И словно в доказательство его слов пёс завилял хвостом, чем вызвал у Ники слабую улыбку.
– Что ж, вы прощены. Оба. Но во избежание дальнейших травм, думаю, нам лучше разойтись, – она заметила, что Генри усмехнулся. – Начинает темнеть. Полагаю, вам нужно поторопиться, если хотите попасть на материк пока не стемнело. Что ж, приятно было познакомиться. Всего хорошего.
Правда, её язвительный тон говорил обратное. Она прошла мимо него, обогнула сидящего на дороге пса, держась как можно дальше, но, не пройдя и десяти шагов, услышала, как её окликнули.
– А вы живёте на острове?
Ника остановилась и, обернувшись, ответила:
– Да, как раз направляюсь к дому. Извините, но на чай вас не приглашаю.
Генри пожал плечами.
– Тогда мы с вами соседи, – он повернулся, указывая направление. – Я живу вот там. Вы наверняка видели дом в северной части острова.
*Unnskyld – простите (норв.)
**Nei – нет (норв.)
***Vi vil – хорошо (норв.)
Глава 2
Новость о том, что её одиночество окончено, отнюдь не обрадовала Нику. Она уже привыкла к уединению и не жаждала никакого общения ни с местными жителями, ни с приезжими туристами. А теперь по соседству с ней обосновался этот англичанин. Если бы это был кто угодно, а не Генри Войт, она тогда при первой встрече, чего доброго, применила бы камень как самооборону и, возможно, совершила бы непоправимое. Но он вовремя откинул капюшон.
Перед ней предстал мужчина, которого она уже знала. Не лично, конечно, но настолько, насколько знал его и весь мир, наблюдая за ним на экране кинотеатров и телевизоров.
Генри Войт, звезда кино, на одном с ней острове.
Это был какой-то абсурд, шутка судьбы. Как он мог здесь оказаться? Разве холодная и суровая Норвегия – это та страна, которую для отдыха обычно выбирают звёзды? Или во всём мире закончились маленькие тропические острова, такие же укромные, только теплей, с белоснежным песком, тёплым морем, коктейлями и полным списком vip-услуг? Что привлекательного для него могло быть в Скандинавии? Тут рядом даже нет фьордов, поглядеть на которые в Норвегию съезжаются со всего мира.
Но, с другой стороны, она тоже каким-то невероятным образом оказалась именно здесь. Совсем неожиданно ей помогли укрыться на маленьком кусочке земли. Неужели Войт тоже скрывался от кого-то? Это казалось маловероятным, хотя Ника уже давно не просматривала новости, уж тем более светские. Что угодно могло произойти там, на большой земле, за эти два месяца. Может, он укрывается от очередного скандала, таких очевидных для актёров. Например, его могли остановить за вождение в пьяном виде, или застукать в туалете с парнем совсем как Джорджа Майкла. А что, если его обвинили в преступлении? Какая-нибудь старлетка рассказала о сексуальном домогательстве или, того хуже, изнасиловании, и вот теперь именитый актёр скрывается ото всех на острове с труднопроизносимым названием.
Хорошо, что Ника не была его поклонницей. В такой проступок, если что, было бы легче поверить – кажущиеся на первый взгляд приятными мужчины могут оказаться самыми последними подонками. Она это знала не понаслышке. Хотя не могла не признать, что, взгляд его голубых глаз, совершенно такого же цвета, как ясное небо Норвегии, пронзительный и наполненный сочувствия, подкупал. Но это отнюдь не отменяло того факта, что Ника больше не хотела встречать на своём пути ни Генри Войта, ни его собаку. Сдаётся ей, что он не ожидал увидеть остров обитаемым и тоже был удивлён, что рядом есть люди.
После того, как он сказал, что они теперь соседи, Ника была ошарашена настолько, что быстро удалилась, не удосужившись даже попрощаться. Эта новость отчего-то была ей крайне неприятна. За всё время, проведённое на острове в одиночестве, она уже чувствовала себя единоличным владельцем этой земли, и Войт казался ей враждебным завоевателем. Мало того, что они с псом напугали её до полусмерти, так ещё собирались маячить у неё перед носом. Остров был довольно большим и им обоим хватило бы места, но Войт наверняка будет много гулять с собакой, а Ника теперь не сможет так свободно передвигаться по всей территории. И в особенности путь до большого дома ей был заказан. Теперь там жил он.
