Боги и архетипы древних славян. Колесо Сварога в современной трактовке

Верить в богов – нормально, естественно, природно. В конце концов, даже у Большого взрыва была какая-то первопричина. Да и сам Большой взрыв объясняет (и то лишь отчасти) образование планет, а не разумную жизнь на них. Всякий раз, когда мы (в любом направлении) доходим до точки, где заканчиваются объяснения, мы начинаем верить. Вы можете даже «верить в науку». Ну, значит, сегодня вашего бога зовут Наука… Вы можете метать в оппонентов ссылки на научные исследования и предъявлять «доказательства» (я всегда так делаю), но они почти наверняка в ответ намечут своих ссылок или найдут изъяны в вашей аргументации – непрекращающиеся дебаты вокруг ковидной темы это отлично проиллюстрировали!

Вот, например, есть у восточных славян такое понятие – анчутка. Некая мелкая, невидимая сущность, которая живет в воде (особенно в стоячей – в прудах и болотах) и может нападать на человека, изводят его и мучая. Из-за анчутки человека бросает то в жар, то в холод, то у него живот болит, то голова… Короче, проявляются симптомы респираторных и/или кишечных инфекций.

Анчутка – водная сущность, но иногда может на короткие расстояния перелетать по воздуху.

Анчутки, как многие темные сущности, боятся огня.

Поэтому:

• По болотам ходить и стоячей воде купаться лучше б не надо.

• От человека, терзаемого анчуткой, лучше держаться на некоторой дистанции – чтоб анчутка не перелетел.

• Воду, которую соберешься пить, надо погреть на огне до бурления, чтоб изгнать анчуток.

А как еще говорить об эпидемиологической безопасности с людьми, которые ничего не знают про микромир?

Да, собственно, и современные санитарные инструкции только звучат солиднее (вместо анчуток – бактерии и вирусы), а по сути – все те же. Наука – это религия атеистов. Некий исходный постулат все равно приходится принимать на веру.

Стремление «впасть в архаику» – это внутренняя, часто неосознаваемая, потребность найти способ выживания, наименее зависящий от искусственных (социальных и технологических) конструкций. Иными словами, человечество в целом и каждый человек в отдельности пытается наковырять из своего собственного и из коллективного бессознательного всякие штуки и приемчики, которые позволяли людям выжить в те времена, когда еще в квартирах не было горячей воды и газа, а в магазинах – еды круглый год в достаточном количестве.

Во времена, когда все рушится и есть риск лишиться всех благ цивилизации, «впадение в архаику» – это способ быстро научиться выживать и адаптироваться без внешних высокотехнологичных костылей.

Тут, извините, будет длинная цитата:

«Первобытное или нет, человечество всегда стоит на грани поступков, которые оно совершает само, но не контролирует. Весь мир хочет покоя и весь мир готовится к войне. Человечество бессильно против человечества, и боги, как и прежде, определяют его судьбу.

Сегодня мы именуем богов «факторами» (от лат. facere – «делать»). Делатели стоят за кулисами мирового театра как в больших, так и в малых делах. В царстве сознания мы сами себе хозяева; нам кажется, будто мы и есть эти «факторы». Но стоит нам переступить порог тени, как мы с ужасом обнаруживаем, что мы сами есть объекты влияния невидимых факторов. Знать об этом в высшей степени неприятно: ничто так не разочаровывает, как осознание собственной несостоятельности. Это может даже породить примитивную панику, ибо вместо того, чтобы безоговорочно верить в столь тщательно оберегаемое превосходство сознания, которое воистину является одним из секретов нашего процветания, мы ставим его под сомнение самым опасным образом…

С древнейших времен наиболее рассудительные люди понимали, что любого рода внешние исторические условия лишь повод, плацдарм для настоящих опасностей, которые угрожают нашей жизни. Это – социально-политические иллюзорные системы. Мы должны рассматривать их не поверхностно, как неизбежные следствия внешних условий, но как решения, порожденные бессознательным».

