Владимир Гурвич
Федеральный наемник
Автор предупреждает, что любое сходство с реальными событиями и с реальными людьми абсолютно случайно. Да их и не может быть, так как все описанное в романе родилось исключительно в голове создателя этого произведения.
Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покой и не находя говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел.
Евангелие от ЛукиЧасть первая
О том, что я стану делать в первые минуты на свободе, я начал думать едва ли не за полгода до освобождения. Сперва эти мысли были эпизодическими, но по мере приближения долгожданного часа они заполнили едва ли не все мое мысленное пространство. Все остальные темы, которые вращались в моей голове предыдущее время, куда-то исчезли, вернее эти мысли не пропускали других.
Впрочем, когда человек три года видит одни и те же лица, когда вся его жилая площадь ограничена жестким прямоугольником койки в бараке, когда любое твое передвижение на самое ничтожное расстояние контролируется бдительным оком охранников с автоматами в руках, о чем еще можно думать. Прошлые события, которые занимали меня большую часть срока моего заключения, внезапно отошли в сторону, сделались незначительными. Передо мной растирался безбрежный океан будущего, но вот каким оно будет, я, несмотря на все свои мыслительные усилия, не представлял. В одном я был уверен: к старому пути нет, все что было в той прежней жизни, навсегда умерло. И если я хочу дышать полной грудью и чистым воздухом, надо начинать все заново. А жить мне хотелось просто зверски, желаний накопилось столько, что я даже не знал, с какого начинать их исполнение, когда я окажусь на воле.
Ночью, укрытый от всех не только одеялом, но главным образом густым покрывалом темноты, я представлял эти заманчивые картины новой жизни, из которой меня насильственно вырвали на столь длительный срок.
Но теперь, когда он подходил к концу, я собирался в полной мере компенсировать понесенные потери. Нет, больше вы ничем меня не заманите, все ваши речи – обман и мне абсолютно все равно, что вы говорите, к чему призываете, что обещаете. Я вам не верю, отныне я никому не верю это мой девиз, который я написал бы на своем фамильном гербе, будь он у меня. Мне глубоко наплевать на всех, на весь этот гнусный, как комариное облако, мир. Отныне я хочу заниматься одним: своей драгоценной персоной, удовлетворением ее желаний, всего того, чего она была лишена не по своей воле. Таковы были мои настроения и планы перед выходом на свободу.
И вот этот сверхдолгожданный миг наступил, я получил все документы, справку, что отныне я не заключенный, а равноправный гражданин своей страны, что я расплатился с ней полностью за свои действительные или мнимые грехи – и теперь могу делать все, что хочу, не давая никому отчета, не спрашивая ежеминутно разрешения. Я шагнул за границу, отделяющую царство свободу от царства рабства, и его вороты закрылись у меня за спиной. Я набрал полную грудь воздуха, сладкого, как нектар, воздуха свободной жизни.
И все же это была еще не в полной мере свобода, это было лишь предисловием к ней. Я почувствую ее по-настоящему тогда, когда вновь вернусь туда, откуда меня насильственно изгнали.
Я в последний раз взглянул на затворенные в зону двери и подумал о том, что не исключено, что точно так они выглядят и в аду. По крайней мере для меня это сравнение останется правомерным на все оставшиеся мне годы. Ну а сейчас скорее прочь отсюда, туда, где протекает совсем иная, не похожая на эту трехгодичную жизнь.
Я отправился на вокзал. На этой, затерянной на огромных таежных просторах станции, пассажирские составы останавливались неохотно и нечасто. Я купил билет, и у меня оставалось много свободного до прихода моего поезда времени. Но ожидание посадки меня совсем не тяготило, само словосочетание «свободное время» ласкало мой слух, подобно мелодии великого композитора. Я был готов сидеть в грязном заплеванном зале ожидания многие часы, ибо весь этот срок я находился на свободе.
Но просидел в зале ожидания я недолго, так как решил направиться в буфет. Его ассортимент не слишком радовал глаза своим разнообразием, но это обстоятельство меня беспокоило меньше всего. То, что я мог что-то выбрать по своему желанию, компенсировало всю скудость самого выбора.
