Комонс III. Игра на чужом поле

Женька отогнал прочь невесёлые мысли и затянул покрепче ремни сумки. Вроде, всё готово. Ну, что – здравствуй, школа?

Урок обществоведения начался с политинформации. Этот скучнейший ритуал не вызывал у Женьки отторжения, как у прочих одноклассников – общение со «Вторым» научило его читать между строк, так что, услыхав, как Андрюшка Куклин бойко отбарабанил заметку из «Правды» об очередном пленуме ЦК КПСС, он насторожился. В списке членов Президиума вместо министра обороны Устинова него там каким-то образом оказался маршал Огарков. А ведь ему, и Женька хорошо это помнил, полагалось быть всего лишь начальником Генерального штаба – до восемьдесят четвёртого года, когда он будет смещён с должности с понижением. По слухам, из-за скандала со сбитым южнокорейским «Боингом». И уж точно начальнику Генштаба не место в президиуме пленума ЦК – не его это уровень.

Женька с трудом дождался окончания урока и, как только прозвенел звонок, кинулся на первый этаж – там, в рекреации, висели на стендах последние номера «Комсомолки» и «Пионерской Правды». Так и есть: на первой полосе «Комсомолки» большая статья о пленуме. В списке членов Политбюро – «министр обороны СССР, Маршал, герой Советского союза, кавалер ордена Ленина и медали Золотая звезда и прочая и прочая и прочая…»

Выходит, лёд тронулся и в советских верхах? Пропавший Устинов горячо поддерживал ввод войск в Афганистан, против чего резко выступал как раз Огарков, а так же его первый зам, генерал Ахромеев – тот самый, что пустит себе пулю в висок в девяносто первом, не вынеся позора ГКЧП. Значит, из-за разногласий по Афганистану Устинов и слетел со своей должности? Помнится, «Второй» как раз об этом и беседовал с дядей Костей…

Женька посмотрел на часы. Родительский подарок, верная «Sekonda» всё ещё странствовала по антарктическим морям на «Сомове, и он обходился приобретёнными в Рио электронными «Сasio» – дешёвка, ширпотреб, вызывающий, тем не менее, острую зависть одноклассников. До конца учебного дня около часа, а потом можно позвонить генералу. Вот только – что у него спросит? «Дядя Костя, вы что, решили между делом перекроить состав Политбюро, и начали с министра обороны?» А там и до Брежнева дойдёт, пусть отправляется на заслуженную пенсию. Если сумеет слезть с барбитуратов, которыми его сейчас усиленно пичкают доброжелатели из числа «особо приближённых лиц» – глядишь, и протянет лишних годков пять-шесть. Остаётся, правда, вопрос: кого ставить вместо него? Андропова? Вроде бы, логичный выбор, особенно если подлечить его диабет. Хотя – он ведь тоже настаивал на вводе войск в Афганистан, конфликтовал по этому вопросу с Огарковым. И даже заявил, что «мнение начальника Генштаба Политбюро не интересует, задача армии – выполнять поставленную задачу, а не перечить партийному руководству.

Женька усмехнулся. Если дядя Костя сочтёт нужным, он и сам всё расскажет. А не сочтёт – можно расспрашивать хоть до морковкиного заговенья, всё равно ничего не узнаешь.

Нет уж, с расспросами пока погодим. Генерал знает, что внучатый племянник унаследовал память «Второго» и, следовательно, является единственным источником информации о будущем. Хотя, тогда, на «Амосове», в разговоре с Астом он ничуть не покривил душой: история уже вильнула в своей колее, и отклонения в дальнейшем будут только накапливаться, пока не обесценят всё, что ему известно сейчас. Отставка Устинова и назначение на его пост Огаркова – ярчайший тому пример. И Рейгана не будет в Овальном кабинете – а значит, под вопросом и «крестовый поход против коммунизма», и программа «Звёздных войн» и многое другое. А там и злосчастный южнокорейский «Боинг» не нарвётся на ракету «воздух-воздух» в небе над Сахалином первого сентября восемьдесят третьего года и не рухнет в залив Лаперуза, разом поставив на уши всю мировую политику…

Заверещал звонок на шестой урок. Женька оторвался от «Комсомолки» и побежал, перепрыгивая через две ступеньки, на третий этаж, где располагался кабинет литературы.

