Тайна Планетищи

Глава 3

Ящерка посмотрела на старшую сестру и захихикала. Эльза нахмурилась, хмыкнула, поспешно подхватила свой чемодан и деловито пошла следом за бабушкой, которая уже двинулась куда-то покачивающейся походкой лихого моряка.

К Главному Особняку вела аллея, вымощенная прозрачными розовыми камнями и обсаженная густыми кустами арбузов – Ящерка даже успела на ходу сорвать и съесть несколько полосатых черно-зеленых ягод.

Баба Света оказалась не из молчаливых. Первым делом, когда девочки нагнали ее, она строго поинтересовалась:

– Вы Леню Чубукова любите? Только учтите, что если нет, нам разговаривать не о чем!

– Любим, а кто это такой? – с готовностью поинтересовалась Ящерка. Бабушка приостановилась.

– Не знаете? Да вы че?! Леня Чубуков, это же самый крутейший певец на Земле!

– Так мы не знаем земных певцов, – заметила Ящерка.

– Даже родители не рассказали? Стыдоба! А Димка-то, сынуля, хорош – молчит в тряпочку!

– Так расскажите нам про Леню Чубукова, это очень интересно, – подхалимски протянула Эльза.

Бабушка на мгновение закатила густо накрашенные глаза.

– Леня Чубуков – это легенда земного рока и металла! Я до пятнадцати лет, пока на Земле жила, ездила за ним по городам и была на каждом его концерте! Клее-ово было! Так оттягивались с девчонками, что ваще! Сейчас-то вам этого не понять: ходят все такие прилизанные, тошно смотреть! Нет, в наше время все по-другому было! Как щас помню: выходит Леня на сцену, такой клевый, вау! Берет гитару и р-р-раз ее об сцену! – бабушка перевела дух, дав время Ящерке спросить:

– А зачем?

Баба Света уставилась на нее.

– Ты чего, не понимаешь? Это же адреналин выплескивается!

– Это такой гормон, который вырабатывают надпочечники? – вспомнила Ящерка уроки их поселкового врача.

– Да какой гормон? Понятия не имею. Учат вас всякой чепухе. Я в твои годы вообще в школу не заглядывала – вот предки бесились! – с удовольствием вспомнила бабушка. Эльза выразительным взглядом приказала Ящерке молчать и попыталась перевести разговор на другую тему:

– Какая красивая дорога! И Особняк, в который мы идем, тоже симпатичный…

– Да ну, галимая халупа! – скривилась бабушка, земным жестом опустив вниз оттопыренный большой палец, – Ты знаешь, для кого ее строили? Для певички Лары Комельковой! Все ее песни – попса позорная! Даже имя дурацкое – «Лара Комелькова», тоже мне! И известность у нее известная – дутая! Ни голоса, ни слуха, ни кожи, ни рожи – тьфу! – баба Света смачно сплюнула себе под ноги. Ящерка хотела уже спросить, чем имя «Лара Комелькова» принципиально хуже имени «Леня Чубуков», но удержалась, тем более, что как раз в это время они вышли из арбузной аллейки и подошли к узорчатой ограде Главного Особняка. Она была сделана из ярко-желтого металла, имитирующего золото. Бабушка и внучки оказались у распахнутых ворот, на которых действительно было выведено с помощью желтой блестящей проволоки «Лара Комелькова». По двум сторонам от ворот на ограде виднелись большие прозрачные розово-перламутровые шары. Ящерка догадалась, что это фонари самостоятельно, не решившись тревожить вопросами странную бабушку.

За воротами снова оказалась аллея, но на этот раз обсаженная кустами роз с большими синими цветами и красными плодами. От нее отходили маленькие тропки и дорожки, как мощеные, так и протоптанные – в целом это напоминало зеленый лабиринт. Далее последовала небольшая полянка, где стояла величавая раскрашенная статуя, изображающая, конечно же, Лару Комелькову. К ее вдохновенно воздетой руке и к ближайшему дынному дереву была привязана веревка, на которой сушилось чье-то белье. За статуей открылся бассейн с мутной водой и заросшими стенами. Там оказалось двое местных жителей – один рыбачил на одном конце бассейна, а другая стирала на противоположном его конце. Они махнули бабе Свете, а та в ответ сделала им что-то вроде козы указательным и средним пальцами. Ящерка, не удержавшись, прыснула.

