Он и она минус он и она

Часть вторая

Неопределенность

– …Я решил, что нам разумней будет спрятаться и самим разобраться в том, что случилось, – звучала аудиозапись громко. – Согласитесь, из изолятора сделать это нереально. Не исключаю, что нам повезет, и вы сами найдете убийц… э… нет, верю, что найдете. Но мы рисковать не будем, за чужие дела отвечать не хочется, а все указывает на нас. Даю подсказку: однажды Константин помог Татьяне разобраться с воровством, два года назад именно он обнаружил схему, по ней вычислили мошенников. К сожалению, моя жена отпустила их, всего лишь уволив, а надо было уголовные дела завести, возможно, эти жертвы – месть им обоим. Не уверен, что я прав, но это все, чем могу помочь… даже не вам. Себе и Камилле.

Привстав со стула, Вениамин остановил аудиозапись и сел на место, пояснив, почему прервал прослушивание:

– Дальше бытовые звуки, потом конец записи.

Павел Терехов, почесывая указательным пальцем гладко выбритый подбородок, некоторое время думал, потом попросил еще раз включить запись. В кабинете следователя недосчитывались только Жени Сорина, он, как обычно, уже выполнял мелкие поручения. Феликс развалился на стуле напротив Павла, вытянув скрещенные ноги и закинув за голову руки (его любимая поза), слушал, прикрыв веки, – была бы кровать, он лежал бы. Вениамин подобных вольностей себе не позволял, он парень обстоятельный, положительный (даже слишком), лишнего не скажет и, конечно, не ведет себя вызывающе.

И наконец Терехов Павел… В современном мире мужчина, которому немногим чуть более за тридцать (а случается, и за сорок), зачастую инфантил и выглядит великовозрастным мальчиком. Павел мужчина, не брутал, как Феликс, но производит самое приятно впечатление. А почему, собственно, высокий, сухощавый (спортивный), ушастый, белобрысый, а еще аккуратный и весьма симпатичный интеллигент (настоящий, а не дутый), не должен производить приятного впечатления? Следователь что – не человек? Он мозг группы, кстати, отлично уравновешивает ребят мягкостью и спокойствием, но не рохля, нет-нет, когда надо – он жесткий. Павел прослушал запись и принялся уточнять:

– Значит, звонок поступил…

– Рано утром, примерно в шесть, – сказал Вениамин.

– И голос сообщил, – восстанавливал последовательность Павел, – что в двух домах трупы мужчины и женщины, назвал адрес и номера квартир… А вошли как? Квартиры-то были заперты?

– Этот Платон Лукьянов, – продолжил Вениамин, – когда позвонил в полицию, сообщил, что ключи от обеих квартир лежат под ковриком его двери. Там их и нашла группа, прибывшая на место преступления… то есть на два места преступления. Труп женщины лежал на пороге спальни, это на втором уровне квартиры. Пацаны побежали в квартиру Пешкова, убедиться хотели, что там тоже труп, ну, не верилось в такую кадриль. Убедились и начали работать у Пешкова. Потом я приехал вместе с Жекой, а позже Феликс.

– Ключи под ковриком, – мечтательно улыбнулся Павел. – Милая советская традиция, мне рассказывала мама. Сейчас попробуй, оставь – и стены вынесут.

– Да, этот Лукьянов еще сказал во время звонка в полицию, – вспомнил Вениамин, – что на полу посередине гостиной стоит ноутбук, кстати, это самое видное место в квартире, потому что большое и пустое. В ноуте, сказал он, есть аудиозапись, аудиофайл которой находится на рабочем столе компа, нам нужно прослушать. Вот, с вами прослушали, Павел Игоревич, двадцатый раз.

– И какие выводы?

Павел переводил взгляд с Вениамина на Феликса, второй, не открывая глаз, лениво покачал головой из стороны в сторону, выпятив нижнюю губу.

– Итак, выводов ноль целых ноль десятых, – констатировал Павел. – А что соседи говорят об этих семействах?

Зашевелился Феликс, сел нормально, посмотрел на Павла и:

– Минус, Паша, во всех смыслах.

– Не понял, они отказываются давать показания?

– Они ничего не знают, – сказал Феликс. – Или врут, будто не знают, не желая связываться с нами. Я тоже не знаю, пригодится или нет, но в доме, который ближе к проезжей части, народ заселился недавно, год-полтора назад, Пешковы примерно год назад купили квартиру в доме рядом с Лукьяновыми. А следующие дома выстроены лет шесть назад, тогда же и Татьяна Лукьянова купила квартиру. Застройка продвигалась от сквера до проезжей части.

