Риф

– Ты не можешь расторгнуть договор?

– Расторжение – это то, чего они хотят. Расторжение будет означать наше банкротство. И они нас выкупят, сожрут. Мы на крючке.

Ли еще раз просмотрела договоры.

– Джун, я правда думаю, что мы должны рассказать Марте.

– Шутишь? Я даже в глаза ей посмотреть боюсь теперь, – пробормотала Джун.

– Я сама все скажу, не переживай. Съезжу прямо сейчас. Это слишком серьезно, она должна знать.

Марта изменилась. Она больше не была похожа на идеальную, утонченную Снежную королеву. Она встретила Ли в застиранном бежевом халате с винными пятнами на груди. Ее волосы больше не были уложены и собраны в пучок, они торчали патлами в разные стороны и загибались так, что можно было легко определить, на каком боку она спала этой ночью. От ее благородной осанки тоже ничего не осталось, теперь она ходила по дому сгорбленная, как старушка. Она, конечно же, и была старушкой, но Ли все равно поразила ее трансформация, или, точнее, скорость, с которой она из образца для подражания превратилась в сильно состаренную версию Чувака из фильма «Большой Лебовски». Саму Марту эти изменения, похоже, совершенно не беспокоили, напротив, она сидела в ортопедическом кресле с бокалом вина, улыбалась и, кажется, искренне наслаждалась пенсией, бездельем и беззаботностью и совсем не скучала по дому Тесея.

– Сначала было грустно и тоскливо, – сказала она, – а потом я поняла, что прошло уже два месяца, и мир до сих пор не рухнул, и вы прекрасно справляетесь без меня, а, значит, я имею право на отдых.

– Нам тебя очень не хватает, – сказала Ли.

– Перестань, – Марта отмахнулась, – не надо, сейчас начнешь говорить, и я расплачусь. Нет ничего противней плачущей старухи. Я стала очень сентиментальна. Целыми днями смотрю сериалы. А ведь раньше презирала людей, которые их смотрят. Думала, боже мой, какая пустая трата времени, как не стыдно растрачивать свою жизнь на такую ерунду. Дура была. Сериалы – это прекрасно, как романы с продолжением, только лучше. Потому что читать не надо.

– Марта, я не просто так пришла, – Ли запнулась, достала папку из портфеля. – Ты сказала, что мы прекрасно справляемся без тебя, но… эммм… нам все-таки нужен твой совет. Кажется, у нас проблемы.

Марта поставила бокал на кофейный столик, протянула руку, взяла у Ли документы и начала листать.

– Оу, – лицо ее, и без того усохшее, морщинистое, казалось, сморщилось еще сильнее. И тут – она вдруг выругалась. Настолько грязно и резко, что Ли оцепенела от неожиданности; она никогда не слышала от Марты даже слова «дерьмо», максимум «черт» или «блин» – ей всегда казалось, что та – самый спокойный и взвешенный человек на свете, но в этот раз хозяйка дома Тесея ругалась так, что, кажется, даже белые стены в зале покрылись румянцем от смущения. Ли понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и понять – Марта ругается не на них с Джун, а на юриста, который подсунул им договор.

– Микки Роуч, ах ты ж, маленький, грязный таракан, – бормотала она, – все-таки пролез. Дождался, когда я выйду из игры, и подсунул «троянского коня», – она посмотрела на Ли. – Прости, дорогая, но, кажется, мне надо выпить, – она схватила бокал и осушила его в один глоток. – Звони Джун, пусть берет в охапку все экземпляры, все, на чем стоит подпись этого говнюка, и везет сюда. – Ли кивнула и поднялась из кресла. – Но сначала, – Марта щелкнула пальцем по краю бокала, – налей мне еще вина.

Через полчаса к дому Марты подъехала машина Эдди, и из нее с пачкой договоров наперевес выбралась Джун. Марта ушла в гардеробную переодеться, и когда вернулась, Ли не поверила глазам – от той растрепанной, сгорбленной старушки в застиранном халате не осталось и следа; теперь в зал вновь вошла та самая, изначальная Марта, похожая на черно-белый эскиз Снежной королевы. На ней было черное-белое пальто, седые волосы уложены и стянуты в тугой пучок на затылке, закрепленный двумя деревянными спицами.

