И корабль тонет…

– Тогда мне не совсем понятно, почему вы приняли приглашение… – Ромов повернул голову в сторону Шаповалова.

Несколько мгновений Шаронов молчал.

– Иногда у человека нет иного выхода. Подчиняться непреодолимым обстоятельствам – это тоже идти в правильном направлении. Хотя, разумеется, лучше, если они не возникают.

Ромов вдруг почувствовал, что разговор с каждой минутой напрягает его все больше и больше. Если такое начало сотрудничества, что будет дальше? Даже страшно предположить. Кто спорит, что Шаронов гений, но лучше было бы получить в напарники кого-нибудь попроще. Он знает немало ребят, которые неплохо бы справились с делом, но при этом с ними было бы несравненно легче. А этот вообще непонятно о чем говорит.

– Да, конечно, непреодолимые обстоятельства – вещь плохая, – пробормотал Ромов. Он не знал, что имеет в виду его собеседник, и не очень-то и хотел знать. Он думал, как ему себя вести в этой ситуации. С одной стороны Суздальцев, с другой Шаронов – два несовместимых между собой человека.

Но на этом его размышления завершились, к ним приблизился Шаповалов. За его спиной маячил Суздальцев, который не без беспокойства переводил взгляд с Шаронова на Ромова и в обратном направлении.

– Вижу, вы познакомились, – громко проговорил Шаповалов. По его виду было очевидно, что он изрядно пьян. Он положил им руки на плечи. Шаронов, хотя и мягко, но сделал шаг назад, и рука миллиардера, лишившись опоры, камнем упала вниз.

Тот посмотрел на него мутным взглядом.

– Нам предстоит большая работа, – произнес Шаповалов. – Это должен быть самый лучший фильм. Хотите, открою величайшую тайну. – Он поочередно посмотрел на сценаристов. – Я планирую выдвинуть этот фильм на Оскар. На меньшее я не согласен. И вы должны мне это обеспечить. Как?

В комнате повисла напряженная тишина. Все смотрели друг на друга и молчали. Только Суздальцев из-за спины Шаповалова делал Шаронову и Ромову какие-то знаки. Ромов пытался их понять, но не мог сообразить, что он должен сказать в ответ. На ум ничего не приходило, вернее, в голове пульсировала только одна мысль, что он так и не дождется своих денежек. Мало ли что взбредет в голову этому Шаповалову.

Шаповалов, не обращая внимания на Ромова, вдруг подошел к Шаронову.

– Я знаю, вы можете сделать то, что я хочу, Андрей Васильевич. Я вас очень прошу. Мне вот так нужен этот сраный Оскар, – провел он ребром ладонью по горлу.

– Извините, я не даю таких обещаний. Если это непременное условие, то я готов покинуть яхту прямо завтра утром.

– Андрей, – вдруг прозвучал голос жены Шаронова, – если это условие господина Шаповалова, ты должен с ним согласиться.

– С моей стороны это было бы крайне безответственно. К тому же не вижу в Оскаре ничего привлекательного. Среди награжденных им, не припомню ни одного приличного фильма,

– Причем, тут приличный или не приличный фильм, – проговорил Шаповалов. – Мне нужен Оскар, а уж за какой фильм – не важно. Хоть за самый плохой во Вселенной. – Он повернулся к Ольге Анатольевны. – Помогите мне, уговорите мужа. Я человек благодарный.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы добиться того, чего вы желаете, – заверила женщина.

– Вот это по-нашему! – одобрил Шаповалов. – Я хочу с вами выпить.

– Извините, но мы не пьем. Вы же не имеете в виду сок или чай.

Шаповалов с недоумением посмотрел на Шаронову.

– Совсем не пьете. В Америке у меня был знакомый мормон. Вы не принадлежите к их секте?

– Нет, к мормонам мы не имеем никакого отношения. Просто однажды решили, что не будем потреблять ничего из того, что вредит здоровью.

Шаповалов с сомнением покачал головой.

– А вот я потребляю все, что вредит здоровью. И чем сильнее вредит, тем больше потребляю. – Он обернулся к стоящему по-прежнему за его спиной Суздальцеву. – Плесни-ка мне, дорогой, – протянул он ему бокал.

Суздальцев подбежал к стойке, налил в бокал виски и вернулся к Шаповалову. Тот с нескрываемым удовольствием сделал большой глоток.

– Как можно не любить этот нектар? – с удивлением произнес он, любуясь бокалом с виски. – Внезапно он повернулся к Ромову. – А вы, молодой человек, надеюсь, выпьете со мной?

