Диагноз доктора Холмса

Глава 3. Карл Патерсон Шмидт

Она не узнает, что он чувствует. Только такое решение и казалось ему правильным.

После того как он отправил ей материалы по этому делу, Анна не заставила его ждать ответ, письмо прилетело через несколько часов. Оно, впрочем, было лаконичным: «Приезжай завтра» – и ничего больше. Она даже времени не назначила! Это было не совсем нормально, но у нее ведь всегда так, поэтому он решил не перезванивать и ничего больше не спрашивать.

Той ночью он не мог заснуть. Он лежал в постели рядом с мирно посапывающей женой и думал о совсем другой женщине – Диму бы на лоскутки разорвало от возмущения, если бы он узнал об этом! Но иначе Леон не мог, он рассудил, что лучше обдумать все сейчас, перегореть, чтобы не выдать себя перед ней.

Он признавал, что его тянет к ней. Он даже в мыслях не позволял себе громкое слово «любовь», однако не замечать притяжение просто не мог. Ну так что же? Это Анна свободна, а у него беременная жена и брат, в котором угадывается реинкарнация Цербера. К тому же это Леон ее когда-то прогнал, сказал, что их общение не может продолжаться, и глупо было бы после такого снова сближаться с ней. Нет, он должен быть умеренно дружелюбным, нейтральным, вежливым, и не более того. Неважно, насколько это будет сложно – это уже его проблемы. Леон обязан был ни словом, ни взглядом не выдать ей, ради чего все это на самом деле. Он заверил Диму, что все ради работы, вот пусть все так и будет. Миллионы людей по всему миру работают вместе – и ничего, не срываются на громкие признания!

Но даже после этого взвешенного, мудрого решения ему хотелось бросить все и ехать к ней в пять утра – почти в ночь по осенним меркам! Он сдержался, дождался, пока рассветет, и только тогда покинул дом. Лидия, к счастью, еще спала, и это спасло его от ненужных объяснений и скандалов.

Анна не дала ему нового адреса, поэтому он поехал по дороге, которую прекрасно знал, к странному дому в лесу. Леон почти не сомневался, что на самом деле она там не живет, никто не смог бы жить в этой дыре! Но гостей она принимала именно там.

В серый день дом выглядел куда хуже, чем летом. Деревья лишились листьев, трава иссохла, и даже туи пожухли, словно покрывшись ржавчиной. Природа будто устыдилась того, что раньше украшала это место свежей зеленью, и поспешила стать такой же унылой и отпугивающей.

Дверь дома, который разными кирпичами, цветами штукатурки и плиткой на крыше напоминал лоскутное одеяло, была открыта, но Анна его не встречала. А жаль: всю дорогу через лес он продумывал свою речь и теперь готов был к показательному выступлению.

Здравствуй, как у тебя дела? Хорошо? И у меня хорошо. Лидия чувствует себя прекрасно. Теперь давай перейдем к расследованию.

Неплохая речь, правильная и безопасная. Леону хотелось как можно быстрее произнести ее, преодолеть первый момент неловкости после долгой разлуки, заглушить в себе тоску по ней возможностью хотя бы видеть ее рядом. Тогда станет легче – по крайней мере, на это он надеялся.

В доме было холодно, как на улице. В серых комнатах были установлены батареи, но они то ли были отключены, то ли в принципе не работали, от здания-Франкенштейна можно было ждать чего угодно. Леон невольно вспомнил, что и в день их знакомства Анна встречала его такой же пустотой, но тогда хотя бы была музыка, направившая его к нужной комнате.

На этот раз музыки не было. Зато дверь в подвал оказалась открыта, а рядом с ней стояла глиняная фигурка белого кролика, испуганно сжимающего передними лапками большие карманные часы.

– Ты серьезно? – усмехнулся Леон. – Ладно, допустим…

Он шел туда, куда она указала, не зная, что его ждет. В этом было особое волнение – приятное, покалывающее острыми иголочками, заставляющее ускорить шаг, чтобы побыстрее узнать, что его ждет. Он не хотел поддаваться на ее трюки, но иначе не получалось, и Леону оставалось лишь мысленно повторять правильную, вежливую речь приветствия.

Подвал оказался таким же угрюмым и негостеприимным, как дом, но Леону и не полагалось там задерживаться. В другом конце зала его ожидала еще одна дверь, искусно замаскированная в иное время, а теперь распахнутая для него. Из-за двери лился бело-желтый свет, и, подойдя поближе, Леон обнаружил, что за ней скрывается короткий, хорошо освещенный коридор, упирающийся в другую металлическую дверь.