Еще через полчаса Эдди припарковал автомобиль возле офисного небоскреба, в котором был офис той самой юридической фирмы. Марта вышла из машины, хлопнула дверью и решительным шагом направилась ко входу. Ли и Джун с трудом поспевали за ней. Джун прижимала к груди пачку документов.

Марта зашла в фойе и остановилась возле турникетов, бросила взгляд на охранника за стойкой.

– Открывай.

– Простите, мэм, но у нас тут пропускной режим, – ответил тот.

– Открывай чертов турникет.

Охранник изумленно смотрел на нее, но подчиняться не спешил.

– Хорошо, кто у вас старший в смене сегодня? Ну, говори. Кто?

– Джоунз.

– Отлично. Звони Джоунзу. Скажи, что пришла Марта Шульц.

Охранник подчинился, и через минуту они уже поднимались в лифте на 22-й этаж.

Когда двери лифта разъехались, Марта вышла – или, точнее, выплыла – в коридор. Она двигалась очень плавно, пальто в пол скрывало ее ноги, поэтому казалось, что она не идет, а парит, плывет на глайдере. Увидев ее, секретарша за стойкой вжала в голову в плечи и одними губами произнесла «твою ж мать».

– Здравствуй, Пэнни.

– Добрый день, миссис Шульц, вы сегодня прекрасно выглядите.

– Спасибо, дорогая. Скажи, а где сейчас скрывается мой маленький таракан?

– Мистер Роуч в переговорной, я предупрежу его, что вы пришли, – Пэнни потянулась к телефону, но Марта прервала ее:

– Не надо, мы сделаем ему сюрприз, – повернулась к Джун и Ли, махнула рукой. – Идемте.

Марта «плыла» по открытому пространству офиса, между рядам столов, и Ли видела, как меняются лица сотрудников – одни смотрят на нее с ужасом, другие начинают нервно хихикать.

В переговорной за столом сидели люди, три парня и две девушки, обстановка явно расслабленная, кто-то даже закинул ноги на край стола, пиджаки висят на спинках кресел, на столе – открытые коробки с ломтями пепперони и стаканчики с кофе. Когда Марта открыла дверь и сказала «выметайтесь все на хер» – они подчинились безропотно, словно она здесь главная.

Только один остался сидеть в дальней части овального стола. Худощавый, высокий, с аккуратно подстриженной бородкой, похожий на Эдварда Нортона.

– Здравствуй, Микки.

– Миссис Шульц, вы не можете так просто… у нас…

– Заткнись, Микки. Говорить будешь по команде, ясно?

Микки положил ладони на стол и постарался изобразить на лице спокойствие, хотя было прекрасно видно, что, увидев Марту, он забыл как дышать.

– Не хочешь объяснить, что это такое?

Она толкнула бумаги по столу в его сторону. Он потянулся и для солидности полистал документы, хотя, конечно же, прекрасно знал, что там.

– Это наш новый договор с фондом «дом Тесея».

– А будь так добр, скажи мне, какая дата стоит? Когда он подписан?

Микки снова потянулся к бумагам, но Марта его одернула.

– Не надо смотреть, ты прекрасно знаешь дату. Мы уже проходили это: не нужно прикидываться дурачком, я и так знаю, что ты не самый светлый ум.

– Январь.

– А точнее?

– 25 января.

– Та-а-ак, – Марта повернулась к Джун. – А когда я попала в больницу?

– В Рождество.

– И где я была 25 января?

– Проходила реабилитацию после инсульта.

Повисла пауза. Микки смотрел в стол и тихо ухмылялся, как школьник, которого поймали за руку на хулиганстве.

– Знаешь, Микки, когда ты переметнулся к сайентологам, я даже не злилась. Меня мучила вина, да, мне казалось, что это я недосмотрела. Но я и не подозревала, дорогой мой, что та-а-ак быстро оскотинишься.

– Я не знал, – буркнул Микки.

– Что, прости?

– Я не знал, что вы были на реабилитации.