В это время вошел Женя Сорин, видя, что здесь идет обсуждение вчерашних находок, не привлекая к себе внимание, сел на стул у стены рядом с дверью и приготовился ждать своей очереди.

– Кто работает с трупами? – спросил Павел.

– А вот тут невезение нам не изменило, – ухмыльнулся Феликс.

– Коноплева… – догадался Павел и явно приуныл, хотя виду не показывал, но его реакции за год неплохо изучил Феликс, а посему успокоил:

– Я звонил Покровскому, нижайше просил его проявить любопытство к нашим несчастным трупам, подло застреленным неизвестными негодяями, которые не оставили нам шансов найти их. Ведь царевна морга ввиду большой нагрузки нечаянно может упустить важные мелочи, которые для нас на вес золота, платины и палладия.

– Так витиевато и говорил? – улыбнулся Павел.

– Ты разве не в курсе, что красноречие мой конек?

– А когда результаты обещают?

– Не знаешь Марихуану Гашишевну? Они-с роман пишут на тему препарирования двух тел.

– А без протокола? На словах? Хотя бы в общих чертах…

– Ну, даешь, – заерзал Феликс, он не любитель долго торчать в кабинетах, устает от сидения больше, чем от беготни. – Если бы ты, Паша, смотрел на нее поласковей, комплиментик бросил, ручку чмокнул… – Феликс задумался и отказался от своего же предложения: – Пожалуй, не стоит, а то жениться заставит, она такая.

Павел перевел взгляд на Сорина, вытянув немного шею, потому что Феликс заслонял парня:

– Женя, что у тебя?

– Ничего, – ответил тот. На голос обернулся Феликс и поднял ладонь в знак приветствия, Сорин вежливо кивнул. – Мне только дали схему расположения камер видеонаблюдения. Номер тачки Лукьянова естессно установили и засели за просмотр. Трудность в том, что неясно, с какого времени начинать просмотр, когда именно выехал Лукьянов из жилищного комплекса и когда он приехал туда – неизвестно.

– Он сам подсказал – поздно приехал, – напомнил Феликс.

– А поздно – это когда? – спросил Женя. – Одиннадцать часов, двенадцать, час, два… когда? Для некоторых и десять вечера поздно. А во сколько должна вернуться любимая жена из загула? Я пока не женат, понятия не имею.

– К моменту возвращения мужа с работы, – неуверенно произнес Вениамин, тоже не имеющий опыта женатика. – Семь-восемь часов, я думаю.

– Да ладно гадать, – вяло махнул рукой Женя. – Они сначала найдут тачку Лукьянова по номеру, после будут искать ее в месте проживания… а там частного транспорта до фига, это же квартал сплошной «бедноты», там редко встретишь тачку за миллион, в основном с двух начинаются. Когда найдут, проследят маршрут по городу, народу там не хватает, короче, ждать придется долго. Но у него же еще и собственность есть.

С минуту Павел решал задачу в уме: что именно его заинтересовало в данной истории, в которой на первый взгляд нет загадочности? Ну, или хотя бы интриги. Все на поверхности, версий две: любовники и месть мошенников (спасибо любовнику за подсказку). Можно аплодировать и не париться. Вопрос: а какую версию взять за основу, у какой больше шансов?

К примеру, мошенники. Два года сидели тихо, как мыши под лапой кота, и вот, когда их забыли, они уверенно нанесли удар. Мотив: товарищей отлучили от легкой кормушки, к которой те привыкли, разоблачение ударило по самолюбию. Но и великодушие Татьяны Лукьяновой унизительно, а за добро часто платят злом – этим уже мало кого удивишь. Что они получили в результате устранения двух человек? Неизвестно, даже предположительно. Удовлетворение? Маловато за риск, впрочем, мошенники лихо отвели от себя подозрения, подставив любовников. Но выгода должна быть? По идее должна. Пойти на убийство непросто, если это не отпетые уголовники, а на двойное убийство – надо иметь сильный мотив. Для двух канцелярских крыс, тихонько тыривших деньги у хозяйки, такая смелость малоубедительна.

Теперь любовники… Проще простого развестись, тем самым распрощаться со своими вторыми половинами и не мучиться, прячась от посторонних глаз, – это нормальная логика адекватного человека. Но если дело упирается в наследство, то и логика здесь иная, а мотив стар, как само человечество.