События вскоре вошли в привычную колею. Южная Америка, схватка с беглыми нацистами, бескрайний океанский простор и Южный крест на бархатно-чёрном небосводе – всё это подёрнулось дымкой нереальности, превратилось в воспоминания, когда приятные, когда тревожные, а когда и горестные. Школьная жизнь текла своим чередом. Женька с Астом всё сильнее отдалялись одноклассников демонстрируя непонятное равнодушие ко всему, что их волновало – японским магнитофонам, джинсам, импортным дискам, жевательной резинке и прочим атрибутам красивой жизни. В том числе, и к новомодному увлечению каратэ – на занятиях по рукопашному бою оба узнали достаточно, чтобы не переоценивать японское дрыгоножество.

С одноклассницами дело обстояло иначе. Те женской своей сущностью угадывали в них нечто, отсутствующее в других парнях. То ли чувствовали, что оба успели приобщиться к сладости телесной любви, то ли их привлекал новый облик ребят – загорелых, с перекатывающимися мускулами, твёрдыми от мозолей ладонями, короткими, вопреки подростковой моде, стрижками, и неистребимым запахом сгоревшего пороха и оружейного масла, который не вывести никакими шампунями. А ещё – иная манера поведения, полная спокойствия, доброжелательности, уверенности в себе и взрослой снисходительности к школьной мелкоте.

Это грозило стать проблемой: иные одноклассницы успели оформиться в весьма привлекательных барышень, вполне готовых к экспериментам на интимном фронте. Девочки в этом плане взрослеют раньше парней, и раньше их вступают во «взрослую» жизнь.

Пришлось выставить своеобразным щитом между собой и девичьей частью класса Катюшку Клейман. Та давно стала своего рода «Д'Артаньяном в юбке», добрым другом, с чем, похоже, и смирилась. Женька не раз ловил на себе и Серёге её взгляды – то задумчивые, то полные неподдельной тоски, – и тогда его терзала совесть. Но ничего не поделать: следовало соблюдать заветы «Второго», наложившего «табу» на интимные приключения в школе…

В плане учёбы дела обстояли вполне безоблачно. Казалось бы: изнурительные тренировки на «спецдаче» три раза в неделю, возобновлённые занятия языками (к испанскому и английскому прибавились основы французского), должны съедать все силы без остатка, не оставляя ничего на такую ерунду, как домашние задания. Но нет – новое, взрослое отношение и ко времени вкупе с наследством «Второго», вывели обоих в число лучших учеников класса. Ну, почти: алгебра по-прежнему давалась Женьке с трудом, а вот на уроках английского, НВП, географии, истории и обществоведения его даже спрашивать перестали. Зачем, если заранее известно, что предмет выучен, усвоен и можно с чистой совестью ставить очередную пятёрку?

Аст старался не отставать от друга. Неделя пролетала за неделей; время от времени их навещал дядя Костя – как правило, на «спецдаче». На свет появлялся старый знакомец-самовар, и начинались долгие беседы, во время которых гость старательно избегал того, что волновало Женьку больше всего – перемен в мировой и особенно, внутренней политике. И так оно и продолжалось до середины марта, пока на «спецдаче» вместе с генералом не объявился Виктор.

Новый «Детектора Десантников» был гораздо меньше ящика размером с ламповую магнитолу, усеянного шкалами и цветными лампочками, с которым Миладка работала в Долине Хрустального Черепа. Модель, ДД-П, как назвал его Виктор, походил на портативный японский магнитофон с четырьмя клавишами, двумя круглыми ручками настройки и пластиной матового стекла там, куда обычно вставляется кассета.

– Тут два режима. – принялся объяснять Виктор. – Можно надеть на голову исследуемому резиновую шапочку с электродами – вот здесь подключается кабель…

Он повернул прибор и продемонстрировал гнездо на боковой панели.

– …а можно работать дистанционно, на расстоянии до пяти метров. Правда, точность показаний падает примерно втрое.

Женька обратил внимание: хотя Виктора и привезли на веранду в кресле-каталке, на коленях у него лежала трость. Значит, способность ходить постепенно возвращается?

Но спрашивать не стал. Захочет – сам скажет.

Аст провёл пальцем по верхней алюминиевой панели.

– Как вы смогли его разработать? Без схем, без инопланетных образцов…

Виктор усмехнулся и покачал головой.

