Младший сержант Фредди Крюгер

ГЛАВА 3. КАК ПЕСОК, СЫПУЧ ГРАНИТ – КАК ГРАНИТ, ПЕСОК ОТНЫНЕ

На утренней пробежке молчали все. Даже самые говорливые не проронили ни слова, уйдя в свои мысли, размышляя и рассуждая о возможных причинах ночного инцидента. Мозоли от неправильно намотанных портянок и нарушенная привычка отсутствовать на зарядке старослужащих не могли отвлечь от тяжелых раздумий. Все понимали, что ЧП не пройдет без последствий. Открывшаяся рана будет долго кровоточить и до конца не исчезнет, оставшись неровным шрамом до конца службы всего коллектива. Масса вариантов от простых объяснений до фантастических сюжетов облаком кружилась над топающим строем.

«Что же это получается? – думал Денис, смотря перед собой на дорогу с мелькающими каблуками. – Это я Фархада поломал?! Прямо из сна воздействуя на физическую оболочку? Разве такое бывает? Я и раньше осознавал себя во сне, правда, давно это было, и навряд ли влиял на реальность. А если… Да нет, не может быть. А если и тогда… что получается, мои мимолетные сексуальные приключения… ну я попал. Смешно даже думать об этом, тем более поверить. Чудес не бывает. Ни в одной книге такого не встречал. Даже у Кастанеды в его наполовину, скорее всего, придуманных произведениях нет ничего похожего. Это точно совпадение. Наверное, произошла драка и, чтобы снять напряжение, придумали небылицу. А Фарход молодец, не сдал никого. Точняк. Я же не волшебник… а как было бы круто владеть такими навыками, я бы развернулся, наделал бы делов. Такие возможности бы открылись… да. Весь мир у моих ног. Остается только фантазировать…. Эх. Да ладно. Не буду допускать даже мысли, что это я его. Такого просто не может быть, и надо быть последним идиотом, чтобы в это поверить. Но сон был еще тот, даже от одних воспоминаний мурашки по спине. Обладать бы такой силой. Бычьей силой. Да! Таких ярких снов еще не видел. Реальных и ярких. Если он и воздействовал на реальный мир, так только на меня. На меня и больше ни на кого. Все-таки это пережитый опыт, а мозг не различает, реальность это или глюки, он воспринимает все буквально. Я чувствую себя решительней, и страха перед Фарходом как не бывало. Хотя кто знает, сейчас он в больнице, и, может, поэтому не беспокоюсь, а когда вернется… Да нет. Не может быть. Такую решительность и смелость я не чувствовал до этой ночи, да и тело, кажется, стало сильнее. А может, это просто гормоны то повышают тонус, то понижают. Вот сейчас брызнула в кровь доза адреналина и мышцы заиграли – но временно, только на период их действия. Вот это больше похоже на правду».

Глубокое дыхание и чеканка тяжелых сапог спаялись в шаманский ритм, погружая солдат в своеобразный транс, сплоченный, подпитывающий силами, позволяющий не замечать усталость и выдержать до конца даже самых слабых. Дух единения нес солдат по пересеченной местности, незаметно понижая громкость раздумий, отключая внутренний диалог, повышая выносливость и стойкость каждого.

* * *

Тревога витала несколько дней. Привычный ритм солдатской жизни нарушился. Офицеры практически все время отсутствовали, оставив дивизион на попечение прапорщиков и сержантов.

А командир ушел в запой, стараясь смыть алкоголем ржавый налет депрессии. Слушая военные песни и глотая скупые слезинки, он придавался ностальгии и задумывался о смысле жизни, не понимая, для чего все это. Чего он добился. Где взять сил и терпения, и так безжалостно подточенные разъедающей кислотой перестройки. Рушилось все. Все, чему его учили, уходило в небытие. Все, чем он гордился, поливали грязью, беспощадно топтали и перекраивали в удобные одеяния под свои алчные душонки. Страну растаскивали без стыда и совести, заклеивая последний здравый смысл ваучерами, присваивая то, что веками копила родина.

«А тут еще чертовщина, – крутилось в хмельной голове. – Дурака из меня делать? Не позволю. Еще никто из меня дурака не делал. Переверну все в тартарары, железными рукавицами выдавлю гниль».

Осознание беспомощности рвало сердце, сбивая дыхание. Жена и сын поспешно уехали к маме в город, зная, что в такие моменты лучше мужа не трогать, и он в одиночестве открывал целые бутылки и отставлял в сторону пустые строго по линии, как строй.