Похоже, ему предстояло войти в бункер. Леон не знал об этом месте, но догадывался: Анна не раз намекала ему во время прошлого расследования. Получается, она не просто ответила на его письмо, она пригласила его в свой настоящий дом, тот, о котором немногие знали? Она не затаила обиду и, возможно, тоже скучала по нему?

Леону пришлось остановиться, сделать глубокий вдох, повторить про себя правильную речь. Только после этого он постучал в дверь.

Ответа не было, хотя Анна наверняка его услышала: глухой звон металла, кажется, и до ближайшего леса долетел! Но Леон не был испуган, классический радушный прием был просто не в ее стиле. Поэтому он повернул ручку, и металлическая дверь, незапертая, легко поддалась.

Он словно попал в другой мир, но это не был мир низких потолков, серых бетонных стен и вечной сырости. Нет, бункер, в котором он оказался, был очевидно новым, напоминающим Леону те подземные дома, которым посвящали длинные статьи в интернете. Здесь все было сделано так, чтобы подземелье не выглядело подземельем. Высокие потолки, светлые цвета, самая обычная мебель и даже декоративные окна: тот, кто проектировал это место, постарался на славу, и Леону оставалось лишь догадываться, каких денег это стоило. Он не был удивлен, ему говорили, что Анна очень хорошо зарабатывает.

А еще она чего-то боится. Свое прошлое она хранила за семью печатями, и каждый факт о ней был драгоценным сокровищем, стоившим Леону немалых усилий. Но он подозревал, что настороженность Анны связана с жутким шрамом на ее правой руке. Что бы с ней ни произошло, оно навсегда наполнило ее подозрительностью и недоверием, поэтому ни одна городская квартира и ни один дом не подарили бы ей чувство безопасности. Но бункер, похоже, справлялся неплохо.

Дверь привела Леона в коридор, отсюда можно было увидеть библиотеку и гостиную. Пока ему было сложно определить размер этого места, однако он уже мог сказать, что Анна отлично устроилась. Знать бы только, где она сама! Ничего, появится…

Ему казалось, что все идет правильно, так, как и следовало ожидать. Но за очередной приоткрытой дверью его ожидало зрелище, к которому Леон оказался не готов.

Там находился небольшой уютный кабинет, теперь залитый кровью. Зловещая багровая лужа ртутью блестела на деревянном полу, алые брызги разлетелись по стенам, задели стол и книжные полки. Рядом с лужей были видны разводы, среди которых угадывались отпечатки рук: похоже, кто-то упал здесь и пытался встать. Но встал ли? Возможно ли это после такой потери крови?

Он не знал, что и думать, а собственное воображение уже работало против него. Что, если Анна, ожидая его, слишком рано открыла дверь? У нее хватало врагов, и многие из них могли выследить ее, узнать, где она живет! Открытый дом, открытый подвал, незапертый бункер… Идеальное убежище, которое она сама сделала бесполезным! И тот, кого послали за ней, не стал медлить. Он напал на нее, а она ведь такая хрупкая, тонкая… Да, она тренируется, но разве этого достаточно против рослого мужчины? У нее не было времени ни спрятаться, ни подготовиться, он застал ее врасплох и…

И что? Да что угодно! Перерезал горло, вскрыл живот, ударил ножом в сердце. Один чудовищный образ сменял другой. Леон в жизни не сталкивался с таким быстрым, захватывающим всю его душу страхом. Лесной пожар – и тот распространяется медленней! Когда он сам был ранен и истекал кровью, собственная смерть не пугала его так сильно, как ее смерть. Леон вдруг четко понял: если ее действительно убили здесь, за пару минут до его приезда, он просто не сможет жить.

Он был способен принять это решение вот так легко, да. Не будет силы, способной заставить его вернуться на поверхность. Потому что он мог оставить ее, отпустить, но ему все равно было важно знать, что она есть в этом мире, у нее все хорошо… Теперь она умерла, а он не успел ее спасти!

Его сердце билось все быстрее, напомнила о себе травма легкого, и ему становилось трудно дышать. Как во сне, он двинулся с места, подошел к багряной луже, протянул к ней руку…

– Да не трогай ты эту дрянь, дай я уберу!

Разряд электричества – и тот шокировал бы его меньше, чем голос Анны, прозвучавший совсем близко. Выпрямившись, Леон с удивлением обнаружил, что она стоит в арке, ведущей из кабинета в соседнюю комнату.

