«С ума сошел что ли? Чего это он такой добрый? – слышалось со всех сторон».
– Это неспроста!
– Может, женщину нашел?
– Да ну, какая женщина к нему близко подойдет!
– Я бы очень даже подошла! – метнула на Еву мрачный взгляд широкоплечая Дарья. – Только не подпускает!
– Вот что значит, выспался человек!
И только Леша не участвовал в обсуждении главной темы сегодняшнего утра – чернее тучи, он трусцой бежал в самом конце шеренги, на полшага опережая Еву и делая вид, что не замечает ее. Разумеется, Еве было не за что чувствовать себя виноватой – Леша давно стал хорошим другом, но не более, и ничто не смогло бы этого изменить, будь они даже единственными людьми на Земле. Но все же, видя впереди подрагивающий на Лешином затылке взлохмаченный хвостик, она невольно съеживалась и принималась искать внутри себя слова извинений.
В начале второго круга Ева, полностью погруженная в грызущие ее мысли, почувствовала совсем близко глубокое дыхание и, обернувшись, увидела присоединившегося к бегунам капитана.
– Ты какая-то хмурая, – произнес он, поравнявшись с девушкой. Впервые на пробежке он не возглавлял шеренгу, а замыкал. Ева не смогла не обратить внимания на обтягивающую спортивный торс капитана майку вместо привычной тренировочной футболки – вот, почему он задержался, хотел усилить Евино впечатление. Ах, если б это действительно было так!
– Все в порядке, капитан, не бери в голову, – Ева вымучила из себя улыбку, сама себе не рискуя признаться, что переживает не только из-за обиженного друга, но и из-за капитана. Лишь бы он снова не назвал свое поведение ошибкой…
– Опять? – капитан остановился, поймав Еву за запястье, и по лицу его пробежала тревожная тень. – Мы же договорились!
– Прости, Вань, – девушка потупила глаза и шепотом добавила, – не хочу, чтобы все болтали.
– Да кому какое дело! – разъярился капитан! – А если и начнут, я не позволю никому без спроса лезть в мою душу и личную жизнь!
Краем глаза Ева заметила, как метрах в трех от них остановился Леша, внимательно прислушивавшийся к их разговору, и как на его разгоряченное от бега лицо залегла глубокая тень разочарования. Он неспешно подошел к брату, внимательно посмотрел в глаза и показательным движением занес кулак.
В ту же секунду Леша уже лежал лицом на холодной палубе, вжатый в пол сильным телом капитана.
– Ты что это, недоросток, удумал? – заревел капитан. – Ты головой своей думаешь? Я прибить тебя мог, если бы вовремя не остановился! Ты же знаешь, что я намного сильнее, куда лезешь! Хотел что-то сказать – так говори, а не маши тут своими кулачками! Идиот! – он, тяжело вздохнув, отпустил Лешу и протянул распластавшемуся по палубе брату тревожно дрожащую руку.
Леша, презрительно взглянув сначала на капитана, а потом на Еву, только хлопнул по руке и принялся подниматься сам, скользя голыми коленями по тонкой пленке наледи:
– Да, знаю, что ты сильнее, и она, похоже, знает. Оказывается, ты предпочитаешь грубую силу, а не заботу и уважение? – он уставился на Еву наливающими кровью глазами. – Сколько же лет я в тебе заблуждался!
Вокруг потасовки начала собираться толпа шепчущихся зевак, сбежавшихся на шум. Они внимательно разглядывали каждую деталь открывшейся перед ними картины, пытаясь разгадать, что же тут произошло. Мимо, тяжело ступая, пробежала Дарья – девушка, превосходившая ростом и габаритами не только Лешу, но и капитана. Она презрительно оглядела кипевших от гнева братьев, теперь таких похожих, но ужасно разных, и, плюнув себе под ноги, без слов отправилась на очередной круг по палубе.
– Леш, тебе помочь? – спросил Антон, живший в соседней с Лешей каюте, парень лет двадцати, но значительно выше и мускулистее обоих братьев. – Он тебя ударил? Что-то не поделили? Идти сможешь, ничего не сломал? Я могу донести.
– Отвали, – буркнул Леша, поднявшись на ноги, – я поскользнулся, все нормально, что столпились! – и, растолкав плечами готовых помочь жителей Ковчега, угрюмо покинул палубу.
Внимательно оглядев подошедших и еле заметно подмигнув Еве, капитан пробасил:
– Что встали? Тренировка в самом разгаре, бежим, бежим! У Леши просто день не задался, я сам с ним поговорю.
– С тобой пойти? – Ева положила руку на плечо капитана, когда праздные зеваки скрылись за поворотом.
– Думаю, да, ему придется сказать, – капитан отстранился от Евы и хмуро взглянул вдаль, – и лучше это сделать вместе, я один просто на него наору.
22
По окнам машины, рассекающей тонкую водную гладь шоссе, струились слезы дождя, оплакивающего привычную и комфортную жизнь. Многоэтажки, музеи, выставки, парки, фитнес-клубы, рестораны, общественный транспорт – все это можно было любить или презирать, регулярно включать в свою жизнь или игнорировать, но теперь все осталось позади. В городе, окруженном блокпостами, затопленном вышедшими из берегов реками и ливневыми канализациями, погибающем под обломками стекла и бетона. В городе, где люди обречены.
Машина уносила прочь двух молчаливых путников, глядящих вдаль. Каждому было, что терять, чего бояться, на что надеяться. И у обоих был только один шанс на миллион добраться живыми до северного города в полутора тысячах километров от столицы. Лишь бы машина не подвела, дороги не смыло окончательно, озверевшие от паники люди не напали, военные не остановили… Столько всего может случиться, и ни за что не знаешь, получится ли, стоит ли вообще пытаться!