От волнения способность говорить внезапно исчезла у Ромова. Потребовалось несколько секунд, чтобы она восстановилась.

– С огромным удовольствием! – воскликнул он.

– Налей ему, – приказал Суздальцеву Шаповалов.

Суздальцев в прямом смысле застыл на месте.

– Я налью себе, – поспешно произнес Ромов.

– Я сказал: налей ему, – грозно повторил приказание Шаповалов.

Суздальцев снова бросился к стойке, плеснул в бокал виски и протянул его Ромову.

– Спасибо, – поблагодарил сценарист.

Суздальцев ошпарил его взглядом. И Ромов вдруг почувствовал, что просто так эта сцена ему не сойдет. Хотя он абсолютно ни в чем не виноват, наоборот, понимая, в какую ситуацию угодил продюсер, хотел обслужить себя сам.

Шаповалов поднес свой бокал к бокалу Ромова.

– Давай-ка, дорогой чокнемся. – Они чокнулись и выпили. – Ты-то обеспечишь мне Оскара? Только не ври. Как говорят в суде: говори правду и ничего кроме правды.

Ромов взглянул на миллиардера и вдруг ясно осознал, что тот совсем не шутит, для него это действительно важный вопрос.

– Я постараюсь изо всех сил.

– К черту твои старанья, стараются многие, а выходят у единиц. – Ты зачем мне его подсунул? – спросил Шаповалов у Суздальцева. – Никого лучше что ли не нашел?

– Он талантливый парень, – пробормотал продюсер.

Шаповалов снова отхлебнул из бокала.

– Какой же талантливый, на какого-то паршивого Оскара не может написать сценарий. Завтра найдешь мне другого.

– Где же я вам завтра найду, Георгий Артемьевич.

– Твое дело, если хочешь оставаться продюсером моего фильма.

Шаповалов шагнул вперед и внезапно чуть не упал. И только сейчас Ромов понял, что тот вдрызг пьян. С двух сторон к нему бросились Суздальцев и Алла. Все это время она молча стояла немного в стороне и наблюдала за происходящем. Вместе они повели, а точнее скорей потащили его к выходу.

Шаповалов немного упирался, но при этом позволял себя вести. Внезапно он оттолкнул своих сопровождающих.

– Мне нужен Оскар и вы мне его сделаете! – закричал он, стукнув себя кулаком по груди.

Движение оказалось для его состояния слишком резким, и он бы упал, если бы Суздальцев и Алла не успели его подхватить. Они увели его из кают-компании. На этот раз он не упирался.

– Думаю, на этом можем завершать наш вечер, – сказал Шаронов. – До свидания. Встретимся завтра, – сказал он Ромову.

– Встретимся, – уныло проговорил Ромов. – Мысль о том, что завтра утром его пребывание на острове может завершиться, вызывало у него отчаяние. – Пойдем, – кивнул он Марине. Взявшись за руки, они покинули яхту.

Шароновы спустились с корабля, и пошли по набережной. Давно стемнело, причем, темнота была такой плотной и густой, что на расстоянии в метр ничего нельзя было разглядеть. Даже море. Хотя оно и было совсем рядом, но не было видно; его присутствие выдавал лишь ритмичный плеск волн о берег.

Супруги молчали довольно долго, они медленно шли по тропинке, и казалось, что эта дорога может быть бесконечной.

– Ты мне ничего не желаешь сказать? – первой нарушила молчание Ольга Анатольевна.

– А разве ты не знаешь, что я хочу тебе сказать. К чему слова, если так все ясно.

– Нет, не ясно. – В ночной тиши ее голос прозвучал и слишком резко и слишком громко.

– Тогда ты права, есть причина для произнесения слов.

– Ты иногда бываешь невозможным человеком, – вздохнула женщина.

– Я знаю, но ты давно привыкла. Так что стоит ли об этом говорить? Говори о том, что у тебя на сердце.

– Ты хочешь завтра же отсюда уехать.

Шаронов слегка пожал плечами.

– А как ты думаешь, чего я еще могу хотеть. Когда я встал на путь, то сделал это не для того, чтобы с него сходить. И ты была уверенна в моей правоте. И все годы меня поддерживала, шла за мной.

– Ничего не изменилось, Андрюша, – тихо произнесла Ольга Анатольевна.

Шаронов посмотрел на нее.

– Тогда почему ты так напряжена?

– Потому что ты намерен все бросить.