Иными словами, если накоплена определенная масса архетипов и мифов в коллективном бессознательном – они непременно начнут проявляться на внешнем уровне. И самое важное в этом моменте – понять, что ты не можешь остановить лавину: ты часть ее, ты просто течешь вместе с ней. А вот вписаться в процесс и выжить в изменившихся условиях – это можно. Надо только впасть в архаику.

Я, грешным делом, думаю, что, если бы человечество однажды впало туда окончательно: жило бы в соответствии с природными циклами, минимально использовало искусственное освещение и ископаемое топливо, перешло бы на локальное и сезонное питание, признало бы, что на каждом небе свои боги, а на каждой земле свои законы – то и постоянный цикл войн, разрушений, восстановлений, вооружений, возможно, перестал бы повторяться. Если бы человечество сошло с пути наращивания технологий и потребления, выбрало бы какой-нибудь другой путь (с архаических времен наверняка было много развилок, на которых мы свернули не туда), то мы бы все достигли райского блаженства. Но это не точно.

«Как Природа выживает благодаря большому разнообразию видов, так и человечеству можно позволить свободно и без помех развиваться в самых разнообразных формах культурного самовыражения.

Согласно нашей древней традиционной этике, Землю и все ее творения нужно ценить и защищать. Человеческие существа должны найти свое место в сети жизни, а не вне или отдельно от всего творения».

На самом деле, конечно, альтернативной истории нет, все сложилось так, как сложилось. И, видимо, в своем развитии дошло до крайней точки. В предыдущие две тысячи лет человечество шло по пути цивилизации (в буквальном смысле – строительства и укрепления городов), противостояния с природой, адаптации внешнего мира под себя, глобализации и, что логично на этом фоне, по пути формирования и распространения мировых религий. Видимо, на этом направлении предел достигнут. Разговоры о многополярном и многоцентричном мире довольно бессмысленны при наличии так называемых «мировых религий».

Нынешний тотальный «уход в архаику» начался не в 2022 году. И даже не в 2019 году, когда стартовал covid. Просто на фоне глобальных катаклизмов эти процессы обострились, ускорились и – самое важное! – вышли за рамки личных предпочтений. Архаизация сегодня – это антиглобализм. Расчет на собственные ресурсы, предпочтение национальных интересов общемировым, локальная диетика и «концепция устойчивого здорового питания» с учетом национальных и культурных особенностей – вместо единой некогда для всех «средиземноморской диеты»[6]… Еще пару лет назад это казалось архаикой и мракобесными фантазиями. А смотри ты: оказалось политической реальностью и социальной неизбежностью. Конец эпохи глобализма – это и конец эпохи мировых религий. Наибольшую мощь сейчас, как ни странно (хотя на самом деле ни капельки не странно), демонстрируют те страны, которые не отказывались от своих древних богов и, несмотря на все мировые катаклизмы, продолжали развиваться по их заветам: Израиль, Индия, Китай. Их боги – не всеобщие. Это боги конкретного народа и конкретной территории.

Языческая религия – этническая религия. Она, в отличие от мировой, принадлежит народу (языку), и ее правила устанавливаются для того, чтобы помочь этому народу выжить на территории, на которой он поселился. С годами, с веками при соблюдении этих правил в человеческих телах формируются и закрепляются некие адаптационные механизмы, позволяющие не просто выживать, но и прогрессировать. Они проявляются во внешности, в характере, в склонности или, напротив, в повышенной стойкости к тем или иным заболеваниям. Одни генетические мутации закрепляются как полезные, другие выбраковываются как вредные. То же происходит с культурными феноменами: языковыми единицами, пищевыми привычками, сезонными праздниками, бытовыми обрядами… Собственно, это и есть суть этногенеза. Но все это хорошо, логично и понятно лишь до тех пор, пока народ или отдельный человек живет на той территории, где родился.

Важный вопрос: когда он (человек или народ) переселяется, он должен поклоняться своим родовым богам или богам нового места? «Поклоняться» – в широком смысле: не только молиться, но и соблюдать заповеди.

