Замок над Морем. Право рода

И все же…

Не стоит ему слышать их беседу с тьером Эльнором. Луис отлично помнил про племянницу Ольрата, а тут тоже… невинная девушка пострадала. Вдруг Массимо да переклинит?

Ничего, он и сам отлично справится.

* * *

Массимо на своем участии в допросе настаивал.

– Тьер Луис, вы пытать не умеете.

– Он мне и так все выложит.

– Ой ли?

Предстоящий Эльнор сверкал глазами, грыз кляп и выглядел несломленным. Луис только плечами пожал.

– Суну его ногами в костер…

Массимо скривился.

– Тьер Луис, я лучше уши завяжу или там глиной залеплю. Но вы ж его угробите раньше, чем допросить сможете!

Это было не исключено. Но…

– Ты пойми, он же предстоящий. И сейчас из него столько грязи польется…

– А то я о ней не догадываюсь, при вас-то состоя?

– А ты понимаешь, что одно дело догадываться, а другое знать? За некоторые тайны можно и головы не сносить, просто потому, что ты поведешь себяиначе. Не так, как повел бы себя человек неосведомленный?

– Лучше уж знать, чем не знать.

– Обещаю, я тебе все расскажу. Но есть вещи, которых не хотел бы знать и я.

Массимо молча протянул на ладони комок глины.

Луис посомневался, а потом махнул рукой – и согласился. Но уши Массимо залепил сам.

* * *

И в очередной раз Луис не пожалел, что взял с собой Ольрата. Вдвоем они оттащили тьера Эльнора как можно дальше – и Луис вытащил кляп.

А потом минут двадцать слушал о том, какой он выродок, какая мразь его отец и что бы тьер Эльнор с удовольствием сделал со всей его семьей.

Молча слушал, давая сумасшедшему выговориться.

И – дождался. В потоке ругани мелькнуло и имя матери – «убить пронырливую сучку, чтобы не совала нос куда не надо!», и имя Эрико – «сам сдохнет от дурной болезни», и Лусия – «помрет родами, а до того еще и помучается!». И даже Эттан был упомянут по принципу «сам себе могилу роет».

Луис отложил это в памяти, принялся расспрашивать и был вознагражден ядовитым хохотом в лицо. Рассказывать лишнего тьер Эльнор не собирался.

Пока за него не взялся Массимо, принявшийся «потрошить» тьера так же деловито, как крестьянка режет и ощипывает птицу.

За пару часов тьер Эльнор не получил ни одного смертельного повреждения, но лишился всех выступающих частей тела, пальцев, важного для мужчины органа и даже части кожи.

Жажда мести была сильна в предстоящем, но боль оказалась намного сильнее.

Тьер Эльнор сломался на третьем часу пыток – и заговорил.

И тут-то Луису действительно стало плохо.

Пока Эттан упивался своей победой, а его семья привыкала к новому статусу, тьер Эльнор упорно и усердно плел вокруг них ядовитую паутину.

Первой его жертвой пала Вальера Тессани, которая что-то почуяла.

– Ты забрал у меня дочь, а я у тебя – мать, – хохотал тьер Эльнор окровавленным ртом. Смотрелось это жутковато, хорошо хоть Массимо ничего не слышал. Они с Луисом эти два часа общались только жестами: рука поднята – пытки приостановить, рука опущена – начать заново. – Понял теперь, отродье давертовское? Ощутил! А то привык к безнаказанности!!!

Второй жертвой стала Лусия.

Карстам нужен был наследник, потому что Мирт… вряд ли он когда-нибудь станет нормальным. А Лусия вполне подойдет, чтобы выносить нескольких детей. А потом… а что – потом?

Шлюхой больше, шлюхой меньше…

Луису все больше хотелось схватиться за голову и застонать. И он сам, своими руками привез сестру в волчью пасть.

Впрочем, сейчас ей там безопаснее. Как это ни забавно, но пока Лусия не родит от Доната нескольких детей – ее и пальцем не тронут. Пылинки сдувать будут. Так что о сестре пока можно не волноваться.

А вот Эрико…

Сопляк безмозглый! Попался на шлюху с дурной болезнью!

Подумаешь, выглядит она словно девочка! Мог бы и проверить, посоветоваться, рассказать – навели бы справки! А он! Как теленок!

Луис с трудом припомнил, что брат в последнее время был оживлен и доволен жизнью. То есть…

– С-сука!

– А брат твой сдохнет! И ты сдохнешь!