– Мне давно не было так противно, как в этот вечер.

– Но ты же предполагал, когда сюда ехал, что тебя тут ждет.

– Не знаю, как-то за последние годы я отвык от таких представлений.

– Мы жили чересчур уединенно, – произнесла она. – Вернее, варились в собственной кампании.

– И вот вышли в свет, – усмехнулся Шаронов. – Хотя этот свет похуже любой тьмы.

– Послушай, если нам посылаются испытания, значит, это не просто так. Значит, настала пора пройти через них. Разве не ты много раз мне это повторял. Но сейчас, когда твои слова превратились в реальность, ты вдруг отступаешь. Разве не должны мы пройти все до конца. И ведь мы тут не случайны, наш мальчик…

– Если бы не он, я бы собрал чемодан и укатил домой, – прервал ее Шаронов.

– Ради него мы должны вытерпеть все. А я вижу, что ты к этому пока не готов.

Шаронов внезапно остановился.

– Да не готов, и это стало для меня большой неожиданностью. Мне-то казалось, что я приобрел ко всему подобному стойкий иммунитет. Когда уходишь так далеко в запределье, то возникает уверенность, что все земное, убогое, примитивное на тебя не влияет.

– А как оказалось? – с тревогой спросила жена.

– Я подвержен почти в той же степени влиянию низменного, как и прежде. Мы были уверены, что шли все эти годы вперед, а как выясняется, топтались на месте. Иногда мне, в самом деле, кажется, что в мире кроме иллюзии ничего не существует.

– Ты не прав, – порывисто произнесла Ольга Анатольевна.

– Не прав? В чем?

– В том, что все эти годы мы топтались на месте.

– Почему ты так уверенна?

– То, что ты сегодня испытал, это всего лишь первичная реакция на происходящее. Просто ты отвык от подобных эксцессов. Но вот увидишь, выдержка к тебе вернется. И ты убедишься, что эти годы прошли не впустую.

– Я предвижу большие сложности, конфликты.

– Наш мальчик, ради него… Помнишь, когда Суздальцев пришел к нам с этим предложением, то первая мысль, которая к нам пришла, – это посланник свыше.

– Первая мысль не всегда верная, – невольно улыбнулся Шаронов.

– А мне как раз кажется, что первая мысль самая верная.

– Вот видишь, у нас уже начались разногласия. Плохой признак.

– У тебя разыгралось воображение.

– Может быть, – задумчиво проговорил Шаронов.

– Ты не уедешь и сделаешь все, ради чего мы здесь? – спросила Ольга Анатольевна.

– Разве у нас есть выбор.

– Я рад, что ты так думаешь. Идем спать, уже пролетело полночи.

– Да, конечно, предчувствую, что завтра предстоит нелегкий день.

Они быстро направились в сторону виллы. Ольга Анатольевна шла и думала о том, что в ближайшем времени им предстоят нелегкие испытания.

Ромов вошел в комнату, взял со стола дорогой хрустальный графин и запустил его в стену. Графин рассыпался на мелкие осколки.

– Ты с ума сошел! – воскликнула Марина. – Зачем ты это сделал?

– Гори оно все синим пламенем. Ты слышала, этот боров намерен отправить меня завтра домой. – Ромов взял хрустальный бокал и отправил его по тому же, что и графин, маршруту. Бокал разбился о стену над кроватью и засыпал ее осколками.

– Идиот, как мы теперь будем спать? – закричала Марина. – Вся кровать в стекле.

– Поспим на полу, вон какой мягкий ковер. К тому же полночи уже прошло, осталось совсем чуть-чуть. А утром нас ужу тут не будет.

– Тебя просто заклинило на этой мысли.

– А тебя нет? – удивился Ромов. Он вдруг подумал, что Марина ведет себя как-то странно, не так, как по его представлению, должна себя вести.

– Мне тоже не хочется уезжать, но я привыкла к крутым поворотам в своей жизни.

– Когда же ты это успела?

– Тогда и успела.

– А почему не рассказывала?

– Не спрашивал, вот и не рассказывала. Зачем тебе это.

Она права, в самом деле, зачем, подумал Ромов. По крайней мере, сейчас уж точно не до нее. Будет желание, то как-нибудь потом расспросит.

