Вердикт: невиновен!

– Вас что-то смущает? – вскинула я бровь, стараясь придать лицу деловое выражение.

– Да это же смешно! – горько произнесла мать Володи. – Юля, кого ты привезла? А впрочем, с кем я разговариваю? Кому я доверила серьёзное дело? Лимитчице из подмосковной деревни!

К чести Юли, она спокойно выдержала град оскорблений, обрушившихся на неё, я даже позавидовала самообладанию клиентки.

– Вова не вас, а меня попросил помочь, – кротко улыбнулась девушка. – И я это делаю так, как считаю нужным. Я наводила справки. Адвокатское бюро «Устинович и сыновья» считается одним из лучших в Москве.

– Ни копейки от меня не получите на такого адвоката! – возмущалась Лидия Сергеевна, отступая к авто. – Так Володе и передай – ни копейки!

Сочтя, что знакомство с роднёй доверителя состоялось и продолжать дальнейшее общение – только терять время, я подбросила на ладони ключи от машины, перекинула через плечо сумку и под ругань Лидии Сергеевны вошла в здание СИЗО.

Подзащитный оказался смазливым юнцом с повадками неудачника и нервными руками скрипача. А может быть, вора-карманника, ведь тонкие артистичные пальцы – отличительная особенность обоих специальностей. Подбородок Владимира зарос рыжеватой щетиной и в сочетании со стильной чёлкой мог бы делать парня эдаким брутальным мачо, если бы не глаза. Ещё с порога я отметила, что глаза Володи Мызина выражают такую безудержную тоску, что даже мне, не склонной к сентиментальности, захотелось его усыновить. Подобный взгляд бывает у ребёнка, ждущего у окна маму, которая никогда не придёт. Знакомство с Лидией Сергеевной наводило на мысль, что Владимир и впрямь всё детство проторчал у окошка в ожидании ветреной мамаши, днями и ночами раскатывающей на дорогой машине по важным делам. Безобразная сцена перед СИЗО непроизвольно всплывала в памяти при взгляде на губы парня, которые то и дело кривились, как у обиженного ребёнка.

– Здравствуйте, Владимир, я ваш адвокат, – приветливо поздоровалась я, умело пряча нахлынувшие эмоции. – Зовут меня Агата Рудь, по просьбе Юли Щегловой я буду вас защищать.

– Не надо меня защищать, – буркнул Мызин, дёрнув уголком рта. – Так и передайте Юле. Мне предложили государственного адвоката, он меня вполне устраивает. Пусть Юля деньги не тратит. Может, меня вообще на пожизненное упекут, как она тогда жить будет?

– Почему вы думаете, что вас посадят, ведь вы же не убивали декана? – удивилась я. – Или всё-таки убили?

– Я этого не делал! – испугался подзащитный, некрасиво морща лицо. – Но кто мне поверит? Получается, я был последним, кто видел профессора Черненко. Причём общался с ним не самым мирным образом. А на следующий день в сумке, которая всю ночь была в машине, я нашёл кинжал из квартиры Петра Михайловича, а на моей куртке откуда-то взялись кровавые следы.

Из материалов дела я знала, что мёртвое тело обнаружила сестра убитого, приходившая два раза в неделю к одинокому брату, чтобы навести порядок в его холостяцкой берлоге. Заботливая родственница и застала профессора Черненко в бурой липкой луже на полу ванной комнаты. В спине профессора темнела запёкшейся кровью дыра от удара колюще-режущим предметом, предположительно кинжалом. Прилагалось подробное фото коллекции холодного оружия, развешенной на стене гостиной. В центре экспозиции зияло пустое место от предполагаемого орудия убийства. Отпечатки пальцев на ручке входной двери были видны невооружённым глазом. Как показала экспертиза, принадлежали они подозреваемому. Но не это меня беспокоило.

– Скажите, Володя, а как вы узнали, что ваша невеста у Черненко? Кто вам об этом сказал?

– Гарик и сказал, – бесхитростно ответил подзащитный. – Гарик Миносян. В тот день я помогал ему с продажей машины. Знаете, наверное, одному продавать транспортное средство опасно. Грабят, убивают, деньги отбирают. Сначала мы поехали в Южный порт, пристроили по дешёвке машину. А после продажи я повёз Гарика к Черненко, чтобы он передал профессору деньги. Пётр Михайлович, упырь, вымогал у Гарика взятку, грозился отчислить за неуспеваемость. А кому охота идти в армию?

