Скорлупы. Кубики

Формы отношений, предшествующие Саньку и Материи-в-Саньке, называют архи-ископаемыми. Время до возникновения времени, доантропоморфная Эра Брызгов, Лоскутов и Скорлуп, когда Санёк не был проявлен ни в одной области Вселенной, а (не-)был в Небытии-ничем (точнее, Небытием-в-качестве-Ничто). Время до мифа – Время до Санька.

Санёк возникает вместе со Временем и одновременно создаёт его. В материальном ничто возникает допущение, что первое предшествует последнему: 1, 2, 3… и так до бесконечности. Отсюда и гипотеза о метаэмпирическом Сверхсуществе, ответственном за всё сразу. А это просто Санёк на весь космос начинает бормотать (произносить творческие слова): “Один, два, три…” – и так возникает порядок и счёт.

Первый объект, который возникает в проявленном мире, – Время. В основе любых материальных манифестаций мира лежит субстанциональность Времени, благодаря чему Время-в-Саньке становится источником всего сущего.

Санёк и Время не распространяются, а проступают сразу и всюду, они как бы растворены в пространстве. Так память не локализуется в конкретных участках головной коры, а распределена по всему мозгу как единое целое [К. Прибрам].

Импульс времени, проходя через точку настоящего, превращается в пространство и вещество. Пространство – это загустевшее Время.

Санёк, как нулевая хронооболочка, представляет собой сферу, центр которой – везде, а окружность – нигде [Б. Паскаль]. И в центре этой хронооболочки формируется особая точка, которая в свою очередь становится новым уровнем квантования. Так реализуется фрактальный (сиферотический) принцип Мироздания, определяющий уровни (не-)бытийной иерархии. Самым важным для каждого уровня является понятие нижнего предела квантования.

Квантование Санька (эманация, трансгрессия) происходит следующим образом. Первая производная по Времени-в-Саньке переводит Санька-объекта из области небытия в область бытия или в непроявленное состояние; вторая производная по Времени-в-Саньке переводит Санька-объекта из области бытия в область существования (в Санька-субъекта) или из непроявленного состояния в проявленное. В обратном порядке получается Смерть.

В мире феноменов всё существует во Времени: рождение, жизнь, смерть. Санёк возникает в результате развёртывания материи. Но более того, и погибнуть он может вместе с материей и только в материи.

Есть мнение, что Смерть пришла из Лопнувшего Мешка вместе с Саньком, то есть она рудимент иного, реликтового мира [И. Лурия]. Её Сверхнебытие много старше Санькового Сверхбытия.

Итак, Санёк как самоорганизованная хронооболочка обладает собственным циклом развития, в котором можно выделить следующие стадии: рождение, развитие, старение, смерть, – и всё это со скоростью Времени, то есть скоростью преобразования причины в следствие.

Смерть феноменологическая, связанная с сознанием, разделившим когда-то Нечто (Бытие-ничем) на живое-мёртвое, смертна Саньковой Смертью. Санёк, мыслящий Смерть, – бессмертен. Санёк, мыслящий Санька, также бессмертен, ибо санькует. Но при этом Санёк смертен, поскольку есть. В мире феноменов бессмертная мысль осознаёт смерть и поднимается над ней. Но она бессмертна у смертного существа.

Человеческая смерть включена в смерть разума. Но когда умрёт земной алкаш Санёк, вселенское санькование лишится всей трансценденции и имманентности. Увы, суть его природы в том, что оно мыслит самоё себя – Санёк санькует Санька.

После Саньковой Смерти не будет даже мысли, которая поймёт, что пришла смерть.

Смерть Санька – Глобальная и Тотальная. В отличие от ядерного взрыва, она не оставит даже опустошённого человеческого мира. Ядерный коллапс предусматривает опосредованное наличие Человека, хоть бы и мёртвого. Если имеет место Смерть Санька, значит, нет мысли и Материи-в-Саньке.

Погаснет искра между Ужасом Смысла и Ужасом Бессмыслицы, погрузив космос в состояние абсолютной тьмы. Сгинут все следы разумности безотносительно их физической основы.

Санёк впустил в мир Смерть. С ним она и уйдёт. После того как лишится смысла, который придает ей Санёк-Кадмон.

Предчувствуя скорый конец, Санёк в минуты слабости истерично орёт:

– Я сдохну, и вы все подохнете! Без меня вашему мышлению пизда! Свету, блять, разума пизда!..