Она совсем не изменилась за эти месяцы – да и с чего бы ей меняться? Все такая же худощавая, подтянутая, светло-карие глаза наблюдают за ним с насмешкой, как и прежде, в них нет и тени затаенной обиды. Волосы на этот раз каштановые, но это ничего не значит – просто краска… Их общий знакомый, психотерапевт, как-то обмолвился, что на самом деле волосы у нее седые, однако Леон никогда не видел их такими.

Она была жива, но не невредима. Ее светлую кожу заливала свежая кровь, темные пятна пропитали ее короткие джинсовые шорты, светлую майку и даже эластичные бинты, которыми она закрывала травмированную правую руку. Такой она могла присниться ему только в страшном сне! Леон старался успокоиться, но не получалось, дышать становилось все сложнее, в груди появилась горячая острая боль.

Его правильная приветственная речь была забыта, дружелюбно-нейтральное выражение лица, которое он так долго репетировал перед зеркалом, – тоже. Он боялся за нее, она была важна для него, и он не мог это скрыть.

– Аня, что с тобой случилось? – с трудом произнес он.

– Это не со мной, это с ведром бутафорской крови, – тяжело вздохнула она. – Я его хотела переставить, а там крышка оказалась бракованная, и – пабам! – кровавый душ.

Облегчение, которое он почувствовал в этот момент, легко могло сравниться с недавним страхом. В этом чувствовалась горькая ирония: новость о том, что его жена беременна, не радовала его так, как сегодняшнее открытие. Он не удержался, подался вперед и обнял ее, ему нужно было почувствовать, что она действительно настоящая.

Плакало его стремление общаться с ней исключительно с профессиональной вежливостью.

– Дурик ты, – прошептала Анна ему на ухо. – Сейчас ведь сам в этой пакости будешь!

– Плевать. Она хоть отстирывается?

– Без проблем. Тут обидно не то, что бардак, а то, что это еще последнее ведро бутафорской крови. А все потому, что понабирали на работу криворуких где-то!

Он не стал даже спрашивать, зачем ей бутафорская кровь, да еще и в таком количестве. Подобные вещи нужно было просто принимать как логичную часть жизни Анны Солари. Потому что если уж пускаться в расспросы, спрашивать придется обо всем, начиная с этого бункера.

Леон отстранился от нее, несколько смущенный собственной откровенностью. Впрочем, он ни о чем не жалел: это неожиданное приветствие спасало его от будущего лицемерия. Он показал, что она важна? Пусть будет так, раз уж это правда.

Анна восприняла его симпатию спокойно, будто иначе и быть не могло, она не собиралась ни кокетничать с ним, ни упрекать его. Здесь, рядом с ней, ему казалось, что они не расставались на несколько месяцев, а его решения не видеть ее никогда и вовсе не было.

Да, ему нужно было держаться за свою правильную жизнь. Но сейчас ведь идет расследование, а это важнее всего, и можно сделать исключение… можно делать любые исключения.

Волнение улеглось, но боль в груди не утихала. Леону пришлось достать ингалятор и сделать несколько глубоких вдохов. От этого стало легче, и все же ему было неприятно, что Анна это видела.

Однако она ничего не сказала. Она бросила раздраженный взгляд на лужу крови и поморщилась:

– Ай, потом уберу. Кофе будешь? Тебе его хоть можно? Или лучше чай?

– Если слушать все запреты врачей, то мне и жить нельзя. Лучше чай.

– Ладно, подожди меня там. – Анна кивнула на комнату, в которую вела арка. – Сейчас все принесу.

Эту комнату можно было воспринимать как продолжение кабинета. Но если зал, теперь залитый кровью, был оформлен в темных тонах, то здесь все было наполнено светом. На стенах были закреплены тонкие металлические панели, на которых магниты удерживали фотографии, присланные Леоном. Что ж, она восприняла это дело всерьез, хотя с Анной иначе и быть не могло.

Когда она вернулась с двумя чашками, он как раз изучал снимки с места убийства Артура Селиванова.

– Думаю, это не совсем нормально, – признал он.

– Что именно? Труп на кровати? Ну да, как-то не очень.

– Нет, то, что мы можем пить чай в окружении фотографий с чьей-то смертью.

– Это было бы ненормально, если бы мы их развешали только для того, чтобы чай рядом пить, – указала Анна. – Вроде как: «М-м-м, ничто так не подчеркивает вкус мелиссы, как изображение мертвеца!» Или повесили их в спальне, тоже по понятной причине. Но эти снимки здесь, чтобы хоть кто-то помог этим людям. После смерти тоже можно помогать, знаешь ли.