Деньги у меня были. Поэтому я купил бутылку водки и два больших холодных куриных окорока. В палитре их расцветки было чересчур много синевы – они явно не были избалованы вниманием покупателей. Но я решил не обращать на такие мелочи внимания. По сравнению с той баландой, которой нас кормили, это почти как резина жесткое куриное мясо можно было смело воспринимать в качестве изысканного деликатеса.
Я налил полный стакан водки; впрочем, за мое освобождение можно было выпить и гораздо больше. Внезапно я поймал чей-то умоляющий взгляд. Я посмотрел прямо перед собой и увидел не то бомжа, не то просто алкоголика. Грязные брюки с рубашкой на выпуск, заросли щетины на физиономии не вызывали больших сложностей с определением его социального статуса. Как не вызывало сомнений, что больше всего на свете ему хотелось сейчас выпить. Глаза мужчины, словно прожекторы, ярко горели от захватившего его всего желания. Я бы не удивился, если бы за несколько глотков он готов был бы отдать всю свою никчемную жизнь. Но жизнь этого опустившегося человека была мне ни к чему. Поэтому я решил угостить его бескорыстно.
– Возьми у буфетчицы второй стакан, – бросил я ему.
Тот помчался к барной стойке с третьей космической скоростью. Не прошло и пяти секунд как он уже стоял рядом и смотрел на меня с надеждой и одновременно со страхом, боясь, что я передумаю или что мое предложение окажется не более чем шуткой.
– Подставляй посудину, – предложил я.
Так же стремительно он пододвинул ко мне стакан, в который я перелил из бутылки прозрачную, мерзко пахнущую жидкость.
– Ну давай, за знакомство, – сказал я. – Константин.
– Витек, – представился он.
Мы чокнулись и одновременно осушили стаканы.
– Ты оттуда? – Витек неопределенно кивнул головой, но я понял его жест: он имел в виду зону.
– Оттуда.
– Освободился?
– Освободился.
– Значит домой едешь?
– Еду.
– А откель будешь, если не секрет?
– Чего скрывать, из Москвы.
– Вот как, из самой белокаменной. – В голосе Витька послышалось нечто вроде уважения соединенное с завистью. – Далеко ж тебя занесло. За что тебя в наши края отправили?
Но на этот вопрос отвечать я не собирался, желания вспоминать прошлое не было никакого.
– Знать не хочешь говорить, – правильно понял мое молчание собутыльник. – И верно, чего говорить чужому человеку. Да еще такому, как я. – Он откровенно посмотрел на бутылку, где еще оставалось половина ее содержимого.
– Дело не в том – чужой или не чужой, просто не хочется вспоминать, что было. Лучше выпьем. – Я разлил по стаканам оставшуюся водку.
Этот мой поступок получил явное одобрение у Витька, его лицо расплылось в благодарной улыбке.
– И правильно, чего вспоминать. Я тоже живу и ни о чем не вспоминаю. – Витек крепко обхватил пятерней стакан. – Ну что, выпьем за твое возвращение.
– Давай.
Мы чокнулись и выпили. Несколько мгновений Витек находился под влияния от охватившего его наслаждения любимым напитком. Затем он снова взглянул на меня.
– Слушай, а тебе есть куда возвращаться. Я многих таких, как ты тут встречал. Им и ехать-то некуда. А ты как?
– С этим, Витек, у меня напряженка, по большому счету мне тоже некуда возвращаться. Никто не ждет, все разъехались по своим хатам.
Витек о чем-то ненадолго задумался.
– А оставайся у нас, – совершенно неожиданно предложил он. – Я с женкой живу, она баба ничего, понятливая. Ты ей точно понравишься, она таких свеженьких любит. Не то что таких, как я. Я ее понимаю и не виню. Что хорошего во мне. Одним словом: алкаш. А от тебя она в восторг придет. А ты поди бабу, как волк мясо, хочешь. Ваши все хотят.
– И ты не будешь ревновать? – заинтересовавшись, спросил я.
– Чего ж ревновать, я ж ее, дуру, люблю. А раз любишь, хочешь сделать приятное. Я этого не могу, все свои силы пропил, пускай хоть другие поспособствуют женщине. Она тоже должна удовольствие от жизни поиметь; не все ж только одна водка. А ты не сомневайся, в постели она знаешь как прыгает. Когда мы поженились, под нами пол ходуном ходил; я тогда тоже прытким был. Так как, пойдешь к нам. Только уж бутылочку прихвати, она тоже эту жидкость уважает. Но не бойся, совсем не так как я, – успокоил меня Витек.