– Ладно, – произнес Ромов, – спать нам негде, да и после всего этого цирка не заснуть, так что давай собирать сумки. Зря только их распаковали. – Внезапно Ромов снова взорвался. – Всегда ненавидел этих жирных котов! Они считают себя абсолютными хозяевами жизни. И им глубоко наплевать на всех, на весь мир. Они готовы засрать его своим дерьмом до самого верха. Иногда мне хочется взять пистолет и продырявить их толстые брюха. Ей богу жаль, что не представляю, где тут раздобыть оружие. Хотя бы пристрелил одного. Все равно, какой смысл возвращаться домой, приличной работы там все равно нет. А корячиться за гроши, с меня хватит.

Марина села на стул.

– Что же тогда ты намерен делать?

– Да откуда я знаю! – снова заорал Ромов. – Буду сутенером. Стану находить для тебя богатых клиентов, а деньги пополам. А что такого, я знаю людей, которые этим промышляет. И хорошо живут. По крайней мере, не сравнить с тем, как я. Ты согласна?

– Я приехала в Москву не для того, чтобы стать проституткой. Проституткой я могла быть и у себя дома.

– Ты приехала в Москву, чтобы стать великой актрисой.

– Вовсе нет, я трезво оцениваю свои возможности. А вот ты…

– Что я? – встрепенулся Ромов.

– Ты всегда витаешь в облаках. Надоело.

– Что значит, надоело? – изумился Ромов.

– А то значит, что я не поеду с тобой.

– Как так?

– Разве я не понятно сказала?

– То есть ты останешься тут.

– Ты правильно меня понял.

– Любопытно. – Ромову, в самом деле, стало любопытно. – И что ты тут будешь делать?

– Понятие не имею. Я только знаю одно: в любом месте можно найти для себя какое-нибудь дело.

– И какое?

– Да хотя бы полы мыть.

– Ты – полы, – захохотал Ромов.

– Когда я приехала в Москву, то первые полгода как раз и мыла полы. И, как видишь, ничего, не умерла. И все при мне осталось.

– Это точно, – согласился Ромов. С удивлением он вдруг обнаружил, что в нем закипает желание. Вроде бы ни к месту, да что делать, оно же не спрашивает, когда возникнуть. Он подошел к ней почти вплотную. – Значит, решила остаться?

– Решила, так что свою сумку собирай сам. Я тебе не помощница.

– Это глупо, что ты тут будешь делать. У тебя же и денег нет.

– Немного есть, я скопила.

– Не знал.

– Так что как-нибудь некоторое время протяну.

– А что будет, когда они кончатся?

– Жизнь что-нибудь пошлет. Я давно заметила: как только у меня кончаются деньги, сразу что-то возникает на горизонте. В последний раз ты возник. Я тогда без гроша сидела, не знала, чем заплатить за комнату. Хозяйка грозилась выселить.

– Вот значит, что бросило тебя в мои объятия, – пробормотал Ромов.

– Не только.

– Неужели еще что-то.

– Ты мне понравился.

– А если бы не понравился?

– Тогда бы не бросилась. Нашелся бы другой, который понравился. Кроме тебя ко мне еще тогда двое клеились.

– Но теперь, как я понимаю, наши пути расходятся.

– Получается, что так.

– Но напоследок надо хорошо потрахаться, чтобы надолго запомнилось.

– Нет настроения. К тому же тебе надо сумку собирать. А запомнишься, ты мне и так надолго. Пойду спать. Из-за тебя придется все постель перебирать, а то вопьется в тело осколок.

Марина встала и, не обращая взимания на Ромова, направилась к кровати.

Ромов проснулся оттого, что кто-то грубо тряс его за плечо. Он отрыл глаза и увидел нависающее над ним лицо Суздальцева.

– Ты чего это спишь в кресле? – удивился продюсер.

Ромов обвел глазами комнату. И сразу вспомнил все.

– Тут удобней, – буркнул он.

– О вкусах не спорят. А сумку собрал?

– Долго что ли. А что пора?

Суздальцев задумчиво посмотрел на него.

– В нашем деле никогда не знаешь, когда надо ее собирать. Вот что, любезный Евгений, я хочу тебе сказать. Я с этим олигархом уже месяц по миру кочую. И немного его изучил. Мужик капризный, привык, что все его желания исполняются. Но переменчивый, сегодня одно, завтра другое. Когда он проспится, попробую с ним переговорить. Замолвлю за тебя слово. Если, конечно, хочешь остаться.

– Хочу! – аж подался всем телом вперед Ромов.

Суздальцев усмехнулся. В отличие от Шаронова, если умеючи, то этим парнем управлять совсем легко. Как куклами-марионетками.

– Тогда помни, кто тебя сюда привез и кто тебе тут помогает.