– Пожалуй, ты права…

От чая пахло травами – мягко, сладко, успокаивающе. Леон чувствовал, как его покидают остатки страха, вспыхнувшего из-за крови в кабинете. Он рассматривал снимки, теперь уже распечатанные, собранные воедино, и только теперь вспомнил, что переслал Анне не всю информацию.

– Слушай, а ведь я забыл указать, какая именно змея укусила Селиванова! Ее все-таки определили. Это был…

– Бумсланг, – прервала его Анна. – Я догадалась.

– Ты… догадалась?

– Да. Что тут сложного?

Просто замечательно. Дима подстреленным лосем носился по Москве, выискивая экспертов, а она догадалась! Хотя Дима сам виноват: никто не мешал ему обратиться к ней раньше.

– Как о таком вообще можно догадаться? – поразился Леон.

– Я, конечно, не специалист, но конкретно об этом читала. Считай это или везением, или совпадением: пару лет назад мне попались работы Карла Шмидта. Поэтому когда я увидела описание смерти Селиванова, все симптомы и конечную причину смерти, я и подумала о бумсланге.

– Так, а ради развития нас, не таких начитанных… Карл Шмидт – это вообще кто?

– Американский герпетолог. Его как-то укусил молодой бумсланг, и Шмидт, тогда уже шестидесятисемилетний дядька с огромным опытом работы со змеями, решил, что ничего серьезного ему не будет. Мол, змея молодая, мелкая, она не могла выпустить достаточно яда для смерти крупного мужчины. Увы, это был прокол с его стороны. В следующие двадцать четыре часа он записывал все симптомы, все, что с ним происходило. И когда стало ясно, что становится только хуже, ему предложили медицинскую помощь, но он отказался, потому что хотел записать все, что будет дальше. Представляешь, каково это? Умирать почти сутки, в окружении людей, с возможностью быть спасенным – или, по крайней мере, шансом на спасение. Но все равно умирать!

– Может, он не верил, что умрет…

– Возможно, если учитывать, что яд бумсланга влияет на мышление. Но Шмидт был достаточно умен, чтобы не исключать такую возможность полностью. Принятие смерти вместо страха перед ней… Признаюсь, этот случай меня впечатлил, поэтому я и запомнила описание малыша бумсланга. И тут я читаю описание того, что было с господином Селивановым: головная боль, тошнота, сонливость, странное поведение, а потом – кровотечение. Картинка сложилась сама собой.

Вот на это Леон и надеялся, когда отправлялся сюда. Анна милостиво избавила его от сложных разговоров и объяснений, она перешла к делу. Ее голос звучал мягко, плавно, так, как и раньше. У нее были ответы, которые не только помогали расследованию, но и доказывали, что Леон не зря к ней обратился – и может обратиться снова.

– Знаешь, что меня больше всего удивляет? – задумчиво спросил Леон. – То, что этот тип, Селиванов, так пофигистски отнесся к укусу змеи. Заклеил лейкопластырем – и пошел!

– Зря удивляет. Ты бумсланга видел?

– Да как-то не был представлен лично…

– В интернете картинки посмотри, – посоветовала Анна. – Бумсланг – мелкая змейка из семейства ужеобразных. Угадай, на кого он похож?

– Серьезно? На ужа?

– Он, прямо скажем, не копия, слишком дальняя родня. Но все зависит от того, где и как прошла его встреча с Селивановым. Возможно, там было мало света, да и вряд ли бумсланг сидел смирно, позволяя разглядеть себя со всех сторон. Тот, кто разбирается в змеях, не перепутал бы бумсланга и ужа. Но вряд ли это относится к Селиванову. Ему змея показалась ужом непривычной окраски, и это более предсказуемый вывод в наших широтах, чем нападение африканской рептилии. Бумсланг укусил его – и в ближайшие полчаса ничего не произошло. Это тоже усыпило бдительность Селиванова, заставило поверить, что он столкнулся с простым ужом.

Теперь уже и Леон начинал понимать, как это было.

– А потом его вызвали на допрос, и ему стало не до укуса, – подхватил он.

– Вот именно. Заклеил лейкопластырем и пошел. В этом плане бумсланг – редкая подлюка. Его яд действует медленно, но верно. Кстати, может и не убить, кому как повезет. Но если от Селиванова действительно хотели избавиться, ему наверняка подсунули достаточно взрослую и крупную змею.