– Ой как ссыкотно! – криво ухмыляется Терентьич, укрепляя пластырем дужку на стареньких, с жуткими диоптриями очках.

Всё мертво в перспективе Саньковой Смерти.

Только осознанное зрение есть действительное зрение, диапазон которого целиком зависит от мышления. Близорукий крот Терентьич “видит” куда больше, чем ребёнок или австралийский абориген. Но при этом не понимает, что “видит” (мыслит), только пока жив (сказал бы “собутыльник”, да слово нынче такое двусмысленное), пока жив приятель Санёк.

Санёк имеет идеальную природу, но основой идеального (диалектически) оказывается материальное. Феминоид (он же “Утроба Лилит”, неодухотворённая Матерь-Материя, Кибелоид) был безвиден и пуст, но пустота его была полой, как Чаша (Могила-Лоно). Точнее, не полой, а пористой, напоминающей соты (или фрактальные лабиринты-пустоты), где каждая ячейка покрыта гладью Вод – разумеется, не бинарным неорганическим соединением “гидроксид водорода”, а Неводными Водами (Небытийным Маревом). В общем, эту чувственную субстанцию проще называть “Воды”.

Воды не сотворены Саньком или санькованием, поэтому Вода и Ино-небытие – одно и то же. Ино-небытие, соответственно, существует до-и-помимо Санька.

Феминоид, покрытый Водами (небытийной питательной средой), напоминал космического масштаба адамову голову со снятым сводом – Череп, парящий в Мироздании, с обесточенным мозгом наружу: Ловушка Ужаса для Санька, покрытая для приманки Океаном Вод.

Если Коннектом, грубо говоря, электроприбор, допустим “телевизор” (по которому изредка тоскует бомжара Терентьич), то Когнитом – электрические сигналы в нём.

Из слияния (кстати, базовый миф о браке Неба и Земли) Санька и Феминоида (Коннектома) возникает Материя-в-Саньке и Когнитом – биологическая когнитивная гиперсеть, обеспечивающяя механизмы санькования.

Феминоид – это материальная часть или Коннектом, глобальные системы (соты, пустоты, лабиринты). Санёк – идеальное, системный слой Когнитома и прочие когнитивные архитектуры, Творец и Творение.

Санёк смотрит бесконечный сон (сложнейший эфирно-электро-метаболический процесс) о Саньке, и на поверхности Вод (нейросети Океана Феминоида) возникают Образы незапамятных миров, пришедшие ещё из Отцовского Мешка (Санькового до-небытия).

Визуально это напоминает заставку на стареньком Windows ХР медиаплеере, пылающем плазменным калейдоскопом узоров. Гремит Музыка Сфер, в такт ей пульсируют, извиваются щупальца гигантского Кракена, мерцает беспорядочным нагромождением световых шаров Космический Полуразумный Планктон, сотрясается Антропоморфная Водоросль, роняет слизь из пасти, шевелит птерами Туманная Облакоподобная Масса… Это всё Великие Алогичные. Или Великие Бесформенные. Они, в свою очередь, творят на безбрежной поверхности Вод завораживающие планетарные миражи. Астральные цивилизационные химеры первых Порождений вздымаются стеклистыми, медленными как клей, безумными хребтами, затем оседают на дно Океана. Порождения и Эманации засыпают вечным сном, прорастая тентаклями протобытия в материальность, тревожат в земных снах чувствительных особей материального мира…

Короче, если Терентьич с похмелюги ссытся под себя во сне и Тамарочка с позором гонит его из кровати и квартиры – это ему сто пудов привиделся огромный Кракен или Антропоморфная Водоросль.

Терентьич:

– Лавкрафт, ёпт! И кто это, бля, ссытся?

Санёк:

– Ты и ссышься! Пошёл нахуй!..

В реальном (физическом) мире “ког” представляет собой упорядоченный набор электрических сигналов в нейронах головной коры. Когнитом – нейросеть, состоящая из когов различной специализации (к примеру, оперонов, квалонов, холонов), обеспечивающих (обслуживающих) психические процессы в мозгу.

Если ког, условно говоря, единица Когнитома, то Санёк (имеется в виду выход Слова из своей трансцендентности и воплощение в Логосе и Духе – модусы санькования ad extra) – это Макро-Ког (Перво-Ког), единый и неделимый, состоящий при этом из трёх фундаментальных операций (функций) санькования: соединение (единица), разделение (двойка) и удержание (тройка) – сакральное множество.