Это две поверхностные линии, которые нагло просятся в работу, что не по душе Павлу, а не по душе потому, что очень уж заковыристое преступление, с туманным подтекстом. Пожалуй, все склонны заранее выстраивать логику поступков по любому поводу, тем более тех, что на ладони, но, как правило, фантазии оказываются ничтожными – есть такое понятие в юриспруденции.

Отсюда следующий вопрос: а если история имеет совсем другие корни? Значит, предстоит работать в трех направлениях, одно из них определенно верное, а пока есть пропущенный эпизод:

– Феликс, твоя очередь. Что там у нас за свидетельница?

– Шикарная, – рассмеялся Феликс, протягивая Терехову флэшку. – Я тайком записал видео с ней, вставляй в ноут. Знаю, знаю, обязан был предупредить о записи, получить согласие… Не предупредил и не получил. Она просто не открыла бы рта, а мои слова не передадут колорит, индивидуальность и все оттенки нашего разговора. Но вы же меня не выдадите? Эй, чего сидите? – обратился он к Вениамину и Жене. – Идите до кучи. И прошу прощения за плохое качество операторской работы, труба торчала из кармана…

– Да ладно рисоваться, – промямлил Женя, взяв стул и идя с ним к столу Терехова. – У тебя всегда нормалек получается. Ну-с, что ты тут наснимал?

Видео началось, когда рука поставила стакан на стол.

Это была рука Феликса, сразу женская рука с маникюром бешеной раскраски взяла стакан, после чего камера «приняла» нормальное положение. Видимо, Феликс сел напротив, потому что Ирэна попала в объектив, подняла заплаканные глазки с растекшейся тушью, спросив дрожащим голосом:

– А ты?

– Я на работе, – сказал Феликс за кадром.

Она понимающе покивала, всхлипнула и привычно выпила за пару глотков весь коньяк, что ж, в той среде, где Ирэна вращается, а среду выдают манеры и одежда, спиртное является лекарством от всех напастей. Она что-то сунула в рот и заедала коньяк, периодически шумно вдыхая воздух, но все же сдавленно произнесла:

– Чего ты мне подсунул? Всю глотку обожгло… Сто раз пила коньяк, но такой гадости… как спиртяга, мля…

– Не знаю, что там ты пила, в этом доме, я полагаю, шмурдяк не держат, – сказал Феликс, конечно, за кадром. И вдруг задал никчемный вопрос: – Ты сама себя назвала Ирэной?

– Чего это ты так решил?

– Ну, многие девушки меняют себе имена на эффектные – Сэра, Ирэна… Ирэна красивей, чем просто Ирина, верно?

– Я про это не думала, меня папа так назвал, умер, бедняга…

– От алкоголя?

– У тебя знакомые только алкаши, с другими не знаком? – посочувствовала она. Феликс рассмеялся в ответ, а Ирэна вдруг надулась: – А мои знакомые порядочные люди, мой папа тоже был порядочным.

– Извини, не хотел тебя обидеть. Еще налить?

– Давай. Помяну мою дорогую Танечку…

В объективе появилась рука Феликса с бутылкой, перекрыв стакан. Ирэна снова выпила, на этот раз, жуя, она задумалась, печально глядя перед собой, Феликсу пришлось расшевелить ее:

– Ты правда убираешь здесь квартиру? С такими-то ногтями?

Ирэна слегка опьянела, это как раз то, что нужно ему.

– Я же приличная девушка, а у приличных ноготки должны быть красивыми. Так работа же у меня не хилая, почти интеллигентная. Была. Когда поперли с рынка… я торговала там одеждой… всякой… по сезону. Недавно это было.

– Правда? А на каком рынке?

– На вещевом… э… на Дарьевском. Знаешь, какие там бабы противные бродят? Меряет платья, меряет… всю кучу перемеряет и ни черта не покупает! Ну, у меня терпение не железное, однажды я и выдала одной такой по первое число. Да надоело, блин! Та пасть как раскрыла и к хозяйке, времени не пожалела. Ну вот, осталась я без работы и без денег. Сразу к Танюхе пришла бабок просить, она дала. Я, начальник, у Танюхи убираюсь, когда с работой облом, ну, чтобы не зазря деньги брать. Танюха никогда не отказывала, всегда давала денег и не требовала назад долга. Вот такая она была – широкой души, щедрая.

Ну, раз обратилась к Феликсу «начальник», это говорит о ее богатом прошлом, и Феликс спросил напрямую, но по-доброму, с сочувствием:

– Ты в колонии чалилась, да?

