Душиться дома в девять утра – это слишком…И подозрительно… Сашка же не идиот…
Торможу себя.
А затем, надев хлопковое платье – майку, отправляюсь на кухню, на которой вчера провела практически весь вечер, чтобы забить холодильник этим пожирателям бургеров и пиццы приличной едой. Я ведь знаю, что Саша без меня детям готовить не будет, опять откармливая их фастфудом, а у Алиски уже итак грудь и попа становятся больше моих. Хватит с нее булочек. Винегрет, форель и зеленый борщ. Точка.
То, что начинаю делать гонконгские вафли, с которыми заморачиваюсь только по праздникам или на чей -нибудь день рождения, объясняю себе кучей свободного времени с утра. А еще пытаюсь упорно не смотреть на часы. Пытаюсь, но…
Вот только было 8:57, а сейчас уже 9:02.
Кусаю губы, сосредоточенно мешая миксером жидкое тесто. С Сашей мы не виделись почти три недели, и я просто не в состоянии его не ждать…
И неважно, что каждый прожитый день делает нас всё дальше друг от друга. Неважно, что я уже вполне уверенно чувствую себя на работе. Неважно, что мелкие с виду совсем освоились. Неважно, что у меня все неплохо идет с Ариэлем – хоть в будни мы видимся только в офисе, потому что я пока стараюсь лишний раз не сообщать детям о предстоящем свидании, но прошлые выходные мы провели с Коцем вместе после того, как я отвезла Левку с Алиской к Ратмиру загород на день рождения одного из моих племянников.
Неважно, что оказалось, что без Сашки я вполне могу жить. Могу! И даже улыбаться могу, и радоваться чему-то, и чувствовать себя женщиной. Всё могу.
Но я как будто за стеклом.
Жизнь крутится вокруг, течет дальше, бурлит… А настоящая маленькая Лиза сидит в прозрачном ящике где-то глубоко-глубоко внутри, и до нее доносится лишь часть приглушенных звуков, все цвета тусклые и невозможно различить запахи. Она в вакууме.
Да, там безопасно, в этой коробке.
И большой Лизе живется не так уж и плохо. Но иногда так хочется разбить вдребезги эту тесную стеклянную тюрьму и снова ощутить реальный мир. Чтобы и больно, и зло, и весело, и счастливо, и захватывало дух. Всё на максимум.
Чтобы не видеть себя все время будто со стороны, как сейчас.
Наверно поэтому я так и позволяю Сашке почти каждый вечер слать мне видео из нашего прошлого, которых у него оказалось неимоверное количество. Раньше он часто раздражался, что я постоянно прошу его снять меня одну или вместе с детьми – он вообще-то так себе оператор. А теперь вот…Пригодилось.
Это стало настоящим маленьким ритуалом. В чем-то постыдным, потому что я никому не могла об этом рассказать, но жизненно необходимым.
Ближе к полуночи. Минимум переписки. «Привет», «Привет»…
И пять минут невозможно сладко-горьких воспоминаний, от которых заходится сердце и влажнеют глаза. Иногда я даже стала комментировать после. Осмелела.
«Это было ужасно, зачем ты только прислал?», «Неправда, ты там очень красивая, Кис», «Не называй меня так», «Не повторяйся».
И всё. Стандартный до боли набор фраз, уже тоже смахивающий на священнодействие.
Я почти уверена, что Саша знает про Ариэля – дети не могли не доложить, но он ни разу даже не намекнул. Ни слова…
И это было так не похоже на него прежнего, что сейчас я нервничаю еще и поэтому. Нет смысла защищаться, если на тебя не нападают. А если я не огрызаюсь, то в глубине души мне становится перед Сашкой совестно. Он ведь просил, чтобы я этого не делала, и я слишком отчетливо помню его отчаянный шальной взгляд в тот момент.
Я ему ничего не должна, у меня теперь вообще другой мужчина, пусть мы и только начали сближаться. Но даже если повторить это себе миллион раз, убедить себя полностью не получается.
Зажимаю вафельницу и натираю сыр. Горки нарезанных ветчины и огурцов уже ждут своего часа. Алиска любит сладкие вафли, а Левке с Сашей подавай что-нибудь более существенное. По квартире разносится неповторимый аромат выпечки, от которого в детской, кажется, кто-то зашевелился и собирается вставать. Выкладываю на большую тарелку первую порцию, уже было собираюсь начинять, как на весь дом разносится трель домофона, от которой у меня чуть вафля не валится из рук на пол.
У Сашки есть ключи, но…
– Мам, я открою! – почесывая тощий бок, к двери плетется заспанный Лёвка.
Нетвёрдыми руками сыплю на горячую вафлю сыр, прислушиваясь.
– Да, открываю, – говорит Лёвка кому-то в трубку домофона.
– Кто там? – ору с кухни.
– Отец!
Заливаю тесто в форму, прикусывая язык. И зачем я только заморочилась с этими вафлями?! Скажет еще, что специально для него… Душу в себе порыв мгновенно все выкинуть в мусорку – слишком уж воняет хрустящей выпечкой на всю кухню.
Слышу, как проворачивается замок входной двери. Мурашки бегут вдоль позвонков, рассыпаются градом по предплечьям.
– Левка, привет!
– Привет, пап, ты рано, – слышится чуть смущенное из коридора.
А потом, судя по звукам, бывший муж все-таки ловит в свои медвежьи объятия пытающегося увернуться сына.
– Да пробок не было, повезло. М-м, как вкусно тут пахнет у вас.
– Да это мама вафли тебе готовит, впервые за два месяца, – фыркает мой предатель –сын.
12. Лиза
23 февраля.
Мысленно четвертую Лёву, заливаясь бордовым и ощущая прокатывающуюся по телу волну удушливого жара.
Чёрт-чёрт-чёрт!
И зачем только связалась с этими вафлями, а? Теперь еще и сбежать с кухни в ближайшие полчаса не получится.
– Что -то сомневаюсь я в твоей версии, что для меня, но ладно, – скептически хмыкает Сашка в коридоре.
Ну…Хотя бы сомневается. Уже хорошо!
Меня немного отпускает. В конце концов, мужской день – я вполне могу стараться и для сына. Прислушиваюсь к своим парням, выкладывая новую порцию на блюдо. Сашка кидает сумку в прихожей и идет мыть руки, сопровождаемый Левкой, бредущим за ним по пятам. Переговариваются.
– Пап, я вечером гулять уйду, – сообщает Лева, стараясь говорить холодно и твердо.
– Нет, – отрезает Сашка, включая воду в умывальнике.
– У меня с друзьями встреча, сегодня праздник. И я уже не маленький, чтобы дома с тобой сидеть, – Левка начинает заводиться.
– Мы мать проводим и едем к дяде Алику на турбазу. У них соревнования на снегоходах два дня. Ну и сегодня вроде бы тоже вечеринка там какая-то. Так что не переживай, не соскучишься.
Сашка выключает воду и, судя по звукам, вытирает руки о полотенце. Левка растерянно сопит так громко, что слышно даже на кухне. Глазами наверно друг друга сверлят. Я замираю, чтобы ничего не упустить. Раньше бы Левка до потолка прыгал, услышав, что едет к Алику на турбазу, а сейчас на принцип что ли идет?
– А Марат будет? – наконец бубнит мой сын глухо.