– Меня тоже на шлюху ловить будешь?

– И на тебя найдется сила! – В глазах тьера Эльнора, подогреваемое болью, разгоралось безумие. – Ты еще увидишь гибель своих родных, ты проклинать будешь тот день, когда родился, молить о смерти будешь…

Луис резко опустил руку, подавая сигнал Массимо.

Ольрат примерился, поддел ножом кожу на груди тьера, сунул под получившийся фестон раскаленный кончик ножа, тьер Эльнор выгнулся и испустил вопль. Но разум гас в его глазах…

Единственным способом отплатить своим врагам для тьера Эльнора стало безумие. И он радостно отдавался захлестывающей его черной волне.

Или красной?

Кровь, да, много крови…

Она льется из-под рук Эттана Даверта, красит одежды Преотца в кровавый цвет, плещется у ног, она густая и солоноватая, с металлическим запахом, она чернеет и вспыхивает огненными искрами, и Тавальен горит.

Горят храмы и дворцы, горят белые здания, горит гавань, корчатся в кровавой воде осьминоги и акулы, кричат беззвучным криком совсем уж невиданные чудовища…

Тьер Эльнор видит и себя.

Та искра, от которой все занялось, – это он.

Он сам.

Если бы когда-то на лесной дороге не остановили его карету, если бы Мелания не погибла, если бы…

А сейчас ему все безразлично!

И тьер Эльнор с радостью окунается во всепожирающее пламя.

Гори, Тавальен!

Гори, страдание!

ГОРИ!!!

Он танцует в центре огненных языков, он сам – огонь. И это – красиво, так безумно красиво… или просто безумно… или красиво?

Ему уже все равно. Тьера Эльнора здесь уже нет. Он ушел танцевать с огнем, оставив врагам свою оболочку, на миг став пророком – и сойдя с ума от ужаса, который породил.

Массимо еще около получаса методично пытался чего-то добиться от тьера Эльнора, но потом покачал головой.

– Бесполезно.

Луис кивнул.

Он и сам видел, что все уже напрасно. Передавили с болью? Нет, вряд ли. Просто Эльнор уже был безумен, а провал столкнул его за грань немного раньше, чем нужно. Вины Массимо тут нет, как и вины Луиса. И он кивнул в ответ на вопрошающий взгляд. Протянул руку.

Массимо покачал головой, показал на себя, но Луис выставил ладонь вперед.

– Нет. Это моя ноша.

Ольрат не читал по губам, но понять – понял. И медленно вложил в руку Луису свой старый нож, с рукояткой из оленьего рога.

– Возьмите, тьер.

Кинжал удобно лежал в руке. Тяжелый, острый…

И в грудь тьера Эльнора он вонзился легко и даже с радостью. Руку потянуло вперед, сталь скрипнула по кости, миновала ребра – и тьер Эльнор совершил свой последний вздох.

Безумие исчезло из его глаз. Они медленно открылись – и огня в них уже не было. Только свет. Словно отблеск золотых волос глупой девочки, которую смертельно разочаровала жизнь.

– Мелли…

Массимо протянул руку и закрыл тьеру глаза. Луис кивнул другу, мол, можно открывать уши. Но Массимо не торопился. Сначала он сноровисто оттащил тьера Эльнора от костра, забросал ветками, не особо усердствуя – найдет его зверье, так и пусть. Им тоже что-то кушать нужно. Вытащил свой клинок, обтер его, сполоснул руки, подбросил веток в костер – и туда же полетели затычки для ушей.

– Не зря хоть?

– Спасибо тебе.

Луис выглядел как человек, на плечи которого упала каменная плита. Надгробная. И давит, давит, и как справиться с ношей – неясно. Массимо подставил бы плечо, но…

– Тьерину – он?

Луис медленно кивнул.

Как же сейчас он был благодарен Массимо.

За присутствие рядом, за помощь, за поддержку и даже за фляжку с жутковатым горлодером, которую подсунули ему под нос.

– Пейте, тьер.

Луис послушно сделал несколько глотков. Горло обожгло так, что он аж задохнулся.

– Спасибо.

Массимо положил руку Луису на плечо.

– Пока мы живы – все можно исправить. А мы еще живы, тьер.

– Иногда человек жив, а хуже мертвого. – Луис сделал еще глоток. – Мать – он. Лусию – тоже он. Подал идею, а Карсты ухватились. Придется вытаскивать малявку.

– И вытащим. Сейчас повернем – или чуть погодя съездим?

