К Огонькам Созвездий

Согрей меня от одиночества

Согрей меня ты, не от холода,

Согрей меня от одиночества.

Текут тела по венам города.

Ждут исполнения пророчества.

Когда могильною плитою

На вечный холод обрекут….

Прижмись ко мне плотней собою.

Люби меня, пока я тут.

Сольем тела хоть ненадолго,

Утратив поцелуев счет.

Мы друг без друга мерзнем только,

Поверь, намерзнемся еще.

А вот сейчас, пока мы рядом,

Забудем о конце пути.

Такая трепетная радость,

Друг друга, все-таки, найти.

А время пожирает молодость

И с каждым годом все быстрей.

Согрей меня ты не от холода,

От одиночества, согрей.

Когда я умру

Когда я умру, мне приснится то место, где вырос,

Подвал из двух комнат и маленький двор на углу.

Но нет, не оттуда уйдет моё тело, навынос.

И там не заплачут, не всхлипнут,

Когда я умру.

А там, в позабытом, но не прекращаемом детстве,

Там, рядом с колонкой, где вечно сочится вода,

Предложит мириться драчун, что живёт по соседству,

А я, ухмыляясь, скажу:

– Никогда! Никогда!

Он станет врачом. А курили мы с ним, за сараем.

Потом, умирая, он будет письмо моё ждать.

Когда я умру, мы наверно еще поиграем

В игру ту, что в детстве, до драки играли всегда.

А я далеко, не копейки считаю, а центы.

А дом тот, бульдозер разрушил, уже не спасти.

И кто-то использовал, угол двух улиц, под церковь

А я, умирая, шептать буду, дому: «Прости»!

Когда я умру, то не знаю, где буду схоронен

А разница лишь,

Для могилу копающих рук.

И всё чем я жил, что я видел, и что не запомнил,

Уже и не важно, не нужно, – когда я умру.

Пока я живу, и мне снится, то место, где вырос,

Подвал из двух комнат и маленький двор на углу.

Но нет, не оттуда уйдет мое тело, навынос

И там не заплачут, не всхлипнут

Когда я умру.

Посвящается исчезнувшему дому в городе Днепропетровске и другу детства Валентину Александровичу Корицкому, пусть земля ему будет пухом. Амен!

В царстве дождя

В царстве дождя, я зритель,

Глядящий на ночь, как небыль.

Вокруг прозрачные нити

Тянущиеся к небу.

Зонт мой, ужасно тонок.

Дождь, бесконечно огромен.

Кто я пред ним, ребёнок,

Вздрагивающий при громе?

Шуршанье дождя о листья,

О крыши чужие стук.

Запутывающий мысли,

Капель привычный звук.

Каплями тикает время.

Каплями я измучен,

Тянущимися к небу,

Прячущимися в тучи.

И по асфальту, навеки,

Вчерашние, смыв с дороги,

Текут дождевые реки

Мои омывая ноги.

В царстве дождя я зритель

Глядящий на быль, как небыль,

На эти прозрачные нити

Связавшие город с небом.

Зелёный остров

На Днепре зелёный остров.

Мы туда ходили вброд.

Золотых песков там россыпь,

И родник холодный бьёт.

Я и два моих соседа,

Три отборных босяка.

Нам на острове веселье.

Нам без острова тоска.

Лет с восьми в кармане финка.

С десяти и самопал.

Вовка был у нас за Флинта.

Я, о Флинте прочитал.

Разбежались лет в пятнадцать.

Я ушёл в читальный зал.

Что с друзьями? Вам признаться,

Очень долго я не знал.

Я читал, писал, работал

Что об этом рассказать?

Весь в идеях и заботах…

Вот, в читалку шёл опять.

Как-то, даже не поверил…

Вижу Женька.

– Ты ли, нет?

– Я! Рыбак, сошёл на берег.

Вот. Обычный домосед.

– А Володька?

– Он на нарах.

Было дело в преферанс.

Показалось, выпил мало.

Оказалось, в самый раз.

Попрощались, как до завтра.

Только встретимся ли вновь?

Мимо нас неслась ватага

Развесёлых пацанов.

Может на зелёный остров?

Мы туда ходили вброд.

Золотых песков там россыпь,

И родник холодный бьёт.

Декабрь.

Декабрь. На агавах воробьи.

Бананы жёлтые и мандарин не кислый.

Ну что ж, другие здесь календари.

Другие месяцы. Другие даже числа.

И может они правду говорят,

Хоть для меня их смысл непривычен.

Мне снится из того календаря,

Опавшая листва, пожухлая обычно.