Парень достал из кармана пачку сигарет, закурил и, нервно теребя в руках зажигалку, продолжал:

– Гарик поднялся к Черненко с деньгами, а я ждал его в салоне автомобиля. Минут через десять Миносян выбежал из подъезда злой как чёрт, орёт, что эта сволочь Черненко отказался брать деньги, намекает, что мало принёс. Я, говорит, в суд на него подам за вымогательство, а Юлька свидетельницей будет. В первый момент я не понял – что он несёт? Какая Юлька? А Гарик гнусно так улыбается – не веришь, говорит, сходи, посмотри, там твоя Юлечка у профессора сидит. В колготках и лифчике. Я, говорит, сам её в приоткрытую дверь кабинета видел.

Я передвинула диктофон поближе к подзащитному и поинтересовалась:

– Какие у вас отношения с Миносяном?

– Да никаких, – поморщился парень, затягиваясь едким дымом и роняя столбик пепла на дорогой кашемировый полувер. – Раньше Юлька встречалась с Гариком, а теперь встречается со мной. А до этого мы с Миносяном, можно сказать, дружили. Гарик в день убийства попросил его по старой дружбе по делам свозить. Сначала в Южный порт, затем на Сокол, к декану. Ну, я и свозил. В общем, Миносян, когда вышел от профессора, психанул и не стал садиться в машину, а пешком пошёл к метро. А я не удержался и поднялся посмотреть, правду ли говорит Гарик. Там бабка какая-то как раз в домофоне код набирала, за ней я и прошёл. Поднялся на этаж профессора, смотрю – дверь не заперта. Я потихоньку заглянул в квартиру, вижу – точно, Юлька. В колготках, и блузка на ней расстёгнута. Я Черненко по роже съездил и поехал в магазин за водкой. Потом напился и ничего не помню.

– Нет, вы уж припомните, с кем вы в ту ночь выпивали? – потребовала я.

– Хорошо вам говорить «припомни», а как это сделать, когда всё из головы вылетело? – жалобно спросил Володя. И, закатив глаза к потолку, начал вспоминать: – Пили мы, кажется, с Гариком. Прямо в машине. Включили «Дорожное радио» и так, без закуски, уговорили литровую бутылку «Пять озёр». А потом Гарик пошёл домой, он живёт недалеко от университета, на Красноказарменной, а я поднялся к Юльке в общагу, сказать, кто она есть после этого.

Я сделала в блокноте пометку «Миносян», выделив вопросительными знаками фамилию собутыльника подзащитного, после чего двинулась дальше.

– Когда вы ударили профессора по лицу, кровь была? – поинтересовалась я, припомнив протокол задержания, в котором говорилось, что на верхней одежде Мызина обнаружены следы крови.

– Какая там кровь, – усмехнулся парень, доставая из пачки новую сигарету. – Вы бы видели Черненко! Он же здоровый был, как лось. Да у него под центнер весу, а у меня семьдесят два килограмма вместе с ботинками. Я его так, слегка ладонью задел. Мне же тоже обидно! Юля что, она слабая женщина. Этот гад отлично понимал, что делает.

Я закончила рисовать в блокноте чёртиков и подняла глаза на подзащитного.

– Всё понятно, Владимир Александрович, – официальным тоном проговорила я. – Сейчас я перечислю случайные совпадения, которые мне отнюдь таковыми не кажутся, а вы после этого решите, хотите ли довериться вечно занятому общественному адвокату или всё-таки прибегните к моим услугам. Итак, начнём с того, что Гарик Миносян, Юля Щеглова и вы каким-то загадочным образом оказались в одно и то же время в квартире профессора Черненко, где практически при вас было совершено убийство декана. Это первое. Второе – кровь. На вашей куртке обнаружены следы крови, и следствие на сто процентов уверено, что это кровь потерпевшего. Вы же уверяете, что лицо профессору до крови не разбивали, и окровавленного трупа в ванной комнате не видели, и уж тем более к нему не прикасались. Более того, вы говорите, что покинули квартиру потерпевшего, когда он ещё не был трупом. Затем, отпечатки пальцев на ручке входной двери, которые принадлежат вам, Владимир Александрович. Ну и, наконец, кинжал. Где, вы говорите, его нашли? В вашей сумке? Нельзя ли узнать, где вы обычно её храните?