В течение последующих дней девушка старательно избегала встречи с новым соседом. Издали она слышала доносящийся лай собаки и сворачивала в другую сторону, чтобы не столкнуться с ним лицом к лицу. Почему-то ей было неловко. Может, из-за своего не совсем вежливого поведения в прошлый раз, когда она ушла «по-английски», а может потому, что он захватил половину «её» острова.
«А может тебя просто смущает, что рядом поселился не просто мужчина, но чертовски привлекательный мужчина?»
Эта мысль вдруг взорвалась в её голове, когда она, потушив свет, легла в постель. Волна жара при этом прокатилась по всему телу. Ника села на кровати, внезапно почувствовав, что сон как рукой сняло.
«Какой был шанс, что ты вообще когда-нибудь повстречаешь голливудского красавца? Согласись, небольшой. А тут он сам пришёл буквально тебе в руки».
От этого ей стало смешно. Где она, запуганная московская девушка, растерявшая за последний год столичный лоск? И где тот, которому приписывают романы с самыми красивыми женщинами планеты? Её рыжие волосы утратили блеск и объём, кожа, усеянная веснушками, потеряла румянец, а глаза больше не сияли. Пропали и элегантная одежда, подчеркивающая стройности фигуры, и умопомрачительные каблуки, которые она так любила носить – сейчас её гардероб соответствовал её настроению – унылый и бесформенный.
Хотя Войт в данный момент тоже был далёк от образа того сердцееда, который мелькал на экранах и красных ковровых дорожках. При встрече он был больше похож на рыбака – тёплая куртка, резиновые сапоги, вязанная шапка и борода. Довольно угрюмое зрелище. Ему бы крюк в руки – получился бы вылитый маньяк из фильма ужасов. И тем не менее, этот суровый образ не мог скрыть его привлекательность. А борода, казалось, придала ему больше мужественности. Образ высокого, сильного, красивого мужчины будоражил фантазию Ники. Она вспомнила его взгляд, его улыбку. И незаметно её воображение зашло ещё дальше – вот её руки прикасаются к его широкой груди, расстёгивают его рубашку, гладят его кожу. Она чувствует, как её дрожь передаётся ему. Жар уходит ниже, глубже…
Девушка резко встала. Надо было выкинуть из головы это наваждение. Что на неё нашло? С чего вдруг стала фантазировать о мужчине, с которым едва знакома? Неужели её тело после длительного перерыва пробудилось и стало требовать своего? Как долго оно оставалось без внимания, как без мужского, так и без внимания самой Ники. Все свои сексуальные потребности она закинула в долгий ящик, а тот заперла на ключ. Даже будучи в одиночестве, она не позволяла прикасаться к себе. И сейчас своё поведение Ника расценила как неразумное. Надо же! Готова накинуться на первого встречного.
Кожа на лице и груди горела будто в бреду. Девушка налила себе стакан воды и залпом выпила его, пытаясь охладить огонь изнутри. Это мало помогло. Пришлось выпить ещё. Она пыталась восстановить дыхание, учащённое образами эротических картинок в её голове. Но тело, её чертово тело, не сдавалось. Оно словно нашёптывало ей: «Я хочу твоего внимания». Ника чувствовала, как внизу приятно тянуло, чуть пульсировало и требовало прикосновения. Животное желание, древнее как само мир, проснулось в ней, взывая к инстинктам. Если бы сейчас в дверь постучался тот, кто волновал её воображение, как бы она поступила?
«Затащила в дом, срывая одежду с себя и него, впиваясь в губы и запуская руку под его ремень».
Ника усмехнулась и вытерла рот, смахивая оставшиеся на губах капли воды, представляя, что это сделал он, и образ его пальцев, прикасающихся к её губам, вызвал новый приступ жара. Ещё при первой встрече она отметила, несмотря на грубость и мозоли, как красивы и крепки его ладони.
«И такие тёплые…»
Что бы он мог сотворить одними только руками с её телом? А языком? Или… Она судорожно вздохнула, полностью отдаваясь фантазиям. Будто одурманенная, она позволила им завладеть собой.
И Ника сдалась. Вернувшись в кровать, она стала прислушиваться к своим ощущениям. Закрыла глаза и представила, как мужские руки ласкают её бёдра. Она приподняла футболку, легко касаясь кожи. Та немедленно отозвалась, покрываясь мурашками. Приспустив пижамные штаны, рукой Ника скользнула в трусики. Сейчас не она запустила свои пальцы в тёплую влагу, а он. Ника видела, как его лицо исчезает между её ног, воображала, что всё, что она делала пальцами, делает его язык. Как он то ныряет вглубь, то обводит и давит на клитор, заставляя её изогнуться дугой. Её глаза были закрыты, но она видела его голый торс, крепкие мышцы, чувствовала, как его руки сжимают её ягодицы, от чего стон вырвался из её рта.
