Последнее слово девятого калибра
Вячеслав Денисов
Последнее слово девятого калибра
Все персонажи романа вымышлены. Совпадения имен и фамилий с реальными лицами случайны. События выдуманы. Достоверны в романе лишь два факта – судьи областных и районных судов Российской Федерации повышают свою квалификацию в Российской академии правосудия, и она действительно находится в Москве.
Пролог
Судья Феклистов вышел из здания суда ровно в девятнадцать часов. Он жил неподалеку, в двух остановках, жене к позднему появлению Владимира Игоревича было не привыкать, поэтому он и не торопился. Отношения с женой уже давно превратились из теплых в обыденные, и виной тому все та же работа. Раньше он задерживался на службе по причине привыкания к новой должности, а спустя десять лет, когда эта должность слегка охладила семейные отношения, домой он не рвался уже оттого, что эти отношения стали холодноватыми.
Привыкнуть к жизни с судьей способен не каждый. Престижное положение – да, зарплата стабильная и приемлемая – да. Как у Христа за пазухой, кажется. Ан нет. Семья требует внимания, а времени у судьи – в обрез.
Вместе с напряженной обстановкой дома его давило еще одно обстоятельство. Рассмотрение одного из самых сложных дел в его карьере. Дело о хищении с территории Мрянского тракторостроительного завода непристойного для упоминания вслух количества тракторов. Сложным оно было не по процессуальным причинам, а по околосудебным. Непомерное давление Феклистов ощущал каждую минуту. Давили на судью со всех сторон, на столе лежало фальсифицированное в пользу подсудимого уголовное дело, и близился час, когда Феклистов будет вынужден огласить оправдательный приговор, а в отношении неустановленных хищников выделить дело в отдельное производство и направить на расследование в ту же прокуратуру.
Служебное давление можно было, как обычно, перенести, но вот изощренный пресс со стороны неизвестных умников забросить за спину и не обращать на него внимания было невозможно. Феклистов не сомневался в том, что авторами ночных звонков ему домой являются люди мрянского авторитета Лиса. Внешне вполне приличного бизнесмена, президента компании «Лисс-уголь» Лисса Михаила Юльевича.
Среди прочих документов, попавших в руки Феклистова, был странный пакет документов, который не фигурировал и даже не упоминался в уже имеющемся уголовном деле, предоставленном предварительным следствием. Не прошло и недели после получения дела для рассмотрения, как Владимир Игоревич догадался об истинной силе непонятных на первый взгляд документов. Устойчивое словосочетание «черная бухгалтерия» известно каждому. «Черную бухгалтерию» ведут все, кто связан с бизнесом, – от директора ООО, имеющего коммерческий киоск по продаже сигарет, до президента акционерных обществ, занимающихся торговлей нефти. Без двойной, а то и тройной бухгалтерии не прожить, она луч света в темном царстве налоговой политики государства и судоходный канал, по которому из кармана страны уплывают огромные финансовые средства. Бухгалтерия МТЗ не отличалась от упомянутой ничем, за исключением того, что в ней имелась подробная информация относительно того, сколько тракторов прокатились по территории отдела коммерческого, минуя отдел финансовый. Иначе говоря, сколько тракторов было украдено, незаконно продано и на каких счетах каких банков осели средства, полученные от такой операции. Исчезновение габаритной техники поражало своими масштабами и изыском фальсифицированных документов. Немудрено, что следственной группе из прокуратуры не удалось накопать и десятой части той информации, которая таилась за высокими стенами завода. Вполне возможно, что прокурорским труженикам не так уж и хотелось впрягаться в воз, который они не в силах выкатить из ворот МТЗ, чтобы впоследствии его дотащить до крыльца суда.
Как бы то ни было, но документы, попавшие в руки судьи Феклистова, являлись настольной книгой для начинающего мага-мошенника. Как они попали в руки директора МТЗ Пусыгина, теперь оставалось лишь гадать. По всей видимости, господин Баварцев не отличался высокопрофессиональными шпионскими навыками при работе с секретными документами. Оставленная на столе секретарши папка, при упомянутой тревожной ситуации на заводе, могла попасть в руки директора. Не нужно быть провидцем, что тот в ней чуть-чуть покопался и сделал кое-какие копии. На десяти листах материала подробно, по операциям, описывалось производство суперфокуса, при котором семья Кио просто отдыхает. Как украсть девятьсот тридцать тракторов, чтобы даже следов от них не осталось? Обратитесь, пожалуйста, к Баварцеву Сергею Львовичу – коммерческому директору, исполняющему обязанности заместителя директора МТЗ. Именно о нем шла речь в заявлении самого директора, когда он, почувствовав неладное, впервые обратился в прокуратуру.