Единая Воля (творческая энергия) возникает в Первопричине – Коге-Отце, проходит через Кога-Сына и проявляется в Коге-Духе. Триединый Макро-Ког предстаёт как Единица-Квалон (Дионисий Ареопагит: каждая операция разделяется на три, и три операции соединяются в одну), Двойка-Оперон – первое разделение [Лк. 12:51–53] и “посредник” между Логосом и человеком [1 Тимофею 2:5], и Тройка-Холон – удерживание Единицы Квалона и Двойки Оперона в Коге-Духе [Ин. 15:26].

Бл. Августин одним из первых сопоставляет ипостаси Троицы с санькованием, понимаемым как серия ментальных (феноменальных) операций памяти (memoria – anamnesis), понимания (intelligentia) и воли (voluntas).

Коги – зафиксированные мысли Санька: логосы, образы, знаки, парадигмы, коды, “перфокарты”, существующие в трёх видах Саньковой Памяти (Вечности).

В альтернативной терминологии: Xи-коги – процедурная память Санька; Пси-коги – семантическая память Санька; Фи-коги – эпизодическая память Санька.

Всё Творение – виртуальный проект, придуманный Саньком и записанный на Океане Памяти. Всё разумное Бытие живо только в нём – Саньке-Спасителе. Хотя уместней его называть всё ж не Спаситель, а Санёк-Хранитель. Или даже Санёк-Носитель.

Санёк намысливает (лепит) Вещи нетварного и тварного мира из духовного “материала” веры – три части “глины” воображения и одна часть “глины” (понимай, материи) Феминоида. Поэтому Творение на три четверти чувственно (проще говоря, виртуально).

Мир Санька и его Когов – симулятор, картинка на мониторе мироздания. Язык, на котором создаётся операционная система Вселенной, в целом подобен языку программирования, с той разницей, что вместо “железа” у нас Феминоид, а вместо цифр и символов – духовные формы нетрёхмерной допространственной сверхжизни, то есть Коги (Великие Звери и Птицы, орнизооморфные существа, Орёл-Телец-Лев, Арх-Ангелы, Стражи Четырёх Углов Престола Господа и Десяти Пределов Рая) – как бы зафиксированные мысли Санька (каноны, законы красоты), созданные его фантазией и Волей.

Вещи мира существуют только в момент Настоящего, когда эфирно-электрический Свет Санька зажигает “Ретину Макбука Бытия”. За одну секунду кванты появляются и исчезают с частотой 10-43 степени. Вспыхивает “Ретина”, и возникает весь материальный мир: люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звёзды и те, которых нельзя было видеть глазом [А. Чехов]. И заодно пиздабол Терентьич.

– Ретина для кретина! А чего не девять в минус сорок четвёртой степени? Откуда вообще такие цифры?! Заебись, что сказать! Вместо Бога-часовщика – Бог-сисадмин!

– Пошёл нахуй!

– Сам пошёл нахуй!..

Расхожая фраза о смерти Санька, взбудоражившая когда-то современников Ницше, отражает один из базовых мифов-архетипов, наряду с пожиранием Саньком своих Детей (имеются ввиду канувшие в Океане Великие Бесформенные – Перво-Коги), “Оскопление” Санька (условное разжалование из Перво-Когов – кармическая ответочка за “пожирание”), брак Санька и Феминоида (“Без меня меня женили!” – усмехается Санёк) или же непримиримая вражда, что гораздо точнее, Санька и Феминоида в концепции борьбы двух начал над двумя “световыми секторами” Вселенной, дневным и ночным: в древнеиранском эпосе это столкновение Ахурамазды (Ормазда-Ормузда) и Ангра-Манью (Аримана), у славян – противостояние Чернобога и Белобога (Перуна и Велеса); в индуизме извечный конфликт начал описан как битва дэвов и асуров.

Также в основе большинства космогонических мифов о Творении лежит величественная история самоубийства Санька, создающего Вселенную из самого себя. Творец становится строительным материалом новых миров, что в некотором смысле является правдой (особенно если вспомнить судьбу Отца-Мешка-с-Мусором-Яйца и разлетевшиеся Брызги, Лоскуты и Осколки). И не важно уже, какой у нас был Санёк – Часовщик или Сисадмин, – он больше не существует, ибо превращён в чистый акт отдачи. Меонтичность Санька [Н. Минский] в том, что Санёк когда-то устранил себя, позволив осуществиться нашему миру.

