Телохранители для апостола
– Слышишь? – настороженно спросил первый, подняв руку. – Мотоцикл!
– Да. Наверное, это они. Приготовься. Не забудь, что я должен произнести: «На все воля Аллаха».
В ночи на фоне безмятежного пения цикад возник гулкий, утробный гул. Через несколько минут пучок света мазнул по дороге, по кустам и на каменистый грунт съехал большой черный байк с изображением огненной рогатой головы на бензобаке. С заднего сиденья соскочил невысокий человек с сумкой, перекинутой через плечо.
– Ну, вот и мы! – весело сказал он, срывая сумку с плеча. – А ты не верил в меня, Або! Ведь не верил же?
– Ты старый ловкач, Лео, – рассмеялся араб, выбираясь из машины. – Я в тебя верил всегда. И я не поручил бы это дело никому другому. Как все прошло? Как сработал твой напарник?
– О! Карло мастер своего дела, – похлопав слезавшего с мотоцикла молодого человека по плечу, заверил Лео. – С ним можно работать.
– Друзья, давайте к делу, – нетерпеливо покрутил головой молодой итальянец. – В соборе уже паника, и скоро на дорогах может появиться полиция. Мы мотоциклетным мотором половину городка разбудили.
– Конечно, – улыбнулся араб. – Покажите наше сокровище.
Лео расстегнул сумку и извлек из нее стеклянный контейнер. Внутри еще в одной пластиковом колпачке лежал трехсантиметровый шип.
– Все как и обещал. Я выкачал воздух, и сейчас внутри почти абсолютный вакуум. Одна из самых почитаемых христианских реликвий теперь в ваших руках. Сколько вы собираетесь запросить за нее у Ватикана?
– Ты многого не понимаешь, Лео, – покачал головой Або. – Вообще не следовало говорить об этом, потому что это не моя личная тайна. Но тебе я скажу. И твоему другу я скажу. Вы оба заслужили такой награды. Я не буду просить выкуп за реликвию у Ватикана, и ни у кого не буду. Я позволю забрать у меня ее. Побегать за мной, а потом забрать. Все должно свершиться, ибо на все воля Аллаха!
Араб сделал шаг назад, и в тишине южной ночи отчетливо прозвучали два хлопка. Гораздо громче ударились о кузов машины стрелянные пистолетные гильзы, выброшенные затвором. В ночном воздухе потянуло кислым запахом сгоревшего пороха. Хлопнула дверка машины, напарник Або вышел и неторопливо приблизился к двум телам. Молодой итальянец лежал, раскинув руки и ноги. Он даже не успел испугаться и теперь смотрел чуть удивленно мертвыми глазами на звезды. Лео еще корчился, захлебываясь кровью, которая хлестала из его рта. Он мял руками простреленную грудь, как будто пытался выдавить оттуда пулю. Помощник Або остановился над телами и медленно поднял пистолет с набалдашником глушителя. Еще один хлопок, и пуля с влажным хрустом пробила череп Лео прямо за левым ухом. Подойдя к неподвижно лежавшему итальянцу, араб ногой уперся ему в плечо и повернул тело на бок. Еще один хлопок, и он убрал ногу. Карло даже не дернулся, потому что и так был мертв. Но не в правилах профессионального киллера уходить без контрольного выстрела в голову.
– Все, – сказал убийца, – с твоим другом покончено.
– Он не был моим другом, – спокойно ответил Або. – Просто он однажды спас мне жизнь. А жизнь нужна мне для служения Аллаху. И моя жизнь, и его жизнь. Все служат Аллаху, даже те, кто об этом и не подозревает.
Киллер промолчал. Он небрежно бросил на камни пистолет и с прежней неторопливостью сел в машину на пассажирское сиденье. Тихо заурчал мотор, и Або, не включая фар, плавно вывел машину на шоссе. В зарослях трещали цикады, потрескивал остывающий мотор тяжелого мотоцикла, да чуть слышно с бульканьем вытекала кровь из головы Лео Марини.
* * *Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь – один из самых известных в России. О нем слышали или читали многие. Во все времена история страны не обходила его стороной. Сюда бежали отчаявшиеся и замученные крепостные крестьяне, сюда бежали и разбойники. Эти стены бомбардировали английские эскадры, от этих стен уходили в плавание рыболовецкие карбасы и первые петровские фрегаты.