По месту или по крови определяется этническая принадлежность и религия? Это один из базовых и вечно нерешенных цивилизационных вопросов. Мировые религии его урегулировали лишь отчасти: они и сами все время распадаются на конфессии и направления. Не говоря уж о том, что в каждой стране одно и то же, казалось бы, христианство непременно имеет свои местечковые особенности и любимых местных святых, а также связанные с ними праздники и обряды. Ирландский католицизм не похож на итальянский, а сербское православие не совсем такое, как русское. Потому что и там, и тут церковные праздники лишь маскируют исконные, языческие. И это как бы намекает, что религия все-таки выбирается «по месту», а не «по крови».

На самом деле, для большинства языческих верований (за исключением, пожалуй, античной Греции, где вопрос однозначно решался в пользу «по месту») это чрезвычайно сложная тема. С одной стороны, основа язычества – это признание, что на каждом небе свои боги. С другой, большинство языческих верований выстроены на понятии Рода – связи с предками (в том числе и даже в основном – с умершими). Оба условия одновременно могут соблюдаться лишь до тех пор, пока вы на родине. А если нет?

Переселяясь на новые земли, люди либо приводят с собой своих богов, либо отдаются под власть местных. Говоря современным языком, речь идет либо о завоевании, либо об иммиграции. Есть еще промежуточный вариант – гостевой: когда вы попадаете под «юрисдикцию» чужих богов временно и знаете (по крайней мере, надеетесь), что вернетесь к своим.

Завоеватели, разумеется, поклоняются своим и заставляют местных делать то же. Иммигранты ищут покровительства местных. А как поступать гостям – туристам, торговцам, временно релоцированным?

Эта тема у меня не первый год в режиме обдумывания. А сейчас (времена такие) – не только у меня. Масштабные миграционные процессы, подобные нынешнему, – не впервые в истории. И смена религиозной парадигмы тоже не впервые.

Идея глобального потепления, судя по всему, себя не оправдала, а на фоне грядущего топливного кризиса и вовсе накроется медным тазом. Так что из подвалов памяти пытается пробиться в сознание словосочетание «климатический пессимум». Не то чтобы оно меня успокаивало, но хотя бы придает некоторую осмысленность происходящему.

Во-первых, есть ощущение, что земля время от времени берется решать проблему перенаселения. И ничего с этим поделать нельзя! Даже пережить не всем удастся, потому что суть мероприятий именно в том, чтобы сократить число живущих.

Во-вторых, эта зачистка – процесс затяжной. Постфактум, если в учебниках читать или там в «Википедии», плюс-минус два века – вообще не тема, величина погрешности. А когда во всем этом живешь, то надо понимать: до конца кино не досмотришь. Выгонят из зала на самом интересном месте!

И тем не менее конец света, как показывает практика, – это не полное прекращение жизни, а всего лишь смена эр и эпох (ну и, соответственно, мировоззрений).

Климатический пессимум

«Климатический пессимум» – это еще не ледниковый период. Это вот как сейчас – когда все собираются бороться с глобальным потеплением, а тут – бац! – и заморозки в мае, засуха в июле. Не конец света, конечно, но неуютно, и виноград не зреет.

В прошлый раз пессимум начался в V веке нашей эры, достиг своего пика в VI и привел к Великому переселению народов. Строго говоря, народы начали переселяться чуть раньше (плюс-минус два века). Но до похолодания это была нормальная закономерная миграция от периферии Римской империи к центру. У нас, поди, тоже Москва не резиновая, а народ все переселяется и переселяется оттуда, где надо пахать, туда, где надо блистать. Ну вот и там так же.

А потом пришли гунны. У них, на окраинах вселенной, тоже погода испортилась – вот они и отправились искать, где лучше. Гунны были злые и воинственные – поэтому потоки беженцев ломанули в Рим уже не ради лучшей жизни, а просто ради спасения. Всем места не хватало, переселенцы дрались между собой и били местных – в результате народу в империи сильно поубавилось. В других местах наверняка еще сильнее поубавилось, но кто ж следит за другими местами, когда Рим в опасности?

