Пламя и кровь

– Почему ты такая грустная? – удивилась Пат. – Я думала, ты радуешься возвращению! Прости, что я напомнила тебе о матери, но вот увидишь, она так обрадуется тебе и детям, что наконец оставит Скотта в покое. Впрочем, он способен за себя постоять и уже не раз доказал это.

– Я знаю. Я также знаю, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы наша жизнь была приятной. Ты представить не можешь, как он внимателен ко мне.

– Просто он любит тебя. Грэм утверждает, что рядом с тобой он изменился. Когда они учились в интернате, Скотт был шумным, драчливым и иногда чересчур самоуверенным.

– А по словам Скотта, Грэм просто не терпел, когда ему противоречили!

Они засмеялись и, покончив с укладкой вещей, решили передохнуть. На кухне Кейт вскипятила воду для чая и достала коробку с печеньем.

– В Джиллеспи я смогу наконец печь сама. Здесь кухня слишком тесная, чтобы превращать ее в кондитерскую. А там я наготовлюсь всласть. Помню вечера, когда я возвращалась из школы, и Мойра в это время вынимала из духовки пирожные! Такой умопомрачительный запах! У Люка и Ханны тоже все это будет.

– Значит, ты собираешься после переезда выйти на работу?

– О да! Я сомневалась, хотелось подольше побыть с детьми, но все-таки вчера утром послала в ректорат резюме. Может быть, в этом году мне удастся поработать только на заменах, но как только появится вакансия, я подам заявку.

– Ты права. А я очень жалею, что уже давно не работаю. Я получила огромную радость от общения с детьми, но теперь у меня нет своей собственной жизни. Когда мы встречаемся с людьми, мне нечего рассказать. Мои дни похожи один на другой, я уже не узнаю себя прежнюю и знаю, что мне будет трудно найти интересную работу.

– А ты хочешь работать?

– Очень! Но в моем резюме есть перерыв в несколько лет, а работодатели особенно не любят матерей, которых надо отпускать, когда у них болеют дети или когда подвела няня.

– А что говорит Грэм?

– Ему не очень нравится идея, что меня не будет дома, но он смирится.

– А мне Скотт оставляет полную свободу выбора.

– Разница в том, моя дорогая, что Грэм меня любит, а тебя Скотт боготворит. Ваш переезд в Джиллеспи это доказывает, не так ли? Согласиться жить со своей тещей – это серьезная уступка. Чтобы Грэм пошел на такое…

Кейт послышался упрек в голосе Пат, и она сочла необходимым ответить.

– Не забывай, что Скотт родился в Джиллеспи, это его дом. Уступить его моей матери было совсем нелегко, и теперь он собирается вернуть свою территорию.

Кейт задумчиво откусила кусочек печенья и сделала глоток уже остывшего чая. Болтать с Пат, когда вокруг не визжат и не бегают дети, было здорово, но ее мысли занимали брат и этот переезд, который полностью перевернет их жизнь. Была ли она права, когда так настаивала? Что, если это просто эгоистическая прихоть? Скотт мог подумать, что ей недостаточно только его одного, что он не смог сделать ее счастливой, хотя с ним она готова была жить хоть в хижине.

– Продолжим? – предложила Пат. – Мы почти закончили, а мне надо уехать в пять часов.

Чемоданы загромоздили почти всю гостиную, и укладывать было уже нечего. Кейт обвела взглядом пустые поверхности, и на нее вдруг нахлынула ностальгия. В этих стенах она провела самый прекрасный период своей жизни: от первой их ночи со Скоттом до рождения близнецов. Свадьба, получение диплома, первые шаги Люка, за которым шла, неуверенно пошатываясь, Ханна… Воспоминание обо всех этих прекрасных днях, которые она оставляла позади, навели на нее грусть.

– Ты можешь уезжать, – сказала она Пат. – Здесь уже нечего делать. Спасибо, что нашла время помочь, мне было бы трудно справиться одной.

Провожая подругу до лифта, она пыталась улыбаться, но улыбка не получилась. Няня вернется только в шесть часов с близнецами, перепачканными с ног до головы после возни в песочнице. Прежде чем их искупать и приготовить им последний в этой квартире ужин, надо будет обязательно попрощаться с няней, которая безупречно работала эти два года.

Кейт вздохнула, закрыла дверь и устало прислонилась к косяку. Она слишком чувствительна, ей нужно быть благоразумнее. Она пошла на кухню, включила радио и стала искать музыкальную волну. Холодильник был почти пуст, и Кейт решила сделать Скотту сюрприз. Она закажет суши и поставит охладиться отличное шампанское, привезенное из Парижа. Оно предназначалось для какого-нибудь важного события, ну так сегодняшний вечер идеально для этого подходил!