Красивые и суровые места. Они как будто пропитаны спокойствием, которое вдохнули в них послушники монастыря, но они пропитаны и болью «беглых» в царские времена, и болью людей из северных лагерей, где в советские времена по большей части содержались политические. Соловкы – олицетворение России, сочетание муки и веры, служения отечеству и незаслуженной кары. Территория святой радости и боли.
Как только не называли Соловецкий архипелаг: и Северная Фиваида, и Северный Афон. А всего-то группа островов у входа в Онежский залив, в юго-западной части Белого моря. Белое море, которое в старину называли еще морем Студеным, Гандвиком, пучиной Соловецкой. Шесть месяцев в году Белое море покрывают дрейфующие льды. Но когда наступает лето, то здесь можно сутками любоваться приливами и отливами, играми тюленей и белух. А эти места славятся таинственными миражами.
Холодные, стылые места, которые чаще утомляют пасмурной погодой, нежели радуют солнцем и голубым небом. И тот, кто побывал здесь хоть раз в жизни, тот долго будет помнить красоту этого края: белые ночи над гладью многочисленных озер и зеленью лесов. Не забыть и не менее прекрасную осень Соловков, которая расцвечивает их пестрыми красками. И зиму, которая покрывает острова белоснежным ковром, а деревья – пушистым искрящимся инеем. И ясные морозные ночи под всполохами северного сияния.
Игумен Лонгин всегда радовался возможности приехать на Соловки. Сама природа этих мест действовала благотворно. Она укрепляла дух, питала веру, пропитывала сущность человеческую святым благоговением. И этот приезд, несмотря на всю важность и необычность цели, тоже отчасти радовал. Волнения, которые порождали события в христианском мире, не угнетали, а звали служить Господу и людям, беззаветно отдавать себя.
В таком волнении он приехал сюда, но сейчас оно отпустило, потому что его мысли были заняты предстоящей очень важной встречей. Молодой игумен шел в пустынной части Большого Соловецкого острова. Здесь, в четырех километрах от поселка, среди леса никогда не бывало многолюдно. Только монахи встречались в этом замечательном оазисе под названием Ботанический сад, Хутор Горка или Макарьевская пустынь по имени настоятеля Соловецкого монастыря Макария, которым тут было основано место уединения и построены две кельи и часовня.
Невдалеке показалась одинокая фигура человека, кутающегося в брезентовый рыбацкий плащ, одетый поверх обычного русского ватника. Человек огибал огромные валуны, оскальзываясь на замшелых камнях и влажной траве. И вязаная шапочка, и эта одежда, казавшаяся для этого мужчины непривычной, навели Лонгина на мысль, что это и есть тот самый человек, ради встречи с которым он сюда приехал. Сначала из Смоленска в Москву, а потом из Москвы сюда.
– Здравствуйте! – с сильным акцентом произнес человек и протянул руку игумену. – Восток протягивает руку Западу.
– Мы не считаем себя Западом, – ответил Лонгин условной фразой. – Корни наши лежат в древней Византии, а сами мы дети степей и лесов.
– Господь соединит нас!
– Господь соединит нас! – ответил Лонгин. – Вы плохо говорите по-русски. Может, перейдем на английский?
– Я хотел бы предложить присесть где-нибудь, – вместо согласия предложил иностранец уже по-английски, обводя окрестности рукой, – но сидеть на этих камнях мне не хочется. У вас в России очень холодно.
– Россия очень большая, и здесь есть место всему, – улыбнулся Лонгин. – Господь создал тварей разных и всем им нужна своя среда обитания. Здесь место для тюленей и уединения верующего человека.
– Вы странные, христиане. Вас очень трудно заставить сражаться даже за веру. Я затрудняюсь придумать причину, по которой вы взялись бы за оружие и отправились бы восстанавливать справедливость в иную часть света.
– Почему же? Причины в нашей истории не редки. Вспомните Наполеона, Гитлера. Мы пошли и уничтожили зло. Сейчас мы помогаем молитвой, гуманитарной помощью, гражданскими специалистами. Мы просто не любим хвататься за оружие. Кстати, а как мне к вам обращаться? Можете не беспокоиться: раз уж наша встреча произошла, что само по себе огромная тайна, то ваше имя ничего не изменит.
– Называйте меня Махмуд. Махмуд Алани. А вы?
