Девушка вскочила с места и пошла по аллее. Купец тоже встал с места и смотрел ей вслед.
– Дура! Своей собственной политики не знает. А ведь могла бы насчет карманной выгрузки свой собственный интерес сделать, ей-богу, могла бы! – пробормотал он себе под нос, махнул рукой и со вздохом направился в другую сторону.
Свадебный стол
Прошел Успеньев день, и в городе среди торгового люда заговорили о богатой купеческой свадьбе. Женился лесной двор и брал плитную ломку с каменным домом в придачу. Сделка была очень выгодная, а потому ждали роскошного свадебного пира. Отец невесты закатил такой «сговор» с аршинными живыми стерлядями и оркестром Папкова, что за обедом отец жениха только затылок почесал и целый день ходил, как шальной, обдумывал, как бы «перекурносить» своего свата насчет свадебного стола. Решено было, чтобы не ударить в грязь лицом перед отцом невесты, заказать обед французу и удивить гостей роскошью, обилием и «новомодностью» блюд.
В назначенный день в квартиру отца жениха явился француз-ресторатор. Купец встретил его у себя в конторе.
– Француз будете? – спросил он его.
– Француз.
– То есть настоящий француз? Ведь нынче многие из жидов французами себя объявляют.
– О, нет, монсье! Я настоящий француз, меня весь Петербург знает.
– Знаю, что знает. Достаточно вы наших ребят на фрикадельках да на белоголовой шипучке разорили. Коли настоящий француз – прошу покорно садиться. Вот видите ли: задумал я оболтуса своего старшего поженить, так хочу у вас свадьбу сыграть и чтоб обед…
– Что ж, это можно, – отвечал француз.
– Что можно! Мне нужен такой обед, чтоб невестину отцу вконец нос утереть. Понял? Да вот что, – прибавил он. – Не лучше ли нам с тобою в трактир идти? За чаем-то нам будет свободнее разговаривать.
– Зачем же? Можно и здесь…
– Здесь-то здесь… Да вон народ лезет. Ты куда? Что тебе тут надобно? – крикнул купец на жену, робко переступившую порог конторы.
– Пусти, Ананий Ерофеич, послушать. Ведь ради моего же детища пир-то затеваешь, так матери интересно… – тихо проговорила она.
– Ну, садись и кисни, как мед, а чтоб твоего валдайского звону в разговоре слышно не было. Так как же, господин француз? Какие ты мне разносолы к обеду посоветуешь? – обратился купец к ресторатору. – Только чтоб почудней. Одно слово – такую еду придумай, чтоб гость ахнул, выругался и не знал бы, с какого конца ее есть начинать.
– А паспорты-то на гродофриковых лентах, господин француз, к обеду будут? – задала вопрос купчиха.
– Каки таки паспорты? Тебе сказано, чтоб ты молчала! – огрызнулся на нее купец.
– Будут, будут, мадам. Это они насчет меню, где кушанья написаны, – поясняет француз и начал: – Первое дело – закуски пятнадцать сортов…
– Нельзя ли, господин француз, двадцать? – перебил его купец. – Главное дело – свату-то моему мне переду давать не хочется. У него закуски пятнадцать сортов было, а ты вали больше, вот он и осядет.
– Извольте, я и двадцать сортов наберу, – с улыбкой отвечал француз. – Суп из черепахи, – продолжал он. – Пирожки с дичью…
– Постой, постой… Черепаха-то со шкурой будет и с рогами? – перебил его купец.
– Бульон, монсье, бульон из черепахи, – пояснил француз.
– Ананий Ерофеич, да ведь черепаха – поганый зверь, она на еду не показана, так как же православные-то гости?.. – снова ввернула слово купчиха.
– Варвара! Ты опять? – свернул на нее глазами купец.
– Молчу, молчу… – спохватилась она.
Купец погладил бороду.
– Ну-с, суп из черепахи, пироги, – сказал он. – А нельзя так сделать, чтоб из этих самых пирогов дичина-то головы выставляла и чтоб носы им позолотить?
– Этого, монсье, не делают.
– Мало ли, что не делают! У нас гость дикий, по будням на щах с кашей сидит, так ты ему и позолоти. Ведь у жареной дикой козы рога золотят же…
– Вы дайте мне, монсье, делать. Хорошо будет, хорошо, – разуверил купца француз и потрепал его по коленке. – Потом стерлядь по-русски.
Купец замахал руками.
– Ни в жизнь!.. Стерлядь у невестина отца на сговоре была. Не хочу стерлядь! Надо будет ему форелями нос утереть, и главное, чтобы ничего не было по-русски и все на французский манер, – сказал он. – Так сделай форели, в рот им петрушку воткни, а сверху чтоб раки на серебряных шпагах карякой сидели. Потом козу с золотыми рогами.
– Козы, монсье, теперь нет. Это только зимой.
– Хоть роди, а достань! Устриц навороти; только таких, чтоб они пищали.
– Хорошо, хорошо, – кивал головой француз.
– Потом фазана припусти на жаркое, и чтоб павлинье перо из него торчало. Говорят, что какой-то соус с музыкой делают… Есть такой?
Француз развел руками.
– Не слыхал, не слыхал, – сказал он.
– А ты придумай! Ну что тебе стоит органчик в нутро припустить, – упрашивал его купец.
– Вот когда Карандышевы Анну Дмитриевну с живодерни замуж выдавали, так у них была говядина с музыкой, – опять начала купчиха.
– Варвара! Я, ей-богу, тебя выгоню! – оборвал ее купец. – И что это на тебя нет угомону? Прикуси язык и сиди! Так вот-с, господин француз, соус сделаешь с музыкой, а сахарный желей с огарком внутри, чтоб под желейньм колпаком огонь был.
– Нынче, монсье, этого не делают.
– Врешь, врешь, делают. У нас чудесно это самое блюдо повар Увар Калиныч делал, да спился теперь. Раз состряпал у нас на именинах бланманже, поставил студить его на лестницу, да и попал в него ногой. С тех пор и приглашать мы его перестали. А повар важный. Ну, господин француз, а уж остальное сам придумывай, что почудней. Закати суприз какой-нибудь.
Француз нахмурил брови. Он понял, с кем имеет дело.
– Хорошо-с, – сказал он, подумав. – Я вам подам мороженое, и, когда его станут брать, из него вылетит живая канарейка. Довольны вы?
Купец даже привскочил на стуле и обнял француза.
– Вот за это спасибо, вот за это мерси! – заговорил он. – Ну а как цена?
– Вино ваше, чай и десерт мой – десять рублей с персоны.
– О-хо-хо! – крякнул купец. – Да ведь после этого нашему брату, пожалуй, и на осину? А ты вот сколько возьми с персоны.