– Я помню. Ты не беспокойся, я понимаю, как много ты для меня делаешь.

– Уверен, что понимаешь?

Ромов энергично закивал головой.

– Будем считать, что ты меня убедил. – Суздальцев оглянулся вокруг. Его взгляд упал на рассыпанные по полу осколки графина. – Вижу, у вас тут веселенькая была ночка.

– Мы немного повздорили, – признался Ромов.

– И где твоя красавица сейчас?

– Не знаю, – пожал плечами Ромов. – Где-нибудь на острове.

– Я понимаю, что не на льдине, – захохотал продюсер. Он вдруг подумал, что ссора этих голубков вполне может быть полезна ему. Эта Марина очень даже ничего. И почему бы ему не закрутить на время пребывания в плавании с ней роман. Он тут один оказался без женщины. И уже начинает испытывать по этой причине дискомфорт, который будет только усиливаться. Да и вообще Ромов еще не заработал на то, чтобы обладать такими красивыми женщинами. Пусть-ка сначала хорошо потрудится, а уж потом трахает подобных телок.

– Слушай, Дима, я тебя хочу спросить, эти разговоры про Оскара, серьезно?

Суздальцев несколько секунд молчал.

– Я и сам хотел бы знать. Он уже несколько раз заводил про Оскара разговор. Сначала думал, что это просто глупая блажь, но в последнее время он что-то стал часто повторяться. Я знаю, что в последнее время он много раз бывал в Голливуде. Там он эту заразу, наверное, и подхватил.

– Но ты же понимаешь…

– Понимаю, – резко прервал его Суздальцев. – Пусть говорит. Наша задача срубить бабки. А что будет дальше, нас не касается. Разве не так?

– Так. А если он не заплатит, если Оскара не получим.

Суздальцев раздумывал, говорить ему или не говорить. Пожалуй, стоит сказать, пусть зарубит на своем носу, где его место.

– Вот для того я и пригласил Шаронова. Если кто и может написать сценарий для Оскара, так это он. Теперь тебе все понятно.

– Не все. Тогда зачем пригласили меня?

– Это было его требование – два сценариста. Теперь все, наконец, понял.

– Теперь – да.

– Вот и прекрасно. – Суздальцев взглянул на часы. – Надеюсь, что он уже очухался. Пойду с ним поговорю. А ты жди результата.

Суздальцев вышел из комнаты. Вряд ли, Шаповалов, в самом деле, пробудился, после загула он отсыпается очень долго, думал продюсер. И когда он только успевает свои миллиарды зашибать. Или в его ситуации они уже сами в его карман плывут? Но если он еще дрыхнет, не поискать ли ему Марину. Вполне возможно, что после ссоры с Ромовым, она нуждается и в утешении и в покровителе.

Марина выскользнула из комнаты под аккомпанемент громкого храпа Ромова, который тот издавал со своего кресла. Из-за неудобной позы, он всю ночь громко храпел, доводя ее до исступления. У нее возникло желание ударить его, дабы прекратилось это давление на ее барабанные перепонки, из-за которого не могла заснуть.

Впрочем, храпел он иногда и раньше. Но, несмотря на сильное раздражение, ни разу она не высказывала ему свое неудовольствие. Это было бы слишком рискованно, ведь Ромов для нее был единственной ниточкой, способной вытащить ее из той пропасти, в которой она пребывала. Сначала, когда у них завязались отношения, она ощутила прилив надежды, ей казалось, что наконец-то она нашла того человека, который поможет реализовать ее чаяния. Но быстро поняла, что он сам пребывает в ненамного лучшей ситуации. И ему самому нужен кто-то, кто бы помог.

Марина бы бросила его, если бы не одно небольшое обстоятельство, в какой-то момент она почувствовала, что привязалась к нему. Очень скоро они зажили практически как семейная пара; так совершенно неожиданно у нее возник семейный очаг. Она даже начали готовить, чего раньше никогда не делала. Причем, это не только получалось хорошо, но сами кулинарные занятия, к ее большому удивлению, ей понравились. И она с удовольствием проводила время у плиты.