Когда вестготы разрушили Рим, это уже не имело принципиального значения: к тому моменту один римский император уже сидел в Константинополе, а второй – в Медиолануме. Все еще могло устаканиться. Ну было бы две страны вместо одной. Вообще не проблема, живы же!

Могло устаканиться даже в 476 году, когда варвары свергли западного императора. Варвары ни Рим, ни Медиоланум не разрушали – они собирались там жить. Только обустроились – а тут как раз – опа! – и уже не просто зябкий пессимум, а бодрящий морозный позднеантичный малый ледниковый период.

И ни тепла тебе, ни вина из римских виноградников. Стоило ли так рваться к центрам цивилизации? Часть народу умерло от скуки, значительно большая часть – от холода и голода. Остальные собрали пожитки и двинулись дальше на юг и на запад. Собственно, на этом античная эпоха закончилась, империя рассыпалась, Великий город пришел в абсолютное запустение.

Занятно, что примерно в это же время пришел в запустение Вавилон в Азии и Теотиукан в Америке. Но история европоцентрична – так что не будем отвлекаться.

После распада империи (особенно, если она просуществовала несколько веков) непременно должен появиться человек, который захочет ее восстановить. В смысле не просто человек, а правитель с большими ресурсами – вот как, например, Юстиниан I, византийский император. Он был просто одержим идеей воссоздать Рим как минимум в его прежних границах. Поэтому сколько правил, столько и воевал. А правил он 40 лет без малого и, надо отдать ему должное, прогнал варваров со многих бывших римских территорий.

В 533 году он начал военную операцию за возвращение Северной Африки, куда только-только перебрались погреться варвары. Они еще не успели как следует окопаться – поэтому византийцы с ними и за год управились. А еще через год – в 535-м – случилось самое страшное похолодание за всю историю мыслящего и пишущего человечества. Его-то теперь и трактуют как начало малого позднеантичного ледникового периода. Ничего не выросло, ничего не созрело, есть стало совсем нечего. Но все надеялись, что «там лучше, где нас нет», – и стартовала вторая волна переселения народов. Причем все нормальные люди двигались к югу (что логично), а славяне почему-то наоборот – к северу. Славяне вообще очень иррациональный этнос. Но, судя по тому, как они размножились в эпоху раннего Средневековья, именно их тактика была верной. Но еды не было ни там ни тут. И тепла тоже. Поэтому вопрос перенаселения решался довольно эффективно.

Кто выжил, перебирались в города: там хотя бы теплее. Хотя, конечно, с поставками топлива в поздней Античности и раннем Средневековье было похуже, чем сейчас.

Едва успели осесть – чума! Как не сложно догадаться (задним-то числом!), началась эпидемия в самых теплых местах, куда все бежали от холода – в Египте. А оттуда по морю перебралась в Византию. В этом таилась высшая историческая справедливость: а то чего, действительно, Западная империя вымерла, а эти живут?! Заразу византийскую назвали в честь императора – Юстиниановой чумой. Но, конечно, не современники, а неблагодарные потомки.

В Константинополе с его скученностью, где все жались друг к дружке, чтоб согреться, и молились соборно, за год вымерло 2/3 населения. И еще почти 50 лет инфекция бродила по Европе. Не по всей. На север за славянами не пошла: видимо, холодновато для нее было. Знали об этом славянские вожди в начале VI века? Вряд ли. Просто, по устоявшейся традиции, решили выступить против.

Только к IX веку погода наладилась, все отогрелись. Хорошо обустроились: народу стало значительно меньше – земли, сохранившихся зданий, еды и прочих ресурсов хватало на всех. Эту благодать никто не называл «глобальным потеплением» и не пытался с ней бороться. Наоборот – сказали: «Это у нас средневековый климатический оптимум», – и вознамерились жить долго и счастливо. Но вот незадача! За оптимумом всегда опять приходит пессимум. Всегда! Даже если нет Греты Тунберг и Межправительственной группы по изменению климата.