– Ай, – вяло махнула она ладонью. – Полгода. Рожу одной сучке начистила за сплетни, она подала на меня в суд… Набрехала с три короба! Клянусь, челюсть ей не свернула, но она же кучу справок где-то добыла, прикинулась, будто при смерти валялась месяц. Видела я ее, бегала, как лошадь на ипподроме, но меня засадила, тварь недобитая. Лучше б свернула ей челюсть, не так обидно было бы. Вот скажи, почему люди бывают такими, а? Чего-то там эта гадина увидела – меня в смысле, набросала на это своих придумок и получилась гадость, которую разнесла по всему свету. А мне – оправдывайся, доказывай то, что на самом деле есть! И знаешь… правду никто не хочет слышать, никто. Сплетня живучей правды.

– Знакомо, – согласился он.

– Ха! У меня был такой классный мужик, я пылинки с него сдувала, любила… м… как я любила его… Ушел. Потому что поверил не мне, а грязной сплетне поверил. Ну и как тут не начистить сытую харю? Скажи, должен же человек получать ответку за подлость, а? Вот спустишь раз-другой, а человек привыкает гадить… Так должен или нет?

– Должен, – и на этот раз согласился Феликс.

Надо заметить, он согласился с ней не на словах, а на самом деле. И сразу припомнил, что неоднократно спускал некоторым подлости, чего делать, наверное, не следовало, ибо привычка подличать вырабатывается от безнаказанности. Но об этом подумать решил как-нибудь на досуге.

– А почему Татьяна тебе не помогла избежать суда?

– Как же! Помогла. Адвоката наняла, мне вместо трех-пяти дали полгода, я хорошо отделалась, но пятно осталось теперь на всю жизнь. Вот куда мне с таким пятном? Устроишься на нормальную работу? Наливай.

Так-с, барышня готова, Феликс ненавязчиво задал вопрос:

– Слушай, Ирэна, мы не можем связаться с мужем Татьяны… Не знаешь, где он может быть?

– А хрен его знает, – поедая то, что Феликс нашел в холодильнике и предоставил на тарелочке. – Может, свалил куда…

– С любовницей?

– Про любовницу ничего не знаю, – резко бросила Ирэна. Нет, как будто он предложил ей неприличным делом заняться! – А что… есть подозрения?

– Предположения.

– Не, не знаю, – пожала она плечами.

– А он мог свою жену застрелить?

Ирэна сдвинула брови, замедлив жевание, она явно восстановила образ мужа Танюхи, наконец вновь пожала плечами:

– А хрен его знает…

– Сомневаешься, да? – подхватил Феликс и как истинный провокатор стал подзуживать девушку не первой свежести и даже не третьей. – Раз сомневаешься, то допускаешь, что Платон Лукьянов мог взять в руки…

– Да иди на хрен, – внезапно рассердилась Ирэна. – За кого меня принимаешь? Ишь, хитрюга! Я сейчас с тобой соглашусь, а вы потом закроете мужика на много-много лет, да? А если он вообще ни сном ни духом, я буду виновата, да? Знаешь, мачо, я грехов боюсь, немножко верующая.

– Ладно, понял. Ну, тогда скажи, что он за человек?

– Кто? Лукьянов? Заносчивый, надменный… Со мной, конечно, я же никто. А вот поет классно, между прочим свои песни пишет… на какие-то там баллады.

– М, как интересно – баллады. А что еще скажешь?

– По моим наблюдениям, жили они не очень.

– Как это – не очень? В чем выражалось?

Туго давались Ирэне формулировки, она закатывала длинные паузы, заставляя трудиться серое вещество, а иногда и на потолке искала ответы. Феликс терпеливо ждал, стараясь лишний раз не сбивать ее с мысли, все же «девушка» выпила примерно сто пятьдесят грамм.

– Понимаешь, не знаю, как объяснить, но… когда муж и жена любят, это видно. Танюха любила его, смотрела на своего Платошу, как будто он бог, а Лукьянов… вот тут я сомневаюсь.

– Так он с ней жил из-за денег?

– Да он же зубы лечит и вставляет, эти никогда бедствовать не будут. И не скажу, что Танюха богачка офигенная, ну, фирма у нее – от отца досталась, правда, не так чтобы очень крутая… Нет, конечно, жила она, ни в чем не нуждаясь, так ведь живут и лучше. А хочешь, как на духу скажу?

– Мечтаю!

– Страдала Танюха. Из-за него, гада, страдала. Не, мне лично не жаловалась, не-не, я сама видела… ее Платоша, как ледышка, от него не дождешься ни доброго словечка, ни улыбки, сам от себя тащится… ну, не знаю, как еще рассказать…

– Не переживай, я понял. А подруги у Танюхи были?