Все было бы, если не хорошо, то уж точно не плохо, если бы не одно обстоятельство, она не видела своего будущего. А не видела, потому что его было. Вернее, оно было, но таким безрадостным, что иногда ей хотелось просто выть. В последние месяцы они жили исключительно на те гроши, что она зарабатывала, снимаясь в массовках и малюсеньких эпизодах. Чтобы получить эти деньги, приходилось тащиться на съемочные площадки в любую погоду, пребывать там в ужасных, часто в антисанитарных, условиях, терпеть издевательства продюсеров и режиссеров, унижаться, прося, чтобы пригласили в следующий раз. Иногда ей хотелось все бросить. Но что делать дальше, она не представляла. О возвращение в свой маленький городок, где от скуки даже голуби улетали оттуда, не хотелось и думать. Хотя там ее ждала комфортабельная квартира, друзья и знакомые, пара парней, готовых в любую минуту жениться на первой красавице их района. А что потом, беспросветное существование, роль жены и матери при спивающемся муже, так как других мужей там почти нет. То, что это будет именно так, Марина не сомневалась; у всех ее замужних подруг судьба сложилась подобным образом. Именно от этой страшной участи и уехала однажды она всего лишь с двумя сумками в руках. С тех прошло уже несколько лет, но никаких обнадеживающих перемен жизнь ей так и не подарила.

Марина шла по набережной. Когда она сюда приехала, у нее и в мыслях не было ни ссориться, ни тем более уходить от Ромова. Наоборот, впервые за последнее время затеплилась надежда, что все скоро переменится. Но когда Шаповалов громогласно объявил, что собирается отправить его назад, что-то оборвалось в ней. Она ясно осознала, что ей снова ничего не светит. И предстоит вернуться к прежней тяжелой борьбе за существование. От одной этой мысли ее всю передернуло.

У нее не было никакого плана, она вообще не строила никогда никаких планов. И перед их ссорой, у нее не было намерений уйти от Ромова. Но когда случилось то, что случилось, то вдруг поняла, что давно ждала этого момента. Для нее наступила минута нового поворота на дороге жизни. Вот только куда поворачивать, она даже близко не представляет.

Впереди замаячил белоснежный корпус яхты. Она остановилась, наблюдая за тем, что на ней происходит. Но наблюдать было не зачем, так как на ней ничего не происходило. Марина не обнаружила на палубе ни одного человека, хотя время уже не такое и раннее. К тому же ей захотелось есть; утром у нее всегда просыпался самый сильный аппетит. Невольно она вспомнила о горе снеди, которая осталась в кают-компании. А что если тихонько туда пробраться и полакомиться.

Марина стала по трапу подниматься на палубу. Внезапно кто-то больно схватил ее за руку и завел за спину. От боли она завопила благим матом.

Ее руку не отпустили, но вернули на определенное природой место. Это позволило рассмотреть того, что держал ее. Это был парень почти двухметрового роста. Несмотря на жару, одет он был в темную рубашку и темные брюки. Под мышкой у него висела кобура с выглядывающим из нее револьвером.

– Ты куда, красавица? – поинтересовался парень.

Марина сообразила, что вероятней всего это охранник. Не может же такой человек, как Шаповалов, почивать без охраны. А по своему опыту она знает, что с этой публикой лучше не шутить, с юмором у них туговато. Она решила сказать правду.

– Хотела посмотреть, осталась ли еды от вчерашней вечеринки, – прояснила она.

Ее слова вызвали у охранника взрыв смеха.

– У нас еда не остается, ее тут же выбрасывают, – снисходительно пояснил он.

Марина представила, сколько же еды было выброшено. Да они с Женькой за неделю в два раза меньше съедали. Почему-то этот факт вызвал у нее прилив раздражения.

– Тебя что не кормят здесь? – спросил охранник.

– Не кормят, – огрызнулась Марина.

– По тебе не заметно, вот какие титьки, – хохотнул он, выказывая явное намерение провести их ревизию рукой.

Марина подалась назад, и снова закричала; мощная ладонь парня так сильно сжала ее запястье, что боль мгновенно пронзила все тело.

– Что тут, черт возьми, происходит?

Марина обернулась на голос; прямо на нее в одних трусах надвигался Шаповалов. То были именно трусы, а не плавки, самые обычные трусы, которые носят миллионы обычных людей.

– Да вот, задержал, – пояснил охранник. – Хотела попасть на яхту.

– И зачем она хотела попасть на яхту? – окинул ее взглядом Шаповалов.

– Сказала, что проголодалась и хотела поесть то, что вчера оставалось.

– Ба, да ты девочка голодная! – воскликнул миллиардер. – Он снова окинул Марину внимательным взглядом. – Скажи, чтобы ей принесли поесть, – бросил он охраннику. – Пойдем, дорогая, – обнял Шаповалов девушку за плечи.