Луис посмотрел на Массимо, который и не сомневался в своих словах. Ухмыльнулся.

– Сначала приготовим дом для малявки. Чтобы ей было где жить, на что жить… и заберу ее. Может, и с ребенком. Она молодая, красивая, найдет себе мужа.

– Вот именно.

– А вот брат…

– Который?

Слово за слово, Массимо вытянул из Луиса все, что касалось Эрико. И задумался.

– Тьер, так вроде лечат это. Кровью Ардена[5].

Луис только головой покачал.

– Лечат ли? А впрочем… как ты сказал? Пока мы еще живы?

– Мы справимся, тьер.

– Справимся.

Тьер Эльнор все же победил, хотя так никогда об этом и не узнал. Луис не задал вопросов ни об Эттане, ни о тьере Синоре, ни об Ордене Моря. Вот и не узнал ничего.

А гроза готовилась.

Тучи уже собирались на горизонте и готовы были разразиться громом и молниями. Только вот Луис уже ни на что бы не повлиял. Эттан Даверт почуял запах денег, больших денег, и останавливаться не собирался.

Род Карнавон

Алаис Карнавон осматривала предложенный ей дом. Они с Элайной Шедер уже посмотрели три дома, но ни один не подошел Алаис.

В одном были тараканы, которых она ненавидела всей душой, во втором хозяин смотрел такими маслеными глазами, что рука сама тянулась к сковородке, в третьем хозяйка была похожа на высохшую воблу и поглядывала с явным превосходством «благочестивой женщины» или престарелой девственницы. А Алаис нужен был кто-то другой. Кто-то вроде кузины Лизетты.

С ней Элайна познакомила Алаис в последнюю очередь. Увы, кузина Лизетта выбивалась из достопочтенного семейства Шедер, как нитка из белья, и заправить ее обратно не позволяла никакими усилиями. Старая дева, которая никогда не выходила замуж, но имела множество связей с мужчинами, обожала кошек (в настоящий момент у нее жило три штуки), книги, детей, когда те не пакостили первым или вторым, все солененькое и остренькое и веселую музыку.

И это – достопочтенная Лизетта Шедер, которая приходилась Далану теткой.

Элайна ее не слишком одобряла, а вот отец Далана, сам Далан и его братья с сестрами просто обожали. И загрызли бы любого, кто посмеет неуважительно отозваться о родственнице в их присутствии. Лизетта платила им взаимностью. А Алаис приняла с первой минуты. С той самой, на которой Далан рассказал об их приключениях.

– Я буду рада видеть и тебя, и твоего ребенка в своем доме. Сама видишь, у меня тут места хватит. Но у меня кошки…

Дом у Лизетты был роскошный. Родители оставили в наследство, и справедливо. Из всех отпрысков именно Лизетта сидела с больной матерью, потом с отцом, так что дело унаследовал отец Далана, определенные суммы другие братья, а единственная дочка в семье получила дом – и вклад у купцов, достаточный для содержания здания и скромной жизни. Ей хватало.

– Ага, – Алаис уже успела потискать двух пушистых мурлык, а третья где-то пряталась. – Думаю, ребенка мы к ним подпускать до года не будем, а потом соображать начнет – научим обращаться. Деньги у меня есть, проживание оплачу…

– Вот еще! Ты же Далана спасла!

Алаис подумала пару минут.

– Госпожа Лизетта, я не вьелерин. А потому либо вы берете с меня деньги за проживание, либо договариваемся как-то еще. Например, я сад облагораживаю? Или ремонт делаю, или как-то еще…

– Сочтемся! Голубые комнаты тебя устроят?

– Более чем.

Голубые комнаты состояли из одной большой, от которой цветком отходили еще три. Гостиная, две спальни и кабинет. Все обтянуты голубым шелком, вся мебель выдержана в серых и синих тонах, очень удобно.

– Я переделаю одну спальню под детскую и комнату для кормилицы, ладно? А остальное пусть остается как есть.

Лизетта только махнула рукой.

– Делай. Я не против.

Элайна вздохнула.

– Могу посоветовать хороших мебельщиков и мастеров. Мы недавно…

– Советуй, – так же равнодушно махнула рукой Лизетта. – Тут тебе равных нет.

Госпожа Шедер поджала губы. Кажется, две женщины не сильно ладили. Алаис переводила взгляд с Элайны на Лизетту и обратно.

Вот стоят они рядом.

Элайна Шедер – вся аккуратная, лощеная, ухоженная, в безукоризненно модном платье, с элегантной прической и прохладными манерами.