** *

Замполит решил, что так продолжаться больше не может, и решительно поднялся на второй этаж и громко постучал к комдиву. Из-за двери раздался шум падающих предметов и звон стекла. Майор постучал еще раз:

– Кому что… Что надо?.. – сдавленный голос вконец опьяневшего командира с большим трудом просочился сквозь преграду из дерева и дерматиновой обивки. – Пшел туда, откуда пришел…

Постучав в последний раз, замполит толкнул дверь. Она оказалась незапертой и легко поддалась. Перегар и недостойная офицера обстановка словно окунули чистоплотного и непьющего заместителя командира в грязную лужу. Невольно скривившись и выражая брезгливость, он вступил в разговор:

– Здравия желаю, товарищ капитан. Разрешите? – Заметив пистолет в руке командира, тормознул у двери в нерешительности и затоптался на месте.

Бойчишин сидел в кресле без брюк, в семейных трусах, одну ногу закинув на подлокотник. Мундир был надет на голое тело и поблескивал знаками отличия. Фуражка съехала набок, из-за которой торчал рыжий чуб.

– Какое на хрен здоровье? Кончилось здоровье. Похоронил я его под плацем… Дай бог… ромашка пробьет этот асфальт и напомнит мне о здоровье. Зверье, умосохо… Что тебе надо?.. Что приперся?.. Командира не видел? Морду скорчил… Не нравится – я тебе объясню, что значит «нравится»… На – смотри вот… Всех перестреляю… на хрен. Всех. Я научу вас родину любить… Умосохоносы… блин, – он попытался встать, но, поняв, что это ему не под силу, уронил тело в кресло. – Я тебя первого… К стенке… Первого. Где страна? Где, я тебя спрашиваю. Кто ты?.. Что ты… зампол гребаный?.. Пшел вон. Пристрелю, с-с-с…

Замполит выскочил в коридор от греха подальше и направился к особисту. Найдя его в кабинете, рассказал о случившемся:

– Он же невменяемый… – убеждал он капитана Сычева, прибывшего из полка для проверки поступившего сигнала о бойне на кухне. – Посмотрите сами. Пистолетом размахивает. Да он готов любого пристрелить. Учитывая, что он имеет опыт боевых действий в горячих точках, от него можно ожидать чего угодного… Я принял решение не полагаться на собственные силы, а вызвать специалистов, в чьи обязанности входит урегулирование таких ситуаций, и доложить вышестоящему руководству…

– Не гони борзых, майор, – дружеским тоном начал особист и продолжил тем же тоном, но с оттенком убеждения, которому учили в конторе и в котором он был специалист: – Капитан не отморозок. К тому же можно обойтись и собственными силами…. Слушай меня. Зачем вам лишние проверки, а? Специалисты и в стоге сена откопают боевые головки, а ты хочешь впустить их к нам. Да, ни одного… клочка без внимания не оставят. Дай повод, полетит голова – и не только командира, но и твоя…. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно. Да и никто не хочет…

– Значит, слушай сюда… В полку служит его однополчанин. Они как братья, как патроны в одной обойме. Всегда чувствуют плечо поддержки друг друга и, когда надо, плечом к плечу полетят к цели, я тебя уверяю, – особист говорил, а сам набирал телефон. – Так! Тихо! – закрыв на мгновение микрофон, предупредил особист майора, когда после длинных гудков ответили:

– Здравия желаю. Капитан Сычев. Позовите к телефону подполковника Ледовского… Да-да… Срочно… Жду. Где? Дайте, пожалуйста, номер. Ага. Минуточку… Пишу.

Через несколько попыток он все-таки дозвонился до Ледовского и, обрисовав подробно ситуацию, удовлетворенно откинулся на стуле:

– Дело сделано. Через полчаса полкан будет на месте.

* * *

Бойчишин вскинул пистолет, когда открылась дверь, а в проходе появилась чья-то фигура. В глазах двоилась, и он не мог разглядеть, кто в коридоре.

– Пристрелю… Душара…

– А не поймаешь ли пулю в ответ?

Веселые интонации знакомого голоса, голоса, которым он дорожил и всегда был рад слышать. Этот голос не раз поддерживал его в трудные времена, вселял надежду и помогал выжить. Никакой холодный душ не смог бы так привести в чувство, как сделали простые, но произнесенные с глубиной уважения слова друга. В глазах появились искры разума, и, широко улыбаясь, он ответил:

– Ну ты… Ты можешь.