Дыхание участилось, она то усиливала давление, доводя себя почти до пика, то отпускала, чувствуя, как волна откатывается назад. Она ласкала себя представляя, что его член ритмично заполняет её и пронзает раз за разом, приближая к разрядке. Под конец она видела только его лицо, его голубые глаза. Стон вырвался у неё одновременно с приходом оргазма. Она прикусила губу, полностью погружаясь в свои ощущения, разливающееся по всему телу. Ника ощущала ритмичную пульсацию внутри, такую сильную вначале, но с каждой секундой медленно затухающую, чувствовала на своих пальцах липкую влагу.
Жар никуда не делся, но теперь он не приносил дискомфорта – теперь он был главным доказательством того, что Ника ещё жива, ещё так же чувственна, как и раньше, ещё полна страсти и желания.
Она лежала, глядя в потолок и улыбаясь. Дыхание постепенно восстановилось, но приятная нега не желала покидать её тело. Нет, сегодня она не мастурбировала. Сегодня у неё был секс с мужчиной. Никто этого, конечно, не узнает, но этим мужчиной был Генри Войт.
***
Ника проснулась поздно – часы уже показывали четверть второго – обняла подушку и покрепче укуталась в одеяло, желая ещё немного подремать. Улыбка не сходила с её лица, храня маленький секрет сегодняшней ночи, когда она представила полноценный секс с голливудской звездой. Такого не бывало с юности, когда в своём воображении царил любимый на тот момент актёр Райан Гослинг. Только Райан не жил в соседнем с ней доме и не был потенциальным и реальным объектом внимания, а Генри Войт, хоть и не был предметом её обожания, сейчас был в какой-то паре километрах от неё. Что, если она столкнётся с ним? Проявит ли смущение после всего, что между ними было? Ника засмеялась.
«Ничего не было, дурочка. Ты всего лишь приласкала себя, а его образ немного тебе помог».
Она отбросила эти мысли вместе с одеялом и бодро встала с кровати. Сварила кофе, закусила хлебом с сыром. Впервые девушка пожалела, что в хижине нет телевизора или обычного радио. Включить бы фоном приятную музыку и наслаждаться чашечкой крепкого напитка, любуясь северным пейзажем из распахнутых дверей. Благо, ветер сегодня был слабым и тёплым. В телефоне даже не было никаких песен. Он был совершенно новым, купленным перед отъездом. Стерильным, содержащим только два номера на экстренный случай.
Но надо было развеяться, возможно, даже порисовать, но из-за долгого сна Ника рисковала упустить свет, и нужно было поскорее выбираться из дома. Она быстро собралась, одевшись потеплей и перелив в термос ещё горячий кофе. Положила в рюкзак бумагу с карандашами, разделочную доску и пару бутербродов. Быстрым шагом достигла северного мыса, где открывался вид на соседний крошечный остров с крутыми неприступными берегами. Достав доску и используя её как мольберт, она, усевшись по-турецки на рюкзак, начала переносить на бумагу очертания скал.
Ветер приятно обдувал лицо, а солнце иногда выглядывало из-за облаков, согревая тёплыми лучами. Сделав пару набросков, Ника слегка перекусила и внезапно осознала, что впервые за долгое время чувствует себя хоть немножко счастливой. Даже несмотря на телефонный звонок, принёсший ей неприятные новости. В её душе поселилось спокойствие и лёгкость – так себя чувствуешь, когда от действия таблеток отступает сильная боль. Есть только она и этот момент, несущий в себе тишину и умиротворение.
Мирная вода сегодня благоволила, на волнах покачивались несколько рыбачьих лодок. По палубам сновали люди, распутывая сети, в то время как чайки в надежде на лёгкий улов кружили над суднами. Ника невольно любовалась этим спокойствием на море и занималась не столько рисунком, сколько созерцанием открывающегося вида.
В ногах и пояснице появилось онемение, а в пятках покалывало – слишком долго она сидела в одной позе. Пора было возвращаться. Она привстала с земли, отряхнулась и, уложив вещи в рюкзак, двинулась по направлению к хижине. Солнце клонилось к горизонту, свет уже уходил, а небо постепенно затягивало тучами. Девушка уже представляла, как, вернувшись, затопит камин, приготовит ужин и заварит чай, и мыслями уже поедала жаренную картошку с фрикадельками. Но, поднявшись на холм, увидела своего соседа. Он сидел спиной к ней на большом валуне, рядом с ним стоял открытый термос. Один, без собаки. Что ж, встречи с Войтом было не избежать – он сидел прямо на пути её следования.
Шаги он заслышал метров за пятьдесят и обернулся, явно не ожидая её увидеть. Улыбнулся и приподнял дымящуюся чашку в знак приветствия. Вопреки своим ожидания, Ника не почувствовала ни малейшего смущения перед ним.
– Привет, – она остановилась рядом, оглядываясь вокруг, – где ваш пёс?
Войт усмехнулся.
– Кажется, за кем-то погнался. Не знаете, какие здесь водятся животные?
– Ничего крупнее мыши, полагаю. За всё время я не видела здесь никого, зато слышала по ночам шорохи.
Он отставил чашку.
– Хорошая погода сегодня, не правда ли? – Войт произнёс самое банальное, что мог придумать. Но обычно ведь так начинаются все разговоры. – Гуляли вдоль северного берега? Увидели что-то новенькое? Говорят, океан там видится совершенно по-другому, чем с западного.
Он с хитрым прищуром всматривался в её лицо, надеясь, что она как-то среагирует на его шутку. Но лицо Ники оставалось серьёзным. «Как жаль», – подумал Генри.
– Да, повезло застать свет.
– Так вы рисуете? Художница?
– Да и нет, – Ника поймала себя на мысли, что Войт её специально вводит в разговор. Ну что ж, если она не хочет и в этот раз показаться невоспитанной, она примет такие правила. – Да, я рисую. И нет, не художница. Это скорее хобби. И полезное занятие, чтобы не терять навык в основной профессии.
– Можно я угадаю? – он встал с валуна. Закрыв и засунув в широкий карман термос, он развернулся к ней лицом. – Вы декоратор.
– Нет, но близко.
– Дизайнер! – Ника многозначительно приподняла брови, приглашая докончить фразу. – Дизайнер… Одежды!
– Интерьеров, – поправила она, приподняв уголки губ.
– Чёрт, – выругался Генри. – Почти угадал. Давно вы здесь?
– Часа четыре.
– Я имел в виду, как долго живёте? Вы же не местная, я прав?
– Два месяца.
– Откуда вы?
– Издалека, – размыто ответила она. Ей хотелось увильнуть от этого вопроса, как и завершить весь разговор.
Генри нахмурил брови, при этом улыбка не покидала его лица.
– У вас весьма приятный акцент. Не могу только понять какой, – он взглядом исследовал Нику, будто её лицо могло выдать её происхождение. – Вы очень стараетесь говорить с английским произношением, но ваше «r» более грубое и глубокое. Восточная Европа? Россия? Как вас зовут?
– Я на допросе? – не выдержала Ника, но не смогла сдержать улыбки. Ей даже нравилась эта игра в угадайки.
– Нет, конечно, нет. Просто я посчитал себя в неравном положении. Моё инкогнито разбито вами вдребезги, вы знаете, кто я такой, и у меня есть все основания полагать, что вы даже видели мою голую задницу.
Ника засмеялась. Сейчас он припомнил один фильм, снятый пару лет назад. Само художественное полотно не обсуждалось так, как провокационная сцена, где Войт появлялся обнажённый. Интернет тогда и вправду танком прошёлся по его филейной части, и она понимала, что он имел в виду именно это.
– Вы покраснели, – сказал Войт. – Значит, я прав.
Его взгляд смерил её лицо, и Нику тут же бросило в жар. Она вспомнила, как задыхалась от желания, представляя себе совершенно обнажённого Генри Войта, представляя, как усмехающиеся губы бесстыдно исследуют её тело, а пальцы… Дыхание невольно сбилось. Если бы он знал, что причина не в какой-то мимолётной сцене из фильма, то наверняка счёл бы её озабоченной фанаткой. Она пробормотала какие-то извинения и, заплетаясь в ногах, направилась к хижине, но почти сразу услышала позади тяжёлые шаги.
– Я вас смутил? Простите. Иногда мои шутки выходят за рамки приличий.