Лизетта Шедер – невысокая, кругленькая, как колобок, волосы вьются кудряшками и выбиваются из прически, карие глаза светятся веселыми искрами, носик задорно вздернут – и никогда ей не дашь ее сорока лет! Столько в ней жизненной энергии, столько силы…

Платье помялось, оборку надо бы пришить, но Лизетта совершенно не обращает на это внимания. Кажется, ее намного больше занимает книга на столе, чем явившиеся гости.

Неудивительно, что они с Элайной не дружат. А вот Далан так и жмется к тетке, которая уже успела угостить его кексами. Вкусными…

Алаис здесь уже нравилось.

* * *

Вечером из дома Шедеров к кузине Лизетте доставили ее вещи. В том числе и гаролу. Лизетта прищурилась на музыкальный инструмент.

– Умеешь?

– Спрашиваешь!

Алаис и Лизетта, спровадив облегченно вздохнувшую Элайну, переглянулись с улыбкой и принялись знакомиться. Дружно решили, что Алаис будут звать Алекс, а та может обращаться к хозяйке «тетя Лиз», ее все так называют. Родственница так родственница.

Обнаружили, что Алаис обожает книги и сама многое читала.

Что Лиз с удовольствием слушает сказки и истории.

Что кошки принимают Алаис как родную, стало быть, человек она хороший.

Что шитье и вышивание недолюбливают обе, примерки у портних считают злом. А модничанье… это хорошо, но не постоянно же!

Что Элайна Шедер слишком чистенькая, красивая и правильная. И в ее присутствии жутко хочется или почесать попу, или поковырять в носу.

А подобное совпадение интересов и мнений гарантировало женщинам спокойную совместную жизнь. Алаис подарила Лизетте длинную нитку розового жемчуга с Маритани и окончательно была принята в стан «своих».

Оставалось спокойно жить и дожидаться родов.

Спокойно…

Нет, это слово было сказано не для Алаис и Лизетты.

Началось с того, что Алаис принялась по вечерам устраивать мини-концерты, только для своих – Лизетты и слуг в количестве шести штук. Потом слуги принялись приводить своих родных, прятать их в саду и подслушивать.

Увидев такое дело, Алаис и Лизетта переглянулись – и разрешили сидеть на кухне. С открытой дверью, конечно…

На пару десятков дней этого хватило, а потом слуги пришли к ним на поклон. Мол, так и так, песни у вас душевные, а истории жутко интересные. Мы все понимаем, не для нас вы все это поете-рассказываете, но нельзя ли…

Алаис красноречиво показала на свой живот, который уже начал округляться. Не с таким устраивать концерты для широкой общественности.

Слуги замахали руками. Мол, все мы люди, все осознаем тонкости текущего момента, а потому… Тут буквально в пяти минутах ходьбы есть небольшая таверна. С хозяином договорятся, госпожу сопроводят и туда, и обратно, и если она соблаговолит скрасить вечера бедолаг…

Алаис вздохнула, переглянулась с Лиз – и махнула рукой.

Каждый вечер две женщины отправлялись в таверну. Алаис удобно устраивали в большом кресле, укутывали пледом, приносили чашку с ягодным морсом или компотом, и женщина принималась рассказывать. Иногда ее больше тянуло к историям, иногда – к музыке.

Успехом пользовалось все.

Лиз располагалась в уголке и тоже получала удовольствие.

Это в молодости можно беззаботно пожимать плечами в ответ на заявления вроде: «останешься одна – заплачешь, да поздно будет» или «пожалеешь ты потом о своей глупости». Молодость никогда не поверит грустным предсказаниям.

А вот когда подкрадется на мягких лапках старость, когда посмотришь в зеркало и заметишь седые волосы, когда очаровательная улыбка вместо ямочек на щеках покажет морщинки – тогда и попомнишь предсказателей. Не каждый день, нет. Но по вечерам иногда бывает так тоскливо! Пусть одиночество скрашивают книги и племянники, все равно – этого мало, мало…

И ни один, даже самый теплый, плед не поможет согреть замерзшую душу.

Александра Тан, она же Алаис Карнавон, появилась как нельзя вовремя. В доме Лизетты Шедер опять стало шумно и весело, испуганное Алаис одиночество удрало куда-то в неизвестность и не объявлялось, а теперь еще и посиделки в трактире…

Лизетта знала, что это не слишком подобающее поведение для благородных дам. Но кому какая разница? Она всю жизнь жила как хотела, не ради того, чтобы на старости лет оглядываться на окружающих! Для репутации Александры урона нет – она с Лизеттой. Для репутации Лизетты… ее репутации тоже вряд ли что-то повредит. А Шедеры…

Приезжал кузен Арон – отец Далана. Поблагодарил Александру за помощь его отпрыску, пообещал всю возможную помощь и уехал.