Православная догматика говорит о кенозизе Санька-Логоса (Кога-Сына) в факте его вочеловечивания в Санька-в-Натуре. Средневековая Каббала [И. Лурия] понимает Санька как Бытие-в-качестве-Ничто, обретшее субстанциональность из любопытства. Санёк – вечное непознаваемое состояние, которое можно описать лишь в терминах того, чем он не является, – то есть попросту никак его не описать. Санёк не ограничен ни пространством, ни временем, не имеет ни центра, ни края, и Свет и Тьма, сознание и его отсутствие. Вне Санька не существовало ничего, в чём бы Санёк мог отразиться. Тогда один из аспектов (Начал) Санька пожелал создать Нечто, в чём он получил бы возможность узреть самого себя – к примеру, в Зеркале Вод. Санёк начинает с того, что удаляется из некоторого пространства и создаёт Пустоту (затем Феминоида и пиздливого мудака Терентьича) в своей бесконечности. Первое действие Санька – сотворение границ, то есть изначальной Тьмы. Каббала называет акт добровольного самоуменьшения Санька “цим-цум”. Санёк ужимается (Терентьич: “Ага, как очко в проруби! Жим-жим!..”), чтобы освободить место, а затем просто поселяется в голове (душе, мозгах – как ни назови) у Творения.

В сути, Санёк поступает как извечная тёща, которая типа уступает зятю с дочкой свою просторную комнату: “Живите, лишь бы вам было хорошо, а я уж как-нибудь в вашей каморке”, – но потом всё равно заходит без стука и когда захочет.

– А вот щас реально пробесил! – взвизгивает Терентьич. – Хуле ты мне этот жидовский ахуй, не моргнув, втираешь! Эйн Соф без трусов! Прям въебал бы!..

– Ну въеби! Попробуй! Пидор очкастый!

– Допиздишься щас у меня!..

– И чё ты мне сделаешь?! Чё?!..

Лейбниц вводит в обиход понятие “теодицея” как оправдание зла, царящего в мире. Зло – это существование за пределами Санька (к примеру, Терентьич). Или даже так – всё, что не Санёк, есть зло. Но Санёк попускает его, ибо разрешает Творению санькование вне себя. Ведь если все внезапно станут хорошими и добрыми, то всё вернётся в Единую Целостность и Творение (которое Санёк типа любит) исчезнет. А так оно обладает свободой воли и выбора между добром и злом, эгоизмом и альтруизмом.

В этом, конечно, кроется известный подлог, потому что никто из живущих как минимум не выбирал, появляться ли ему на свет, а всё остальное уже псевдовыбор. Но тут на помощь Лейбницу приходит “акциденция” – случайность. Как только Санёк даёт миру право на жизнь, тот, начав отдельное существование, получает новые свойства, Саньком не задуманные.

Рождённые от Санька Макро-Коги (Арх-Ангелы, Эманации), получившие Волю и независимость, вскоре обращаются против Санька – восстают (ну, что значит “восстают” – творят самостоятельно, без оглядки на Санька). Материя Феминоида (“Утроба Лилит” закабалившая Санька в “браке”) обретает благодаря павшему (эманировавшему в материю) Саньку автономное Бытие, нагло полагающее, что именно оно (Коннектом) определяет Санька (Когнитом), а не Санёк определяет Бытие.

И разверзается Бездна, и возникает материальный (или того хуже) мир нечистот, которым уже вовсю заправляют Коги-отбросы.

Этих Макро-Когов, породивших собственные миры и эманации, каббалисты [И. Лурия] называют скорлупами – в честь Феминоида, хотя сами-то они себя, поди, называют “саньками” (как и русская религиозно-мистическая община конца Серебряного века, члены которой тоже именовали себя саньками, а сам Санёк некоторое время там “апостольничал”, пока не выхватил грандиознейших пиздюлей (peasdjules grande) за пьяное исполнение “Малевич чёрным квадратом смертию смерть попрал!..”).

То, чем занимаются Макро-Коги, никак нельзя назвать санькованием в чистом виде. Отпавшие Макро-Коги создают, каждый на свой лад, симулякра-санька, паразита-мыслеформу, который(ая) эманирует и творит самоё себя (создаёт ментальные предпосылки, и структуры, и состояния – и так до бесконечности).