Мызин обхватил голову руками и сидел, уперев локти в стол. Затем он выпростал из ладоней усталое лицо, заложил чёлку за ухо, трясущимися руками достал из пачки «Винстона» очередную сигарету, закурил и, выпустив дым через ноздри, безжизненным голосом заговорил:

– Обычно я храню сумку в машине. И в этот раз она лежала там с пятницы. Я как положил её после занятий на заднее сиденье, так и не трогал. В субботу приехал в институт, взял сумку и пошёл на историю. Немного опоздал – тяжело было вставать с похмелья – поэтому не стал стоять в очереди в раздевалку, а поднялся на этаж прямо в куртке. И уже в аудитории, расстегнув на сумке «молнию», обнаружил в отсеке с ручками окровавленный кинжал. Сначала я не понял, что это такое, просто мелькнула мысль, что я где-то совсем недавно видел эту вещь. Даже порадовался, что такая красивая штука попала ко мне.

Мызин невесело усмехнулся и, прикурив от окурка старой сигареты новую, продолжал:

– Я, как дурак, подумал, что кто-то по ошибке мне его сунул. А когда пришёл следователь и рассказал про Черненко, меня точно током ударило – вот оно, орудие убийства! Я тут же вспомнил, что видел кинжал на стене в квартире профессора. Он висел между другими подобными и выделялся среди экспонатов коллекции богато украшенной ручкой. Понимая, что всё говорит против меня, я вышел из аудитории и пошёл в туалет, чтобы смыть с кинжала кровь и отпечатки пальцев. И уже там заметил пятна крови на рукаве куртки. Я разделся и начал её замывать. А что мне было делать? Тут меня и взяли.

Всё, что говорил Мызин, походило на детский лепет. Как это взрослый человек ходил со вчерашнего вечера перемазанный кровью и не замечал этого? Хоть бы посмотрел перед институтом, что за одежду надевает! Но, с другой стороны, рассказ Володи может доказывать, что парень невиновен, если он спокойно отправляется учиться, ни сном ни духом не ведая, что за вещица у него в сумке и что за пятна на куртке. В таком случае он либо блаженный, либо великий хитрец. А что, если Мызин всё-таки убийца, всё просчитал и пришёл к тому же выводу, что и я, решив прикинуться белым и пушистым? Не зная, что и подумать, я недоверчиво посмотрела на подзащитного и осторожно спросила:

– Слушайте, Володя, а вы не сочиняете? Может, вы действительно сгоряча ткнули профессора ножичком в спину?

– Да говорю же, я не вру! – раздражённо тряхнув чёлкой, вспылил парень, отбрасывая недокуренную сигарету в угол выкрашенного в казённый синий цвет помещения с решёткой на окне. – Я же лучше знаю, убивал я его или нет! Знаете что, Агата Львовна? Не хотите мне верить – не надо! В конце концов, я вас сюда не звал!

Чтобы подавить приступ внезапного гнева, охвативший подзащитного, я успокаивающе дотронулась до его руки и невозмутимо заметила:

– Отлично, примем как аксиому, что вы говорите правду. Если вам интересно моё мнение, то вас, говоря обывательским языком, кто-то подставляет. Мне кажется, я могла бы вам помочь.

Некоторое время лицо парня выражало нерешительность, граничащую с отчаянием, но под моим пристальным взглядом он сдался.

– Ну ладно, если всё так хреново, защищайте, – махнул рукой Мызин. – Только на заоблачный гонорар можете не рассчитывать – я у Лиды из принципа денег не беру. Юлин отец хорошо зарабатывает, но у него одалживаться я тоже не собираюсь.

– Кстати, Володя, почему вы называете свою мать Лидой? – заинтересовалась я, убирая диктофон в сумку.

– Лида мне не мать, а тётка.

– Вы живёте с тёткой? – Я попыталась дружескими интонациями смягчить недоверие, прозвучавшее в голосе. – А где ваша мать?

– Мать я никогда не видел, да и не очень-то хотелось, – хмыкнул подзащитный. – Не знаю, может, её уже и на свете нет.

– И что же, вы ни разу маму найти не пытались? – снова не поверила я.

– Ни разу, – в первый раз за всю встречу твёрдо глянул на меня Мызин. – Лида рассказывала, что мать меня в годик ей подбросила, отдала, как ненужную вещь. Зачем я буду искать эту женщину? У меня есть Юля. На Рождество мы поженимся, Юля родит мне много детишек, у нас будет настоящая семья, не такая, как у Лиды. И вообще, хватит об этом. Я устал. Скажите конвою, пусть меня отведут в камеру.

За воротами СИЗО меня поджидала Юля Щеглова.