– Дело не в вас, – девушка продолжала идти вперёд, не оборачиваясь в его сторону. – Я вспомнила, что мне пора домой.
Какое идиотское оправдание! Тут и дураку станет ясно, что её реакция связана с его дурацкой шуточкой.
– Вы меня избегаете.
Это был отнюдь не вопрос. Фраза была произнесена твёрдым голосом как факт, и это заставило её остановиться и посмотреть на Войта.
– С чего вы так решили?
Он подошёл к ней ближе и открыто заглянул в глаза:
– Вы думаете, я не замечал, как вы ретируетесь в противоположную сторону, едва завидев меня? Вы боитесь собак? Тогда могу уверить, что Тед не причинил бы вам вреда. Он порывист, потому что молод, но не нападает на людей. Наоборот, это самая ласковая собака на свете.
Он смотрел так искренне, что Ника посчитала нечестным по отношению к нему скрывать истинную причину её нежелания встречаться с ним на одной дороге. Она опустила глаза и произнесла:
– Дело не в этом… – она уже готова была сознаться, что ей не нравилось, что остров больше не принадлежит одной ей, но движение за его спиной остановило на полуслове. К ним приближался Тед, пёс Войта. Он поджимал правую переднюю лапу и, хромая, с трудом шёл к своему хозяину. – Ваш пёс…
Он проследил за её взглядом и не раздумывая бросился к собаке. Ника, словно привязанная, последовала за ним. Подвёрнутая лапа была в крови, но других повреждений на первый взгляд не было. Пёс тихо поскуливал.
– Кажется, порезался об острый камень, – Генри осмотрел рану. Она была неглубокая, но, очевидно, причиняла боль животному. – Как же ты так умудрился, приятель? – он похлопал его по холке, и пёс прильнул к хозяину, жалобно смотря исподлобья.
– Он сможет идти? – спросила Ника.
Генри отошёл от собаки, позвав за собой, но пёс, сделав пару шагов, остановился и присел. Видимо, весь путь с порезанной лапой, что он прошёл до хозяина, утомили его.
– Похоже, придётся его нести, – обреченно произнёс Войт.
– Вы шутите? До вашего дома километра два, а он весит как маленький гризли!
Генри развёл руками.
– У вас есть идеи?
Ника обернулась в сторону деревьев, за которыми находилась её хижина.
– Может быть. Мой дом за этим лесочком. Сможете донести его туда? Тут метров двести.
В ответ мужчина присел, взвалил несчастное животное на плечо и, с трудом поднявшись, повернулся к ней.
– Ведите.
Когда они достигли хижины, сил у Генри почти не осталось. Он раскраснелся, а на лбу выступил пот. Аккуратно спустил на землю пса, который по-прежнему поджимал лапу и тихонько поскуливал, и погладил того по загривку.
Ника оставила их во дворе и вошла внутрь дома, вернувшись через несколько секунд с аптечкой в руках.
– Здесь есть вата, бинт и что-то вроде… – она замолчала, не зная, как сказать по-английски, – Перекись водорода, – произнесла она по-русски. Генри подметил речь, но девушка будто не придала этому значения. Она суетилась вокруг пса, обрабатывая и перебинтовывая ему лапу. Тот дёрнулся от первого прикосновения, видимо, лекарство пощипывало. Чтобы успокоить собаку, Ника погладила её по голове. Мягкую и густую шерсть было приятно перебирать пальцами, и псу это явно доставляло удовольствие – он приподнимал голову всякий раз, когда она опускала на него руку. Девушка сама не заметила, что начала говорить с животным на родном языке, приговаривая, какой тот «хороший и храбрый мальчик». У неё никогда не было своего питомца, но животных она любила, а они отвечали ей взаимностью. Она улыбалась и трепала его по холке, чесала подбородок и была вознаграждена собачьим поцелуем.
Генри всё это время стоял рядом и наблюдал за ней. Улыбка совершенно преобразила девушку. Она больше не была похожа на сердитую и напуганную женщину, которую сбил с ног его пёс и которая была готова защищаться камнем, как самая настоящая воительница. На щеках появился лёгкий румянец, пухлые губы обнажили ровные белые зубы. Но главное глаза – ещё недавно потухшие и невыразительные, сейчас они сияли зеленью, а у век проступили искренние «гусиные лапки».