Скотт, расстроенный плачем Бетти, нервно вертел в пальцах ручку. Женские слезы всегда трогали его, ему хотелось сразу броситься на помощь. Как можно мягче он добавил:

– Вы были прекрасным сотрудником, все очень жалели, когда вы ушли с винокурни. Что касается меня лично, я испытываю к вам большую симпатию, очень ценю вас и считаю вполне естественным предложить вам помощь. К тому же мы с вами почти родственники – ведь вы – жена моего сводного брата! Кейт совершенно потрясена тем, что произошло с Джоном, и я хотел сказать, что вы можете на нас рассчитывать.

– Вы осуждаете Джона, я знаю…

– Не важно. Перед лицом болезни надо забыть о наших ссорах.

Бетти снова всхлипнула, а потом сказала уже более спокойным тоном:

– От разговора с вами мне стало лучше, Скотт. Во Франции я чувствую себя одинокой и очень скучаю по Шотландии. Но боюсь, Джон никогда не согласится туда вернуться. Знать, что в случае чего я смогу к вам обратиться, – это настоящая поддержка.

– Можете быть в этом уверены… Ваше новое место вам нравится?

– Да, я нашла интересную работу с достойной зарплатой. В этом отношении мне не на что жаловаться.

– А в других?

– Скажем… Я знала, что, бросая все и уезжая с Джоном, который моложе меня, я сильно рискую… Но мы почти сразу поженились, потому что он этого хотел, и мне показалось, что все устроится. Я была без ума от него, наверное, и сейчас тоже, но я, конечно, разочарована. Хотя он вовсе не плохой, как вы думаете, а просто слабый. Я его чуть ли не на руках ношу, а он непрестанно твердит, что работать и жить по правилам – это не для него. Я хотела родить ребенка, надеялась, что это сделает его более ответственным, но, увы, теперь об этом вообще речь не идет.

Она замолчала, а потом добавила с горьким смехом:

– Вам, наверное, надоели мои откровения!

– Вовсе нет.

– Вы из тех людей, которым хочется довериться, потому что вы умеете слушать. Наверное, на винокурне все девушки в вас влюблены?

– Что?

– Не будьте наивным, Скотт. В мое время они все прямо замирали от восторга, когда вы выходили из своего кабинета. Разве с тех пор, как вы женились, что-то изменилось?

– Вы можете считать меня полным идиотом, но я ничего не замечал.

– Тогда вы просто слепы! Или слишком влюблены в свою жену. В любом случае спасибо вам обоим. Кейт поступила замечательно: без нее я не узнала бы правду, потому что Джону не хватило бы мужества мне все рассказать. А ваш звонок сегодня вечером по-настоящему поднял мне настроение.

– Берегите себя, Бетти. И держите меня в курсе. Хорошо?

– Обещаю.

Скотт в задумчивости повесил трубку. Бетти хорошая женщина, но она сделала неудачный выбор, связав свою жизнь с Джоном. Чем он смог обольстить ее? Молодостью, своим заносчивым видом, французским акцентом? Может, она мечтала о Париже, о безумной романтической страсти? Теперь Бетти осталась у семейного очага одна и вдобавок с больным мужем, который не стеснялся изменять ей.

Взгляд Скотта упал на старинные настенные часы, украшавшие его кабинет, он вздрогнул. Было уже очень поздно: весь вечер он усиленно работал, чтобы высвободить завтрашний день для переезда, да и разговор с Бетти затянулся. Кейт, наверное, уже потеряла терпение, или же она в одиночестве укладывает последние коробки. Он отключил компьютер и вышел в пустынный коридор. С утра до вечера здание гудело, как настоящий пчелиный улей: люди сновали между бухгалтерией, отделами маркетинга, продаж и поставок. Два года назад Скотт отремонтировал административные помещения, которые теперь выглядели ультрасовременными, и только его собственный кабинет не претерпел изменений. Деревянные панели, гравюры и медные светильники были теми же, что во времена Ангуса и предыдущих поколений. Скотт относился к этому месту как к святилищу, и с удовольствием представлял, как однажды сын или дочь займут его место, чтобы упрочить процветание марки Джиллеспи.

Спустившись на первый этаж, он поздоровался с охранником, который нес ночную вахту на винокурне с двумя собаками.

– Я дождусь, когда вы уедете, и сниму с них намордники! – сказал тот, указывая на бульдогов.

Скотт кивнул и сел в свой «Рейндж Ровер». Когда родились близнецы, он с сожалением расстался с джипом «Патриот» и купил для Кейт чрезвычайно маневренный японский автомобильчик. На нем она могла пробираться сквозь дорожные заторы Глазго или Эдинбурга, но переезд означал, что теперь ей придется ездить по сельским дорогам – узким, а зимой – еще и заснеженным.