– По сану я игумен Лонгин, а в миру Олег Василичев. Если вам удобнее, то зовите меня Олегом.
– Лонгин? Что-то знакомое?
– Так звали римского солдата, который пронзил копьем распятого на кресте Иисуса. Он не только исцелился, но потом принял веру, стал нести людям ее свет. Это имя я взял, принимая постриг. Я ведь монах, а монахам многое позволено нашими правилами. Поэтому я и встречаюсь с вами от имени моего старого друга и учителя Кирилла.
– Святейшего Патриарха Московского и всея Руси?
– Да. Это же естественно, ведь встречаться лично и публично с представителем организации «Хамас»[2], которая в большинстве стран мира признана экстремистской…
– Политика! – кивнул Ахмад. – Наверное, вы правы. Значит, вы его доверенный представитель?
– Я его друг, я частное лицо, которое имеет влияние, – поправил Лонгин собеседника. – Но я гарантирую, что все нами здесь оговоренное будет услышано там, в Москве.
– Хорошо, в конце концов, шейх Ахмед Ясин тоже на эту встречу не приехал. Так о чем мы будем говорить?
Поздно ночью игумен Лонгин был уже в Москве. Его доклад выслушивали кроме Святейшего Патриарха Кирилла еще трое его ближайших помощников.
– Таким образом, я убедился, что мой собеседник является действительным представителем шейха Ясина, – докладывал молодой игумен. – Как я и предполагал, не все конфессии сядут за стол переговоров. Но по крайней мере «Хамас» не будет нам врагом. Шейх Ясин в принципе за объединение верующего мира, но он не готов сесть за стол вместе с лидерами иудаизма. Слишком глубок сейчас конфликт, слишком кровоточит рана. Но он предупредил, что в исламском мире есть лидеры, которые постараются сорвать эту конференцию в Ватикане.
– Это вы уже от себя добавляете, как бывший разведчик? – поинтересовался один из собеседников.
– Пожалуй, – согласился Лонгин. – И я прошу прислушаться к моему опыту, который я приобрел в миру. Нужно очень осторожно готовиться к конференции и до ее начала обмениваться лишь представителями. Как сегодня, например. Кстати, я считаю, что полученной мною информацией нам следует обязательно поделиться со службой внешней разведки. Попытка примирения всего верующего мира может окончиться большой кровью. Лидеры всех религиозных течений и конфессий в одном месте – слишком привлекательная цель для экстремистов.
Глава 2
Максим Алексеев наслаждался отпуском. Целых четыре дня он жил такой жизнью, которой не помнил уже лет пять. Лечь в постель, когда хочется, просыпаться и снова засыпать, блаженно потягиваясь под одеялом. Не просто знать, а ощущать, что тебя ни сейчас, ни через минуту никто не разбудит и не прикажет отправляться к черту на кулички. Андрея Демичева командир отпустил даже в Италию по путевке. Это показатель настоящего и грядущего спокойствия.
И Максим валялся в кровати, наслаждаясь тишиной, спокойствием, домашней едой и старыми советскими фильмами с дисков. Особенно фильмами Гайдая. И даже не так плохо, что у родителей, университетских преподавателей, сейчас напряженное время консультаций, зачетов и экзаменов. И им приятно знать, что, вернувшись домой, они застанут там лодыря-сына, который еще даже не убрал за собой постель. И Максиму приятно, что можно вот так бездельничать и лениться.
Но был во всей этой идиллии один неприятный момент. Максиму, щадя пожилых родителей, приходилось постоянно врать им о своей работе. Врать Максим не любил, хотя его работа как раз и предполагала умение врать, изворачиваться. Но на работе это было совсем иное, а с родителями… Ну и пусть думают, что он теперь работает там же, но как бы уже ближе к линии МЧС.
Максим со стаканом молока уселся у окна и задумался. Раньше как-то времени не было об этом подумать, а теперь нашлось. А почему он все-таки согласился перейти в группу по борьбе с международным терроризмом? Надо же в себе разобраться. Наверное, быть оперативником в службе внешней разведки скучно. Даже не так. Там не скучно, а не очень понятно, какую конкретно пользу ты приносишь. Там ты порой и не знаешь истинного уровня проводимой операции, истинной ценности передаваемых тобой сведений.