Как, в сумерках, аллеей я иду,

Почти зима, а кажется, что лето.

И пахнет, как в заброшенном саду,

И только под ногами шорох этот —

Обычная пожухлая листва….

Ну, хоть проснулся видимо не зря.

Наградою чужого хвастовства —

Бананы в середине декабря.

Любовь

Отпахал я и пошёл

К дому.

А в сенях моя жена

Настя.

Говорит: «Иди ко мне

Голубь,

Так хочу твоей мужской

Ласки».

Я как взял её в свои

Руки,

И поставил я её

Раком.

Прошептал ей в ухо

– Ты сука.

И увидел, как она

Рада.

В пояснице у неё

Тонко.

И так пахнет от неё

Мятой.

Только что-то мой дружок

Звонкай,

Отдыхает, как сапог

Мятый.

Я его потеребил

– Ну же!

И о Настину потёр

Попу.

– Разве ты мне для того

Нужен

Чтоб штанину кажный год

Штопать?

А Настюха то, его

Гладит.

Говорит мол: «Ничего,

Ладно.

И не так уж много мне

Надо.

Сорок лет уж как была

Свадьба».

Он как будто этот день

Вспомнил.

И такое закатил

«Дело».

Да, на что-то я кажись

Годен,

Хоть ужо и с головой

Белой.

Еврею в Йом Кипур.

[Йом Кипур – Судный день – день сухого поста]

Даже если не знаком ты с Богом,

И не знаешь, где носить кипу,

Если ты еврей, то хоть немного,

Попостись. Хотя бы в Йом Кипур.

Хоть назло антисемитам… Ладно?

Что тебя не любят всё равно.

Не поешь варенье с шоколадкой.

Не попей ни водку, ни вино.

Если не помрёшь ты от такого

Недостатка радости во рту,

То смелее можешь стать, и снова

Попоститься в будущем году.

Через год откажешься от мяса.

Пол дороги ты уже прошёл.

Откажись от пива и от кваса.

Только день в году? Ну? Хорошо?

Вот когда ограничения эти

Ощутишь, оставшись жив вполне,

Ты поймёшь, что ты за всё в ответе

Быть способен. Сил твоих – вдвойне.

Значит через год, вдвойне смелее,

Откажись от пищи и воды.

Ничего не станется еврею,

Кроме избежания беды.

И не важно, веришь ли ты в Бога.

Прибывает сила велика.

И легка ногам твоим дорога.

И работа спорится в руках.

Но начни уже сегодня.

Ладно?

Раз евреем быть судьба дана

Не поешь варенья с шоколадкой.

Не попей, ни водки, ни вина.

Если даже не знаком ты с Богом

И не знаешь, где носить кипу

Если ты еврей, то хоть немного

Помолись. Хотя бы в Йом Кипур.

Ялта.

Огни ресторанов

Розгами хлещут.

Хватит буханок

И вот вам зрелища.

Палуба моря

Огнями скована.

Балуя, вздорит,

Лентой рисковой.

И кипарисной

На палубу тенью,

Падают риска

Переплетенья.

Море дотошно

Тень эту точит,

Этой и прошлой,

И будущей ночью.

Спешили

Из царства мучений да в княжество пыток,

Спешили, надежды питая.

А кто торопил нас на эту попытку,

Те нас у столбов и пытают.

Сказали: «Театр там…и живописно»

Театр! И мы в нём актеры.

Нам спины и плечи искусно распишет,

Один живописец матёрый.

Кого-то чуть-чуть покатают на дыбе.

В кого-то иголки втыкают.

Чтоб только не сразу подохнуть могли бы,

Не сразу направились к раю.

И вот на последних не вырванных жилах,

Не зная житья безобразней,

Спешили, спешили,

Ах, как мы спешили …,

В столицу империи казней.

Улитка

Жила улитка в доме своём,

И никого не трогала.

Медленным и спокойным своим житьём

Никому не обязана,

Кроме Бога.

Чистила камешки морского дна,

От погибших растений.

Пока на берег не пришла она —

Неврастеничка.

Крутились вокруг её бедер, как мухи,

Подобные ей, молодые самцы.

Один улитку ей подал в руки.

– Сгодица для пепельницы?

И улитку ножом сковырнув безразлично,

Для него смерть улитки не горе.

Закурил, и засунул сгоревшую спичку

Туда…

Откуда плакало море.

Сирень

Я уже забыл куда спешил

По аллее парковой, в апреле

До сих пор, на расстоянье в жизнь

Ощущаю запах той сирени

Я тогда нарвал большой букет…

Не букет – огромный ворох веток.

