Помнится, примерно через год после моего приезда в Петербург понадобилось мне встретиться с руководством местного общества соотечественников Узбекистана «Умид» – я вёл тогда в «Санкт-Петербургском курьере» смольнинскую грантовую полосу «Национальность – петербуржец», повествующую о жизни национальных диаспор. Кстати, обратите внимание, что в отличие землячеств выходцев из других бывших союзных республик, это объединяло не одних узбеков, а всех узбекистанцев – в него входили и русские, и корейцы, и украинцы, и представители многих среднеазиатских национальностей, для которых Узбекистан был и остаётся драгоценной родиной. Позже возникла ещё одна общественная организация земляков на Неве, и я несколько лет, пока она не распалась, входил в состав её руководства.
Но это к слову. А тогда, в 2006-м, земляки меня очень радушно встретили у себя на 17-й линии Васильевского острова, тут же затеяли плов, который оказался готов раньше, чем мы завершили деловые разговоры с создателем и лидером «Умида» Алиджаном Хайдаровым. Плов принесли в его кабинет, активисты расселись, а мы с Алиджаном Джахангировичем всё никак не закончим. И все сидят ждут, только слюнки глотают. Потом наконец кто-то робко:
– Искандер-ака.., – и глазами на ляган мне показывает, где бездарно остывает плов: мол, неплохо бы приступить.
– Да-да, – говорю, подумав, что это меня приглашают угоститься, – спасибо. Сейчас мы, вот только…
– Нет, давайте прервёмся, – засмеялся Алиджан. – Иначе никто не притронется, пока вы не отведаете – вы же среди нас самый старший.
Потом, уже позже, когда познакомились ближе, выяснилось, что чуточку старше всё же Хайдаров, но я был тогда уже сед, как лунь, а он ещё вполне черноволос, и земляки сочли это безусловным признаком моего старшинства.
Ну а в нашей-то компании все прекрасно знали, кто тут старший, и приготовились внимать.
– Я ехал к вам с одним вопросом, но Лена поставила второй, так что давайте обсудим оба, – сказал я.
– В порядке поступления? – восстал в Лене из летаргического сна комсомольский орговик, и это меня рассмешило.
– Мы же не на комсомольской конференции, старуха. Да, думаю, и там всё же решили бы первым обсудить вопрос принципиальный, а потом уж частный.
Андрей долил себе чаю, отхлебнул слишком нервно, что выдало его не проходящее лихорадочное состояние, обжёг, естественно, нёбо и чертыхнулся:
– С вами орговиками… Шкура теперь с нёба слезет. – Он покатал по обожжённому нёбу языком и поморщился. – Уже слезла.
– А ты что, тоже в комсомоле работал? – удивилась Лена, переводя взгляд с мужа на меня и обратно.
– Не за зарплату, как ты, – сказал я. – Был членом Ленинского райкома комсомола Ташкента, а когда пробился в партию, формировал комсомольские отряды на ударные стройки. Так что выбыл из комсомола только в 31 год, когда сам уезжал из Ташкента на «Атоммаш», отдав комсомолу 17 лет.
– Надо же, какие открываются подробности! – покачала головой Лена. – А ты ведь никогда не говорил.
– Я многое чего тебе не говорил – это удел Андрея тебе всё говорить, – усмехнулся я. – Что он, надеюсь и делает.
Ребята переглянулись и обнялись.
– Воздержавшиеся есть? Воздержавшихся нет. Принято единогласно! – изобразил я председательствующего при голосовании по вопросу «разное». – А теперь хватит трёпа. Вопросы на повестке вот какие: Лена предлагает покончить с нашей проблемой кардинально – изничтожить этот чек и считать, что его и не было.
– Праздновать труса? – недоумённо посмотрел на неё Андрей.
– А хотя бы и так, – дёрнула она плечом. – Всё остальное обойдётся дороже, я чувствую.
– Если мы так и порешим, как Лена предлагает, – сказал я, – то вопрос, с которым я к вам ехал, отпадает.
– Что за вопрос? – насторожился Андрей.
– Очень простой: если продолжать доискиваться правды, надо объединять усилия. Мне одному не осилить.
– Разве кто-то возражает? – воззрился он на меня.
– Не хотелось бы никого обижать, – парировал я интонацией телеведущего Ильдара Жандарёва, – но вчера ваша выходка, сударь…
– Ну я же извинился! – вскочил Андрей, вновь показав, как внутренне наэлектризован. Язык его задел обожжённое нёбо, и он скривился.
– Этого мало, – не стал щадить его я: подумаешь, обжёгся – не пулю же словил. – Ты объясни, чего ты всё время дёргаешься. Главное тут именно это, а не твои ишацкие намёки на наш с Леной якобы адюльтер, который пригрезился тебе от истощения нервных клеток головного мозга. Это-то, кстати, вполне извинительно – Альцгеймер подкрадывается неумолимо, ничего не попишешь.
– Саша, хватит! – воскликнула Лена и схватила Андрея за руку, словно стараясь не дать Альцгеймеру его схарчить. – Прекрати свои дурацкие шуточки! Мысли материальны.
– Сказала идеалистка, верящая в гороскопы, – поддел её я.
– А это уж моё дело! – показала она мне язык.
Обстановка разрядилась, и Лена пошла заваривать новый чай.
– Старик, пока мы одни, объясни ты мне всё же, чтобы с этим навсегда покончить – чего ты вдруг стал плести про что-то у нас с Леной?
Андрей насупился.
– Ну было же…
– С чего ты взял? Решил так, потому что я с Леной познакомился раньше, чем ты? Так я и с твоей тёщей раньше тебя познакомился, – выпалил я и прикусил язык. Но было поздно!
– Видишь! – вспыхнул он, как мальчишка. – Ты у них, значит, бывал – где ж тебе ещё было с Мариной Игнатьевной, царствие ей небесное, познакомиться?
– Не бывал, – сказал я. – Но разве тебя переубедишь?
– А ты попробуй! – упёрся вдруг Андрей. – Может и удастся.
Мне было смешно и грустно.
– И ты что, вот с этим всем все эти годы жил? Копался, сопоставлял?
Он долго молчал.
– Представь себе, – глухо признался он наконец.
– Что ему надо представить? – весело спросила Лена, появляясь в гостиной с чайником на блюдце с нахлобученной на него бабой в толстом салопе, чтобы сохранять тепло. Салоп уже вылинял, а целлулоидная голова бабы растеряла весь свой макияж и большинство волос косицы. А была ведь такая яркая…
– Помнишь? – перехватила Лена мой взгляд. – Это ведь ты подарил? Вот, гордись, сберегла!
О боже! Лучше бы она этого не говорила! Я обхватил голову руками и стал подумывать, не выпрыгнуть ли в окно, как Подколёсин.
– А я всегда считал, что это твоей мамы подарок, – зловещим шёпотом проговорил медленно Андрей.
Лена бросила быстрый взгляд на меня и, кажется, поняла, что тут без неё происходило.
– И на каком же основании? – обняла она мужа сзади, поставив чайник на стол.
Андрей резко сбросил её руки.
– На том, что приличной девушке чужие мужики подарков не дарят! А значит, кроме родителей, больше некому.