– Как тебе сказать… – очередной раз закатила глаза к потолку Ирэна.

– Как есть. У тебя интересный взгляд на людей, ты их видишь по-особому остро, – безбожно польстил ей Феликс. – Мне важны твои впечатления, чтобы составить четкое представление.

– Ну, ладно. Есть такая Милена Горлинская – артистка оперетты. Ничего так пляшет и поет, но мне не понравилось… как-то ненатурально все, я ж ходила на ее выступления. «Сильву» смотрела и… что-то модное… название не помню, про девок в американской тюрьме. Она везде Сильва. Потом смотрю на нее у Танюхи… я как раз убиралась здесь, а оперетка пришла в гости… Так вот, смотрю на нее, а она как была Сильвой на сцене, так и в жизни Сильва. Но меня до их разговоров не допускали, сам понимаешь, я просто уборщица…

– И даже не подслушала ни разу?

– Я что, дура? Чтоб Танюха застукала, обиделась и прогнала меня навсегда? На хрен мне их секреты, своя задница дороже. А вторая подружка Никитка…

Она сама себя прервала, потянулась за закуской, поддела ноготком тонкий кусочек филе и отправила в рот, забыв про вторую подружку.

– Никитка, это что – кличка? – напомнил Феликс.

– Э… – тянула паузу Ирэна. – Фамилия у нее… какая-то такая… похожая… только я не запомнила. Отсюда, как догадываюсь, она и Никитка.

– А имя?

– Имени не знаю, не интересовалась. Да оно мне надо – имя? Но скажу – глаза у нее, как у гадюки. Честно, честно! Вот смотрит на тебя, а в глазах гипноз, даже не моргнет ни разу. И будто всю тебя насквозь видит. Может, ведьма, а? Ты веришь в ведьм?

– Еще как, не раз попадались мне, уж поверь.

– Верю. Вот в это… что попадались эти… верю. С Никиткой Танюха всегда шушукалась, уйдут на кухню или в кабинет, закроются и ни слова не слышно.

– А где работает Никитка?

– Хрен ее знает… – пожала плечами Ирэна. – Со шмотками что-то связано…

– Продает? Ну, в магазине? В бутике?

– Не, она не продавщица, не-не. Ей до продавщицы с ее гадючьим характером расти и расти. Шьет, кажется… или не шьет? Я ж не прислушивалась к их базару, Танюху про нее не расспрашивала, на кой она мне! Но одевается не то что модно, а шиково.

– Это как?

– Ну, вот я, к примеру, смотри: я одеваюсь модно. А шиково у меня не получается. Понял, да? Ну и молодец. А теперь налей помянуть мою дорогую Танюху… Как я буду без нее, м?

Она выпила еще и неожиданно зарыдала, оплакивая то ли убитую подругу, то ли потерю щедрой работодательницы. Порция оказалась лишней, и Феликс свернул опрос, так как в этом состоянии больше полезной инфы из нее вряд ли выдавишь. В конце концов, Ирэна продиктовала свой адрес и номер телефона, с ней всегда можно связаться.

– М-да, Ирэна фигура занимательная… А фотографии фигурантов, в первую очередь любовников, вы не добыли? – спросил Павел после просмотра. – Хочется посмотреть на них.

Логичнее было бы сразу потребовать фото, но Терехов постепенно вырабатывает свои приемы. В данном случае он предпочел сначала составить общую картину двух преступлений, тем более они связаны, а потом уж смотреть на тех, кто оказался участником. Феликс одними глазами подал знак Вениамину, тот достал из своей сумки отпечатанные на бумаге фотографии, которые забрал при обыске и протянул первую:

– Это Лукьяновы.

Павел держал общий снимок, по всей видимости сделанный в фотостудии, он пытался поймать первое впечатление (всегда верное) от довольно симпатичной пары. Правда, ловить эту первую искру стоит при живом общении, теперь впечатление будет смазано, ну да все равно интересно же оценить внешность.

– А это Пешков, – протянул следующий снимок Вениамин.

– Угу, – недолго изучал Павел фото.

– А это его жена Камилла…

– Мм, какая интересная, – одобрительно покивал Терехов, выпятив нижнюю губу. – Странно, черты непропорциональные, вон и глаза – нельзя сказать, что иконописные, лоб высокий, а подбородок маловат, губы крупные, рот явно большой, скулы рельефные… В ней все неправильно, но чем больше смотришь, тем больше она нравится.