По аллее,

По сиреневой реке

Юности,

Гуляя до рассвета.

Парк – букетом сделала весна

мне в подарок.

И плыла на запад

Полная, весенняя луна,

Сквозь сирени множащийся запах.

Господи, какая благодать?

Расцвела сирень в конце апреля.

Запах через страны и года…

Запаху флакончика – НЕ ВЕРЮ!

Екатеринослав

Ты мой город любимый, прощай навсегда,

Коренной отрываюсь своими корнями,

Я от тех, кто в земле и уже никогда,

И не здесь и не там не увидится с нами.

Я в проулках твоих знаю каждый ухаб,

И не раз я в далекую топал дорогу.

И удачлив бывал, а бывало и слаб,

Но всегда к твоему возвращался порогу.

Я когда-то шелковицы здесь посадил,

А потом, когда выросли, тряс их на простынь.

А теперь от тебя и от них уходить,

Мне, поверь мне, поверь мне, поверь мне непросто.

Только место заказано. Куплен билет.

Я не нужен тебе, я не нужен, не нужен.

Я нашёл свой единственно верный ответ,

И совсем не хочу, чтоб тебе было хуже.

Я такое пытался создать для тебя.

Я вселенную понял, но нет здесь пророков.

И теперь свою память пакую в себя,

Дожидаясь в билете указанных сроков.

Я приеду и там посажу апельсин,

И лозу винограда в пустыне взлелею.

И жилище построю, хватило бы сил,

В той земле, что отныне считаю своею.

Значит город чужой, но любимый прощай

Я уже отрывался корнями своими

И от тех, кто в земле и живущих сейчас

Суждено ли еще мне увидится с ними?

1991

Солнечные лучики.

Яблоки оделись

Белыми цветами

Как из удивительного сна.

И влюбилась девочка в мир, где снег растаял,

В мир, где танцевала весна.

Солнечные лучики

В превеселом танце

По небу водили облака.

Так хотелось девочке радостно смеяться,

И касаться лучиков слегка.

Бегать по лужайкам,

Там где одуванчики.

Трогать молодые васильки,

Так любила девочка в превесёлом танце,

Легким прикасанием руки.

За весною лето.

Солнце как монетка.

Лучиков весёлая игра.

Ягодки с росою

По траве босою

Девочка любила собирать.

Высыхают россы,

Вот и стала взрослой

Девочка,

И ей уж не до сна.

Спит в кроватке чутко

Милая дочурка,

Видит сны веселые она.

Солнечные лучики,

Заплету ей в косы.

Поцелую глазки – васильки.

Незачем печалится

Что, когда-то осень

Принесет течение реки.

Буду помнить яблони

Белыми цветами,

Будто из младенческого сна.

Как тогда влюбилась я в мир, где снег растаял.

В мир, где начиналась весна.

Новогоднее пожелание.

У нас такая тёплая зима,

И море, до сих пор хожу купаться.

Цветы распространяют аромат

Аллеей фиолетовых акаций.

У нас зимой банановый сезон.

Оранжевое море апельсинов.

Нас, Новый Год, обрадует грозой,

И скидками в огромных магазинах

У вас зима – снега, снега, снега….

Под снегом ели, клёны и берёзы.

А по ночам то вьюга, то пурга,

И окна разрисованы морозом.

Вот если б на недельку нам снежок.

А вам бананы, апельсины, море.

То мне бы лично было хорошо,

А кто-то же, конечно будет спорить.

Мы гребли

Теченьем сильным гнало лодку.

А мы гребли, гребли, гребли…

Срастались вёсла с нашей плотью,

Чтоб догрести нам до земли.

Мы ни на миг не отступали.

Ни кто не выпустил весла.

Другие – видели и ждали,

Чтоб их с приливом понесла

Волна,

И бросила на берег.

А мы гребли, гребли, гребли.

И каждый в лодке был уверен,

Что догребём мы до земли.

Другие – видели и ждали.

Шторм ожидали.

Шторм пришёл.

Они жестоко умирали,

топя друг друга.

Проклинали

и нас.

Мы тоже умирали.

Но умирали хорошо.

Был влюблён в облака

Был влюблён в облака – дым трубы паровозной

Но боялся расстаться он с черной трубой.

Без неё ведь, растаять, исчезнуть, возможно,

Облака уплывут, и погибнет любовь.

И тогда, дым, отбросив законы природы.

Паровоз за собой утащил в облака.

Только дым с облаками различной породы

И любви между ними не вышло пока.

Легкий изгиб

Легкий изгиб

линий твоих…

Только твоих,

только моих…

Как в пустоте

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.