Путь отступления пролегал через красивейшие города Золотого Кольца – Ярославль, Ростов, Переславль-Залесский, с их расписными церквями, набережными, реками и озерами – обязательными спутниками любого исторического города России, уютными купеческими улочками. Как бы хотелось остановиться, погулять напоследок, вдохнуть дух старины, подняться на Кремлевские стены и оглядеть города сверху. В последний раз перед тем, как они окажутся на дне бескрайнего беспощадного океана. Но надо ехать, ехать как можно быстрее, не глядя по сторонам, не обращая внимания на утопающие деревни – спасаться, скорее спасаться! Дальше путь пролегал на север сквозь непроходимые сосновые леса и безмолвные скалы Карелии, вдоль бурного Онежского озера, уже затопившего дорогу, и раскинувшихся на сотни километров топких болот. Все севернее и севернее, придерживаясь границы с Финляндией, прямо в объятья к суровому круглый год Баренцеву морю.
Машин на трассе почти не было – мало кто успел сбежать из Москвы так вовремя, а города поменьше просто ничего не знали – да, дождь, и набережные уже скрылись под водой, но ведь не первый раз. Телевизоры отказывали, интернет еле теплился, да и перебои в электричестве повсеместно обрекли людей достать свои запасы свечей и керосинок. Что удивительно – почти в каждом доме они действительно были припрятаны «на черный день», и вот он настал.
Почти пять часов ехали молча – Леша сосредоточенно вглядывался вдаль сквозь бегущие струи и маячащие перед глазами дворники, а Ева изучала подтопленные домишки вдоль дорог, любовалась золотыми куполами, которым было суждено вот-вот кануть в лету. Придерживаясь подтопленных дорог, где-то по щиколотку в воде, а где и почти по пояс, брели люди, выгнанные из своих домов стихией. Многие, завидев издалека машину, принимались махать руками, кричать, просить подвезти, но Леша был неумолим. Можно ли назвать это трусостью? Скорее жгучим желанием выбраться из западни любой ценой.
Ближе к Ярославлю поток машин значительно увеличился и, рассекая колесами воду и пуская волны, колонна плавно выползала из города, который Волга превращала в еще одно свое водохранилище.
– Вот черт! – впервые за всю дорогу вскрикнул Леша.
– Что случилось? – в голове у Евы пробежала целая вереница мыслей, и ни одна не показалась ей обнадеживающей.
– Бензина осталось совсем чуть-чуть, дотянуть бы до заправки! А там еще и канистры налью, потом уже только в Карелии бензоколонку искать.
23
Капитан с несвойственной ему сдержанностью забарабанил в дверь Лешиной каюты, но ответа не последовало. Из-за стены доносились тихие всхлипы и что-то похожее на бурчание – изображать свое отсутствие у Леши получалось плохо.
– Леш, мы заходим? – капитан приоткрыл незапертую дверь.
– Мы? – пискляво взревел Леша, переходя на ультразвук.
– Только не говори, что не ожидал меня увидеть, – Ева распахнула дверь, выныривая из-за спины капитана, и приземлилась на кровать рядом с другом. Превозмогая вину перед Лешей и неловкость перед капитаном, она приобняла сотрясающегося от рыданий друга за плечи.
Он сидел на краю кровати, окончательно растрепав волосы, которые всегда, даже после конца света, старался поддерживать в идеальном порядке, и запустив в них по-женски длинные пальцы, так не похожие на крепкие мужские руки его брата. Лешина каюта, как и деревенский дом, сочетала в себе кучу противоположностей – любимые вырезки из модных, но уже неактуальных, журналов соседствовали на стенах с советскими агитплакатами, а кровать с десятком подушек всех форм и размеров была покрыта жутким клетчатым пледом.
– Леш, понимаешь…, – аккуратно начала Ева, гладя друга по голове.
– Не понимаю! – прогнусавил он, не дослушав. – Не хочу понимать!
– Боже, Леш, не веди себя как всегда! – неожиданно резко вступил капитан. – Мы с Евой переспали, отсюда и мое приподнятое настроение, и то, что она, наконец, запомнила, как меня зовут.
Его слова, брошенные как бы между делом, абсолютно без чувств и эмоций, какие-то плоские и бестелесные, так не походили на прошлую ночь, что Ева опешила и в непонимании уставилась на капитана: неужели опять? Он, как ни в чем не бывало, прогуливался по каюте, разглядывая пестреющие картинками стены:
– Ты должен просто смириться, что у тебя не было шансов с самого начала. Я был уверен, что Ева интересовала тебя как друг. Да даже если бы ты раньше рассказал мне о своей любви, это ничего бы не изменило, рано или поздно все бы случилось. Прости, братишка, – капитан хлопнул Лешу по плечу и покинул каюту.
– Что, вот это тебе нравится? Такое отношение? – Леша поднял на Еву красные опухшие глаза.
– Нет… – отрешенно произнесла девушка, глядя в одну точку, пытаясь справиться с удушливым комом, появившимся в груди, – но он – не такой, я точно знаю. Надеялась, что знаю.
Ева поспешно поднялась и, пошатываясь, пошла прочь, не понимаю, куда делся тот нежный и чувственный, временами печальный и застенчивый человек, который еще час назад не хотел выпускать ее из своих теплых объятий. Или все повторяется снова – он совершил ошибку, только в этот раз покрупнее, а теперь жалеет? Тогда почему же он так светился с утра? Или это братское соперничество вылилось в холодную бесчувственную маску? И как же теперь смотреть в глаза и капитану, и Леше?
24