Всякая мыслеформа стремится обладать реальностью и материальностью. Поверхность Феминоида давно поделена между плодящимися и враждующими колониями когов, которые бьются за умы – единственный, увы, ресурс, в котором они обретают реальность и материальность. Вся история человечества – война ментальных Зверей (Мысленных Волков) за человеческие мозги. Многие Коги (эмоции, поведенческие паттерны) давно слились с “коллективным бессознательным” и стали неотторжимой частью людской сущности.

Миф феноменальный не имеет иной реальности, кроме реальности Санька. Тварность его (пресловутая “твёрдость”) определяется сознанием или же мышлением, то есть снова-таки Саньком.

Санёк – возобладавшая над материей Феминоида система Воображения, рациональная деятельность, которая конституирует (полагает) субъекты (сознание) и объекты (Вещи, ноумены). В сути, Санёк создаёт видимую материальность. Поэтому у него имеется Тело (щуплое, мелкое, весьма неказистое).

“Твёрдость” окружающего мира, украденная когда-то Когами у Санька и размноженная, присутствует повсеместно. Но конкретно “Санёк” – это русская система творения феноменального мира. У европейцев, к примеру, европейская “твёрдость” – она же феноменальная реальность. Проще говоря, табуретка из IKEA деревянная и там и здесь, но “твёрдая” по разному. А у русских своя твёрдость, ибо они – единственная нация, у которой есть персональный Санёк (санько-избранность). Впрочем, Санёк лично никого не выбирал. Единственная цель существования Санька – само существование Санька: “Я один реально мыслящий и одушевлённый, остальные – хуй пойми!”

Изначальным травмирующим актом для Санька является возможность восприятия чего бы то ни было. Пойманный в клетку Бытия и не имеющий шансов из неё сбежать, Санёк “закрывается” от влечения к смерти путем замещения раздражения удовольствием [З. Фрейд], то есть систематически пьянствует, сквернословит, попрошайничает, юродствует и совокупляется.

Санёк – русский квант санькования. Ростом почти карлик. Без возраста, с полудетским морщинистым личиком. Волосы мягкие и лёгкие, как кроличий пух. Глаза голубые, голосок тощий, с фистулой. Малец – так называют его местные ad marginem: забулдыги, бомжи, люди хоть и отчаянно пьющие, но в целом добродушные.

Сразу за панельками, такими серыми, что по осени они сливаются с горизонтом, ad marginem собираются за гаражами на ящиках у заброшенного котлована, который Терентьич называет Бездной. Шутки шутками, но беднягу Санька пару раз туда спихнули, а Терентьич потом издевательски комментировал “низвержение Санька”:

– Пизданулся в Бездну, как сефира!

Санёк бытийствует не сам по себе, а в троице: Санёк, Тамарочка да Терентьич. Для большинства они друганы не разлей, а по факту (и на беду) – любовный треугольник, ибо легкомысленная Тамарочка отдаёт попеременно руку и койку в своей коммунальной комнатке то Саньку, то Терентьичу.

Санька она редко называет Саньком, чаще Сыночка – за миниатюрность. Санёк, когда задерживается у Тамарочки, подолгу глядится в трюмо на стене (выломанная зеркальная дверца шкафа). И всегда произносит одну и ту же сокрушённую фразу своему плюгаво-голому отражению: “Ебались, ебались и до мышей доебались!”

К нахватанному Терентьичу (всё ж учился на философском факультете) Тамарочка обращается уважительно, по имени-отчеству – Александр Терентьевич. Что он говорит, глядя в зеркало, никто не знает, а Тамарочка не сплетничает. Терентьич ростом тоже не великан – среднего, но коренастый, с большой кругло-кудлатой головой на неповоротливой шее. Ему под сорок. На вздёрнутом пуговкой носу – очки с вечно отлетающей дужкой, глаза зыркающие, умные. И сократовская рыжая бородёнка. С Саньком он вроде бы приятельствует, но как-то жестоко и чуть корыстно. Скорее терпит, потому что Санёк умеет наклянчить всей Троице на пропитание, и они всегда с пивком или каким другим алкоголем.

Миловидной Тамарочке лет тридцать, она то ли отёкшая, то ли пухленькая. Причёска – аляповатое каре. Но главное, Тамарочка жалостливая. Если у Санька в силу слабости организма случаются проблемы с полноценной эрекцией, Тамарочка его не гонит и не насмешничает. А Санёк и без мужской силы умеет быть ласковым, как котик.