Устав от телефонных звонков и постоянного подталкивания, Феклистов решил сменить обстановку и отдохнуть. По суду прокатился слух, что начиная с этого года в Московской академии правосудия открываются курсы, на которых судьи могут повышать свою квалификацию. Как это ни называй, а командировка в Москву – это внештатный отпуск за текущий год со всеми вытекающими из него последствиями.
Необходимо было взять хотя бы короткий перерыв, потому что жизнь Владимира Игоревича становилась все тягостней. Звонки домой и на работу, нудные, растягивающиеся, как резина, разговоры, главной темой которых, конечно, был Баварцев и события на заводе, стали менять не только служебную жизнь судьи, но и личную. Еще можно было бы как-то держаться, если бы имелся крепкий тыл. Но «тыл» лишь предъявлял ультиматумы и составлял манифесты.
Когда жизнь дома стала невыносимой, судья сменил телефонный номер. Из-за сложности процесса, по решению председателя областного суда, ему был выделен персональный автомобиль с двумя охранниками. Но не прошло и двух дней после принятия этих мер предосторожности, как Феклистова вновь стали беспокоить звонки с просьбой «подойти к рассмотрению дела о хищениях на тракторном заводе со всею беспристрастностью и ответственностью», а вечером следующего дня жена Владимира Игоревича стала свидетельницей безвременной кончины их любимца – спаниеля Тома. Невидимый стрелок-шутник пристрелил пса, когда тот находился в трех шагах от хозяйки. Это был сигнал Феклистову о том, что маскировка в телефонной сети и нырки за спины охранников – бесперспективный трюк.
Это стало последней каплей. Завтра Владимир Игоревич отправит жену и дочь в Луцк, к родственникам.
В очередной раз он прочитал на кухне документы, когда уснули жена с дочерью и закончился последний выпуск новостей. Владимир Игоревич Феклистов, федеральный судья, сидел на кухне, курил сигарету за сигаретой и вспоминал улыбку Баварцева. В ней царили злорадство и ненависть, уверенность в собственном успехе и беспомощности судьи.
Феклистов сидел и курил, заполняя всю кухню удушливым запахом сгоревшего табака. Случилось то, что и предполагалось. Жена пообещала по возвращении из Луцка подать на развод и просила его, как влиятельное лицо, помочь с решением этого вопроса в его «родном» Ленинском районном суде.
Но утром следующего дня судья выйдет из дома и отправится не в Ленинский суд, где он вершил правосудие, а в областной. Зайдет к председателю, милейшему человеку, и спросит:
– Алексей Владиславович, вы так и не подыскали кандидатуру для командировки на учебу?
– Нет, – ответит тот. – А почему интересуетесь?
Феклистов, не раздумывая, скажет:
– Потому что этим кандидатом хочу быть я. Проветрюсь да заодно разнюхаю, ветры каких перемен готовы долететь до нашей области из Верховного суда. Дело Баварцева у меня назначено на март, так что вразрез с делами желание не пойдет.
Зачем он, судья с десятилетним стажем, напросился на учебу в Москву? Неужели нет тех, новоиспеченных, на которых мантия еще коробится, как гимнастерка на новобранце? Так было бы не только разумнее, но и справедливее. Однако он сам подошел к председателю и напросился. А тот долго не сопротивлялся. Академия проводит первый набор, поэтому будет лучше, если в Москве засветится человек грамотный, не способный выкинуть в присутствии высших должностных лиц какую-нибудь глупость. Например, спросить, когда судьям будет повышена заработная плата или почему не исполняется требование статьи девятнадцатой Закона «О статусе судей» о внеочередном предоставлении жилой площади. Феклистов не спросит. Во-первых, у него с квартирой порядок, во-вторых, он умный. Для председателя этих двух оснований хватало с избытком.
