще громче и отчетливее:
– Я. Ничего. Не продаю. Я. Принесла. Вам. Посылку. От Раисы. Раиса. Должна. Была. Вам. Звонить!
– А что ты так кричишь-то? – удивленно проговорила Таисия Михайловна. – Я еще, слава богу, хорошо слышу! Так ты, значит, от Раи? Так бы сразу и сказала! Так ты заходи, чайку попьем, расскажешь, как там Рая живет…
Надежда вздохнула с облегчением и направилась вслед за хозяйкой на кухню.
Здесь все было именно так, как она себе представляла. Уютная маленькая кухонька была аккуратно прибрана, здесь и там висели нарядные самодельные прихватки и вышитые крестом полотенчики.
Мгновенно появились и пирожки, с капустой и с яблоками.
Таисия Михайловна заварила чудесный ароматный чай, добавив туда какой-то травки из большой стеклянной банки, налила Надежде полную чашку (чашка была большая, темно-синяя, с золотым петухом), придвинула к ней блюдо с пирожками, подперла щеку кулаком и приготовилась слушать.
– Как там Рая?
Надежда откусила от пирожка, который оказался с капустой, и проговорила с полным ртом:
– Замечательно! Просто замечательно! Ее новый муж очень внимательный и обеспеченный, так о ней заботится!.. Дом у них хороший загородный, детям на воздухе полезно…
– Вот хорошо! – оживилась старушка. – Должно же ей было наконец повезти! Зина одна ее растила, муж у нее сильно пьющий был, попал по пьяному делу под электричку, когда Рае семь лет было… Хорошо, что Рая материну судьбу не повторила. А вот Валечка, бедная, так и прожила всю жизнь без любви и ласки.
– Валечка? – машинально переспросила Надежда. Она, правду сказать, не слишком прислушивалась к собеседнице, потому что ее вниманием целиком завладели пирожки. Тесто было отменное, вроде бы сдобное, а не тяжелое, совсем воздушное. Надежда ела уже третий пирожок и решала в уме сложную задачу – удобно ли будет попросить у хозяйки рецепт. Некоторые женщины не любят открывать свое ноу-хау. Но, похоже, Таисия Михайловна полностью ушла в воспоминания. Теперь начнет сыпать именами, вспомнит множество житейских историй, скучных и ненужных.
– Так и прожила одна, как разошлась с Анатолием, – вздыхала между тем хозяйка, – и Верочку одна воспитывала…
На этот раз Надежда Николаевна насторожилась: старушка сама заговорила о том, ради чего она к ней приехала. Сама упомянула Верочку. Надо думать, Верочка – это та самая Мельникова Вера Анатольевна, которой квартиру соседнюю сдали. Если же это не она, нужно немедленно откланяться и бежать отсюда, роняя тапки, иначе заговорит бабушка до смерти. Это она может. За пирожки, правда, большой ей респект.