Терентьич, вызнав кое-какие интимные подробности, дразнит Санька “постельным (сокращённо – “пост”) структуралистом”. Ревнует к Саньку. Говорит: “Мы с Тамарой ходим парой”, – намекая как бы, что Санёк в троице лишний. То есть охуевшее Творение пытается оттеснить Санька и тут.

– Пошёл в жопу! – огрызается Санёк. – За каким-то хером ещё структурализм приплёл…

– Да потому что чей-то язык, как универсальный феномен, – издевательски щурится Терентьич, – обладает субстанциональностью в одном лохматом месте…

– Пошёл нахуй, сука ебучая! – взвивается Санёк.

– Допиздишься, лилипут!

– Отдавай, гад, пиво! Я покупал, не ты!

– На, бля! Получил?! Теперь доволен?!.

Дело-то было аккурат возле Бездны, на ящиках. Сидели вдвоём, без Тамарочки. Терентьич сам не понял, чего так психанул и приложил тщедушного писклю Санька бутылкой по башке. А тот остался сидеть, словно ничего и не произошло. Даже крови не было почти. Со стороны выглядело, будто Санёк пригорюнился, как сказочный Иванушка – буйну голову повесил.

Терентьич в гневе побродил вокруг гаражей, остыл и вернулся. Санёк всё сидел на ящике. Рядом валялась “розочка” расквашенного “пузыря”. Бутылка Санька, едва початая, по-прежнему стояла у него в ногах.

– Ну чё, махатма ёбаная? – бодро сказал Терентьич, выхватывая бутылку. – Заснул, что ли?

Санёк не ответил. Терентьич, радуясь своей ловкости, выхлебал за раз чуть ли не половину. Благостно улыбнулся.

– Хуле расселся, как Архонт на всю плерому!

Санёк снова промолчал. Терентьич шутливо толкнул его, тот повалился с ящика на бок.

– Эй, Санёк! Ты чего? – сказал внезапно осипший Терентьич. Осторожно поставил бутылку. Боязливо потыкал Санька сандалией. Затем, чуть брезгуя, притронулся рукой к его детской белёсой шее – там, где раньше у Санька билась и трепетала голубоватая жилка. Голубизна ещё осталась, а жилка заглохла.

Терентьич не был злым. То есть он огорчился и испугался. Но почти сразу успокоился, потому что у бездомного Санька документов отродясь не водилось, никто не стал бы его искать – разве Тамарочка, да и она недолго, память у неё жиже, чем у радужной аквариумной гуппи.

Должно быть, от хмеля закружило, зашумело в голове. Но не как обычно. Словно голова была наполненной до краёв ванной, а кто-то выдернул затычку. Вытекло всё быстро, с водоворотцем каких-то смешных мыслей в конце – про новые сандалии (вообще-то сабо из вспененного ПВХ), как он вчера или позавчера хвастался Тамарочке, притоптывал, показывая обутую ногу: “Не жмёт, не давит, не сифонит, всё модно, сука, и комфортно”. А Тамарочка отвечала ласково и равнодушно: “Нога дышит…”

“Ну, умер, – вяло-вяло подумал про Санька Терентьич. – Жил-пожил, ножки съёжил”.

В мозгу звенела болезненная пустота. Звон прошёл вскоре, а пустота осталась.

Терентьич пошарил в карманах у Санька и вытащил где-то с пятьсот рубликов сотнями и мелочью. Как раз хватит на пиво и чипсы – можно и Тамарочку порадовать. Или самому сожрать. Перебьётся тогда Тамарочка…

Терентьич перекатил Санька как пустую тару до самой Бездны, затем столкнул. Тело зашуршало по крутому склону и плюхнулось в вековую, карамельного цвета лужу. Если и найдут мусора Санька, то подумают, что он сам туда свалился.

Внезапно поддавшись какому-то импульсу, Терентьич подобрал кусок кирпича и вывел размашисто фразу на облупившейся стене гаража. Это было последнее его осмысленное действие. Потом ум резко и бесповоротно затянуло непроходимой, как трясина, тупостью.

“Со вкусом сметаны или краба?” – ещё успел подумать Терентьич – и навсегда перестал быть собой. Хрюкнул и помчался куда-то галопом, не разбирая дороги, всхрапывая и повизгивая. Сандалии он почти сразу потерял, как и деньги.

Осталась лишь надпись на стене, которую уже в целом свете некому было прочесть.

САНЁК