Далан стал наведываться, раз в десять дней обязательно, а то и чаще. Элайна сначала испугалась, не интерес ли это к молодой вдове, но Лизетта, глядя на приятелей, могла успокоить сноху. Нет тут никакой любви, просто с Александрой – интересно. Она много всего знает, читать любит, может рассказать что-нибудь интересное… чего ж удивляться, что мальчишка к ней потянулся?

Да и Александра к нему неплохо относится. Правда, искренне считает, что из Далана хорошего купца не получится, не тот характер, но умный хозяин чему угодно найдет применение. В том числе и сыну-авантюристу. Будет караваны водить или на кораблях с грузом плавать. Тут и приключения, и делу польза. А считать другие будут.

Жизнь текла спокойно и мирно. Заранее нашли повитуху, а для ребенка и кормилицу – мало ли что? Закупили пару коз. Отремонтировали комнаты и заказали мебель для ребенка. Нашили приданое.

Лизетта пыталась подсунуть гостье хоть немного денег, но Александра отмахивалась. Ни к чему. Есть у нее…

И, послушав истории Алекс, Лизетта не сомневалась – есть. Если бы завтра Александра сказала, что слушать ее можно только за деньги, люди и приходили бы, и платили.

Талант…

* * *

Алаис впервые за последнее время успокоилась.

С момента попадания в этот мир она находилась в таком состоянии стресса, что любой психолог схватился бы за голову. Все время ходить под смертью, все время рисковать собой, все время идти в неизвестность, не зная, что тебя ждет за углом, и ладно бы – ее, а то и ребенка тоже!

Малыш уже двигался внутри, и это было такое странное ощущение! Словно ты – бассейн, а он – маленькая, но очень юркая рыбка. Живот неуклонно рос, и повитуха грозилась мальчиком, а то и двойней.

Алаис все сильнее уставала и все чаще думала, что все сделала вовремя. Еще бы месяц-другой, и она не смогла бы так активно действовать. Энергия, которая била фонтаном в первые месяцы беременности, теперь ушла куда-то вглубь. Алаис иногда напоминала себе нефтяную скважину. Сначала-то нефть бьет фонтаном, а вот потом… Насосы, трубопроводы и куча нефтяников. И то иногда извлечь горючую жидкость не получается.

Все чаще хотелось свернуться калачиком где-нибудь на уютном диване, укрыться пледом, подтянуть к себе под бок большую теплую кошку, а лучше двух сразу, для мурчательности, и листать интересную книгу.

Все же правильно она сделала, что сбежала.

Алаис ни минуты не жалела о своем поступке. Пока она не родит, пока ребенку хотя бы год не исполнится – все остальноене ее дело!

Пусть в Карнавоне начнется тайфун, ураган, наводнение, пусть королеву Сенаорита приложат по голове фамильным портретом, пусть «любимого» мужа прикопают под кактусом и выпьют в честь знаменательного события текилы – Алаис это не касается! Ее сейчас волнует собственное состояние, «рыбеныш» внутри и душевное спокойствие.

Оставалось написать письмецо кузине Ланисии, чтобы та не волновалась. Конечно, без указания обратного адреса.

Можно бы и не писать, но это был кусочек еще той Алаис. И Таня чувствовала себя обязанной поддерживать эти отношения. Не так уж у девочки много было близких. Пусть знают, что она жива, и не волнуются. А обратные письма ей ни к чему. Не нужны.

Лизетта обещала отправить письмо знакомым в Лаис, с голубиной почтой. Быстро долетит, жаль, много написать не получится. А много и не надо.

Хотя и интересно иногда становится.

Что-то там поделывает господин Таламир? И убрался ли с Маритани Маркус Эфрон? Успокоился ли Эфрон-старший или по-прежнему питает необоснованные надежды?

Но расспрашивать совершенно не хотелось. И наводить справки, и выслушивать новости из дальних краев – ни к чему.

Она живет в Лемарне, в Атрее все спокойно, а остальное – не важно. Авось и без нее разберутся. Как-нибудь.

* * *

Не напрасно Алаис вспоминала своего супруга.

А уж он-то ее как вспоминал!