– Могу. Еще как могу. Ты знаешь… брат! Один сидишь?! А я что – насрано? Мог бы мне позвонить. Товарищ называется…. Давно не собирались, – говоря, Ледовский развалился на соседнем кресле. – Пистолетом кончай махать. Давай сюда… Да давай уже, в сейф уберу… попозже, а ща наливай, зря, что ли, трясся по твоему бездорожью. Посидим, товарищей вспомним… а что нам еще нужно?

– Ща организую. Ща что-нибудь на стол сооружу.

– Да сиди уже, я сам посмотрю, что у тебя в холодильнике, а пока дай выпить. Ну а ты, брат, пропускаешь. Пропускаешь, пропускаешь. Без возражений. Мне тебя догнать еще нужно… Ну! За тебя!

– За нас… Только за нас. Как я рад тебя видеть… Ты не представляешь. Только ты меня понимаешь… а эти… – он махнул рукой. – А эти пусть идут лесом… Гори все огнем. Как меня это все задолбало… Ты понимаешь меня? Задолбало… Сердце ноет, спать не могу… Куда мы пришли?.. Финиш. Амба…

– Пусть идут. За нас так за нас, – подполковник выдохнул и залпом опрокинул граненый стакан.

* * *

Дружба творит чудеса, созидает прекрасное, возвышает приниженное, дает глоток свежего воздуха в душных жизненных трущобах. Дружба – это любовь, но, в отличие от нее, в ней нет одного шага до ненависти. В отличие от любви, дружба не может быть безответной. Односторонней дружбы не бывает, это все что угодно: преклонение, пресмыкание… но не дружба. Родителей не выбирают, так и настоящий друг входит в нашу жизнь неожиданно и навсегда, до самой смерти согревая воспоминаниями и встречами, душевной поддержкой и верностью.

У Бойчишена был такой друг, проверенный песками Кандагара, скрепленный кровью потерь и освещенный радостью побед – Сергей Ледовский. Только он мог выдернуть его из передряг без последствий, играючи и с легким юмором.

Через день комдив бодрым шагом вышел из офицерского общежития. Форма была с иголочки, сапоги блестели, соревнуясь сиянием с пряжкой. После беседы по душам, глубоко прошедшей отточенной бороной и вспахавшей поле идей, боевой офицер был полон сил и энергии, готовый к новым свершениям. Наметив план действий и выработав стратегию дальнейшей службы дивизиона, он ворвался как вихрь, разметав хандру и выводя из дремоты.

«Я научу вас кашу из топора варить – без приправ и крупы, – крутилось в голове. – Плов они кушают. Каждую минуту с пользой для повышения боевой подготовки. Расслабились. Расслабление отменяется, я сказал».

ГЛАВА 4. СМЕТАЕТ ГРЯЗЬ С ЗАСНЕЖЕННЫХ ДОРОГ СОЛДАТА ЧИЩЕННЫЙ САПОГ

«Расслабление отменяется». С этой фразы начал Байчишин на утреннем построении свою речь. Он говорил много и с жаром о предстоящей череде учений. Не только солдат тронула эта новость, но и офицеры поежились, втянув шеи в воротники. Возиться с техникой для передислокации в весеннюю промозглую погоду не радовало, одна только мысль об этом гоняла озноб по спинам.

* * *

Денис был не в наряде и праздно слонялся по казарме, когда к нему подошел Александр, дембель, что вмешался в конфликт с Фарходом.

– Ну что, служивый? Подвезло тебе, – говорил он не по-дружески, ехидно. – Fortuna non penis, in manus non recipe. Каждый должен отвечать за свои поступки. Хоть Фарход и не нашего племени, но все же дембель, и спросить придется нам за него, а так – где уважуха?

Денис вопросительно и с опаской посмотрел на дембеля и напрягся, а он продолжил:

– Не тушуйся, бить не будем. Остр ты на язык, посмотрим, как силен ты телом, – Александр оценил взглядом высокую худощавую фигуру Дениса. – Видно, спорт тебе не подруга. Вот перекладина. Пятнадцать раз должен подтянуться, за каждую осечку чилим. Подтянешься 5 раз и за вычетом – десять чилимов лови, ни разу – тогда держи пряжкой по булкам.