– Ну что, Агата? Как там Вовка? – нетерпеливо спросила она.

– Очень даже ничего, вполне симпатичный, – одобрила я выбор клиентки.

– Знаю, что симпатичный, – улыбнулась Юля. – Скажите, когда мне разрешат его увидеть? Завтра можно? Я бы приехала…

– Можно и завтра, – великодушно разрешила я. – На вывеске указаны приёмные часы изолятора.

– Я их уже записала, – похвасталась невеста обвиняемого.

– Вот и отлично, – улыбнулась я.

И тут же подумала, что раз уж я взялась защищать ревнивого студента, то было бы неплохо определиться с линией защиты. А для этого нужно провести небольшое расследование.

– Кстати, Юля, вы не проводите меня в институт? – обратилась я к клиентке. – Вы, кажется, хотели успеть ко второй паре? Заодно покажете мне Гарика Миносяна. Похоже, пришло время познакомиться с этим молодым человеком.

Столичный гуманитарный университет возвышался белоснежным лайнером на фоне Лефортовского лесопарка, походившего на изумрудную морскую гладь. Рассматривая старинные колонны и портики главного корпуса, я вспоминала почерпнутые из Интернета сведения. Учебное заведение было основано в Лефортовском особняке графа Уварова сразу же после революции и с тех пор выпустило немало классных специалистов разных гуманитарных наук. Дипломы университета пользовались уважением в России и за рубежом, поэтому учиться в вузе было не только престижно, но и недёшево.

Мы с Юлей быстрым шагом шли по центральной аллее университетского парка, когда у главного корпуса учебного заведения заметили машину телевизионщиков. Оператор с телекамерой поводил объективом из стороны в сторону, снимая панораму, а напротив него прохаживалась похожая на мальчика женщина с микрофоном в руке и, захлёбываясь словами, говорила:

– Убийство декана факультета истории Столичного гуманитарного университета профессора Черненко потрясло студентов и преподавательский состав…

– Знай они, что мимо них проходит адвокат подозреваемого и его невеста, нам бы наверняка пришлось давать интервью, – шепнула Щеглова. – Агата, вы как насчёт этого?

– Как-то не расположена, – отозвалась я.

– А может, перейдём на «ты»? – предложила Юля, пропуская меня вперёд и неспешно поднимаясь следом по ступенькам крыльца. – А то «вы», да «вы», даже неудобно, мы ведь почти ровесницы.

– Давай, – легко согласилась я и, с усилием потянув массивную дверь первого корпуса, шагнула через порог.

В просторном мраморном холле стояла гулкая тишина – пара только что началась. На доске объявлений, рядом с гардеробом, в траурной рамке висела фотография плотного мужчины в очках. Под портретом покоились две гвоздички, перевитые чёрной лентой. Пространный некролог сообщал, что декан факультета истории профессор Черненко трудился в этом учебном заведении всю жизнь, он здесь учился, нарабатывал опыт преподавания и практику научной работы. Далее говорилось, что перу покойного принадлежат монографии по истории древних поселений в Сибири и на Дальнем Востоке. Кроме того, имеются обширные научные исследования по результатам этнографической экспедиции в Пермь. Завершался некролог соболезнованиями родственникам погибшего и заверениями в том, что общественность университета скорбит об утрате.

Пока я топталась в холле, изучая некролог, Юля успела подняться в аудиторию. Я хотела было двинуться за ней, но не решилась врываться на лекцию и вытаскивать с занятий Миносяна. Коротая время до перемены, неспешно поднялась на третий этаж. Пользуясь свободной минуткой, я намеревалась побеседовать с сотрудниками деканата и узнать у них как можно больше о профессоре Черненко.

В деканате полная неприветливая женщина сосредоточенно стучала по клавишам компьютера, заполняя таблицы.

– Добрый день, – учтиво поздоровалась я. – С кем я могу поговорить по поводу успеваемости Гарика Миносяна?

Женщина оторвалась от работы и одарила меня хмурым взглядом.

– Вы что, издеваетесь? – тихо начала она. По мере того как сотрудница деканата продолжала говорить, голос её крепчал и наливался силой: – Я всё объяснила! Я же сказала – мы не собираемся выгонять вашего Гарика! Так своим родственникам и передайте!

– Я адвокат Владимира Мызина, – делая руками успокаивающие жесты, миролюбиво представилась я, понимая, что меня приняли за кого-то другого. – Я вовсе не родственница Миносяна. Меня интересует, стоит ли вопрос об отчислении Гарика.