– Детский садик, – вздохнула Эльза. – Смеешься над взрослыми людьми, потому что еще ничего не понимаешь во взрослой жизни! Правда, баба Света?

– А? Че? Я прослушала, – убила Эльзу наповал своим ответом старушка. – Давайте за мной, вон парадный вход себе какой эта дура отгрохала…

Они уже подошли к Главному Особняку. В нем действительно виднелось что-то вроде ворот, изукрашенных металлом и камнями, как в Земных царских дворцах. Высотой ворота тоже не уступали дворцовым – они были не ниже четырех метров. Единственной данью современности было то, что ворота открывались не как обычные двери, а раздвигались и задвигались, уходя в толстые стены. Как только сестры с бабой Светой подошли поближе, ворота с натужным скрипом раздвинулись, открыв лестницу, из то ли искусственного, то ли настоящего розового мрамора, покрытую розовым же ковром, пушистым по краям и намертво утоптанным грязными ногами в середине.

– Ну, чего застряли? Давайте шибче! – подтолкнула их баба Света. – Нам третий этаж! Лифт сломался, когда Ирина Семеновна к себе в башню на седьмой этаж урожай гигантской картошки потащила…

Ящерка побежала вверх, беспрестанно оглядываясь. От главной лестницы отходили длинные освещенные коридоры, ведущие, видимо, к боковым башенкам. На третьем этаже нужный им коридор был точно таким же, как остальные, только вымощенным не розовым, а зеленым мрамором. В стенах на довольно большом расстоянии друг от друга виднелись раздвижные, как и ворота и всячески разукрашенные двери. Возле них с обжитым видом лежали половики и иногда стояли тапки.

Возле двери бабы Светы тапок не стояло, зато лежал матерчатый коврик с надписью «Леня Чубуков – суперзвезда!». Бабушка с нежностью вытерла об него ноги и приложила к стене магнитный ключ. Дверь раздвинулась, и девочки гуськом прошли в свое новое жилье.

Квартира бабы Светы кардинально отличалась от привычной для Ящерки клубничной избушки. Комната, в которую они вошли, была большой, с высокими потолками и сглаженными углами, то есть кругловатой по форме. Одну стену полностью занимало огромное окно, тоже овальное, с переплетом в виде неровной паутины. Из окна открывался вид на аллеи и кусок Океанища, сверкающий на солнце блестящей рябью, возле окна висел в воздухе стол безо всяких ножек, уставленный немытой посудой. Стульев не было. Кровати тоже. У другой стены Ящерка разглядела что-то вроде плиты и встроенного в стену холодильника. Под потолком также безо всякой привязи висел розовый шар-лампа и тускло светился. Но почти все оставшееся на стенах этой пустоватой комнаты свободное место занимали старые цветные и нецветные глянцевые плакаты с обтрепанными краями. С них смотрел, по большей части исподлобья, странный обильно татуированный молодой человек с неприятной трехдневной щетиной на лице и кривой ухмылкой, облаченный в разные наряды – чаще всего в бельевого типа майки, широкие штаны и обтягивающие голову вязаные шапочки. Молодой человек совал в объектив либо странно скрюченную руку, либо ногу в громадной кроссовке, либо собственно голову, что было самым неприятным. На каждом плакате виднелась надпись «Леня Чубуков», на одном рядом с ней стояла фломастерная каракуля.

– Вот это да! – воскликнула Ящерка от всего сердца и ткнула в каракулю пальцем:

– А это что?

– Автограф! – молитвенно ответила баба Света. – Это я после концерта к нему прорвалась, еле распихала этих идиоток, которые к нему лезли, как ненормальные! И вот Ленька мне расписался!

– Очень интересно, баба Света. А где наша комната? – прервала ее Эльза. Баба Света ткнула рукой в очередную раздвижную дверь.

– Да там. Обустраивайтесь. Только постеры не трогать! Кровати там антигравитационные с воздушными одеялами, на кнопку нажмете, они над полом подымутся, кресла надувные, если надо – включите компрессор и накачаете. Туалет и ванная на этаже. Зато у вас там такая клевая система колонок и стереоэкран! Эх! От сердца отрываю! Я вам там положила диски Лени для ликбеза, послушаете.

– Обязательно, – кивнула Эльза.

– А вообще, чего ждать? Я вам сама сейчас включу одну песенку со сборника… – бабушка нажала какую-то кнопку на стене, и с потолка вместе с занудной музыкой полился слащавый и довольно слабенький женский голосок:

– Сердце мое так стучит, без тебя, Сердце мое так болит, не любя, А-а-а-а-а…

– Фу, черт! – ругнулась баба Света. – Это же Лара Комелькова отстойная! Сейчас перемотаю.

– Да уж, давай, – согласилась с бабушкой Ящерка.

Музыку следующей песни уже нельзя было назвать занудной, но и само название «музыка» к ней не очень-то подходило. Иногда сквозь дикий рев электрогитар и судорожный стук барабанов прорывался хриплый мужской голос, который выкрикивал что-то неразборчивое про адское пламя, хрипел и, кажется, ругался.

Эльза от неожиданности застыла, уронив чемодан, и Ящерка, предоставив сестре одной выражать восторги по поводу Лениной песни, опрометью бросилась в соседнюю комнату.

Дверь задвинулась, и стало тихо – здесь была хорошая звукоизоляция.

Комната оказалась тоже со сглаженными углами, тоже обклеенная вездесущим Леней Чубуковым и тоже пустоватая, только теперь Ящерка разглядела будущие кровати – черные тонкие пластины, лежащие на полу возле стен и кнопки, поднимающие их вверх, а также регуляторы высоты и температуры воздушных одеял рядом с ними; одну стену тоже занимало огромное круглое окно с паутинным переплетом, но вид из него открывался совершенно удивительный. Оно выходило прямо на восходящую Звездищу, которая заливала своим белым светом и воду Океанища, и идущую к горизонту автоматическую дорогу на блестящих столбах, а слева был виден огромный кусок Заповедника, и даже, кажется, можно было разглядеть стену, которая отделяла его от Особнячьего. Ящерка уставилась в эту массу сини и зелени, изо всех сил желая увидеть там кого-нибудь из животных Планетищи, даже лерса, хотя жуткие легенды о нем вызывали ужас и в удаленной от Заповедника сельхоззоне, но ничего не сумела разглядеть и, вздохнув, стала разбирать сумку.

Дверь раздвинулась и в нее вместе с куском громкой музыки влетела злая Эльза.

– Как тебе не стыдно так невежливо удирать! – выговорила она Ящерке.

– У тебя тоже уши болят?

– У меня от твоей невежливости голова болит! Пошли вымоем руки в конец коридора, бабушка зовет нас обедать.

– А что на обед?

– Будешь есть, что дадут!

– А что дадут?

– Бабушка говорит «Чего найдете».

– Ладно, давай иди, а я сейчас, – Ящерка расстегнула магнитные пряжки, с облегчением скинула потертый комбинезон с подогревом и вытащила из сумки новенькие синие шорты и салатовую футболку. Наконец-то можно будет все это носить! И бегать где угодно! Вот только надо отыскать компанию…

Глава 4

После обеда, состоявшего из найденных в холодильнике пирожков с арбузами и твердого печенья, сестры вышли на прогулку, выслушав грозное предупреждение бабы Светы: «Прийти в час ночи – это я еще понимаю, но после двух – этого я не потерплю, потому что в два я сама ложусь спать!». На первом этаже Особняка за лестницей оказался просторный холл, где сидели, спасаясь от жары или просто болтая, здешние жильцы, в основном пожилые и старые люди. Только в уголке, на пухлом диване, пристроилась целая компания хихикающих девчонок примерно Эльзиного возраста и чуть младше. Сестра тут же познакомилась с ними, к ним же через минут двадцать от нечего делать прибилась и Ящерка – других детей нигде не было видно.

– Это моя сестра, – представила ее Эльза. – Лацерта.

– А, – сказала одна из девчонок и захихикала.

– Чего смешного? – обиделась Ящерка.

– Ничего смешного, – уверила ее сестра, со снисходительной улыбкой переглядываясь с новообретенными подружками, часть которых зашепталась, а другая – опять захихикала.

– Ну так вот, – после паузы, продолжила черноволосая коротко стриженая девочка очевидно прерванный появлением Ящерки разговор. – Я такая к нему подхожу и говорю такая: «ну и что же ты, испугался?», а он, такой, говорит… – тут она взглянула на Ящерку и, поманив к себе Эльзу, перешла на шепот. Пошептавшись, обе начали хихикать, а Ящерку чуть не взорвало от злости.

К счастью, долго злиться она не умела, поэтому вскоре предложила:

– А давайте на улицу пойдем?

– На улицу? – подняла брови черноволосая, будто Ящерка предложила ей слетать на Лунищу.

– Погуляем, на парк посмотрим.

– Парк? – хмыкнув, переспросила другая девчонка, с толстой и короткой рыжей косой, и Ящерка поняла, что, наверное, окрестность Особняка называется как-то по-другому.

– Ну ты иди, погуляй, – снисходительнейшим тоном сказала Эльза.

– А вы? – поскольку ответом на этот Ящеркин вопрос было общее молчание, она повторила:

– А вы пойдете?

– Нет, мы не пойдем гулять, – сообщила черноволосая. Но Ящерку нельзя было так легко обескуражить.

– Вы тут давно живете? А в Заповедник не ходили?

Девчонки вдруг начали подталкивать друг друга локтями и прыскать.

– Марин, Марин, давай отвечай, не ходила в Заповедник, видишь, тебя девочка спрашивает!

– Да, нашу Маринку все знают!

– Ладно тебе, Кать! Тебя не знают, что ли!

– Значит, не ходили? – неуверенно сделала вывод из этой белиберды Ящерка. – А животных не видели? А нам бабушка Вера Николаевна рассказывала…

– А, это баба Вера-паникерша! – вдруг оживилась черноволосая, обращаясь при этом почему-то к Эльзе. – У нее внук, ты увидишь, это та-акой мальчик…

– По-моему, этот Колька жуть какой противный, – заметила Ящерка. Все девчонки посмотрели на нее, потом друг на друга и дружно принялись хихикать. Уже поворачиваясь к ним спиной и уходя, Ящерка уяснила, что у Кольки, оказывается, есть неотразимый старший брат Женя, которому шестнадцать лет, но сейчас она не хотела видеть не то что чужих братьев, но даже собственных сестер.

Во дворе возле Особняка никого не было – Звездища заливала его светом, и жара стояла ужасающая. Ящерка принялась мрачно бродить по лабиринту аллей, не боясь потеряться, так как высокий Главный Особняк был виден отовсюду. Одна не дорожка, а скорее, тропинка вела за розовыми кустами вдоль квазизолотой ограды. Ящерка без всякой цели побрела по ней и зашла в тупик: путь преграждал синий куст с загнутыми, как крючки, колючками. Пройти сквозь него было нельзя, но сам он давал густую тень, в которую и бухнулась Ящерка, утирая пот и радуясь, что не последовала совету мамы отрастить волосы подлиннее.

Неожиданно узор теней как-то изменился. Ящерке показалось, что на нее кто-то смотрит из-за ограды, и она резко вскинула голову.

На нее смотрели. Но не из-за, а с ограды. На ней, крепко вцепившись, сидело то, что Ящерка до этого видела только в фильмах и на картинках – животное! Чем-то оно походило на земную сову, но было гораздо менее скромных размеров – сантиметров восемьдесят в высоту, а в ширину ненамного меньше. Оно было темно-коричневым с белой каемкой по краям хвоста и крыльев, с гладкими и блестящими перьями. Склонив крупную голову, плавно переходящую в плечи, оно смотрело на Ящерку широко открытыми желтыми глазами с едва заметными зрачками и слегка пощелкивало небольшим белым крючковатым клювом.

Ящерка восхищенно ойкнула.

Птица склонила голову на другую сторону, и под клювом у нее вдруг расцвела широкая улыбка, обнажив оранжевые десны и мелкие белые зубы.

– Вах-х-х-р-р-р, – довольно пророкотала птица каким-то из своих ртов.

– Мама, – не столь довольно пискнула Ящерка, понявшая, что набрела на ту самую птицу-улыбку из рассказов Веры Николаевны.

– Мама! – вдруг повторила птица нижним ртом, и Ящерка машинально поправилась:

– Да нет. Я-то Ящерка.

– Я-то-я-щ-щерк! – сказала птица-улыбка, и, в соответствии со своим названием, снова улыбнулась. Ящерка смутно вспомнила рассказы мамы о попугаях, повторяющих за людьми слова, вспомнила также, что они обычно не хищные, приободрилась и даже собралась было пощупать край птицыного крыла.

Птица-улыбка нахмурилась, ловко свистнула сквозь зубы и развела в стороны крылья, которые, оказывается, соединялись с хвостом чем-то вроде перепонки, так что вся птица образовывала почти ровный коричневый круг. Оттолкнувшись лапами, на каждой из которых, как Ящерка успела заметить, было не меньше шести пальцев, она подпрыгнула, буквально упала на воздух, выровнялась, судорожно подергиваясь всем телом, и, медленно набирая высоту, полетела в сторону Заповедника.

Распираемая впечатлениями Ящерка тоже хотела побежать поделиться увиденным если не с противной Эльзой, так хотя бы с бабушкой, но тут послышался быстрый топот нескольких ног по тропинке, и в тупик торопливо вбежала целая компания ребят разнообразного возраста и пола: трое мальчишек и одна девчонка. В одном из мальчишек Ящерка не без неудовольствия узнала растрепанного Кольку, внука Веры Николаевны. Второй пацан был выше Кольки на голову, и, наверное, постарше. Он выглядел несколько толстоватым, хотя полноту и скрадывал черный загар, и имел на голове прическу в виде короткого белого ежика. Третий пацан был основательно младше всех – лет семи, или, от силы, восьми, с аккуратно подстриженными «под горшок» русыми волосами и робко хлопающими с загорелого лица большими серыми глазами. Тощая девчонка в пестром сарафанчике, с двумя крысиными хвостиками рыжеватых волос Ящерке не особенно понравилась – так и чувствовалось, что она обожает шептаться и хихикать. Впрочем, кажется, и компания от нее самой не пришла в восторг. Противный Колька скрестил руки на груди и поинтересовался:

– Ты че здесь делаешь? А ну иди отсюда!

– Чего хочу, то и делаю! – обозлилась Ящерка.

– Вот и в другом месте делай что хочешь! Иди отсюда!

– Ты другие слова-то знаешь?

– Не хуже тебя!

– Ну Коль, ну действительно, – каким-то тягуче-егозливым голосом вступила девчонка. – Просто уши вянут уже!

– А тебя, Танечка, тоже никто не звал! – не долго думая, огрызнулся Колька.

– Ну и подумаешь, – обиделась она и прикрыла юркие карие глазки.

– Чего набрасываетесь? – воспользовавшись паузой, укорила их всех Ящерка. – Мы с сестрой только сегодня приехали к бабушке! У меня сестра и так дура, с такими же противными девчонками познакомилась и сидит хихикает, а тут еще вы!

– Да? – вдруг заинтересовался ей белобрысый с ежиком. – А тебя как зовут?

– Ящерка… То есть Лацерта, но в переводе это ящерица и значит.

– Ой, интересно как, – завистливо сказала Танечка. – А меня Таня зовут. А это – показала она на белобрысого – Глебка.

– Я бы и сам представился, – запротестовал белобрысый. – Ну да, я Глеб. Это Колька, а это – он пренебрежительно кивнул на младшего, – Рюшка, то есть Андрюшка. За нами все время бегает. Рева-корова.

– И не всегда я реву, – тихо возразил Рюшка и плаксиво скривил губы.

– Смотри, Коль, ее тоже в компанию не взяли, – сказала Танечка.

– Ну и че ее за это, на руках носить, что ли? – скривил он свое носатое лицо.

– А давай я буду с ней дружи-ить, – протянула Танечка просительно. – Давай ее к нам в друзья возьмем, а то мне с вами и поговорить не о че-ем…

– Да делай что хочешь, только не ной, – махнув рукой, сказал Колька резким голосом, напомнив Ящерке птицу-улыбку.

– А я тут птицу только что видела… – сказала она. – С двумя ртами! Она за мной слова повторяла!

– Повторяла! – тоже повторил Колька. – Это ты ее спугнула!

– Да ладно, Коль, меня от нее жуть берет, – заметила Танечка.

– Я же не знала, – пожала плечами Ящерка. – А зачем она вам?

– Прикармливаем! – оглянувшись, сообщил Глеб густым шепотом. – Это Колька ее приручает! Только никому не говори, а то нам голову отвернут! Она же из Заповедника прилетает.

– Вот здорово! – восхитилась Ящерка. – А вы что, там уже были?

– Еще нет, – резко ответил Колька.

– Ящерка, слушай, а ты только что приехала, значит… это, не гуляла? – с запинкой спросил Глеб. Ящерка радостно помотала головой.

– А давай тогда с нами! Мы как раз гулять собрались! Можно, Коль? – заискивающе обратилась Танечка к хмурому пацану.

– Ла-адно, – буркнул тот. – Птицу спугнула… Лазать-то хоть умеешь?

– Умею! – заявила Ящерка гордо.

– Тогда полезли, – скомандовал Колька и повис, подтягиваясь, на квазизолотом заборе.

Глава 5

– Ой, Коль, ну ворота же есть… – заныла Танечка.

– Нет, все девчонки – слабачки! – сделал раздраженный вывод Колька, и Ящерка, собиравшаяся вначале сказать то же, что и Танечка, благоразумно промолчала.

За забором оказались заросли местного растения Планетищи с острыми и блестящими сине-фиолетовыми листьями. Компания начала явно привычно продираться сквозь них.

– А мы, вообще, куда? – поинтересовалась Ящерка у Глебки, который пока что нравился ей больше всех.

– На берег! – отозвался он, отдуваясь. – Мы еще покупаться хотели, но, небось, не успеем уже.

– Почему?

– Сейчас посмотришь…

Юркий Рюшка, обогнав всех, затерялся среди листьев и через несколько секунд подал звонкий писклявый голос:

– Не, Коль, Глеб, Тань! Еще можно купаться!

– Вот только не тебе, – решительно отрезал Глеб. – Мало тебя в прошлый раз вытаскивали?

– Ну и что? – передернул плечами Колька. – Так и не научится, если на берегу будет торчать…

За этими разговорами они вышли из зарослей на открытую местность с огромными валунами, стоящими среди голубой травы. Отсюда открывался примерно тот же вид, какой Ящерка наблюдала из окна своей здешней комнаты – на автоматическую дорогу, Океанище и Заповедник – значит, недалеко был обрыв. Кажется, как раз на самом его краю стоял юркий Рюшка и манил их рукой. Увидев, что к нему подходят, мальчик приглашающее кивнул, сделал шаг и с визгом ухнул вниз! Ящерка застыла от ужаса.

– Ну во-о-т, – недовольно протянул Колька. – Сейчас он опять реветь начнет.

– Андрюша, ты там как, сильно? – подбежала к обрыву Танечка, и откуда-то снизу послышался ноющий и канючащий голос:

– А-а-а-а… Я коленку уши-и-иб…

– Вот всегда он так, – махнул рукой Глеб и обратился к Ящерке. – Спускайся осторожнее, а то так же навернешься.

Ящерка, наконец, взглянула вниз и увидела, что эта сторона Особнячьего вовсе не такая неприступная и отвесная, как казалось с дороги – она состояла из череды небольших каменистых плато, которые спускались вниз, образовывая ступени. На первом из них под ярким Звездищиным светом сидел и ревел ушибленный Рюшка, а на последнем, самом широком из всех, Ящерка разглядела небольшое озерцо с блестящей фиолетовой водой.

– Вот, гляди, это Временное озеро, – показала ей Танечка.

– ВременнОе? – переспросила Ящерка.

– Да нет, ВрЕменное! Одни мы здесь и купаемся. Это Колька его так назвал.

– А почему?

– Да потому, что оно Временное и есть, – фыркнув, отозвался Колька, ловко прыгающий по уступам. – Чего тут непонятного? Когда прилив – оно есть, а когда сильный отлив – нету. Зато тогда есть Фиолетовый грот…

– Коль, ну возьми меня туда-а, – с ходу заканючил Рюшка.

– Да иди, кто тебе не дал.

– Я не дал. Он же плавать не умеет, – строго сказал Глеб и подал руку Ящерке, чтобы помочь ей соскочить с крупного камня. Колька фыркнул презрительно, а Танечка – завистливо.