Меня вдруг охватило искушение: в самом деле, почему бы и нет. За три года накопилось такое желание, что оно по своей мощи почти равнялось заряду небольшой атомной бомбе. А домой можно отправиться и на денек по позже. Приеду я на сутки раньше, на сутки позднее, какая к черту разница, все равно никто не ждет. А цена-то всему – бутылка.
– Ну что, идем? – нетерпеливо спросил Витек, видя мои колебания.
– Только ты уж еще одну бутылочку приобрети.
Я подумал, что за возможность лишний раз выпить Витек готов подложить свою жену любому подонку. Как же все-таки низко способны опускаться люди. И есть ли этому хоть какой-то предел?
– Да нет, спасибо за лестное предложение, я уж поеду домой. – Я взглянул на висящие на стене часы; до прихода моего поезда оставалось меньше часа.
– Жаль, многое теряешь, – разочарованно протянул Витек. Я понимал причины его огорчения: дармовая выпивка, которая была уже почти в кармане, в последний момент улизнула, словно заяц от охотника.
Но я решил отблагодарить его за то, что он помог скоротать мне время до прихода поезда. Я все же опасался долгого одиночества, мне требовался человек, с которым я мог бы не важно о чем поболтать. Большинство людей не представляют, какое это огромное наслаждение беседовать с человеком и не бояться, что некто третий грубо вмешается в твой разговор и отправит тебя делать то, чего ты совершенно не хочешь.
Я подошел к барной стойке, купил бутылку водки и возвратился на прежнее место.
– Это тебе от меня презент. И жене передай привет. Скажи ей, очень хотел ее увидеть, да не судьба.
– Не надо возвращаться туда, где тебя никто не ждет, – вдруг очень серьезно проговорил Витек. – Это никогда не приводит ни к чему хорошему. Я вот вернулся, хотя мне говорили: не приходи. Жену свою на себе женил. Да что толку. То, что я такой, все через тот мой поступок случился. Не возвращайся, не будет там тебе счастье.
– Все уже решено, я еду, – так же, как и он, серьезно ответил я.
– А тебе спасибо за предупреждение. Возьми бутылку и выпей за мою удачу.
– Тебе, конечно, видней. Но в следующий раз, когда будешь выходить оттуда, ты уж загляни к нам непременно, – великодушно предложил безмерно обрадованный Витек. Он быстро спрятал подарок куда-то внутрь своей одежды. – Мы тут рядом живем, наш дом первый на соседней улице. Да я почти все время здесь. Все же жаль, что уезжаешь, посидели бы, погутарили. Вижу, человек ты бывалый, много чего можешь порассказать. А то сидишь на этом чертовом вокзале и ничего не видишь.
– В другой раз обязательно зайду, – усмехнулся я. Ну уж нет, больше я тут не окажусь.
Поезд мчал меня прочь от тех мест, где меня заставили вычеркнуть из жизни целых ее три года. И если бы дело шло только о времени. Вся моя судьба в отличии от этого состава, что вез меня сейчас, сошла с рельсов. А ведь какие перспективы открывала она мне, в какие волнующие дали я уже заглядывал. И что главное отнюдь не только в мечтах. Я знал, что моей карьере завидовали многие, число недоброжелателей росло в геометрической прогрессии с каждым моим очередным продвижением по ступенькам длинной иерархической лестнице. Правда росло и число друзей и почитателей, немало было тех, кто выражали восхищение мною, кто уверяли, что берут с меня пример. Но когда пришел час испытаний, никто из них не подал голос в мою пользу, не протянул спасительной руки. Нет, все же надо быть объективным, голоса раздавались, но уж очень робкие и тихие. Зато недруги постарались во всю, они максимально сумели воспользоваться ситуацией и усугубили мое и так непростое положение. До сих пор, когда я вспоминаю их показания на суде, у меня спирает дыхание, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки.