Еще вчера так считал и сам Феклистов. Однако сегодня этот список причин он готов был продолжить.
Вечером, после работы, он зайдет на Главпочтамт. Вынет из кармана тугой бумажный сверток с заранее надписанным адресом и отправит без уведомления «ценным письмом».
Адресом получателя будет значиться гостиница «Комета», находящаяся в городе Москве. Получателем – Владимир Игоревич Феклистов, жилец номера 1017.
Этот номер был указан в брони, заказанной для мрянского судьи в Судебном департаменте при Верховном суде по Мрянской области.
В последний вечер судья никуда не торопился. Сегодня он подписал командировку в Москву, и оглашение этого факта дома означало окончательный семейный развал. Лишнее подтверждение того, что Феклистову «наплевать на дом и атмосферу в семье». Доказательство того, что даже заявление жены о разводе не «произвело на него должного впечатления». Первое уже звучало, а второе ему предстояло выслушать через…
Поездка до дома на автобусе займет десять минут. Прогулка – двадцать. И он подарил себе эту разницу в десять минут. Если быть откровенным до конца, то он мог сейчас признаться в том, что в собственную квартиру ему не хочется идти вовсе. Отложив дела, он покинет город уже завтра.
А до его прибытия в Москву оставалось ровно девять суток…
Часть I
Глава 1
Февраль 2003 года
Взбираясь на подножку вагона, Антон Павлович Струге пытался скрыть на своем лице гримасу досады. Он уже почти смирился, а смирившись – успокоился. Но когда его на прощание поцеловала жена, тогда и появилась снова эта досада. «Немец» Рольф, видя «бегство» хозяина, заволновался и стал проявлять признаки легкого невроза. Сашины взмахи рукой, да выписывающий перед ней восьмерки пес – вот последнее, что увозил в свою месячную командировку судья. А как добродушно распахнул было перед Струге свои двери февраль…
Судьи не любят командировки. Есть профессии, чьи представители любую командировку воспринимают именно так, как ее воспринял Струге. В силу различных причин они тяжелее остальных переносят разлуку с домом и привычным течением жизни. Судьба наградила судей способностью взваливать на свои плечи не только чужие проблемы, но и бремя их разрешения, поэтому единственной отдушиной, где они могут уравновесить этот груз на своих плечах, является дом и семья. Не секрет, что этот груз в некоторой степени давит и на их ближних. И если человек, находящийся рядом с судьей, способен принять на себя хотя бы часть этой ноши, то, совершенно не подозревая об этом, он становится частью правосудия. Пусть невидимым, но – звеном, соединяющим закон с человеческими возможностями. Поэтому, отдаляясь от домашнего очага, судья всегда чувствует некую растерянность. Это не порок, а утвержденная природой аксиома. Все мысли судьи там, где сейчас находятся рассматриваемые им дела. Что бы он ни делал вдали от своих процессов, он будет постоянно думать о том, что время, отпущенное для них законом, потеряно. Новые сроки, возмущенные граждане, продолжающие сидеть в изоляторах подсудимые… Дело не в сострадании, ибо истинному судье чужды симпатии и предубеждения, а в точном исполнении того самого Закона, что един для всех.
Как известно, командировки делятся по своему содержанию на целевые и совершенно бестолковые. Для судей процентный состав вторых возведен в максимум, если командировки не связаны с выездными процессами. Объяснением тому является простая арифметика. Бывает, что один час оставленного без рассмотрения дела стоит года жизни отдельно взятого человека. Но и тут следует различать нюансы. Судья, принявший присягу полгода назад и командированный на повышение квалификации, – событие нормальное и объяснимое. Однако направление на обучение служителя Закона, чей стаж отправления правосудия приближается к десяти годам…
Когда на конференции судей Антон Павлович узнал, что отныне раз в месяц в Москву на повышение квалификации будут отправляться судьи, он пропустил это мимо ушей. Под выражением «повышение квалификации» понимается учеба, и ничто иное. А слово «учеба» ближе по смыслу той части судейского сообщества Терновской области, стаж членов которой соответствует именно этому понятию. «Учеба». Поэтому, когда председатель Совета судей шепнул судье Струге о том, что знает о первом кандидате на поездку, Антон Павлович поинтересовался вяло, скорее из уважения, нежели из любопытства:
– Ага?