А вот в группе полковника Рослякова все понятно. Тут конкретное задание, конкретный враг и конкретная беда, которую ты должен предотвратить. Тут ты солдат на передовой, боец. А перед тобой светлая, ясная цель. Теперь понятно? Максим сам себе ответил, что теперь ему понятно.
Мобильник зазвонил, завибрировал на столе и пополз к краю. Алексеев поспешно схватил его и приложил к уху. Звонила мама!
– Максим, ну мы все решили. Папа у себя на кафедре, а я у себя. Два переноса, и мы на неделю раньше освобождаемся. Так что поживем мы на даче всласть, как и мечтали!
– Молодцы, – похвалил Максим. – Тогда я пойду убирать постель.
– Как? Ты только встал? Ну-у, товарищ капитан, ты и избаловался! Вы у меня с отцом на даче будете в шесть вскакивать и по холодку пробежки делать. Потом в ледяную воду нырять!
– Ужас, – вяло поддержал Максим тему. – Пойду умоюсь, а потом в магазин – выбирать мангал.
Мангал они выбирать пошли вместе с отцом. По дороге немного посмеялись над угрозами матери, которая вряд ли будет их поднимать в такую рань. Они-то знают, с каким умилением она смотрит на своих мужиков, когда они спят. Спят спокойно. А как спится на даче!
В результате они купили не мангал, а решетку для барбекю, решив, что насаживать мясо на шампур – это прошлый век. Да еще палец можно наколоть и получить заражение.
Выезд на дачу был назначен на следующее утро. Максим с отцом, правда, считали, что уехать лучше вечером. Можно сразу захватить мяса, сварганить шашлычок на новой решетке. После дневной жары в самый раз шашлычок и пиво. Но все сорвалось именно этим вечером, когда Максим не смог найти подходящего мяса в супермаркете. Он сразу ощутил, что отдых кончился, когда зазвонил его телефон.
– Максим, – резко прозвучал в мобильнике голос Рослякова, – завтра утром как штык! Жду тебя в учебном центре. Дома скажешь… что тебя вызвали и ты уезжаешь. Подробности узнаешь у меня.
Вот и все. Несколько дней передышки, короткая смена обстановки, чтобы остыл мотор. И снова куда-то ехать, потому что опять в большом и неспокойном мире что-то случилось. Посторонний наблюдатель, если он смотрел в лицо Максима Алексеева в момент его разговора с командиром, после того, как он отключил мобильник, не понял бы важности этого звонка. По лицу Максима вообще мало что можно было прочитать даже в самые трудные и опасные моменты его работы. Многие считали его даже флегматиком, пока не знакомились ближе. Просто это была привычка, не показывать эмоций, мыслей. Ну что же, профессию он выбирал сознательно и любил ее. Она была частью его жизни, его долгом перед людьми, перед своей совестью.
Максим всегда, еще с детства, любил делать то, что у него хорошо получалось. Он умел извлекать удовольствие из качественно выполненной работы. То ли в шесть лет ровно отпилить доску под надзором отца, то ли собрать нечто новое из конструктора. То ли позднее с родителями на даче аккуратно выложить из кирпича стену, починить забор. Или уже на этой вот работе. Максиму всегда нравилось что-то делать хорошо, качественно. Иначе и браться не следовало.
* * *В Риме Андрей Демичев побывал только однажды, и то проездом. Была ночь, пасмурная осенняя погода. Его провезли на такси по окраине, и он ничего не успел рассмотреть через залитые водой стекла автомобиля. Да и не старался, потому что он на тот момент не спал уже двое суток и этот короткий переезд решил использовать хоть для какого-то восстановления сил.
Теперь начало лета, светило солнце, и ему абсолютно нечего делать. И Андрей таскался в группе туристов по городу и с удовольствием осматривал местные достопримечательности.