То есть народ четыре века замерзал, четыре века отогревался. Только собрался нормально пожить – получил под роспись очередные заморозки и мрачное Средневековье.

Так вот, сдается мне, дорогие мои, мы с вами входим не в глобальное потепление, а ровнехонько наоборот: в очень пессимистичный пессимум. А значит, уйти в архаику – не самая глупая затея.

Язычество – это не просто (и даже не обязательно) политеизм. Это религиозно-философская система, способ мировосприятия. Его базовый постулат формулируется примерно так: «На каждом небе свои боги, на каждой земле свои законы».

Все остальное – производные этой установки. Все люди разные. «Национальные особенности» определяются особенностями ландшафта, климата и способов адаптации. Надо жить в гармонии с природой, учитывая сезонные и циркадные ритмы… И прочая, и прочая. Отсюда, по идее, должно быть очевидно, что в землях, где по полгода день, по полгода ночь, проблемы иные, чем в краях, где солнце всходит и заходит круглый год в одно и то же время. В зонах вечной мерзлоты (если уж кто решился) надо жить иначе, чем на экваторе. И даже у Белого моря – иначе, чем у Черного. Все так называемые «заповеди богов» – это доступно изложенные инструкции по адаптации и выживанию в данных конкретных условиях. И они не могут быть общими для всех, хотя ритуальные праздники людей, живущих на одной широте, во многом совпадают.

Восточные практики

Занятно, что массовое увлечение «восточными практиками» (то есть культурами, которые принципиально не уходили от собственной архаики) началось на Западе и в России еще в прошлом веке. В основном и цели этих увлечений были весьма практические – для здоровья и хорошей фигуры. Представители доказательной медицины в наше время все это «мракобесие» порицают и высмеивают. Однако аюрведа и китайская медицина в принципе воспринимаются благосклоннее, чем попытки уйти к собственным корням. Индийская аюрведа или, скажем, китайская акупунктура подвергались меньшему остракизму, чем немецкая гомеопатия или, прости господи, славянское травничество.

Что, в общем, понятно: восточные народы, выстраивая свои практики, опираются на толстый прочный фундамент сохранившихся письменных источников. Данные там рекомендации можно даже проверять методами доказательной медицины (а можно принимать на веру – иногда это тоже работает). Таким образом, с середины ХХ века можно наблюдать довольно массовое движение западных людей к восточным религиям. Юнг, впрочем, наблюдал таковое еще с начала прошлого века и объяснял этот интерес «потускнением» христианских символов: человечество (европейская его часть) так давно и так автоматически ими пользовалось, что перестало искать в них смысл. Протестантизм так и вовсе отказался от символизма… И наступила пустота.

Устрашившись ее, европейцы обратили взоры на Восток: он был непонятен, требовал истолкования – и его символы наполняли жизнь смыслами.

Карл Густав Юнг – швейцарский психиатр, основоположник аналитической психологии, коллега и соратник Зигмунда Фрейда, перенявший у него манеру описывать все психологические особенности и отклонения через образы греческой (реже – библейской) мифологии. Автор концепции «коллективного бессознательного».

С его подачи понятие «архетип» и теория психологических типов вошли в обиход и стали широко применяться не только в психиатрии и клинической психологии, но и… Вообще везде! За чрезмерную их популяризацию и коммерческое использование, правда, несет ответственность американская писательница и феминистка Кэрол Пирсон.

Уход европейцев в восточные религии и практики – это попятное движение.

В норме человек рождается в рамках некой религии, воспитывается на ее постулатах, живет в соответствии с требованиями ее богов, с определенного возраста начинает участвовать в ритуалах и практиках – и в рамках этого образа жизни вполне логично избегает заболеваний или получает исцеление в нужный момент. Ведь, по сути, любая религиозная система, любые «заповеди богов» – это способ объяснить людям механизмы адаптации к определенным природным условиям (ландшафту, климату, пищевым цепочкам) на том уровне развития общества в целом и человека в отдельности, когда научные объяснения еще не могут быть поняты.