– Вы.
Не стоит рассказывать о том, что после такого известия судья обоснованно возмутился, напомнив о том, что выносит приговоры уже почти девять лет, а есть судьи, которые не работают и года. Именно облом в логике принятого решения и удивил Антона Павловича. Но поочередное обращение сначала к заместителю председателя областного суда, потом – к председателю квалификационной коллегии и, наконец, к Лукину, председателю областного суда, не принесло ожидаемых результатов. В ходе этого частного расследования установлено совершенно определенно – в командировку, повышать уровень образованности, едет именно он, Струге.
– Ты пойми правильно, Антон Павлович, – с мягкой улыбкой на лице объяснял ситуацию Игорь Матвеевич Лукин. – Это первая командировка в Москву от нашей области. И что подумают о нашей области, если я туда сразу отправлю, скажем, Макухина? Знаешь такого судью из Ленинского райсуда? Он бракоразводные дела по три года рассматривает. Люди уже умирают от старости, а он их узы Гименея никак распутать не может. Ну ты представь, если он в Москве какому-нибудь лектору из Верховного суда вопрос задаст? Лектора после этого – в реанимацию, а Макухина – в Тернов. Следующая командировка в столицу будет уже у Лукина. Только не на учебу…
– Я Макухина на квалификационной коллегии не утверждал, – резонно заметил Струге. – Если человек четыре раза подряд перед этим назначением проваливал экзамены на судью, то можно было понять, что от него ожидать в последующем.
– Ну, бог с ним, с Макухиным, – согласился Лукин. – Ты пойми главное, Антон Павлович! Нам лицо показать нужно! Пусть поймут в столице, что не Мосгорсудом единым жив Закон.
– Смотрите, Игорь Матвеевич, – предупредил Струге, – в СИЗО за нашим судом сидят люди, чей срок содержания истекает уже через месяц. Если я в Белокаменной за диплом об образовании сражаться буду, а в это время подсудимых на свободу выпустят, я дела буду рассматривать не по три года, как Макухин, а по пятнадцать.
Когда Саша с Рольфом исчезли из поля зрения, Струге вздохнул и отправился в купе. Переодевшись в спортивный костюм, он развалился на своей нижней полке с газетой «Вечерний Тернов» в руках…
К тому времени, когда через двое с половиной суток состав вползет на Казанский вокзал, Струге успеет проклясть все МПС. Сначала он с нижней полки переместится на верхнюю, так как вместе с ним в купе отправилась в путешествие молодая мама с двумя детьми пяти и восьми лет. Было бы неприлично оставаться с чужой мамой внизу, депортировав ее детей на второй этаж. Потом Антона Павловича до состояния бешенства довел проводник, который почему-то с первой минуты невзлюбил Струге, как заклятого врага. Антон Павлович грешным делом даже прокрутил в голове все последние процессы, вспоминая этого изверга. В рассмотренных им делах проводник не фигурировал ни в каком качестве. Однако всю дорогу служитель железных дорог то забывал вовремя открывать туалет (вовремя закрывать он не забывал), то дважды в ночь резко распахивал двери и спрашивал:
– А кто не хочет чаю?!
Измотавших нервы всем пассажирам детей и их усталую маму такие залепухи разбудить не могли, а вот Антон подскакивал как ужаленный. Первую ночь Струге пытался заснуть, закрыв голову подушкой. А уже во вторую, дождавшись, когда в два часа проводник наконец заснет в своей кондейке, а поезд начнет медленно подкатывать к полустанку, Его Честь федеральный судья подкрадется к двери и резко распахнет ее…
– ЧТО ЗА СТАНЦИЯ ТАКАЯ!!!
В общем, когда Струге сходил в Москве с последней ступеньки вагона, настроение у него, как и у проводника, было ни к черту. За время командировки ему нужно было выполнить три вещи. Первое – «создать лицо» коллектива судей Терновской области. Второе – узнать о нововведениях в практике Верховного суда. И, наконец, третье… В Верховном суде есть уважаемый человек по фамилии Завадский, являющийся одним из соавторов множества библиографий и нормативных сборников. Он обязательно должен был участвовать в проведении курса лекций на этом слете «отличников и хорошистов». Именно к нему, с заранее купленной книгой, должен был подойти Струге и попросить сделать на титульном листе авторскую подпись. В тот момент, когда автор будет выписывать кренделя, посланник Терновского областного суда обязан был сказать сакраментальную фразу о том, что Лукин Игорь Матвеевич активно использует данную книгу в своей работе. По мнению Лукина, этот ход должен был вызвать положительные реакции в сторону Терновского областного суда. Струге, прекрасно зная, на какие положительные реакции рассчитывает Лукин, сразу же исключил данный пункт из плана своего пребывания в столице…
За последние месяцы спокойной, размеренной работы и пережитые в прошлом году потрясения Струге стал более сдержан и менее заметен. Его друг детства, а ныне прокурор транспортной прокуратуры Пащенко считал, что тот не изменился, а просто накапливает силы перед очередным броском. Струге не умел жить размеренно. Последние годы говорили о том, что события ищут всех, а находят Струге. Есть такой тип людей, которым просто несвойственно попадать в плавное течение жизни. Куда бы они ни плыли, им обязательно встретится водоворот или водопад. И при этом они постоянно на виду и успевают двигаться впереди всех.
До ведомственной гостиницы МВД «Комета» он добирался, как до передовой. Струге не раз бывал в Москве, но никак не мог привыкнуть к ее укладу. По служебным делам он действительно дальше Омска не удалялся, но почти каждый отпуск, следуя то к другу во Владимир, то к тетке – в Калининград, ему непременно удавалось попасть в Москву. Именно поэтому, закинув сумку на плечо, он молчаливо продрался сквозь стаю кричащих, как чайки, водителей такси и направился к станции метро. Утренний людской поток понес его по внутренностям мегаполиса. Перед тем как выйти на станции «Проспект Вернадского», он успел через чужие плечи прочитать пять страниц из пяти различных детективов в руках москвичей. Выходя из вагона, не нужно было даже двигать ногами. Гостеприимные жители столицы несли судью к выходу. А вот и сама гостиница…
Антон Павлович принял ключ, расписался в журнале, и уже через минуту лифт возносил его на десятый этаж. С тихой грустью, слушая гудение тросов, он почему-то вспомнил Рольфа. Пес всегда тяжело переживал его отсутствие. И сейчас наверняка лежал у их с Сашей кровати и время от времени, наводя на жену еще большую тоску, скулил. Еще оставаясь мыслями там, в Тернове, Струге шагнул в раздвинувшиеся двери. Едва он оказался в длинном коридоре, воспоминания мгновенно отхлынули…
Причиной тому было какое-то неоправданно резкое движение слева. Машинально повернув голову, Антон увидел человека в серой дубленке, отскочившего от… Струге вернул взгляд на то место, от которого удалился незнакомец. Там, на стене, располагался пожарный ящик с гидрантом. Между тем мужчина достал из кармана ключ и, повернувшись к неожиданно возникшему незнакомцу, стал вставлять его в замочную скважину.
Любопытство бывшего следователя прокуратуры взяло верх над солидностью судьи. Не отрывая взгляда от гидранта, Струге подошел к человеку. Тот нервничал. Ключ не входил в узкую щель. Мужчина был похож на вернувшегося из командировки мужа, который застукал жену на месте преступления. Проблема была в том, что любовник уже уходил через балкон, а муж на глазах терял время и главное – доказательство вины подозреваемой.
– Вы не подскажете, где находится номер 1024? – спросил Струге, для вящей убедительности показывая незнакомцу ключи с брелоком, на котором был выбит номер. – Я тут впервые.
– Нет, – отрезал человек, даже не поворачивая головы.
Антон профессиональным взглядом оценил его внешний вид, хороший костюм, видневшийся из-под дубленки, белая сорочка и дорогой галстук. Все тона приглушенные. Струге знал этот стиль хорошо, так как был верен ему без малого девять лет. Только ветреная судья-женщина наденет на процесс платье с короткими рукавами, и только бестолковый судья-мужчина сядет в кабинет, под флаг страны, одетый, как коммерческий директор. Незнакомцу, как и Струге, было под сорок. Чувствовалось, что он не чужд занятий спортом. Свое лицо он упорно продолжал скрывать под низко надвинутой на лоб норковой шапкой.
