Можно ли требовать большего от растения, которое не нуждается в уходе и выживает там, где все прочие гибнут?
Стоянка должна была продлиться до вечера. Пока маркиз, Эстер и мавр ставили палатки, а Рокко готовил еду, Бен с бедуинами отправились рвать финики. Вскоре их корзины были полны отборных продолговатых плодов: мясистых, с блестящей кожицей желто-красного или желто-коричневого цвета.
– Замечательный урожай, – похвалил Бен. – Можно сделать мед.
– И кто же этим займется? – спросил де Сартен.
– Я, господин маркиз, – отозвалась Эстер, отправляя очередной плод в свой маленький ротик с алыми, как кораллы, губками.
– Готов помочь, хотя подмастерье из меня, наверное, выйдет весьма неумелый, – сказал маркиз.
– Хотите помочь? Ловлю вас на слове, – засмеялась Эстер и тут же покраснела. – Ничего сложного в этой работе нет.
– А я нацежу бурдюк финикового молока, – сказал Бен. – Пальма, правда, потом погибнет. Ну да ничего. Их здесь много. Одной больше, одной меньше.
– Почему погибнет? – поинтересовался маркиз.
– Засохнет. Вот почему туареги выбирают для сбора молока лишние или неплодоносящие растения.
Прихватив бурдюк, юноша влез на верхушку пальмы, срезал венчающие ее листья и сделал сначала глубокий круговой надрез, потом другой, вертикальный. Через несколько минут потек молочно-белый сок.
Пока Бен наполнял бурдюк, маркиз, Эстер и Рокко занялись изготовлением меда. Это действительно оказалось несложно, требовались лишь сила и глиняный дуршлаг. Надо было протереть через него плоды так, чтобы отделить мякоть от шкурок и косточек. В итоге у них получилось четыре больших кувшина отменного финикового меда, которым можно было разнообразить рацион.
Выпив молока и с аппетитом позавтракав, путешественники устроились в палатках или просто улеглись в тени пальм и задремали. Верблюды, будто саламандры, предпочли спать под палящим солнцем, совершенно им, по-видимому, не мешавшим.
Глава X
Леопарды Сахары
На закате, когда солнце почти утонуло в огненном океане, караван тронулся в путь.
Дневное светило быстро опускалось к горизонту, окрашивая в оранжевый цвет безбрежную песчаную равнину. На востоке всходила красноватая, будто раскаленный медный диск, луна. Верблюды, хорошо отдохнув, шли быстрее обычного, несмотря на жару, которая долго держится над барханами даже после захода солнца.
Над пустыней висел зной, дышать было тяжело. Зато исчезли отблески солнечных лучей, причинявшие сильную боль глазам, особенно непривычным к пустыне, так что маркиз и Рокко испытали немалое облегчение. Их веки еще саднило после утреннего перехода.
Смеркалось. Тени быстро удлинялись. Казалось, они наползают с востока, накрывая Сахару вуалью, становившейся все темнее и темнее. Запад еще пламенел, словно там извергали багровую лаву вулканы.
Закаты в Сахаре не имеют себе равных. Благодаря немыслимой тишине, царящей на ее просторах, они полны поэтического очарования и меланхолии.
В лесах, горах, глубоких ущельях и на равнинах всегда есть какие-то звуки: монотонный стрекот сверчков, гудение ночных насекомых, шелест листьев на ветру, журчание реки или рокот далекого водопада.
В пустыне нет ничего. Там правит смерть.
Лишь изредка ночную тишину нарушает плач шакала, рыщущего по барханам в поисках падали. Однако плач этот только навевает еще большую тоску.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом. По безоблачному небосводу неторопливо взбиралась луна. В ее неверном свете тени верблюдов сделались преувеличенно длинными.
– Уж не занесло ли нас ненароком в царство мертвых? – пробормотал маркиз. – Так и мерещится, что за нами по пятам следуют легионы призраков. И все же какая романтика! Я и представить себе не мог, что ночи в пустыне столь прекрасны. Душу охватывает грусть, что правда, то правда, но это невероятное спокойствие, эта безмятежность!.. Что скажешь, Рокко?