Выехав за ворота, он бросил взгляд в зеркало заднего вида. Собаки, освобожденные от поводков и намордников, носились по двору. Винокурню следовало надежно охранять, учитывая ценность содержимого в баках и медных перегонных кубах. Замена только одного из кубов создавала немыслимую проблему: большинство винокуров предпочитают ремонтировать их до бесконечности.

Скотт направился в Глазго, но сердце у него щемило. Со следующей недели он будет возвращаться в Джиллеспи по дороге, которую изъездил бессчетное число раз, пока не отказался от собственного дома под предлогом, что ему нужна независимость, а на самом деле, чтобы сбежать от Амели.

– Все будет хорошо! – подбодрил он себя вслух. – Кейт будет довольна. В принципе, я тоже. Мне будет удобнее ездить в Гринок и особенно в Инверкип. Я смогу чаще заходить к Джорджу. Это прекрасная идея – вернуться домой.

Нельзя сказать, что собственные слова его сильно убедили, но он решил больше об этом не думать.

Сияющая Мойра последний раз прошлась тряпкой по комоду и осмотрелась. Всюду царили порядок и уют, а подоконник украшал букет из последних осенних роз.

– Ну вот, я закончил, – объявил Дэвид, входя.

Он устанавливал решетку наверху лестницы, пока Мойра готовила комнаты.

– Кейт правильно выбрала эту часть дома, – добавил он. – А там она только бы и делала, что ходила бы вверх-вниз.

Холостяцкая спальня Скотта – так же, как спальни Мойры и Дэвида, находилась на третьем этаже; Ангус с Амели размещались на втором, в правом крыле. Левое крыло было необитаемым с тех пор, как уехали Джон, Джордж и Филип, поэтому Кейт посчитала разумным переехать с близнецами туда.

– Для них это станет настоящим сюрпризом, – сказала Мойра. – Мы, конечно, здесь намучились, но оно того стоило!

С тех пор как Скотт объявил о возвращении в Джиллеспи, Мойра трудилась не покладая рук. Чтобы молодой паре было удобно, она попросила Дэвида вынести из комнат вниз одну мебель и поднять другую. Таким образом, к Скотту вернулся секретер из розового дерева, а к Кейт – ее туалетный столик. Выбранную для близнецов комнату перекрасили в бледно-желтый цвет, повесили новые шторы, положили большой мягкий ковер и поставили дополнительный обогреватель. Просторная угловая спальня Джона была переделана в игровую комнату. И наконец, в ванной комнате поставили новую ванну. Ангус за все заплатил не торгуясь, он был слишком счастлив приездом своих внуков.

– Когда они приезжали в прошлый уик-энд, это был какой-то бивуак, – вздохнула Мойра. – Теперь у них будет все как надо. Ты надежно установил решетку?

– Достаточно для детей такого возраста.

– Не хочу, чтобы возникли какие-то проблемы, и Скотт пожалел о своем решении.

– В любом случае, если ему будет здесь плохо, он не останется.

– Я уверена, что Амели постарается до этого не доводить.

– Будем надеяться.

– Она больше не воюет с ним. Какой ей от этого прок?

– Не знаю. Я никогда ее не понимал.

– Ее сыновей, которые сеяли склоки, здесь больше нет.

– И на том спасибо! Но ты все равно не убедишь меня, что она сменила гнев на милость. Не будь Скотта, все наследство Ангуса перешло бы к ней.

– Не говори таких вещей.

– Амели не может не думать об этом. Она женщина умная и с характером.

Он говорил спокойно, не повышая голоса, как человек, привыкший наблюдать за другими и делать умозаключения. Его место в семье было довольно неопределенным. Он был кузеном Ангуса и фактически управлял имением, но жалованья не получал. Ангус иногда давал ему наличные на карманные расходы, словно бедному родственнику. Дэвид, не претендовавший ни на какой статус, все-таки стал незаменимым человеком в поместье. Молчаливый, очень независимый, он был благодарен Ангусу за то, что тот взял его к себе много лет назад, когда он уже едва не стал бродягой и алкоголиком. С Мойрой он был очень дружен – всегда приветлив и услужлив, а Скотта, которого знал с детства, любил безгранично. По этой причине он с недоверием отнесся к Амели, когда она объявилась в Джиллеспи и привезла с собой четырех подростков. Потом он заметил, как эта француженка, свалившаяся им на голову, стремится взять в руки управление домом и отодвинуть Мойру на задний план. Он наблюдал за тремя невоспитанными братьями, которые сеяли вокруг хаос и раздор, в то время как Ангус делал вид, что ничего не замечает, лишь бы угодить своей молодой супруге. В тот день, когда она объявила, что беременна, Дэвид всерьез испугался за Скотта, представив, что теперь его окончательно вытеснят из семьи. Но у Амели случился выкидыш, и Скотт остался единственным сыном. Однако он все-таки уехал из дома, подальше от мачехи, которая приводила его в бешенство.