– И вы туда же! – снова вспылила собеседница. – Я же сказала, ни о каком отчислении речь не идёт. У Миносяна всего две задолженности – по истории и античной литературе. У нашего университета другая политика. Студенты платного отделения оплачивают пересдачу экзамена и могут пересдавать столько раз, на сколько хватит денег.

– А Миносян уверяет, что покойный профессор Черненко вымогал у него взятку, угрожая отчислить за неуспеваемость, – невинно заметила я, наблюдая за реакцией собеседницы.

– И родственники Миносяна то же самое заявили, – фыркнула женщина. – Нам, говорят, перед роднёй будет стыдно, если мальчика выгонят. Родственники скажут – Миносяны денег пожалели. А мы, говорят, даже машину Гарику разрешили продать, чтобы он декану взятку дал, и тот его не выгонял из университета. А теперь профессора нет, может, кому ещё денег дать? Адрес вот оставили, чтобы я передала кому надо.

Дама в сердцах скомкала лежащую на столе бумажку и швырнула в мусорную корзину. Но, поскольку корзина стояла по другую сторону стола, женщина промахнулась, и бумажный комок упал в непосредственной близости от моей ноги. Упускать такой шанс было глупо, я нагнулась и подняла бумажку с пола, припомнив слова деда о том, что в деле может пригодиться самая неожиданная информация. Расправившись с адресом докучливых посетителей, собеседница возмущённо передёрнула плечами и виновато улыбнулась.

– Вывели из себя эти Миносяны, – словно оправдываясь, проговорила она. – Я знала Петра Михайловича не один десяток лет. Никогда Черненко не стал бы брать у студента деньги.

– А склонять к интимной близости приглянувшуюся студентку? – срезала я тётку каверзным вопросом.

Опыт общения с самыми разными людьми подсказывал, что верный способ услышать правду – это застать собеседника врасплох. Поэтому я частенько применяла коварный приёмчик, ставя оппонента в тупик и добиваясь желаемого. Правда, иногда уловка не срабатывала, и на меня бросались с кулаками. Тогда приходилось вспоминать, что в школе я имела первый юношеский разряд по лёгкой атлетике, и прилагать все усилия, чтобы уйти от негодующих преследователей. Но в этот раз испытанный метод не дал осечки.

Женщина вздрогнула и сердито уточнила:

– Это вы про Лизу Исаеву?

– Допустим, – не стала спорить я.

Толстушка тут всех знает, и ей виднее, с кем был близок покойный профессор.

– Тут ещё надо разобраться, кто кого склонял, – многозначительно прищурилась сотрудница вуза. – Я в буфете своими глазами видела, как Исаева вешалась на шею Петру Михайловичу и целовала его. Может, конечно, у современных девиц так принято здороваться, но, на мой взгляд, Лиза явно заигрывала с профессором Черненко.

Наблюдая возмущение собеседницы и её праведный гнев, я сделала вывод: коллега убитого декана сама была неравнодушна к профессору и поэтому решила, что словам её целиком и полностью доверять нельзя.

– Если вопросов больше нет, разрешите мне вернуться к работе, – церемонно проговорила моя собеседница, поворачиваясь к компьютеру.

– Ещё минуту, – взмолилась я.

Нельзя же упускать возможность навести справки о деле двадцатилетней давности, раз уж представился случай поболтать со старожилкой университета!

– Вы случайно не помните такую Глаголеву? – спросила я уверенно и твёрдо, как будто и в самом деле имела представление, о чём веду речь. – В девяносто первом году она работала лаборанткой в университете. С Глаголевой связана неприятная история, коснувшаяся Петра Михайловича…

– Не помню, – отрезала та и с головой погрузилась в электронные таблицы.

Я вышла из деканата и побрела по коридору, перебирая в голове полученные сведения. Получается, что Гарика из университета никто не выгонял и взятку не вымогал, он продал машину и понёс деньги профессору. Возможно, дело тут вовсе не в отчислении, и Миносян пытался заплатить покойному за что-то другое. А может, профессор в самом деле не знал ни о каких деньгах, и Гарик затеял продажу машины только для того, чтобы показать друзьям, что и у него есть повод заявиться в дом к Черненко? Предположений в голове крутилось великое множество, и каждое из них имело право на существование.