– Что взопрел так, точно меня посадили в печь, – буркнул сардинец, не разделявший восторгов своего хозяина. – На редкость жарко, маркиз, даже вы не сможете этого отрицать. Так и пышет. Уж не таятся ли тут под землей вулканы?
– В Сахаре, мой бравый Рокко, нет ни одного вулкана.
– Скажите, хозяин, она всегда такой была, эта Сахара?
– С незапамятных времен.
– А нельзя ли ее как-нибудь изменить?
– Французы в Алжире уже начали возделывать здешние земли, создавать новые оазисы, где благоденствуют финиковые пальмы и молочаи.
– Неужели? – воскликнул Бен. – Хотите сказать, им удалось превратить бесплодные пески в сады?
– Да. Через несколько лет легенда о том, что Сахара – это засушливое и необитаемое место, будет развеяна. До сих пор считалось, что под песками нет пресных источников. Однако выяснилось, что вода есть почти везде. Сами подумайте, как могли бы расти в оазисах пальмы, если бы их корни не достигали водоносного слоя?
– Истинная правда, маркиз. Давно замечено, что в тех оазисах, где пересыхали колодцы, все растения умирали.
– Знаете, наш генерал Дево, убежденный, что в воде тут недостатка нет, решил провести эксперимент. Результат превзошел всякие ожидания. Предположив, что под Сахарой находится огромное озеро, зажатое между двумя водонепроницаемыми слоями, Дево поручил инженеру Юсу пробурить артезианскую скважину в Джелиде. Бурение закончили в июне тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Генерал оказался прав. Скважина дает четыре тысячи литров воды в минуту, что позволило создать один из самых больших оазисов. За первой скважиной последовали новые. А сколько их еще будет пробурено! Песок рано или поздно победят. Уже сейчас на юге Алжира, там, где прежде была голая пустыня, можно увидеть великолепные финиковые плантации, каждый год приносящие богатейшие урожаи.
– Замечательно! – воскликнул Бен.
– И это только начало. Через сотню-другую лет, благодаря энергии и изобретательности европейцев, бо?льшая часть Сахары превратится в сад.
– А еще я слыхал о грандиозном замысле, реализация которого позволит преобразовать часть пустыни в море.
– Да, Бен, и не удивлюсь, если в один прекрасный день этот план воплотят в жизнь. Фердинанд де Лессепс, построивший изумительный Суэцкий канал, проанализировал сей прожект и пришел к заключению, что он вполне осуществим. Предполагается с помощью канала длиной сто шестьдесят километров, прокопанного из Габеса, затопить пустынные низины площадью восемь тысяч квадратных километров. Всего-то и нужно что десять лет работы. Ну и деньги, конечно. А идея-то грандиозная!
– Но под водой окажутся многие оазисы.
– Тут вы, конечно, правы, Бен. Зато какая польза для коммерции! Средиземноморские державы смогут легко торговать с богатыми внутренними регионами Судана.
– Полагаете, план когда-нибудь воплотят в жизнь?
– Кто знает? Французское правительство заявило, что пока не намерено поддерживать проект. Однако то, что отвергнуто сегодня, завтра может быть принято.
– И тогда – прощайте, караваны! – сказал Рокко. – Прощай, романтика пустыни.
Бен собирался что-то ответить, когда над барханами неожиданно разнесся резкий крик. Жуткий предсмертный вопль человека.
– Кто-то зовет на помощь! – воскликнул де Сартен, осаживая коня и берясь за винтовку.
Все приподнялись на стременах, пытаясь разглядеть, что происходит, но барханы были чересчур высоки. Послышался новый крик, на сей раз более отчетливый.
– Помогите! Помогите! – кричал кто-то по-арабски.
– Там кого-то убивают!
Маркиз собирался дать шпоры коню, однако Бен его остановил:
