Осиновая корона

Шун-Ди так и не сумел полюбить этот остров. Его постоянно тянуло домой, на Маншах – так, как тянет ко сну или несбыточной мечте… Но вернуться не суждено. Он не может бросить дом и торговлю, ибо это – всё, что у него есть. Никого и ничего больше во всём Обетованном. Ни родных, ни друзей, ни пристанища.

Шун-Ди всегда считал, что он не сам выбрал свой путь, а наоборот. Прародитель учит, что всё в человеческой жизни предрешено, и свободный выбор способен лишь ускорить или замедлить неминуемое. По большому счёту, у людей есть только одно, главное право – достойно прожить уже прописанную судьбу. Или недостойно. Прародитель даёт любому выбор между светом и тьмой, пороком и добродетелью – чтобы привести к общему для всех концу. Поворотов же пути, его изломов и бугорков никому не дано изведать заранее.

Шун-Ди искренне верил в учение Прародителя. В отличие от многих.

В отличие, вероятно, и от тех, кто отправил его в это бесчеловечное плавание, – или, скорее, в обречённое не провал посольство… Хотя, может быть, и не стоит оправдывать себя. Может быть, кто-то другой добился бы успеха там, где он провалился?

Шун-Ди очень устал. Только вчера он ступил на твёрдую землю – и вот сегодня уже стоит перед надменными Советниками в шелках и перстнях. Ни один из них – красивых, умащённых благовонными маслами из его лавок, – не провёл полтора года в бедах и лишениях. Они оставались здесь, на Рюе – правили, наслаждались жизнью… А Шун-Ди рисковал собой, даже не зная толком, во имя чего.

Рисковал, как подобает воину. Рабу-воину – тому, кто не задаёт вопросов. Не командующему и не купцу.

«Я сам согласился на это, – напомнил себе Шун-Ди, прикрывая глаза, утомлённые огнистой желтизной. – Сам подписал тот договор… Сам говорил, что это честь для меня. Сам снарядил корабль и отплыл. Теперь поздно жалеть».

Действительно, поздно. Жрецы Прародителя сказали бы, что он уже совершил свой выбор – свернул на повороте дороги-жизни, поэтому теперь не вправе ничего изменить. А вельможи из Светлейшего Совета вправе отчитывать его, как мальчишку.

– Правильно ли мы поняли, Шун-Ди-Го? – промурлыкал один из Советников – тот, с кем Шун-Ди беседовал полтора года назад, до начала злосчастного плавания. Го – к нему обратились, как к юноше, подчеркнув возраст и, соответственно, невысокий статус. Шун-Ди безучастно скользнул глазами по волнистым лучам солнца на мозаике. Возраста, начиная с которого это обращение к мужчине снимается – двадцати двух вёсен – он достиг уже три года назад. Очевидно, Советники не знали об этом. Или предпочли сделать вид, что не знают. – Кентавры и морской народ тоже отказались от союза с нами?

– Не совсем, досточтимый Ар-Эйх, – вздохнул Шун-Ди. – Как я уже говорил, они не отказались от союза совершенно – просто примут его лишь на условиях, которые поставят сами. И лишь после того, как узнают всё о целях союза… О том, какая именно помощь от них понадобится. И что они получат взамен.

Другой Советник, справа от Ар-Эйха, постучал по подлокотнику кресла длинными смуглыми пальцами.

– Ты подразумеваешь, что они настроены враждебно, о Шун-Ди-Го?

– Нет, досточтимый. Я подразумеваю только то, что сказал.

Шун-Ди надоело повторять одно и то же; именно этим он занимался с самого утра. Он уже понял, что ему никак не представить своё путешествие в выгодном свете. Ни добытые товары и диковинки, ни свитки с путевыми записями, ни подробная карта западного материка не убедили Советников – так разве способны убедить просто его слова?..

– Отчего же тогда они не принимают нашу дружбу? Ни твои дары, ни речи магов, что были там с тобой, не заставили их изменить решение?

– Нет, досточтимый. Я думаю, они просто… опасаются. И не желают вмешиваться в чужие распри, особенно если это вмешательство не принесёт им никакой выгоды. Такое нежелание можно понять.

Шун-Ди решил говорить начистоту – и сразу почувствовал, как воздух в янтарном зале задрожал от напряжения. Казалось, даже ветерок, вольно гуляющий между двумя рядами овальных окон, внезапно затих.

– Кто же говорит о распрях, Шун-Ди-Го?! – (Ар-Эйх сокрушённо покачал головой, а его сосед слева всплеснул руками – так, что звякнула связка браслетов с мелкими рубинами). – О подобном и речи не шло, уверяю тебя! Мы только предлагали жителям западного материка дружбу и сотрудничество, вот и всё. У Светлейшего Совета и в мыслях не было вмешивать их в войны Минши – даже если вдруг случится так, что наше мирное государство будет снова в них втянуто (да не допустит этого Прародитель)… Мы надеялись, что ты дашь им это понять.

О да. Шун-Ди с удовольствием посмотрел бы, как раздушенные Советники «давали бы понять» это кентаврам с их не знающими промаха стрелами или русалкам, наречие которых ни один маг из их группы не освоил на приемлемом уровне. Или полуптицам-майтэ, которые прятались в листве, едва завидев людей, и на всё отвечали бессвязными трелями. Или оборотням…

В особенности оборотням.

Жар возник в животе Шун-Ди и горячей волной ринулся к щекам. Он поспешно отбросил все мысли о Двуликих – и все мысли, близко или отдалённо с ними связанные. Он не это пришёл обсуждать.

– Я не дипломат, не посол и не учёный, о Советники. Я торговец. Я говорил с жителями запада, как торговец, и передал им только то, что мне поручили. Слово в слово, ничего не забыв и не прибавив. Сначала я пользовался услугами магов-переводчиков, которых вы любезно отправили вместе со мной, а потом овладел азами местных языков и сам. Я уже говорил, что жил среди них. Я был и среди кентавров, и среди боуги в их лесах… Я общался с морскими девами и майтэ. С оборотнями… То есть с одним племенем оборотней. С теми, кто не отказался иметь с нами дело. – (Шун-Ди перевёл дыхание). – И с драконами, досточтимые. Они называют себя Эсалтарре. Я могу поклясться, что это – самые поразительные, мудрые и прекрасные существа во всём Обетованном… И я… – (Шун-Ди ненадолго примолк. У него не хватало ни слов, ни сил, чтобы говорить сейчас о драконах). – Их касается самое важное из того, что нам удалось привезти…

– Мы видели это «самое важное». – (Пожилой Советник, который до сих пор молчал, скорчил насмешливую гримасу). – И, признаться, ожидали большего, Шун-Ди-Го. Мы ожидали живых драконов – равно как и прочих. Воинов или, по крайней мере, послов. Ты разочаровал нас, Шун-Ди-Го. Ты разочаровал Прародителя.

Шун-Ди вспыхнул. Ар-Эйх заволновался. Его брови, выщипанные в нитку и тоже подведённые чёрной краской, укоризненно приподнялись.

– Не знаю, стоит ли проявлять такую суровость, о Лерха-Эйх, – мягко сказал он. – Шун-Ди-Го, бесспорно, с честью справился с задачей – вплоть до той глубины, что была доступна ему. Он достиг западных берегов, провёл переговоры с представителями почти всех их… гм… народов, а также изучил их склонности и нравы. Благодаря ему мы получили карту того материка – разумеется, не полную, но…

– Не полную и не первую, – заметил Лерха-Эйх. В какой-то отчаянный миг Шун-Ди отважился поднять на него глаза – и тут же опустил их: Советник смотрел на него с неприкрытым презрением. – Вот уже почти двадцать лет – с тех пор, как наши мореплаватели стали наконец добираться до западных земель, – мы составляем их карты… Минши сейчас – единственная страна в Обетованном, которая располагает более-менее точными картами запада. И единственная страна, наладившая с ним устойчивый торговый обмен. Так что уважаемый Шун-Ди-Го не совершил ничего выдающегося и нового в этом смысле… Да простит он меня за старческую прямоту. Все мы стремимся лишь к свету справедливости.

– Воистину, – нестройным хором отозвались трое Советников. Шун-Ди хотелось провалиться сквозь мозаичный пол. Он прокашлялся.

– В таком случае, досточтимые Советники, я признаю свой провал, – сказал он – спокойно, насколько мог. – Я приложил недостаточно сил или просто недопонял волю Светлейшего Совета. Союз с существами запада – военный или какой-либо ещё – не был заключён. Но я нижайше прошу учесть…

– Не кори себя понапрасну, Шун-Ди-Го, – величественно кивнул Ар-Эйх. Шун-Ди стиснул зубы от досады: и зачем этот якобы добрый человек в сине-золотом шёлке то и дело его перебивает? – Совет уверен, что и ты, и твои спутники сделали в этом плавании всё возможное.

– О, без всяких сомнений, – едко протянул Лерха-Эйх. – Жаль только, что деньги Совета были потрачены зря.

– …Всё возможное, – сладким голосом повторил Ар-Эйх. Советник в браслетах под каждое слово кивал и ослепительно улыбался. – Совет благодарен тебе за твой громадный труд и за опасности, которым ты подвергал свою жизнь. Мы помним, что по-прежнему не все путешественники возвращаются после того, как переплывут океан… Помним, как смертоносно пламя драконов, как искусно сражаются кентавры и как обманчива весёлость плутов-боуги. Магия и секреты западного материка пока неподвластны нам и малознакомы; мы полагаем, что сейчас ты испытываешь чувства человека, который вернулся из другого мира. – (Советник улыбнулся. Шун-Ди стоял неподвижно, стараясь не польститься на мёд его речей, но невольно заметил, что сравнение весьма точное). – Несмотря на всё это, ты храбро отплыл туда и провёл в странствиях почти две весны – честь и хвала тебе за это, Шун-Ди-Го. Но на этом Светлейший Совет прощается с тобой, ибо главной цели ты всё-таки не добился. Такое решение не кажется тебе несправедливым, ведь так?

– Не кажется, – помедлив, признал Шун-Ди. – Но если бы вы согласились рассмотреть и…

– Приём окончен, – ласково произнёс советник с браслетами. Ар-Эйх кивнул, виновато улыбаясь. Шун-Ди услышал, как стражники вступили в зал за его спиной, и понял, что его выставляют.

***

Вечером Шун-Ди по приглашению пришёл к Ниль-Шайху – приятелю-купцу. Он не очень-то рвался в его дом, но понятия не имел, куда ещё пойти. Он полулежал на подушках и держал чашу, от которой поднимался хмельной аромат. Тщетно раздумывал над тем, как жить дальше.

В чаше была хьяна – дорогой миншийский напиток, рецепт которого веками держался в секрете от других королевств Обетованного. За эти безумные полтора года Шун-Ди соскучился по хьяне. Она была немного крепче вина или эля, но сохраняла рассудок ясным и при этом дарила приятное расслабление. Как раз то, что ему сейчас нужно.

Расслабление, однако, упрямилось и никак не наступало.

Ниль-Шайх жил роскошно – даже слишком роскошно, на взгляд Шун-Ди; так разбрасывать деньги подобает вельможе, а не деловому человеку. На первом этаже своего жилища он обустроил искусственный пруд; вода подводилась туда из источника по сложному сплетению труб, заметные отростки которых были увиты плющом и выкрашены золотой краской. Зал с прудом был погружён в полумрак и освещался лишь несколькими зеленоватыми лампами. Бортик украшали отшлифованные камни – видимо, ради того, чтобы подкрепить у гостей иллюзию настоящего водоёма. Под прозрачной, будто хрусталь, водой скользили красно-оранжевые и серебристые карпы; Шун-Ди отрешённо задумался о том, сколько Ниль-Шайх платит слугам за их кормление и чистку пруда. Как же важно некоторым людям не быть, а казаться важными персонами…

Будь он сам из таких, всё стало бы проще. Шун-Ди ведь оказан почёт. Светлейший Совет даже поблагодарил его. На что жаловаться? Да и вообще – он в целости и сохранности вернулся из путешествия на запад, через весь океан… Раньше он сам почитал героями тех, кто совершил такое. А теперь чувствовал себя просто бесконечно усталым, слегка отупевшим от разочарования – как вот эти карпы.

– О чём задумался, друг? – (Ниль-Шайх бросил в него одной из бесчисленных подушек. Шун-Ди лениво поймал её и положил рядом с собой). – Любуешься моими рыбками? По-моему, для тебя они должны быть не в диковинку. На западном материке ты, должно быть, всякого навидался.

– Навидался, – эхом повторил Шун-Ди. Десятки, сотни образов, уже немного потускневших от времени, промелькнули в его мыслях. Волшебный месяц, проведённый в лесной деревушке боуги, рыжих остроухих существ, о которых Шун-Ди прежде ничего не знал; их пляски под луной, зачарованные травы и цветы в каждом домике, вездесущий молочный запах свежего масла… Беседы с кентаврами, их наблюдения за звёздами, их не по-человечески и не по-лошадиному подвижные жеребята; серьёзный вороной кентавр по имени Гетей-Гонт, взявшийся терпеливо обучать Шун-Ди своему языку. Гортанный смех и холодные руки русалок, и нежно-лиловая ракушка, подаренная на память одной из них. Округлые зелёные холмы, леса, которым не найти края, красноватые сосны с верхушками, терявшимися в облаках, закаты и стаи птиц над маленькими озёрами, пение цикад и заросли кипарисов… И, конечно, драконы. О да, драконы.

Ниль-Шайх, как и все знакомые на Рюе, требовал от Шун-Ди подробного рассказа – отчёта, точно перед Советом. Но он не знал, как уложить в слова всё, что пережил. Знал только, что вернулся другим человеком, что прежним не будет уже никогда. Пускай Советники не оценили его путешествие, пускай путевые записи пропали напрасно. Вернувшись с запада, Шун-Ди обрёл – и утратил – столько всего, чему не подобрать имени.

А желтозубый человек напротив угощает его хьяной, крабами и приторными кокосовыми шариками, ожидая обычных баек, словно от моряка. Шун-Ди, бывало, снабжал его байками о поездках в Кезорре и Ти’арг; он сделал бы это и сейчас, не испытывая никаких затруднений. Но западный материк… Это западный материк. Особая, сокровенная часть Обетованного. Шун-Ди ничего не понимал в магии (и никогда к этому не стремился), но был несказанно рад тому, что неведомое волшебство уберегло эти земли от людей.

Правда, с Ниль-Шайхом лучше не делиться такими соображениями. Он не поймёт.

Это не делает его плохим человеком, – поспешно добавил Шун-Ди про себя, надламывая кокосовый шарик. Конечно, нет. Он вкушает еду Ниль-Шайха, проводя вечер в его доме; Ниль-Шайх сам позвал его, едва узнав о возвращении, и установил между ними эти священные для любого миншийца узы – гостя и хозяина. Наверное, он ждал его. Наверное, он считает его другом.

Даже теперь, когда со времён жизни с матерью, в рабстве и унижениях у хозяина, прошло много лет, Шун-Ди всё ещё сложно было поверить, что хоть кто-то может относиться к нему по-настоящему хорошо.

Воспоминание о хозяине заставило его по привычке коснуться клейма с павлиньим пером – позорной отметины на лбу, которую не смоет и десяток Восстаний… Его жест не укрылся от Ниль-Шайха.

– Не переживай, Шун-Ди. – (Он вздохнул и ногой пододвинул к гостю бутылку хьяны; мальчик-слуга, замерший у входа в зал, кинулся её открывать). – Не язви своё сердце понапрасну: жизнь и без того коротка и полна невзгод… А ты так юн.

– А ты всё так же речист. – (Шун-Ди невольно улыбнулся и кивком поблагодарил мальчика. Тот поклонился, отведя глаза в сторону – как положено рабу; это неприятно взволновало Шун-Ди). – Спасибо, достаточно… Я вполне спокоен, Ниль. Спокоен и готов вернуться к работе. Представляю, в каком запустении сейчас мои дела и как напортачили помощники.

– О, моя часть в полном порядке. Я тщательно следил за всем, что ты поручил мне, поэтому можешь даже не проверять… Но, Шун-Ди, я вижу иное, – Ниль-Шайх скорбно покачал кудрявой головой. – Я вижу, что ты тоскуешь. Ты думаешь, что Совет недооценил тебя.

– Может, и так, – признал Шун-Ди, глядя в светло-золотистый омут хьяны. Он чувствовал, что ему уже хватит, и боролся с желанием сделать ещё глоток. – Как бы там ни было, я скоро избавлюсь от этих крамольных мыслей. Займусь настойками и мазями, как раньше… Это единственное, что у меня хорошо получается.

– Неправда. – (Ниль-Шайх с одобрением ухмыльнулся, когда Шун-Ди всё-таки приложился к чаше). – Светлейший Совет – да хранит его Прародитель – выбрал тебя не случайно. Я убеждён в этом. Они разглядели в тебе…

– Опытного торговца, – пожав плечами, перебил Шун-Ди. – И того, кто неплохо знаком с морем. Вот и всё.

И того, кто после без упрёков снесёт хозяйский пинок. Они угадали.

– Маловероятно, друг мой. Таких очень много.

– Ну, возможно, они решили, что я иногда недурно нахожу общий язык с незнакомцами, – Шун-Ди натянуто улыбнулся, пытаясь скрыть горечь в голосе. – Что, увы, оказалось заблуждением… И ещё, пожалуй, им нужен был кто-то здоровый и нестарый, чтобы выдержать длинное путешествие целиком. На этом – уж точно всё, Ниль.

Ниль-Шайх с мягким упрёком покачал головой и потянулся к блюду с засахаренными фруктами.

– Ты говоришь об этом так, будто тебе не оказали чести, Шун-Ди. А честь была, и огромная. Я не допускаю в себе зависти, но был бы счастлив разделить твою участь… Любой был бы счастлив.

Шун-Ди помолчал, глядя, как бледный свет фонариков разбегается по воде пруда. Его тяготило направление, которое приняла беседа.

– Знаешь, чем кончилась наша первая встреча с кентаврами? Один из магов в группе – Аль-Шайх-Йин, почтенный старец – получил рану от отравленной стрелы. Он, по неведению, грубовато обошёлся с ними… А однажды оборотень-журавль чуть не выклевал мне глаза: ему показалось, что я нескромно посмотрел на его сестру в человеческом облике. Ты всё ещё восхищён моей участью?

Ниль-Шайх фыркнул от смеха, а потом не выдержал и расхохотался, запрокинув голову. Карпы в пруду испуганно заметались.

– Знаю я этого старикашку – хотел бы посмотреть на его лицо в то мгновение… И что, прямо-таки чуть не выклевал? Шун-Ди, но ведь это великолепное приключение! Я бы правую руку отдал за то, чтобы познакомиться с оборотнем-журавлём!

– О да, и оба глаза за то, чтобы взглянуть на его сестру… – (Шун-Ди хмыкнул. История, на самом деле, и вправду забавная. Он был рад, что нашёл, чем отвлечь Ниль-Шайха от бесплодных утешений). – Но я всем доволен. Я не лукавлю.

– И всё же Советники явно хотели от тебя чего-то ещё… – вполголоса процедил Ниль-Шайх, поглаживая подбородок. Шун-Ди спокойно встретил его взгляд. – Ты так и не расскажешь, какова была цель путешествия? В чём именно заключалось их задание? – Шун-Ди молча улыбнулся. – Ох, понимаю… Разумеется. Государственная тайна. Ты верен своему слову, друг мой, и это достойно высоких похвал.

– Благодарю.

Шун-Ди откинулся спиной на гору подушек, отставив подальше чашу с хьяной. Выйдет неловко, если он позволит Ниль-Шайху себя напоить и в итоге выложит все подробности.

– Кстати, тебе идёт бородка, – с усмешкой сказал купец. – Не ожидал, что ты отпустишь её. Почувствовал себя мужчиной?

Шун-Ди притворился, что не заметил обидного намёка, и пожал плечами.

– Просто решил оставить. Нам часто приходилось идти днями напролёт и спать на голой земле. Вчера я впервые за полтора года помылся не в реке. А ещё на некоторых землях там половину года ежедневно идут дожди, а другая половина засушлива… Не очень удобно было бриться, знаешь ли.

Ниль-Шайх с уважением закивал.

– Понятно-понятно… А правда, что там растут лотосы, которые светятся в темноте? – с мальчишеской жадностью спросил он. – Знакомый с острова Гюлея рассказывал мне, но я не поверил.

Шун-Ди улыбнулся.

– Растут. И не только лотосы… Я привёз парочку образцов, могу показать чуть позже.

– Эх… – на этот раз Ниль-Шайх не скрывал зависть. Его пухлые пальцы так и бегали по ободку чаши. – Вот бы продавать их в нашей части Обетованного… На этом можно сделать невероятную прибыль, видит Прародитель!

– И сделаем: семена я тоже привёз. Ты же не допустил, что красота цветов лишила меня разума?

Ниль-Шайх подполз поближе, разбрасывая подушки, и в новом приступе хохота похлопал его по плечу. Мальчики-слуги у входа по-прежнему стояли навытяжку, с невозмутимыми лицами, но Шун-Ди видел, что им непросто сдерживать смех. Нечасто, должно быть, их господин настолько хмелеет.

Ниль-Шайх задумчиво пощупал редкую бородку Шун-Ди и прошептал, обдавая его пряным запахом хьяны:

– И всё-таки… Ну… Как там с этим?

Шун-Ди вздохнул. Его приятель, действительно, совершенно не изменился. Даже странно, если учесть, сколько изменений пережил он сам… Удивительно, как Ниль-Шайх сдержался и не позвал сегодня размалёванных девиц из весёлого дома – бывших рабынь, – чтобы потешить гостя. Наверное, он должен быть ему благодарен.

– Там нет людей, Ниль. Вообще. И… Даже Отражений нет. Никого, подобного нам. Как ты думаешь, меня могла интересовать эта сторона?..

– И что, даже… – Ниль-Шайх подмигнул. – Даже по твоей части?

Шун-Ди осторожно отстранился от его руки. Пришлось напомнить себе, что купец пьян, а значит, оскорбляться нет смысла. Возможно.

– Ох, прости меня, друг… Я забылся. Прародитель отпустит мою вину. – (Ниль-Шайх смущённо коснулся жемчужных чёток на поясе. Шун-Ди помнил, что он любит перебирать их с сосредоточенным видом; но ни одной молитвы он, кажется, от Ниля не слышал). – И всё-таки мне любопытно… Почему там нет людей? Почему столько лет та часть Обетованного была нам недоступна?

– По-моему, это тайна для всех, не только для нас. Жители запада говорят, что наши предки жили там много веков назад, но потом уплыли на восток… Эти земли они и называли Обетованным, ибо почему-то сильно желали попасть сюда. Кто-то из других отправился за ними следом. Несколько веков – в первые века королевств – они жили здесь вместе с нами… Отсюда – наши легенды и древние песни. По крайней мере, так я понял.

– А что потом?

– Потом наши предки вытеснили других, – Шун-Ди проговорил это без сожаления, хотя чувствовал совсем иначе. – Они или вымерли, или вернулись на запад, к своим сородичам. Или остались.

– Как Отражения и гномы, – кивнул Ниль-Шайх. Его взгляд чуть прояснился. – Но что закрывало…

– Магия. Это всё, что мне удалось узнать. Чья-то могущественная магия, граница, проведённая в древности, не давала нашим мореходам переплыть океан и достичь западного материка, – Шун-Ди вздохнул. – А потом чары исчезли – около двадцати лет назад, как говорят местные… Это всё, Ниль-Шайх. Клянусь солнцем, что больше мне ничего неизвестно.

Ниль-Шайх помолчал, медленно перебирая чётки. Он всё ещё сидел чересчур близко к Шун-Ди, и тот раздумывал, как бы отодвинуться, не проявив грубость.

– Знаешь, друг… У меня недавно остановился один менестрель. Пришёл дней за шесть до твоего приезда. О, я не слышал такого богатого голоса и не встречал столь беглых пальцев на лире с тех пор, как привёл в дом вторую жену (да пожрёт её бездна; веришь ли – всё подумываю о третьей)… Но дело не в этом. Этот менестрель утверждает, что тоже бывал на западном материке. Когда я упомянул о тебе, он сказал, что там ваши пути пересекались. Это правда?

Шун-Ди, мягко говоря, удивился.

– Вот уж менестрелей я там точно не встречал… Запомнил бы. Он из Кезорре?

– Не знаю. Судя по виду и выговору – скорее из Феорна или Дорелии… А может, и из Ти’арга. Подозреваю, что он вообще всё Обетованное обшагал. Как многие менестрели, – Ниль-Шайх насмешливо сморщил нос. – Позвать его? Он так просил о встрече с тобой. И к тому же сейчас явно щебечет с моими жёнами, что отнюдь не приводит меня в восторг.

– Зови, – равнодушно согласился Шун-Ди. Он любил музыку, хоть и не разбирался в ней, – как и в магии. Приход менестреля, возможно, скрасит этот сумбурный день. Шун-Ди всегда привлекали эти странные, бездомные люди, посвятившие себя творчеству и часто обречённые на нищету. После Восстания менестрели охотнее стали появляться в Минши: раньше их, таких свободных, наверняка отталкивало рабство. – А как его имя?

Ниль-Шайх развёл руками и щелчком пальцев подозвал мальчика-слугу.

– Не знаю. Он скрывает своё имя: как многие из них, называет только глупое прозвище. Лис.

Внутри у Шун-Ди что-то оборвалось. Он не сразу сообразил, что надо бы дышать.

Не может такого быть. Просто не может.

– Лис?

– Да… Пригласи господина менестреля, Рах-Ту. Увидишь, какой он чудак, – Ниль-Шайх опять расплылся в улыбке – казалось, щёки у него никогда не устают. – Тебе ведь такие нравятся. По крайней мере, нравились раньше.

Шун-Ди взял одну из набитых пухом подушек и стал вертеть её в руках, не зная, что ответить. Он старался ровно дышать, но ничего не получалось.

Невозможно, немыслимо, что Лис здесь. Что его друг-враг с запада тоже пересёк океан, и теперь очутился в Минши, и ждал его.

Зачем он сделал это? Шун-Ди покинул племя Лиса несколько лун назад, и с тех пор они не встречались. Он думал, что этого не случится уже никогда, и как-то свыкся с этой мыслью. Значит, так было угодно судьбе и Прародителю…

Несмотря на то, что Лис так долго был с ним рядом – или, говоря честнее, он был рядом с Лисом. И на то, что именно Лис помог ему добыть у драконов-Эсалтарре ту самую Вещь. То, что должно было стать (но не стало) главным доводом в его пользу в глазах Совета. Вещь действительно была великой тайной и великим сокровищем, но Советники не поняли этого и не оценили её.

Они вообще ничего не поняли.

Сердце наконец-то прекратило колотиться, словно у мальчишки-раба, и билось ровно, но Шун-Ди всё равно чувствовал каждый его удар об рёбра. Ниль-Шайх болтал о чём-то новом – и, кажется, он даже что-то отвечал. Минуты тянулись, подобно часам, и Шун-Ди мерещилось, что прошла целая вечность к тому моменту, когда Лис наконец спустился.