До конца второй пары оставалось сорок минут, и я подумала, что было бы неплохо ознакомиться с печатными трудами покойного профессора. Бывает, что разгадка преступления кроется в работе убитого, хотя, похоже, это не тот случай. Пройдя до конца по коридору, я упёрлась в дубовую дверь с золочёной надписью «Библиотека». Стараясь не шуметь, открыла тяжёлую створку и зашла внутрь. В читальном зале было сумрачно и прохладно. Пахло старыми газетами и книжной пылью. Сидя за столами, студенты трудолюбиво штудировали брошюры, журналы, принтерные распечатки и прочие дидактические материалы, которыми богат каждый институт. Я приблизилась к молоденькой девушке за стойкой библиотекаря, предъявила адвокатское удостоверение и осведомилась:

– Скажите, могу я посмотреть монографии и статьи профессора Черненко?

– Сейчас принесу, – ответила библиотекарша, скрываясь за высокими полками, заставленными литературой.

Получив нужные книги, я выбрала укромное местечко у окна и удобно расположилась за столом. Монографии изобиловали всевозможными научными терминами и, на мой взгляд, особого интереса не представляли. Вяло листая отчёт об экспедиции в Пермь, я разглядывала снимки украшений и черепков из древних раскопок, с нетерпением посматривая на часы и ожидая конца второй пары. Честно говоря, история Перми меня никогда не увлекала. Вот если бы Черненко был преподавателем литературы и специализировался на творчестве отца детектива Эдгара По, дело пошло бы веселее. Но нам, адвокатам, выбирать не приходится, нужно работать с тем, что есть. Прозвенел звонок, который я восприняла как избавление от тяжкой повинности, сдала книги и, с облегчением вздохнув, отправилась искать Гарика Миносяна.

Студент обнаружился в буфете. Вернее, сначала моё внимание привлекла светлая Юлина головка. Невеста Мызина сидела в компании ребят за угловым столиком, пила кофе и ела булочки. Едва приблизившись к клиентке, я поняла, что крепкий парень с широкими скулами, расположившийся на соседнем с Юлей стуле, и есть Гарик Миносян.

– Знакомьтесь, это адвокат нашего Вовки Агата Рудь, – представила меня Юля. – А это Лиза, Виталик и Гарик. Гарик, ответь, пожалуйста, Агате Львовне на пару вопросов.

– Я уже следователю всё рассказал, – неприветливо буркнул скуластый студент.

– И всё же я бы хотела с вами поговорить, – настойчиво произнесла я, демонстрируя, что тоже умею делать недовольное лицо. – Давайте пересядем за соседний стол, чтобы не мешать вашим друзьям.

Миносян хмыкнул, морща курносый нос, подхватил недопитую чашку и недоеденный бутерброд и, всем своим видом выражая презрение, направился к дальнему столику. Я подмигнула Юле, давая понять, что всё под контролем, и двинулась за ним. Устроившись за столом напротив собеседника, я приступила к опросу.

– Гарик, расскажите, пожалуйста, почему вы решили дать взятку профессору Черненко? Он вам намекал? Лично просил денег? – рисуя в блокноте поющую черепашку, осведомилась я.

– Пётр Михайлович не просил, а вот Исаева кое-что говорила, – пробормотал Гарик, впиваясь зубами в хлеб с колбасой.

– И что именно? – допытывалась я.

– Вы, может быть, не в курсе, – ехидно начал Миносян, демонстративно пережёвывая пищу, – а у нас все знают, что Лиза спала с деканом. Кому же, как не ей, исполнять деликатные поручения профессора?

– Про отношения с профессором вам тоже Исаева рассказала? – подколола я сплетника.

– Зачем рассказывать? – не понял намёка студент, продолжая уплетать бутерброд. – У меня глаза есть. Исаева же от Петра Михайловича не отходила, так к нему и липла.

– А что декан?

– Профессор давал понять, что у них ничего нет, – терпеливо объяснял непонятливой адвокатессе осведомлённый Миносян. – Черненко ведь нельзя путаться со студентками, он декан. Но довольную физиономию от людей не скроешь. Он так и сиял, как тульский пряник. Было видно, что влюбился.

– Почему вы попросили помочь с продажей машины именно Мызина, а не кого-то другого? – не отставала я. – И к профессору поехали именно к девяти часам вечера, а не к восьми и не к одиннадцати?

– Почему попросил помочь Мызина? – переспросил доевший бутерброд Гарик, всё больше раздражаясь. – У Вовика есть связи в Южном порту, вот почему. А к девяти мы поехали, так как мне лично позвонил профессор Черненко и сказал, что ждёт меня именно к девяти, а не к восьми и не к одиннадцати. Я понятно говорю?