– Всё-то у вас, ребята, книжка перед глазами. Толковая, не спорю, кое в чём даже пророческая – но мы-то с вами не в книжке, а в реальной жизни! Да, никаких инопланетных схем или самих «Посредников» у нас не было – ну так их вообще в природе нет, все инструменты пришельцев нематериальны. В шестидесятых, когда наш отдел только подступался к проблеме, мы рассуждали просто: чем бы ни были Мыслящие – они в любом случае используют возможности захваченного человеческого мозга. Не магия ведь это, а вполне себе физический процесс, верно? И раз в одном мозгу присутствуют две личности, «родная» и чужака – это не может не отражаться на мозговой активности. А её мы фиксировать умеем, ничего сложного тут нет – слабые электромагнитные поля, дел-то на рыбью ногу… Вопрос лишь в том, чтобы выделись специфические следы деятельности «второго сознания» и научиться целенаправленно их фиксировать. Пленные Десантники у нас были, так что казалось, что остальное только дело техники…

Женька насторожился.

– «Казалось»? Значит, что-то не получилось?

– Десантники тоже не профаны. За тысячи лет своей захватнической деятельности они не в раз сталкивались с попытками обнаружить их аппаратными средствами – и неплохо научились маскироваться. На этом этапе и понадобились нам комонсы-операторы…

Виктор откашлялся.

– Вот, к примеру: прибор фиксирует аномальную мозговую активность у двух десятков человек. Но это не значит, что у всех в мозгу сидят Десантники! У кого-то физиологическая аномалия, у кого- то признак приближающегося эпилептического припадка, а кто-то вообще гений, и его серые клеточки работают интенсивнее, чем у прочих. Операторы же могут выделить из мозговых сигнатур этих двадцати ту единственную, которая и выдаёт Десантника. И не спрашивайте меня, как это работает. Могут – и всё. На практике мы в этом убедились, а вот теоретическое обоснование пока хромает….

Генерал оторвался от блокнота, где делал по ходу доклада Виктора заметки.

– А если в мозгу будет только Десантник, без подчинённого сознания землянина? Ваш прибор покажет различия?

– Вряд ли. Но тут беспокоиться не о чем – насколько нам известно, обычно они не практикуют подсадок в «чистый» мозг.

– Но в теории такое возможно?

– В теории – да. Проверить мы, как вы понимаете, не сможем – для этого надо сначала научиться извлекать Мыслящих из тел и подсаживать обратно. Правда, имеются кое-какие соображения …

– Вот как? – сощурился генерал. – Интересно, какие же?

– Есть подозрение, что один из Десантников, которых вы привезли из Латинской Америки, в теле один, без подчинённого сознания. Исследуем. Кстати, для таких случаев нужны лучшие операторы ДД, такие, как Милада. Без них нам с одиночными «подменышами» нам не справиться.

– Ясно… – генерал покрутил в пальцах карандаш. – Вы, кажется, упомянули о двух новых операторов?

– Да. Мы их обнаружили, можно сказать, случайно. Видите ли, у потенциальных кандидатов нередко встречаются и другие… хм… необычные способности – например, механические часы в их присутствии идут неточно. Димка, насколько я помню, вообще часов не носил.

– Это ваш друг, с которым вы обнаружили первое Вторжение?

– Он самый, тот, что погиб в каменоломнях. – ответил Виктор. Черты его лица заострились, сделались жёсткими. – Нам обоим вручили тогда именные часы – так он их, считайте, не надевал. Пробовал, так выходила сплошная маета: то остановятся, то снова пойдут…

– Очень любопытно, надо подумать, как этот использовать. – Генерал снова черкнул в блокноте. – Продолжайте, прошу вас.

– Мы собрали сведения о подростках с такими свойствами среди детей сотрудников Первого Главного Управления. Я их протестировал и отобрал двоих. Но, увы, их возможности оставляют желать лучшего до потенциала Милады им далеко, а ведь она ещё не раскрылась по- настоящему!

– О Миладе поговорим в другой раз. – генерал сделал нетерпеливый жест. – Что-нибудь ещё?

– Ещё собираемся проверить тех, кто пережил клиническую смерть. Это пока только предположение – уж очень их возвращение к жизни напоминает подселение Мыслящего. Правда, среди подростков людей с таким опытом немного.

Виктор посмотрел на ребят.

– Есть ещё идея. Для этого, собственно, я и попросил вас сегодня собрать…

Асфальт Ленинградки, покрытый плотно укатанным снегом, летел под колёса «Нивы». Снежные хлопья косо метались в лучах дальнего света, разбивались о ветровое стекло, и пришлось включать дворники. Снежный выпал в этом году март, студёный…

Аст потянулся к панели, передвинул рычажок печки. Волна горячего воздуха хлынула снизу, на закоченевшие ноги.

Женька довольно крякнул и поворочался, устраиваясь поудобнее – день вышел долгий, хлопотный, и теперь, в ласковом тепле его неудержимо клонило в сон.