– Амели изменилась, – заметила Мойра. – С тех пор как она стала бабушкой, нрав у нее смягчился.

– Думаешь, она успокоилась?

– Вроде того. Скотт – ее зять, и, конечно, она больше не видит в нем врага.

– Дай-то бог.

Они обменялись долгими взглядами, а потом Дэвид отвернулся и взял свой ящик с инструментами. Прежде чем спуститься, он еще раз проверил, хорошо ли держится решетка. Когда ему поручали ответственное дело – а не только уборку опавших листьев или колку дров, – он выполнял его со всей тщательностью. На него можно было положиться, хотя никто не предоставил ему случая это доказать.

– Вот так! – торжествующе заключил Филип, закрывая багажник «Рейндж Ровера». – Надо просто правильно укладывать, и тогда все поместится.

Чемоданы и дорожные сумки были сложены в машину Филипа, а в машину Скотта загрузили детскую мебель и игрушки. Кейт выехала первая, с близнецами в автокреслах, которые заняли все заднее сиденье.

– Надеюсь, вы не передумаете и не вернетесь через две недели, уж больно эти сборы утомительны! – пошутил Филип.

Он вместе с Малькольмом вдруг сам предложил помощь в переезде. Мальчики были по-прежнему неразлучны, прожив вместе четыре года в абсолютном, ничем не омрачаемом, счастье. Объединенные страстью к рисунку и живописи, во время учебы они посещали музеи, выставки, галереи. Сейчас Филип пробовал себя в книжной иллюстрации, а Малькольм заканчивал свои первые картины.

– Я предупредил Мойру, что вы останетесь на ужин, – объявил Скотт.

– Теща будет весь вечер кукситься – пообещал Малькольм.

Тщетно Амели при встрече испепеляла его взглядом: Малькольм не обижался, его это даже забавляло. Родители относились к нему с нежностью, и несмотря на его жизненный выбор, у них были прекрасные отношения. Будучи единственным, притом любимым и избалованным ребенком в семье, он жил в полном согласии с собой и посмеивался, замечая чужие, подчас неодобрительные взгляды.

– Ты действительно так ее называешь? – спросил Скотт, разражаясь смехом.

– Только когда она грубит Филипу. Это моя месть. А ты. Как ты ее называешь?

– По имени. До встречи в Джиллеспи?

– Послушай, ведь ты не собираешься выгружать весь этот скарб в одиночку? К тому же весь гардероб везем мы, так что если тебе завтра утром понадобится свежая рубашка, чтобы ехать на работу…

Как обычно, Филип и Малькольм бросили жребий, чтобы решить, кому садиться за руль, а потом плюхнулись в машину и рванули с места так, словно собирались устроить гонки со Скоттом, который с улыбкой смотрел им вслед. Их жизнерадостность передалась и ему, он был почти уверен, что впереди его ждет приятный вечер.

Скотт тронулся не спеша, задаваясь вопросом: правильно ли он поступил, предупредив о гостях Мойру, а не Амели. Роль хозяйки дома, за которую они исподволь воевали друг с другом, вообще-то принадлежала Амели. Однако речь шла о приготовлении ужина, что впрямую касалось Мойры. Какое место сможет занять Кейт рядом с двумя этими женщинами? Практические подробности не обсуждались, но кто будет заниматься покупками, составлением меню и кто за что будет платить? Скотт не собирался садиться отцу на шею. Им придется поговорить об этом вдвоем, чтобы в будущем не возникало никаких недоразумений.

Он въехал на шоссе М8, и его вдруг охватило дурное предчувствие, но прислушаться к нему он не успел, потому что на экране бортового компьютера появилось сообщение: «Приехала и совершенно здесь счастлива! Люблю тебя, К.». Его губы невольно расплылись в улыбке, и ему стало легче. Если он сделает Кейт счастливой, это вознаградит его за все, пусть даже у него возникнут какие-то проблемы. Интересно, что она сейчас делает. Может, поднимается по лестнице на бельведер, чтобы увидеть его машину издали, как раньше, когда она была пятнадцатилетней девочкой? А может, уже сбегала на кухню посмотреть, что готовит Мойра? Казалось, что Джиллеспи – ее настоящий дом, – каждый уик-энд, который они проводили здесь в течение трех лет, подтверждал ее привязанность к этому месту. Все ее долгие уединенные прогулки в отрочестве по песчаным равнинам и в лесу помогли ей прекрасно узнать эти земли. Она беседовала с пастухами и помнила клички их собак. Она знала наизусть все тропинки и даже в темноте легко могла бы найти дорогу домой. С ее помощью Ханна и Люк будут расти настоящими помещиками, пусть и скромными! Как это было со Скоттом. Довольный этой мыслью, он начал весело насвистывать.