И все же я не собирался мстить, хотя такое желание иногда столь сильно одолевало меня, что я едва сдерживал его, так оно требовало немедленных действий. И все же гораздо больше мне хотелось другого. За эти три года насильственной изоляции у меня накопилась гигантская жажда жизни. Во мне всегда била ключом мощная жизненная сила, я живо ощущал ее бурные потоки, которые, словно горные реки, буквально неслись по моему телу. И они заставляли меня предпринимать шаги, которые редко совершают обычные люди, влекли за ту грань, которая большинство пугает и отталкивает своей опасной неизвестностью.
Меня же это никогда особенно не смущало, скорей наоборот, радовало, вызывало какое-то странное отношение к самому себе. Я чувствовал себя вне круга обыденной жизни, на которую я всегда смотрел как бы со стороны как на вещь, что тебе не принадлежит. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то ином мире, где действуют особенные люди, которые живут по своим правилам. Такой взгляд на свое положение в обществе вызывал во мне гордость за себя, я казался себе человеком, для которого нет ничего невозможного. Я привык идти напролом, не останавливаться при виде препятствий. Подсознательно я был уверен: нет таких преград, которые я рано или поздно не сумею преодолеть, сломать ударом кулака или кованным каблуком ботинка. Но однажды настал день, когда все мои представления о собственной персоне разлетелись на части, как разрубленное топором полено.
От воспоминаний о прошлом река моих мыслей незаметно перетекла к берегам будущего. В голове совершенно неожиданно зазвучали слова моего случайного собутыльника Витька о том, что не надо возвращаться туда, где тебя никто не ждет. А ведь он может быть и прав. До сих пор я не сомневался в своем решение: вернуться в то место, где я имею все права находиться. Но теперь я размышлял: а стоит ли это делать? Кто обрадуется моему возвращению? Увы, как это ни горько, но приходиться признать: никто. В нынешней жизни бывших мне близких людей для меня нет вакантного места. Я, подобно соринке в глазу, лишь только помешаю им своим присутствием.
Что же мне делать: последовать совету Витька и возвратиться назад? Прийти в его дом, выпить с ним стакан водки, заняться любовью с его женой, пока он будет, млея от нежданного счастья, опустошать принесенную мною бутылку. Нет, на такой шаг я никогда не пойду. Даже если Витек в чем-то прав, я все же вернусь назад. А там уж как все сложится.
И вот наяву произошло то, что столько раз происходило в моем воображение. Поезд медленно и устало въехал на перрон. Я вышел из вагона и пошел в направлении столь знакомого мне здания вокзала.
Я жадно осматривался вокруг себя. В былые годы сколько раз поезд доставлял меня на этот вокзал из самых разных мест. И каждый раз меня встречали по разному; когда с оркестром, когда с со страстными объятиями и горячими поцелуями любивших меня людей. А бывало, что я приезжал почти также, как сегодня; тихо и незаметно для всех.
Но мои предположения о том, что моим приездом никто не интересуется, оказались не совсем верными. Уже через несколько минут, после того, как я вышел на привокзальную площадь с единственной целью полюбоваться на столь знакомую мне панораму, я вдруг почувствовал на своей спине чей-то пристальный взгляд. Я не спеша обернулся, достал из карманы сигареты, закурил и только потом стал смотреть по сторонам. Но никого подозрительно не обнаружил. И все же я не сомневался: глаза, что наблюдают за мной, где-то рядом. Я специально снова отвернулся и вновь ощутил это пристальное внимание.
Надо сказать, что спина у меня орган особый, очень чувствительный, я почти всегда ощущаю, если кто-то смотрит на меня сзади. Пару раз это мое частично врожденное, частично приобретенное свойство спасало мне жизнь. Вот и сейчас я вдруг остро почувствовал опасность. Это было для меня совершенно неожиданным обстоятельством; кто мог за мной следить, кому я нужен после столь длительного отсутствия?
В этом городе я родился, вырос, здесь прожил всю свою жизнь за исключением тех периодов, когда преимущественно не по своей воли покидал его: когда на короткий промежуток времени, когда довольно надолго.
Последнюю свою отлучку я не имею в виду, это случай особый. Но несмотря на то, что все здесь было родное я не знал, куда мне идти. Среди проживающих тут миллионов людей никто меня здесь не ждал. Как еще раз не вспомнить оставшегося за много верст Витька, который мудро предупреждал: не возвращайся, если не ждут. Меня не ждали, а я вернулся. Что же из этого уравнения получится? Ладно, посмотрим.