Перед глазами проходили памятные места старинного города. Арка Константина, базилика Сан-Джованни ин Латерано, базилика Сан-Паоло Фуори ло Мура, потом Санта-Мария Маджоре. Потом дворцы Ватикана, замок Сант-Анджело, вилла Боргезе. И конечно же, Пантеон, Колизей, Римский форум, храмы, соборы, памятники, площади, фонтаны…
Андрей предполагал, что эти поездки по городу быстро ему наскучат, но гид рассказывал интересно. Наверное, подкупал тот энтузиазм, с которым велся рассказ, эмоциональность, в которой Андрей чувствовал какое-то родство. Потом он увлекся и стал представлять, как кипела и текла тут жизнь в те века и эпохи, когда эти сооружения строились, разрушались и снова восстанавливались. Резные паланкины, нарядные стражи у дворцов, величественные сенаторы на площади. И конечно же, гладиаторские бои. И римские легионы, марширующие через… хотя, нет, легионы в город не входили никогда. Побаивались власть имущие, что кто-то из простых военачальников устроит переворот, возьмет власть с помощью меча. Глупо, потому что власть над легионами была у многих. Но одно дело поднять воинов и повести за собой на смерть во славу Рима, а другое – сокрушить сам Рим, его устои. Тут нужно было иное влияние, а его имели не все и не во все века.
Раскаленный от жаркого солнца город постепенно погружался во тьму. Условно, конечно. В таких огромных современных городах даже небо не особенно темнеет от обилия уличного освещения, света рекламных щитов и других световых эффектов. Не зря из космоса такие мегаполисы хорошо видны космонавтам. Поэтому чисто психологически ночная тьма воспринимается как нечто отдаленное, нечто за пределами города, где-то там. А здесь, в городе, ночь – это просто отсутствие солнца и обилие искусственного света. И новый круг жизни. Ночной, который по динамике не уступает дневному. Деловой Рим, культурный Рим, туристический Рим – все в нем кипело, кружилось, шумело, перемещалось, дышало.
Андрей решил, что спать в такую ночь, особенно в первую ночь в таком городе, просто грех. Когда еще удастся вот так вольготно послоняться по чужой столице? Приняв душ, надев свежую рубашку, Демичев причесал свои светлые короткие волосы и решительно покинул гостиничный номер. Он отправился знакомиться с Римом ночным.
И Андрей влился в поток туристов и местных любителей ночной жизни города. На сегодня Римская опера не вдохновила Демичева. На нее он сходит в другой раз. Что там дают на этой неделе? Опера «Риенци» Вагнера, а с двадцать восьмого балет «Сильфида» Левенскольда. Не слышал и не видел, но, судя по всему, это классический репертуар театра. Тем более стоит сходить, но позже. Денька через три. И может, даже с дамой.
То, что за ним следят, Андрей почувствовал на площади Испании. Даже и не предполагая, что за ним кем-то может быть установлена слежка, он все же машинально «проверился». И вскоре в его мозгу словно включилась сигнальная лампочка. Тревога! Эти трое идут за ним, чередуясь и не очень умело перемещаясь с одной стороны улицы на другую. Кто? Зачем?
Это были два главных вопроса, каждый из которых помогал ответить на другой. Узнаешь, кто следит, значит, поймешь зачем. И наоборот. Если тебе станет понятно, почему за тобой следят, то сразу же догадаешься, кому это нужно. Настроение сразу испортилось.
Кому он понадобился? Возможно, его с кем-то перепутали, а такое бывало, потому что, например, компьютер идентифицировал его лицо как принадлежащее иному человеку, находящемуся в розыске. Это могло произойти в аэропорту, где его сняла камера видеонаблюдения, в отеле, в каком-то музее. А возможно, за ним тянулся хвост его прежних дел, профессиональных. Он попал в поле зрения некой преступной организации или спецслужбы, которая его узнала по одной из предыдущих операций. И естественно, его приезд расценили как наличие в Риме группы российских разведчиков. Вот это второе, как ни неприятно сознавать, было наиболее вероятным.
Понурив голову, Андрей отправился в отель. Отдых испорчен в самом начале! Остается только пойти в ресторан в своем же отеле, напиться и завалится в номере дрыхнуть. А завтра вообще никуда не ходить. Весь день смотреть телевизор. А потом дождаться, когда группа отправится на побережье, и уехать с нею валяться на пляже. Может, вообще домой вернуться?
Андрей шел, засунув руки в карманы легких летних брюк, и не обращал внимания на то, что плечами и локтями толкает встречных прохожих. Темперамент требовал действий, а профессиональные привычки подсказывали, каких именно. И вообще, это унизительно, когда тебя вынуждают против твоей воли делать что-то или не делать что-то. А тебе этого очень хочется!
– Да мать же вашу в Пантеон с Колизеем! – прорычал вполголоса Андрей и свернул в узкую улочку исторического центра. Две дамы, по виду немки, испуганно шарахнулись от него с вытаращенными глазами.