Можно сказать – мечтал о встрече! Ежедневно, ежечасно, в подробностях и красках представляя, что скажет, что сделает, что оторвет супруге в первую очередь, во вторую очередь…

Таламир отлично знал, что она жива. Иначе на побережье Карнавона уже было бы не шагнуть. Цунами, ураганы, шторма…

Сейчас Море тоже было беспокойным, но все же не так. Хуже другое – начали появляться воронки водоворотов, все чаще и чаще, все сильнее и сильнее. Кому-то удавалось выплыть, а чьи-то лодки и корабли разбивались в щепки. В Море видели стаи косаток. И люди говорили, что рыбы плакали[6].

И все чаще за спиной у Таламира раздавался шепоток. Все хуже и хуже становились слухи.

Вначале говорили, что жена от него сбежала.

Потом – что он ее заточил в тюрьму.

А дальше… Сплетни, ах, такие сплетни…

Рассказывали, и что королева приревновала Алаис к любовнику, и что последнюю из Карнавонов заточили где-то во дворце, чтобы получить от нее наследников, и что женщину держат в тюрьме, и что ее просто отравили, чтобы не пыталась вернуть себе власть…

И неизменным рефреном звучало в слухах одно и то же: «Все Таламир виноват, если бы не он…»

Ант бесился, ругался, пытался уехать обратно в столицу, но письмо от ее величества содержало четкий приказ – оставаться в Карнавоне. И спустя два месяца после бегства жены Таламир, озверев от безделья и сплетен, собрав отряд, принялся пощипывать земли Эфрона.

Отряды налетали, разоряли деревни, жгли дома, угоняли скот… и люди снимались с мест.

Уходили, пока у них не отняли и жизнь.

Да и как ты выживешь, если вдалеке от Моря, если разорили хозяйство? Смотреть, как умирают от голода твои дети? Желающих не было.

Жаловаться господину? До господина далеко, до неба высоко…

Люди уходили.

Уходили в Карнавон, в прибрежные деревни, ставили дома, роднились семьями. Это господа воюют, им денег девать некуда, а простой народ – он между собой завсегда договорится. Сегодня ты поможешь, завтра тебе помогут, на том мир стоит.

Таламир этого не знал. Он просто выплескивал бешенство в схватках, погонях, в огне и крови топил свою ярость, представляя на месте изнасилованных женщин свою жену.

Красные глаза, белые волосы, бледные губы…

Тварь!

Ведь ходила, головы не поднимала, а пела как сладко! «Все, что пожелаете, я в вашей власти…»

Обманула!

Обвела вокруг пальца!

И в Эфроне ее не было, Таламир это точно знал. И… нигде!

В столице ее не видели, через ворота она не проходила, на кораблях не уплывала… где-то прячется? Но начальник тайной службы ее величества, барон Ланор, голову давал на отсечение, что Алаис Карнавон нет в столице. Более того, никто, даже отдаленно похожий на Алаис, не снимал комнату, не жил в трактирах и на постоялых дворах, ничего не продавал… И Таламир ему верил. Барон свое дело знал. Конечно, как и многие, он не любил «королевского выскочку», но это не мешало ему как следует делать свою работу. Таламир составил список драгоценностей, которые унесла с собой его супруга – и их было много! – только ни одна побрякушка не всплыла. Даже самое крохотное колечко, даже кусок цепочки! Что оставалось предполагать?

Что Алаис не просто живет у кого-то в столице, но и живет на полном содержании. А как иначе?

Столицу она не покидала, работать герцогесса по определению не умеет, ее этому не учили, может быть, только вышивать, но вышивкой на жизнь не заработаешь, остаются только союзники покойного герцога. Кто-то достаточно богатый, чтобы и содержать нежданную гостью, и прятать ее, да так ловко, что даже сплетни не пошли.

Кто?

А кто угодно. Особняков в столице много, пока все переберешь, пока слуг опросишь, пока внутрь проберешься да осмотришь, ведь кое-чего и слуги не знают…

Много времени уйдет, много воды утечет.

Начальник тайной службы работал, герцог бесился от ярости и унижения, сплетни ползли, деревни горели…

Алаис Карнавон спряталась так, что найти ее не представлялось возможным.

Ее величество была очень недовольна.

* * *

– Барон?

Барон Ланор поклонился королеве.

– Ваше величество, я подозреваю, что Алаис Карнавон прятали в столице, но уже вывезли куда-нибудь. Возможно, под видом мужчины или вообще в каком-либо ящике…