Я решил действовать последовательно. В конце концов имею я хоть какие-то права, разве мне запрещено навестить бывшую жену, посмотреть на квартиру, где прожил не один год; несмотря на то, что суд с моего согласия лишил меня отцовство, встретиться с сыном – все же я остаюсь одним из двух людей, что подарили ему жизнь. Ну а потом навестим еще кого-нибудь по списку.
Я направился к станции метро и вдруг снова почувствовал спиной взгляд. Ладно, пусть смотрят, если им доставляет это удовольствие, пока же буду делать вид, что ничего не замечаю. А там посмотрим, эти люди рано или поздно непременно проявят себя. Иначе зачем они следят за мной?
Я шел знакомой улицей. За те три года, что я не был здесь, она осталась прежней и в тоже время стала совсем иной. Дома были все такими, но все вокруг как-то переменилось. У меня невольно создавалось впечатление, что тут течет совсем другая жизнь. Над входом в магазин, где сколько я себя помню, торговали овощами, теперь висела вывеска «Мебель», появилось множество палаток, павильончиков, все стало как-то ярче и красочней. Наверное, обитатели этого района почти не замечают изменений, однако тем, кто не был тут несколько лет, они просто бросаются в глаза.
Вот наконец и столь знакомый дом. Не то, что я ощущал волнение, скорее мною двигал какой-то не совсем здоровый интерес. Я сам себе казался пришельцем с того света и было любопытно посмотреть, как принимают их те, кто оставались в прежней жизни. Я знал, что я тут ненужен; все определилось окончательно еще тогда, три года назад, но почему я должен подчиняться чужим решениям, без боя отдавать другим то, что принадлежит мне?
Когда я уходил отсюда в последний раз, вход в квартиру закрывала обычная деревянная дверь, теперь здесь стояла толстая металлическая плита. Я не без злорадства подумал, что она вряд ли убережет обитателей этого жилища от моего проникновения в него.
Я решительно нажал на кнопку звонка. Послышались быстрые шаги, затем человек прильнул к глазку. Я приблизил свое лицо, дабы меня могли бы рассмотреть во всей моей красе.
По паузе я понял, что меня узнали, и теперь там решают сложную головоломку, как поступить с непрошеным гостем. Я решил облегчить эти мучения и вновь решительно надавил на звонок.
– Константин, – услышал я знакомый голос, который когда-то вызывал во мне страстный трепет, – давай договоримся сразу, что ты не будешь входить в дом.
– А тебе не кажется, что эта квартира принадлежит мне не меньше, чем тебе. Не жди, я не уйду.
– Когда ты освободился?
– Три дня назад. А в Москву приехал час назад. Даже не успел позавтракать. Или ты даже не собираешься меня покормить? Оставишь голодным под дверью как какого-нибудь бродягу. Это не благородно. Давай открывай, мне чертовски надоело стоять тут возле своей квартиры словно кошка, которую не пускают домой за то, что она там гадит.
Вздох был такой глубокий и громкий, что он пробился даже через толстый железный лист.
Дверь отворилась, и передо мной предстала моя бывшая жена в домашнем халате. Разумеется, нашу долгожданную по крайней мере с моей стороны встречу я начал с того, что стал внимательно разглядывать ее. Выглядела она просто чудесно, женщина в расцвете своей красоты. Пламя желания полыхнуло во мне столь сильно, что кажется она тоже ощутила его жар и на всякий случай поспешно отступила на несколько шагов назад.
– Ты одна? – спросил я.
– Одна, – с некоторой тревогой ответила Лариса.
Я прошел мимо нее в квартиру. Все, что было при мне: обои, мебель, линолеум были заменены; кроме стен все было абсолютно новым. Судя по всему, здесь недавно сделали ремонт, потому что буквально все сияло и сверкало яркими красками.
– Слушай, как тут здорово! – искренне восхитился я. – Вы неплохо живете, по нынешним временам на такой ремонт нужны большие бабки.
– Женя неплохо зарабатывает. Он старший менеджер в одной солидной фирме.