Денис вздохнул с облегчением. Турник был его верным спутником. Пятнадцать раз подтянуться еще в седьмом классе была не проблема, а сейчас это раз плюнуть. На одной руке три раза подтянуться было фишкой.

– А подтянуться на одной руке? – спросил он Александра.

– Ты в натуре дерзкий парень. Шутник, вперед на турник и готовь булки или лысину.

Гимнастический турник стоял прямо посреди казармы. Денис бодро подошел к нему и, подпрыгнув, зацепился левой рукой. Чисто подтянулся на одной руке пять раз, побив свой рекорд, спрыгнул, встряхнул руки, запрыгнул снова, сделал двенадцать раз выход на две, затем без перерыва подтянулся пятнадцать раз. Энергия гуляла по всему телу, и казалось, что он способен перевернуть мир.

Александр пожал руку Денису и не нашел, что сказать, только усмехнулся, дернул головой и пошел искать Жору. Под впечатлением от увиденного он был в ступоре.

Неделя пролетела в ожидании начала учений. Последняя относительно спокойная ночь канула в прошлое, и утро засияло новыми красками.

* * *

Вой сирены опередил команду «подъем». Начались учения. Для Дениса оно было первым. Не зная, за что хвататься и куда бежать, он отдался течению суетящихся тел. Автомат Калашникова и ручной пулемет Дегтярева оттягивали плечо. Противогаз и сумка с сухим пайком добавляли неуклюжести.

Три батареи, из которых состоял дивизион, разлились зелеными реками по территории. Третья отвечала за автопарк и хозяйственное обеспечение, вторая занималась заправкой и сборкой ракет комплекса. В первой батарее был Ипатов, которая отвечала за обеспечение боеспособности кабин управления зенитно-ракетного комплекса.

Все, за исключением Дениса, были в зимних танковых комбинезонах. Сырой весенний ветер нес холод от снега, и Денис, поначалу вспотев от тяжести снаряжения, оттягивающего плечо, продрог и трясся. Толкнув плечом стоящего рядом Довлатова, показывая взглядом на теплую форму, он спросил:

– Где такие выдают?

– Что? Замерз, командира? Комбезы положены кислотникам, они ракеты собирают и заправляют. Собачья участь. Нам более норм. Остальные так…

– Так все же в них…

Зампол решил всех снабдить. В том году один палец отморозил на сборе антенн… Замполит – человек. Всех одел.

Денис поспешил узнать о своем комбинезоне у прапорщика, отвечающего за снабжение, но тот только отмахнулся:

– Нет. Все закончились, заказывают заранее, а ты только прибыл. После учений подойдешь – выпишем.

– Как после учений? Не доживу, замерзну. Зачем трупу форма?

– Все. Свободен. Замерзнуть не дадут. Никто еще не околел. Твои уже тронулись, а ты тут лясы точишь. Бегом марш! На позицию… Без тебя тут забот… греби лопатой.

Проклиная прапорщика, автоматы, всю армию с ее учениями, Денис бежал в строю.

Буркадзе удивленно спросил:

– Ты голый! Шинель – это купальник в такую погоду. Прапор не дал?

– Да нету, говорит.

– У него-то нет? – с ухмылкой сказал Беридзе. – В Греции все есть… Че хошь. Зажмотил, как всегда.

– Сапогу хана пришла, – подхватил разговор тяжело дышащий Пипр. – Месяц просил… Какой месяц – больше. Я к замполу пошел, так прапор три пары новых поставил. Выбирай, говорит, сразу бы сказал, что сапогам хана…. Ага… Месяц ходил, а он – «сразу бы сказал». Хитрый, жадный.

– В кабину греться чаще бегай, – стал напутствовать Смирнов. – Не геройствуй. Все равно от тебя толку мало. Будешь на подхвате. Смотри, учись, запоминай. В следующие учения пригодится. А там лето, комбез не нужен, а к зиме раздобудешь. Только на новый соглашайся. Прапор хитрый, новый замылит, а тебе старый после кислотников сосватает. А там – сам понимаешь. Ракету реактивами правят, так ткань вся насквозь пропитана. Это уже третьи учения за год, хотя положено всего два. Психанул командир из-за Фархода, сейчас будет кожу драть с правых и левых. Первое учение всегда тяжело. Следующее уже легче. Летом проще, конечно, – тепло, но зимой жуть. Сейчас весна, холодно, но не смертельно. Хотя отморозить кое-что можно.