– То есть ты в течение двух недель после праздников вынудил наших подрядчиков аннулировать договор на оказание услуг и через фирму-фантом выкатил нам новый – и то, что это произошло ровно тогда, когда меня не было на месте, – чистое совпадение?

Микки продолжал смотреть в стол, на лице – все та же глупая усмешка.

– Это не имеет значения, – сказал он. – Юридически там все верно.

Марта достала телефон, пролистала список контактов, набрала номер.

– Алло, Джули, здравствуй, дорогая. Я тут совершенно случайно столкнулась с твоим сынулей на улице, угу, угу, нет, вроде кушает хорошо, – ты же хорошо кушаешь, Микки? – да, хорошо, вон щеки какие наел, хомячок. Джули, милая, тут вот какое дело, Микки говорит, что не знал, что я месяц лежала в стационаре, угу, угу. – Марта не сводила с Микки взгляда, вскинула брови в притворном удивлении. – Ах, как же так? Говорила? Обсуждали во время праздничного ужина? Даже так? Как интересно. – Она протянула Микки телефон. – Мама хочет поговорить с тобой, Микки.

Микки облизнул губы, взял трубку и совсем другим, каким-то детским, мягким голосом произнес:

– Ма, сейчас неудобно говорить, я попозже перезвоню, хорошо? Да, и я тебя, да, пока, пока, да, я тебя тоже, да, кушаю хорошо, да, обязательно, пока-пока.

Сбросил, угрюмо посмотрел на Марту, протянул телефон.

– Чего ты хочешь?

– Ты знаешь, чего я хочу. Ты аннулируешь договор, а я сделаю вид, что не заметила, как ты, как последний крысеныш, как мелкий стервятник, атаковал мой фонд, мое детище, воспользовавшись тем, что я в больнице.

– Это невозможно.

– Микки, малыш, дорогой, я понимаю, что твое начальство уже успело проесть тебе мозги «тэтанами» и прочей похабенью, но я просто на всякий случай тебе напомню – это я тебя создала. И если ты думаешь, что я тебя не уничтожу – подумай дважды. Этот договор – «троянский конь», и мы оба это знаем.

– Юридически там все верно, – упрямо повторял он.

Марта подошла и склонилась над ним.

– Давай я тебе кое-что объясню. Я уже почти пятьдесят лет делаю профайлы на таких, как ты и твое начальство, составляю ваши психологические портреты. Поэтому давай я просто распишу возможные сценарии того, что будет дальше. Если мой фонд обанкротится и ты приложишь к этому руку, я приду за тобой. Ты не смотри, что я старая и дряхлая. Как раз наоборот: я старая, а значит, мне нечего терять; а еще я знаю о тебе все, и я дружу с твоей мамой. Посмотри на меня. Давай-давай, посмотри, хватит в стол пялиться. Я серьезно, Микки. Я не про суды говорю, хрен с ними, я понимаю, что против вашей армии мне в суде не выстоять. Но я и не буду драться со всеми, у меня на это нет ни ресурсов, ни времени; но моих ресурсов и знаний абсолютно точно хватит, чтобы уничтожить тебя, Микки. Посмотри на меня, ну чего ты опять глаза опустил. Посмотри на меня и скажи: я блефую?

Микки тяжело выдохнул сквозь зубы.

– Нужен нотариус, – сказал он.

– А мы никуда и не спешим, – Марта обернулась на Ли и Джун, – правда, девочки?

Обратно ехали в молчании. Джун сидела впереди и прижимала аннулированные документы к груди с такой силой, словно боялась, что они исчезнут, если чуть-чуть ослабить хватку. Марта молчала, потому что сорвала голос, а Ли – потому что до сих пор не могла прийти в себя. Она уже столько лет работала в фонде и привыкла ко многому: к тому, что для сектантов ты – враг и на тебя могут совершить нападение; к тому, что нападающие – тоже жертвы культа и чаще всего не понимают, что творят; к тому, что изучение культов – это опасная и неприятная наука. Но до сих пор Ли даже не подозревала, что война между культами и противостоящими им фондами ведется не только в плоскости психотерапии или грубой силы, но и в плоскости бюрократии. Оказывается, у сайентологов есть свои «спецслужбы», «шпионы» и «диверсанты», которые могут вот так юридически внедриться в фонд помощи жертвам, обанкротить и поглотить его; оказывается, это обычная практика; настоящая холодная война.