Лариса, стараясь соблюдать безопасную дистанцию, прошла вслед за мной в квартиру и застыла на пороге комнаты, словно не желая меня туда впускать. Жизнь со мной не прошла для нее полностью бесследно, и кое-какие навыки она от меня переняла. Она явно заняла самую удобную позицию, позволяющую в случае чего быстро убежать и позвать на помощь.
– Тебе повезло, – сказал я. – Найти мужа, который хорошо зарабатывает, в наши дни – большая удача.
– Должна же я была получить компенсацию за жизнь с тобой.
– Кажется, некоторое время мы жили вполне счастливо.
– Имеет значение то, что было в последний период. А это было настолько ужасно, что я стараюсь не вспоминать. Не понимаю, зачем ты пришел сюда, ты же знаешь, здесь тебя не ждут.
Невольно я в какой уже раз вспомнил вещие слова моего случайного собутыльника.
– Эта квартира принадлежит не только тебе, но и мне. А жить мне негде. Это раз. И два – мой сын. Ка- никак я отец, а отцовское чувство не в состоянии убить даже тюрьма.
– А я-то грешным делом надеялась, что она как раз прежде всего у тебя убила отцовские чувства. Но коль такое и не случилось, это твое дело. Надеюсь, ты помнишь, что отказался от отцовства; у меня есть все документы.
– Это верно, отказался. Я тогда был не в себе; то, что произошло, меня слишком потрясло. Я был готов отказаться не только от отцовства, но и от своего имени.
– Как бы то ни было, я не разрешу тебе встречаться с сыном. Тебя он не знает, он не сомневается, что Евгений его настоящий отец. Прошу тебя, уйди, наша жизнь для тебя чужая, не встревай в нее. Ты лишь внесешь в душу Игоря вечное противостояние.
– А что будет происходить с моей душой – на это тебе абсолютно наплевать. А ведь мне придется жить с мыслью, что я даже не имею права посмотреть на сына, что он не знает и никогда не узнает о своем настоящем отце. Как ты полагаешь, какие чувства я должен испытывать. Я встречусь с ним и скажу, кто его отец.
– Нет, я не допущу этого. Я позову на помощь, я обращусь в милицию! Тебя снова посадят.
Лариса разволновалась, ее щеки покрыл очаг румянца, глаза заблестели, высокая грудь под халатом заходила ходуном. А я так хорошо помнил эти две соблазнительные полусферы, сколько раз я ласкал их и не мог наласкаться. Ко мне внезапно пришла одна мысль.
– Никакая милиция тебе не поможет, ты разве позабыла о том, кто я. Не думаешь же ты, что я там растерял все свои навыки. Если я сказал, что встречусь с сыном, не сомневайся, так оно и будет.
– Ты, ты – негодяй! Тебе плевать на судьбу ребенка!
– Меня этим не проймешь, можно подумать, что ты лучше. Бывший муж, отец твоего сына пришел после трехлетней отсидки, а тебе плевать на это, тебя заботит только собственное спокойствие. Но ты его не получишь, теперь забудь о нем о навсегда.
Лариса смотрела мне в лицо, и я легко читал в ее глазах ненависть.
– А знаешь, – вдруг сказал я, – мы можем поладить. Я могу отказаться от всех претензий на сына. При одном условии.
Теперь Лариса смотрела на меня с надеждой. Что ж, поглядим, как она отреагирует на мое предложение, подумал я.
– У меня три года не было женщины, я зверски соскучился по ним. Если мы сейчас позанимаемся всласть любовью, я согласен больше не появляться в этом доме и не видеться с сыном.
От возмущения у Лариса лицо стало таким же багровым, как закат солнца на море.
– Да ты знаешь, кто после этого. Уголовник, зэк паршивый. Да я тебя в тюрьме сгною.
– Брось ты нести эту околесицу, ничего ты мне не сделаешь. Я отсидел свое и теперь я такой же полноценный гражданин, как и ты или как твой муженек. Условие свое я тебе сказал. Не желаешь, останусь здесь и буду ждать, пока не придет Игорек. Где от, кстати? Поди в детсаде срок мотает. Могла бы не отдавать его, ты же не работаешь. От безделья вся опухла.
– Что ты понимаешь, – вдруг с возмущением проговорила моя бывшая жена, – это элитное заведение. Там есть все, их учат двум языкам, играть на рояле и многому другому. Знал бы ты сколько в месяц мы платим.