Дениса удивил длинный монолог молчаливого Смирнова. «Отличный парень, – подумал Денис. – Хоть в одном повезло. А был бы в подчинении дед садистских наклонностей, как, например, Лордкипанидзе из кислотников. А этот спокойный, широкой души. За него держаться нужно».

* * *

Каждый, кроме Дениса, знал, куда что нести и куда что пихать. Отделения кинулись к своим кабинам и, оставив оружие, приступили к сворачиванию комплекса.

Кислотники суетились вокруг пусковых установок и ангаров с ракетами. Все разбиралось и аккуратно сортировалось, готовясь к погрузке.

Денис помогал отсоединять тяжелые кабели от гнезд и наматывать на большие катушки. Озябшие пальцы плохо слушались, и Денис поглядывал с завистью на владельцев теплого обмундирования. Когда все проводники были отключены и перекочевали на катушки, их откатили к кабинам и занесли внутрь, надежно прикрепив к полу. Кабины спустили домкратами на колеса, и они были готовы к маршу на новую позицию.

Самым сложным оказалось сворачивать кабину «П». Множество различных трубок и проводов, кабелей и антенн требовало аккуратного обращения.

Тут Денис понял причину прозвища командира – как и у него, у кабины торчали уши, две тарелки-антенны, и это его немного развеселило.

Работа на высоте усложняла задачу, и только к обеду все было готово к переброске. Про завтрак никто и не вспомнил, только сейчас, разместившись, каждый в своей кабине перекусил сухим пайком. Кабины были подключены к генераторам и протоплены тепловыми пушками.

Промерзший до костей Денис пригрелся, и его потянуло на сон. Зевнув и закутавшись в шинель, он спросил подчиненных:

– Что дальше? Мы куда-то поедем?

– Поедем, конечно, – ответил Смирнов. – На другую позицию.

– И?

– Развернемся, – сказал Пипр, попивая горячий чай из термоса. – Там поставим палатки. Поживем недельку-другую, опять свернемся – и назад.

– Да. В прошлый раз так было, – подтвердил Беридзе. – Неделю с полевой жратвой. Никаких удобств.

Денис представил, что придется еще три раза возиться с железками, поежился и еще больше замотался в шинель, хотя было натоплено, и задремал, убаюканный покачиванием кабины. Комплекс тронулся в путь.

* * *

Денис мирно посапывал в углу остывающей кабины. Лицо раскраснелось, поблескивая капельками пота. Снизу жара ощущалась не так сильно, но стоило встать, как вся ее сила обрушивалась со всех сторон. Спали на полу, поэтому топили безбожно. А сейчас в кабине, кроме Ипатова, никого не было. Комплекс давно прибыл на место, и отделение решило, что от него толку мало, а смотреть, как он замерзает в затрепанной шинели, было невмоготу, по этой причине, оставив Дениса спать, с разрешения лейтенанта Краснова они приступили к развертыванию.

В это время по полигону слонялся младший лейтенант Шуйский. Он, как и Краснов, пришел после окончания института с военной кафедрой, но не сразу, а через год, оттянув момент призыва по семейным обстоятельствам. В части он всего неделю и был не у дел. Ходил от бригады к бригаде и подбадривал. Надетый свитер под шинелью не помогал, и он продрог до костей. Ушанка, натянутая по максимуму, с завязанными ушами на подбородке – как мертвому припарка. Он походит на пленного фашиста зимой сорок пятого, и это его выводило из равновесия.

Невысокий, щуплый, с длинным носом и маленькими глазами, он не переносил холод и решил где-нибудь погреться. Повстречав Краснова, по привычке стрельнул сигарету и, прикуривая, с видом бывалого то ли спросил, то ли сказал утвердительно:

– Служба идет?!

– Да. Норм. Разворачиваться легче, но дольше. Болты выкручивать – руки сломаешь. А так. Мы их тряпочкой с солидолом протерли и по маслу, по маслу…

– Голь на выдумки хитра. Погреться бы не помешало. Зуб на зуб не попадает. Есть место?

– Да, в кабине у нас можешь. Она еще теплая. Натопили черти, как в бане. Сутки остывать будет.

– Вот и ладненько, – он потушил сигарету и засунул за вертикальный передний клапан ушанки про запас.

Краснов поморщился, наблюдая, как прячется бычок:

– А ты запасливый.

– А то. Что добру пропадать. Дай еще парочку.