Не поворачивая головы, Демичев шел все в том же темпе посреди улочки. Он слышал шаги за собой, хотя преследователи пытались идти неслышно. Это получалось у них плохо, и они шумели даже больше, чем если бы не пытались скрыть звуки шагов. Ага, вот и нужное место. Улочка сворачивала градусов на двадцать вправо, и какое-то время наблюдатели не будут видеть Андрея. Сейчас бы в подворотню шмыгнуть или в подъезд старого дома. Но в Италии подворотен нет и открытых подъездов тоже. Здесь неглубокие ниши входных дверей, в которых кошку не спрячешь. И обилие припаркованных у тротуара машин. И как только тут можно в такой тесноте проехать-то… Машины!
Андрей резко опустился, почти упал на руки и задвинул свое тело ногами вперед под «Фиат» представительского класса, который боковыми колесами стоял на тротуаре. Европа, тут улицы моют! Тут не изваляешься как поросенок. Андрей лежал и приноравливался, как он сможет выкатиться из-под машины вбок. Кажется, сможет, только не выкатиться, а выползти. Главное, каким путем пойдут эти трое.
Преследователи, кажется, запаниковали, когда, выйдя из-за угла, не обнаружили «объект». Три пары ног торопливо затопали, а потом послышались возбужденные тихие голоса, выражавшие недоумение. Троица мгновенно разделилась. Один закрутился на месте, пытаясь сообразить, куда делся наблюдаемый, а двое других стали подбегать к входным дверям домов и дергать ручки. И кажется, на этой улочке пока никого посторонних нет. Ну, пошли!
Перемещаясь на руках, Андрей выполз из-под машины. Бросок с низкого старта, и через секунду он достиг первого противника. Наверное, это был старший группы, и его следовало приберечь для душевной беседы. Вряд ли они профессионалы, поэтому беседа вполне может удасться. Кто же они все-таки на самом деле, если не отличаются профессионализмом. Новички из полиции? Грабители, которые решили на него напасть, только целый час не решались этого сделать?
Мужчина лет тридцати пяти, смуглый, с трехдневной щетиной на лице и с фигурой гимнаста, повернулся довольно быстро и не очень испугался. Но Андрей на это и не рассчитывал. В схватках никогда не стоит особенно рассчитывать на испуг противника, потому что противниками майора Демичева уже давно стали люди весьма серьезных профессий. Они в принципе ничего не боятся.
Успели его увидеть двое остальных или не успели, Андрею было уже все равно. Решение принято, атака началась. Теперь пути назад нет и движение только вперед. Главный в этой троице увидел Андрея, когда тот оказался от него уже буквально в шаге.
Андрей расплылся в добродушной улыбке и тут же рывком присел на пятку. В мощном развороте на месте он подсек ноги противника в районе щиколоток, отчего главарь группы наблюдения рухнул на землю как подкошенный. Майор успел догнать падающего мужчину и впечатал кулак ему в челюсть. В ночной тишине было слышно, как затылок человека стукнулся об асфальт.
Получилось все очень удачно, потому что двое других не сразу поняли, что с их шефом что-то произошло. Первым сообразил тот, что был ближе к нему.
– Tони? – позвал он по имени и шагнул с тротуара.
Андрей подскочил как вихрь в тот момент, когда итальянец, как это теперь стало понятно, увидел распростертое тело. И в это время перед его лицом выскочил из-за припаркованной машины здоровенный детина, за которым они только что наблюдали и которого недавно потеряли. Итальянец отпрянул и попытался встать в боевую стойку. Перед его лицом пролетел кулак русского. Итальянец интуитивно выставил руку в блоке и сместил тело для ответного удара, но… Просвистевший кулак был лишь отвлекающим маневром, после которого прямой страшный удар в переносицу свалил парня и отправил в нокаут.
Третий с криками возник за спиной Андрея, но вмешиваться было уже поздно. «Олухи вы», – подумал Демичев и ринулся в атаку. Худосочный отшатнулся на пару шагов и попытался достать Андрея кулаком в скулу. Его рука будто наткнулась на стену, а в грудь молотом ударила нога. С шумом выдохнув, итальянец отлетел на пару метров и упал на спину. Подняться он не успел, потому что перед ним тут же оказался русский. Короткий удар в челюсть сбоку, и голова еще одного человека со стуком соприкоснулась с асфальтом.