– Джун, – хрипло сказала Марта с заднего сиденья, когда водитель уже сворачивал на улицу Хорн-Лейк. – Такое не должно повториться, я надеюсь, ты понимаешь.

Джун кивнула.

– Такой трюк может сработать только один раз. Нам повезло, что Микки идиот, который слишком поторопился выслужиться. И еще нам повезло, что я его знаю и мне было на что давить. Прошу вас, дорогие, не заставляйте меня проворачивать такое, я не смогу. Я слишком стара, теперь как-нибудь сами, ладно?

Прошла неделя, и все вроде было нормально, но однажды утром Ли вновь увидела на лице Джун уже знакомое виноватое, щенячье выражение, и в этот раз не стала ходить вокруг да около:

– О господи, Джун, родная, пожалуйста, не говори, что ты опять что-то не то подписала!

– Нет. В этот раз все нормально. Ну, относительно. Надо поговорить.

Они зашли в кабинет.

– Мне вчера написал некто Дэвид Брум, – Джун замолчала, посмотрела в лицо Ли, пытаясь понять, говорит ли ей это имя хоть что-то. Ли задержала дыхание – конечно же она помнила Брума. – У него, – продолжала Джун, – случилась интересная переписка с одной девушкой из России. Ее мать ушла в секту. И судя по всему, во главе секты стоит… – Джун запнулась и посмотрела на Ли.

– Гарин, – сказала Ли и сама удивилась тому, что произнесла его имя; она уже несколько лет не произносила его вслух.

Джун кивнула и посмотрела на экран монитора.

– Девушку зовут, эммм, – она прочла по слогам, – Ta-ti-ana, фамилию я вряд ли смогу произнести. Че-пки-на или типа того. Она уже несколько месяцев копает под Гарина. И, в общем, я обещала Бруму, что ты ему напишешь. Ты же спец по Гарину. Может быть, сможешь как-то помочь.

Ли не стала писать сразу. Взяла паузу. Ей было страшно и тоскливо даже думать о том, что Гарин вновь объявился – что он еще жив вообще. На второй день она набралась смелости и написала Бруму. Он быстро ответил и предложил связаться с той русской девушкой. «У нее беда».

Ли написала Тане, и Таня ответила, очень подробно описала все, что произошло. История Тани привела Ли в ярость, причем она сначала даже не могла объяснить себе, почему злится, и, чтобы как-то успокоиться, прямо посреди ночи вылезла из постели, надела спортивный костюм, беговые кроссовки и отправилась на стадион, и нарезала круги по беговой дорожке до тех пор, пока не взошло солнце.

После забега ей стало немного легче, но утром, вернувшись и перечитав Танино письмо, она вновь ощутила, как от злости у нее сводит скулы.

«Он жив. Жив-здоров и опять взялся за свое. Он так и не понес наказания».

Она лежала в постели, но не могла сомкнуть глаз, спорила сама с собой, искала аргументы, копалась в себе, пыталась понять, что именно вызывает в ней такую ярость.

Так прошли две бессонные ночи. И утром третьего дня она вернулась в дом Тесея, зашла в кабинет к Джун.

– Мне кажется, я должна полететь.

– Куда?

– В Россию.

– Ты совсем рехнулась? – Джун вздохнула и стала массировать переносицу – сбывались ее самые большие опасения. – Как ты это себе представляешь?

Ли пожала плечами.

– Поеду в Россию и встречусь с ним.

– И что дальше? Ты вот так прилетишь на край света и абсолютно беззащитная опять войдешь к нему в дом? Ты ведь помнишь наши протоколы? Чему мы учим пациентов? Не отзываться, не входить в дом к лидеру, быть готовым защитить себя.

– Значит, мне нужна пушка, – сказала Ли.