– И как тебе предложение Виктора? – спросил Аст. Он вёл машину, держа руль с показной небрежностью, одной рукой – привык красоваться перед своей Илзе. Небось, в Боливии, на «Дороге смерти» таким беспечным не был…

Да и где теперь та Илзе? Серёга как-то намекал, что неплохо бы узнать её новый адрес. Но генерал запретил категорически, и Женька был с ним согласен – что отрезано, то отрезано. И потом, разве мало ли в Москве симпатичных студенток?

– Дело хорошее. – отозвался он. – И, главное, ясно как за него браться. Можно хоть после весенних каникул – чего тянуть-то?

– После весенних не получится. – подумав, заявил Серёга. – Во Дворце запись в кружки и секции только перед началом учебного года. Чв шестом классе хотел поступить в геологический кружок, помню.

– А чего же не поступил? – с интересом осведомился Женька. Эта деталь биографии друга от него ускользнула.

– Опоздал. Мы с мамой туда приехали в самом начале сентября, но приём уже закончился.

Женька задумался. В словах друга был резон. Хотя…

– Надеюсь, для нас правила нарушат, генерал поспособствует. Другой вопрос – откуда кандидатов брать? Так-то они сами во Дворец приходят…

– Может, дать объявление в «Пионерской зорьке»? – предложил Аст. – Как в «Москве-Кассиопее», когда они в Москву подорвались с уроков, услыхав кусок радиопередачи о наборе в экипаж «Зари»?

Женька кивнул. Сюжет любимого фильма он помнил наизусть.

– Генералу ничего не стоит это организовать, раз уж он одобрил саму мысль. – продолжал Аст. – Нет, в самом деле, поговори…

Идея, выдвинутая Виктором, состояла в том, чтобы создать в Московском Дворце пионеров и школьников на Ленинских Горах, детский Клуб Любителей Фантастики. О движении КЛФ-ов Виктор, как и Женька, узнал, разумеется, от «Второго». Пока эта аббревиатура засветилась только на страницах «Техники Молодёжи», но на дворе уже восьмидесятый год – вот-вот должна возникнуть новосибирская «Амальтея», свердловская «Аэлита», а там и некто Синицын организует первый КЛФ в Москве…

Но не это интересовало Виктора – он предлагал собрать вместе крыло заведомых комонсов, подростков в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет, увлечённых фантастикой, и исподволь, в процессе занятий, тестировать их на пригодность в операторы ДД.

На вопрос генерала: «зачем создавать новый клуб, разве мало по всей стране, военно-спортивных кружков и секций, взять хоть всесоюзную игру «Зарница»?» – Виктор ответил, что способности кандидатов определяет не только возраст, а ещё и особый взгляд на мир. Который, судя хотя бы по «Второму», как раз и присущ будущим завсегдатаям КЛФ-ов в большей степени, чем всем прочим. На что ему, кстати, и намекали, когда готовили к заброске.

Женьке идея пришлась по душе сразу. Во-первых, он сам до седьмого класса состоял в кружке космонавтики во Дворце – тогда, посмотрев «Москву-Кассиопею» он, подобно многим своим сверстникам, кинулся во Дворец, искать кружок, где готовят будущие экипажи для межзвёздных полётов. А во-вторых, и это, пожалуй, главное – воспоминания «Второго». Гостя из будущего немало связывало с Дворцом – так, несколько будущих его близких друзей сейчас должны заниматься в тамошнем кружке астрономии. Женька ни словом не упомянул об этом на сегодняшнем совещании, но про себя решил твёрдо: они и будут первыми кандидатами.

Тем более, что и название для него уже готово.

Женька проводил задумчивым взглядом промелькнувший в полосах несущегося снега «МАЗ» с тёмно-синей фурой «СовТрансАвто» на прицепе.

– Кстати, заметил, как Виктор на тебя глядел, когда мы прощались?

– Угу. – Аст кивнул. – Пронзительно так, мне даже стало слегка не по себе. Чего это он, как думаешь?

– Кабы знать…

– Да, сам он нипочём не скажет, спрашивай.

– Рано или поздно скажет.

– Думаешь?

– Даже не сомневайся.

Женька поворочался на сиденье – печка старалась вовсю, ноги начинало припекать. Попросить слегка прикрутить? Да нет, пусть её… – Слушай, а поехали ко мне, на Войковскую? Маме твоей позвоним, предупредим. Переночуешь у меня, я тебе спальник дам, раскладушку. Завтра воскресенье, в школу не идти. Бабушка пироги затеяла, знаешь они у неё какие? Пальчики оближешь… Ну и побеседуем без помех. Есть пара дельных мыслей, надо бы обсудить…