Запас пополнился. Он считал, если дают сигареты, значит, могут себе позволить и почему бы не воспользоваться щедростью. За что спасибо? Не за что. Поэтому Краснов спасибо не дождался.

Несчастливое детство оставило тяжелый отпечаток на его душе. Родители поженились очень рано, сразу же после школы, и далеко не по любви. Гормоны играли, и его мать забеременела, что и привело к свадьбе. Несформировавшийся как отец юноша не воспринимал всерьез роль заботливого родителя. Любовь к азартным играм привела к долгам. Недолго думая, папа растворился в неизвестном направлении, и его дальнейшая судьба была неизвестна. Мама создала новую семью, а сын, будучи похожим внешностью на бывшего мужа, стал изгоем. После рождения брата про него полностью забыли, и он рос как дикая трава, неполитая и неудобренная. После школы он уехал в другой город, где и поступил в институт. В коллектив его принимали с неохотой и всячески старались избегать с ним общения. Обида, зависть и уверенность, что ему все должны, стали его спутниками, это и отворачивало от него коллектив.

Сигареты последовали за бычком, и складки на лбу еще больше увеличили рельеф. Лицо выразило озабоченность:

– Бывай. Пойду погреюсь. Где, говоришь, твоя кабина?.. Понял. Ну…

* * *

Шуйский подошел к кабине. Посмотрел по сторонам, убедился, что никто не видит, оббил сапоги о металлические ступеньки и поднялся в кабину «А». Он не сразу понял в полумраке, что кипа вещей в углу – это спящий человек. Услышав сопение, подошел поближе и, собрав глубокие складки на лбу, раскинув руки крыльями за спиной, вытянув губы, протянул с повышающей интонацией:

– Это что за херня-то такая? – и пнул по сапогам Дениса.

Денис заворочался. Тяжелые веки задрожали и приоткрылись:

– Что? Что такое? Подъем?

– Я те дам подъем, – сапог офицера пришелся уже по икрам. – Такой подъем, что долго подниматься не сможешь. Быстро на позицию. Твои товарищи мерзнут, а ты тут массу давишь…

– Как мерзнут? – подскочил на месте младший сержант. – А почему меня не подняли?

– Не подняли, говоришь?.. Может, тебе кофэ с какао принести?

Шуйский попытался схватить за шиворот, но высокий рост Дениса не позволил, тогда он дернул левой рукой за рукав, а правой ударил по спине и хотел добавить еще ногой по мягкому месту.

Денис первый раз видел Шуйского и не знал, как реагировать. Тем более спросонок мозг не включился в полную силу. Но насилия над собой не позволил. Он отбил ногу, отмахнувшись блоком, и оттолкнул от себя офицера.

– Ты что?..Ты на кого?.. – проскрипел маленький офицер.

Возмущение выплескивалось через край, но кулак, предназначавшийся правой челюсти Дениса, прошел мимо. Денис отклонился назад и кинул в сердцах:

– Да пошел бы ты, – и выскочил на улицу от греха подальше.

Холодный воздух пощечиной ударил по разогретому лицу Дениса. Комплекс практически развернули, и было уже довольно темно.

«Это сколько же я проспал? – озираясь, подумал Денис. – Влетит теперь. Но почему меня не разбудили? Не заметили? Да не может быть. Да этот еще свалился на голову, точно командиру напоет. Пить дать – напоет. Зря, наверное, я его толкнул. Теперь начнется. Живем, как на порохе, после Фархода стоит чиркнуть и… Ладно. Поздно пить боржоми. Поглядим по обстоятельствам…. И куда это мы заехали?»

Спросонок Денис не сообразил, где развернулся дивизион, а когда понял, сильно удивился.

После он узнал, что:

Командир, решив проводить учения раз в три месяца, понимая немалые нагрузки на личный состав, распорядился не менять место дислокации. Выехав за территорию, они проехали сто километров по кругу и вернулись назад.

Поздний ужин был в родных стенах, и все участники учений с чувством непобедимой усталости и счастья, что все закончилось, после водных процедур провалились в забытье.

ГЛАВА 5. КОМАНДИРОВКА

Тень уродливым пятном с рваными краями проползла через трассу, проходящую невдалеке от дивизиона, прошлась по полю, раскрасив на время грязный от заводской копоти снег, пересекла границу воинской части, задела офицерский городок и, поднявшись по стене казармы, растворилась, впитавшись в стены.