Глядя на его несобранные движения, Струге снова поинтересовался:
– Я могу вам помочь? Я знаю эти замки! Сам перед процессом частенько мучаюсь. Пока секретарь дверь откроет, стороны уже мировое соглашение успевают заключить…
– Благодарю вас, – глухо, не поднимая головы, ответил мужчина. – Но помогать мне не нужно.
– Может, ключ не тот? – Струге придвинулся еще ближе. Попав в зону действия одеколона «Темперамент» от Франка Оливье – любимого парфюма Пащенко, он вдруг вспомнил, что сам последний раз брился почти трое суток назад. Неудивительно, что контакт не налаживался… – Я, бывает, ключ от кабинета с ключом от сейфа путаю…
– Оставьте меня в покое!.. – яростным шепотом промолвил мужчина.
– Извините. Я просто хотел вам помочь. – Струге подкинул на плече ремень сумки и зашагал по коридору.
Бросая взгляд на маленькие таблички номеров, он бормотал:
– Единственное, чего я сейчас хочу, это выспаться. А потом, побрившись и приняв душ, съесть котлету… И все-таки зачем, находясь в трезвом уме и здравой памяти, пытаться открыть английский замок ключом от кейса? Ты не дверь открывал, а лицо от неожиданного свидетеля прятал… Свидетеля – чего? Оп! «Десять – двадцать четыре»!
Незнакомый нервный мужчина испарился из памяти Струге сразу же, как он увидел дверь своего номера. Еще до того, как он провернул ключ, в комнате послышался звук торопливых шагов.
Соседом по двухместному номеру оказался схожий с ним по возрасту человек. Струге представился.
– Максим Андреевич Меньшиков, – улыбнулся визави в ответ и протянул руку.
Меньшиков был из тех людей, контакт с которыми налаживается с первой секунды общения. Манера вести себя так, будто они знакомы уже сто лет, два последних года из которых не виделись, очень импонировала уставшему после дороги Антону. Увидев соседа, он уже смирился с мыслью о том, что сейчас придется нащупывать единую колею разговора, общие темы, и будет уж совсем некстати, если тот окажется чванливым фатом. Струге органически не переваривал снобизм, развязных дам и тупых мужиков. Это триединое требование, о котором должны знать все, кто решил вступить в общение с Антоном Павловичем. Однако годы ношения мантии приучили его скрывать подобные чувства и в неформальном общении, поэтому человек мог даже не догадываться о том, насколько неприязненные чувства вызывает у своего собеседника.
С Меньшиковым все оказалось просто. Увидев на пороге коллегу, он сорвал с плеча опешившего Антона сумку, поставил ее на кровать и стал готовить чай.
– Антон Палыч, размещайся! Кровать у окна – твоя. С детства боюсь высоты, а тут окна до пола. Такое впечатление, что лежишь на краю вселенной. Ты крепкий любишь? Знаешь, я, когда вечером сюда приехал, сделал так – разделся, прошел в душ, помылся и сейчас чувствую себя превосходно. В академию для регистрации нужно прибыть только завтра, к восьми, так что хочу прогуляться по городу, да заодно пообедать. Только обедать будем в городе. В гостиничной столовой котлеты жарят на керосине, а на гарнир дают асфальтовую пшенную кашу. Все это поливается отработанным машинным маслом. Сахару два кубика или три?
Струге усмехнулся. Ему сейчас тактично навязали распорядок дня на ближайшие два часа. И при этом он даже не обиделся. А не обиделся потому, что сам думал только о горячем душе да дымящемся куске мяса. Продолжал думать и тогда, когда, вытирая волосы полотенцем, вышел из душа. Меньшиков с ловкостью Акопяна размешивал сахар двумя ложечками, сразу в двух стаканах.
– Представляешь, Антон Павлович, – рассмеялся он, завидев Струге, – ночью приезжаю, подхожу к лифту, и… Чуть не обалдел. Из кабины выходит генерал МВД, а за ним корячится капитан из того же ведомства. Корячится, потому что прогибается под непосильной ношей. Вцепился в два ящика пива. Не знаешь, куда мог убыть из гостиницы в два часа ночи генерал, прихватив с собой капитана и сорок бутылок «Жигулевского»?