Он никак не мог определить её возраст. В первую их встречу он мог дать ей все сорок лет. Но сейчас Генри увидел, что она довольно юна, едва ли ей больше тридцати. Движения её изящных рук с тонкими запястьями, которые нежно гладили собаку, завораживали. Длинные пальцы тонули в густой шерсти, и Генри внезапно представил, как эти руки так же тонут в его волосах, отчего волна жара пробежала по его телу.
– Мистер Войт?
Он вздрогнул, не заметив, как погрузился в свои фантазии.
– Вы будто уснули, – девушка выпрямилась, встав к нему лицом. Опять эта гордая осанка, чуть приподнятый подбородок. Она смотрела прямо ему в глаза, но улыбка до сих пор скрывалась в уголках её губ. Кем бы она ни была, в ней чувствовалась порода.
– Простите, задумался, – он потёр глаза, избавляясь от наваждения. – К чему такая официальность? Зовите меня Генри.
Он протянул ей руку, ожидая рукопожатия, но она не спешила, только взглянув на его ладонь.
– А вы так и не назвали своё имя, – Генри продолжал стоять с протянутой рукой, начиная чувствовать неловкость.
Девушка, придерживая коробку с аптечкой, пожала ему ладонь. Рукопожатие было уверенным и довольно крепким для такой хрупкой женщины, а кожа нежной и очень тёплой.
– Ника.
– Ника, – повторил он. Произношение Генри было мягким, обволакивающим, и она невольно улыбнулась. – Приятно познакомиться.
Глава 3
Ника позвала Генри к небольшому сарайчику. Света внутри не было, и она настежь распахнула дверь, открывая перед его взором внутреннюю обстановку помещения. На стенах аккуратно висели инструменты для плотницких работ, лопаты и грабли. Всё на вид довольно старое, но крепкое. На полках стеллажей стояли коробки, банки с красками и моющими средствами. Но то, ради чего она привела его сюда, двухколёсная садовая тачка, хранилась в тёмном углу. Разглядев её, Генри согнулся пополам от смеха.
– Это лучше, чем нести вашего больного пса несколько километров на руках, – Ника сама улыбалась, понимая как нелепо будет смотреться пёс в импровизированном экипаже. Она хотела было сама вывезти её, но Генри мягко оттеснил девушку и сам полез в сарай. Оттуда он вышел перепачканный, в пыли и паутине. Приподняв пса, он водрузил его на тачку, и тот, словно только этого и ждал, повалился набок.
– Так-так, приятель. Хорошо устроился, – Генри похлопал Теда по голове. Убедившись, что псу комфортно и он не выпадет на первой попавшемся ухабе, Войт взялся за ручки и развернул тачку в сторону своего дома. Он обернулся к Нике, стоявшей в дверях.
– Что ж, огромное вам спасибо. Так и правда намного лучше. Обещаю вернуть ваше транспортное средство как можно быстрее.
Она кивнула вместо ответа, с теплотой смотря на него. Генри замялся. Ему отчего-то не хотелось покидать её сейчас. Странно, но он не думал, приехав сюда, что захочет компании. Наоборот, он стремился убраться из шумного Лондона, от начавшего раздражать окружения и назойливых папарацци. Его телефон не прекращал звонить и причиной тому был отнюдь не последний его голливудский проект.
– Я хочу взять тайм-аут, – неделю назад Генри явился в дом своему агента Пола Гитиса во время празднования дня рождения его дочери.
Пол отвёл Войта в свой кабинет, где они могли спокойно поговорить. Гитис знал, что вскоре его лучшая звезда явится к нему с такой просьбой. Давление со стороны общественности было слишком велико даже для такого крепкого мужчины как Генри. Тот перестал бриться и, кажется, не менял рубашку. У Войта не было привычки бросаться на дно бутылки или в наркотический трип в случае неприятностей как у многих голливудских звёзд. Он просто пропадал. Растворялся в неизвестном направлении, порой не предупреждая никого. Телефон он оставлял дома и не пытался связаться с кем-либо. Иногда он уходил на несколько часов, но мог исчезнуть и на неделю, срывая планы и договорённости, а Полу приходилось извиваться как ужу на сковороде перед продюсерами и журналистами, чтобы прикрыть его. Но, не считая этих периодических самоволок, Войт оставался для Пола лучшим клиентом. Он не был требователен, не устраивал сцен, не страдал высокомерием. Частенько они оба выпивали в баре пару бутылок пива, рассказывая друг другу байки. Пол вспоминал капризы и выходки своих звёздных клиентов, а Генри рассказывал о своём армейском прошлом и детстве в глуши Англии.