– Как считаешь, это маньяк или нет?

– Без понятия, – пожала плечами Анна. – Фактов мало. То есть да, велик соблазн сказать: «Конечно, это маньяк, больной ублюдок, которому нравится смотреть на чужие мучения», но не все так однозначно. Во-первых, это дорогие убийства, и я не представляю, как их мог организовать один человек. А группа маньяков – это не невозможно, но маловероятно, в истории их было очень мало. Во-вторых, жертвы – люди бизнеса. Возможно, жестокость и показательность их смертей – это часть плана, послание для кого-то, а вовсе не признак извращенного ума.

Вот это был опасный момент. Если с делом не связан маньяк, то Анне, по идее, это неинтересно. Однако пока она и речи не заводила о том, чтобы он забирал эти свои фотографии и убирался.

– Сейчас полиция проверяет все их связи, – сообщил Леон. – Партнеров, конкурентов, клиентов – всех. Это дело ведет неплохой следователь, и, я уверен, она и личные связи проверит.

– Очень хорошо, – кивнула Анна. – Но я бы все равно дала этому неплохому следователю пару советов.

Леон не слишком хорошо знал Ингу Шипову – больше по рассказам брата, чем по личному общению. Но он подозревал, что к советам Анны она может и не прислушаться. Хотя так ли это важно? Если не прислушается она, он проверит все сам.

– Что за советы?

– Первые связаны со змеей, и это очевидно. Ищите того, кто занимается поставками в Москву экзотических рептилий. Получить бумсланга – это вам не червей на рыбалку накопать. Второй совет – нужно узнать, где именно Селиванова укусили. Раз он не устроил скандал, встреча со змеей показалась ему более-менее ожидаемой. Вряд ли на его пути было много таких мест, так что определить будет нетрудно. Ну и третий совет связан с покойным Сергеем Увашевым. По его делу есть какие-нибудь подвижки?

– Полный ноль, – признал Леон. – Если в случае с Селивановым еще цепляются за эту змею, то с Увашевым все сложно. Он исчез в никуда и появился ниоткуда. Там не то что подозреваемых, материального воплощения преступника нет!

– Это потому, что вы не на то смотрите.

– На видеокамеры мы смотрим, на что же еще?

Анна перешла к панели, на которой были закреплены фотографии тела в кинотеатре, и постучала по ним пальцем.

– Вот на это.

– И что здесь особенного?

Она еле заметно улыбнулась.

– Знаешь, почему я не люблю готовый попкорн, который продается в пакетах? Потому что он залит глазурью по самое не могу, пластик прожевать – и то проще. Но так нужно, иначе его не сохранишь. Хотя этот пенопласт не идет ни в какое сравнение со свежеприготовленным попкорном, тут никто спорить не будет. У свежего попкорна, в свою очередь, тоже есть недостаток: он долго не хранится. Сначала становится тусклым, потом – хрупким, редкая дрянь!

Он наконец начал понимать, к чему клонит Анна. Леон подошел поближе к фотографиям, чтобы рассмотреть золотистые зерна попкорна, окружающие тело Сергея Увашева.

– А этот – свежий…

– Относительно, но приготовленный определенно в те же сутки, что тело было оставлено там. Понятно, что это была издевка: мол, смотрите, он умер от голода, а труп сидит тут с огромным ведром попкорна. Ха-ха, очень смешно. Но нам важно не это извращенное чувство юмора, а то, что использовали большое ведро попкорна, причем фирменное – с символикой кинотеатра, чтобы у билетерш не появилось никаких подозрений.

– То есть его вполне могли купить в этом кинотеатре?

– А могли и подделать, невелика наука. Но эта версия для нас бесполезна, поэтому вернемся к честной покупке. Это большое ведро попкорна, а если учитывать наценку кинотеатров, по цене оно сравнится с подержанным автомобилем восемьдесят пятого года выпуска.

– Думаю, ты несколько преувеличиваешь… Но идея ясна. Мало кто покупает попкорн такими баулами за такие суммы.

– Вот именно, – кивнула Анна. – Поэтому просмотрите записи еще раз, но ищите не парня, который тащит в зал труп – вы его не найдете, он знал, что делает, он бы вам не попался. Нет, смотрите, кто в этот день и даже в предыдущий вечер покупал попкорн в таких количествах. Это может вам ничего не дать, но список составьте. Вдруг там будет имя, которое потом мелькнет еще где-нибудь.