– Господи. Слушай, а давай как-то откатим все назад и притворимся, что я тебе ничего не говорила? Потому что я прям даже не знаю теперь, – она стала перебирать бумаги на столе. – Тебе этой новостью, похоже, совсем голову отбило. Ли, ты не можешь ехать, это нарушение всех наших протоколов. И еще – это опасно.

– Но если у меня будет пушка…

– Але, ты меня слышишь вообще? Это Россия, ты хоть погугли, что ли. Там нет второй поправки и «Уоллмартов». Купить пушку в России – целое дело; а если поймают – сядешь.

– Ну ладно, допустим, пушка – перебор. Но шокер-то я смогу купить?

Джун поджала губы, дернула плечом.

– Ну, допустим. Что ты будешь с ним делать? Или ты теперь буквально решила превратиться в персонажа комикса? Натурально хочешь Гарина током шарахнуть?

– Нет. Просто для безопасности. На всякий случай.

Джун терла переносицу.

– Поверить не могу, что мы об этом говорим.

– Ну так что? – спросила Ли.

– Что «что»?

– Ты мне поможешь?

– Ли, дорогая, я просто обязана сказать: это – ужасная – идея.

– Что именно ужасная идея?

– Все. Абсолютно все. Что ты собираешься на край света, что тебе нужен шокер и что ты предвзята.

– Ничего я не предвзята.

Джун скептически посмотрела на нее.

– Ну ладно, – Ли развела руками, – ты права, Гарин – это личное. Но что ты предлагаешь? Он в России, и он продолжает жрать людей. Эта русская, она просит о помощи. Гарин предлагает ей взять у него интервью, мы обе знаем, чем это кончится для нее. Я могу ей помочь.

– Вот и помоги, проконсультируй ее по телефону или, я не знаю, по скайпу. Есть куча всяких технологий, лететь в Россию необязательно.

– Джун, посмотри на меня. Давай, посмотри. Если бы ты десять лет назад написала в дом Тесея, а тебе вместо помощи предложили бы чертову консультацию по скайпу, что бы ты почувствовала? Эта русская – такая же, как мы с тобой. Если она поедет к нему сама, ей конец. Ну? Чего ты отворачиваешься?

Джун вздохнула.

– Я понимаю, и мне правда жаль. Но это Россия, это не наша территория, у нас там нет ничего, ни людей, ни прав, ни ресурсов. Это не наша проблема.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, у нас в ПОЛК есть целое досье на Гарина, – Ли показала пальцем себе за спину. – Значит, он все-такинаша проблема.

Джун закрыла глаза, вздохнула.

– Я не знаю. Не знаю. Должен быть способ решить все без трансатлантического перелета.

– Я внимательно слушаю, – сказала Ли. – Если такой способ есть, я первая им воспользуюсь. А если нет, помоги мне с визой и билетами.

– Да ты же даже языка не знаешь! Как ты там передвигаться собираешься?

– Я загуглила, у них есть «Убер» и GPS. Не пропаду.

За последние пятнадцать лет Ли не раз представляла себе сцену встречи с Гариным. Воображала, как разобьет ему лицо или прострелит колено. Но никогда не думала, что ей действительно выпадет шанс встретиться с ним; и часто думала о том, хватит ли ей духу и злости убить его. Не дрогнет ли рука. И станет ли ей легче. И стоит ли он того, чтобы марать об него руки.

Теперь она летела в Россию, и от мысли о встрече с Гариным спустя столько лет неприятно потягивало в груди. Ли пыталась отвлечься, – чтением или музыкой, – но тщетно. Зачем я лечу? Я совершаю ошибку? На протяжении всего полета ее не оставляло ощущение, что она как будто соблюдает готовое вот-вот сорваться перемирие. Похоже, смятение отражалось на лице, потому что стюардессы несколько раз подходили и спрашивали, как она себя чувствует и не нужна ли ей помощь.

– Все хорошо, – отвечала Ли, – я просто очень боюсь летать.

Она не злилась, нет, это было другое. Она была растеряна. Дело было не в Гарине, – если бы Джун просто сказала, что он жив и здоров, это одно, плевать, пусть живет. Но он ведь не просто жив, он продолжает пожирать людей, а это уже совсем другая история, это значит, что он не остановится. Не остановится сам.