Долгие поиски счастья

– Малгоша, я хочу с тобой поговорить, – сказала пани Ванда.

– Ну что ещё? – раздражённо отозвалась Малгожата.

– Подойди ко мне, сядь рядом.

Не скрывая своего крайнего неудовольствия, дочь приблизилась и нарочито картинно уселась возле матери, всем своим видом показывая, что делает ей большое одолжение своим приходом.

– Чего хотела? – буркнула она.

– Малгоша, ты уже большая девочка, нам пора позаботиться о твоём будущем. Я вот что хочу предложить: скоро приедет пан Анджей с новой женой, так я хотела бы, чтобы ты стала у неё горничной.

– Да ты вообще с ума сошла или как? – возмутилась Малгожата. – Не хватало мне ещё прислуживать каким-то барыням! Хватит того, что ты всю жизнь в услужении у Собчаков, унижаешься перед ними, а люди тебя все ненавидят! Сидела бы дома, как все приличные женщины, а ты бегаешь по имению, как овчарка! Ещё и меня хочешь сделать такой же?

– Успокойся, – попробовала утихомирить дочь пани Ванда.

– Что «успокойся»? Сама успокойся и не лезь в мою жизнь, не навязывай своих решений! Привыкла людьми командовать, а я тебе не служанка, я – твоя дочь, и потому не ломай мне жизнь! Ещё чего не хватало, чтоб я перед кем-то унижалась, кому-то прислуживала! Как ты это себе представляешь: я в переднике буду подносики им подносить – кушать подано? Это только ты на это способна, а я унижаться ни перед кем не буду!

– Во-первых, ты прожила всю свою жизнь за счёт жалованья, которое я зарабатывала, а Собчаки мне платили за честную службу у них. Во-вторых, не кипятись, а послушай сначала мать. Возраст у тебя подходит такой, что надо будет тебя замуж выдавать. А за кого? Вот я и подумала: если будешь при хозяйке, может, кого-то приличного и присмотришь. Опять же, на прогулки будешь с ней ходить, подавать, когда гости к ней придут. А там мужчины – из высшего общества. Наша сила в том, что мы – женщины. А мужчина – это слабое существо, его можно брать голыми руками. Главное, сделать правильный расчёт, кто из них клюнет и не уйдёт из твоих рук. Впрочем, даже если не женится, а будет содержать тебя – тоже неплохо. Даже если родишь от богатого и знатного и он будет тебя и ребёнка содержать всю жизнь – это тоже хорошо. Чтоб потом вот так всю жизнь не подавать господам, надо один раз сделать правильный выбор в жизни.

Видя, что Малгожата задумалась, пани Ванда добавила:

– Ну подумай сама, не за конюха же тебе выходить?

– Ладно, – примирительно пробормотала Малгожата, – согласна.

Мать потрепала её по волосам и с улыбкой сказала:

– То-то же, надо слушаться старших. Мы жизнь прожили, знаем, что и почём. Какая польза от того, что я в законном браке жила? От твоего папаши-пьяницы ничего хорошего, кроме пьяных скандалов, не видела, ещё и зарабатывать на жизнь себе и вам вынуждена была сама, а от него никакого толку не было. Так что я тебе дурного не посоветую. Слушай мать.

Путь в Польшу лежал через Литву. Данута ждала встречи с городом своего детства – Вильно. Она уехала оттуда ещё ребёнком, а потому хотела увидеть родные улочки и знакомые дома, по которым успела соскучиться за годы жизни в Двинске. Когда на горизонте показались абрисы дорогого сердцу города, она, чтоб не выдать волнения, вцепилась пальцами в платочек. Да, здесь она своя, здесь всё родное, но она, пожалуй, уже никогда не сможет назвать себя жительницей этого города. Она едет в Польшу, она – графиня Собчак, и там отныне она будет жить и растить детей. Там её будущее. А прошлое – детство и юность, Вильно и Двинск навсегда останутся лишь в воспоминаниях. Проезжая по городу она увидела, что возле гостиницы «Жорж» появилась новая скульптура – святой Георгий, поражающий дракона. При ней этого не было.

– Останови карету, – попросила она мужа. Ей хотелось пройтись по родным улочкам, почувствовать силу родной земли, прикоснуться к домам, камням, деревьям…

– Милая, ты забыла, что ты – графиня Собчак? Тебе не пристало пешком шастать по улицам.

– Анджей, пожалуйста, я тебя очень прошу! Дай мне выйти и хотя бы постоять здесь. Я хочу проститься с детством.

Нехотя граф Собчак позволил ей выйти из кареты на мостовую. Она вышла и осмотрелась вокруг, насколько хватало взора. Это был Старый город, исторический центр Вильно. Здесь находились здания Виленского университета, гора Трёх крестов (в старину её называли Лысая или Кривая) и Замковая гора с башней Гедиминаса, оставшаяся от укреплений Верхнего замка и являющаяся символом города. У подножья Замковой горы расположилась Кафедральная площадь, на которой стоял памятник князю Гедимину. Тут же были Кафедральные соборы Святого Станислава и Святого Владислава с колокольней. От Кафедральной площади шли улицы Замковая и Большая, они вели к Ратушной площади, на которой стояла городская Ратуша. От неё можно было напрямик дойти до Острой Брамы – старых городских ворот. Здесь находилась часовня с чудотворной иконой Остробрамской Божьей Матери.

Как часто она маленькой девочкой бывала тут, на этих вымощенных улочках, она ходила здесь с родителями, бывала в соборах, приходила на первое причастие, ставила свечки, просила Богоматерь счастья для себя и своих родителей, потом молилась за упокой их душ…

Нехотя Данута вернулась в карету. Ей предстоял длинный путь в новую жизнь. Но она ещё не раз оглянулась, прощаясь с городом своего детства…

Русско-литовский город Вильно начинался со Старого города с веерообразным планом, выросшего в долине реки Нярис возле Верхнего и Нижнего замков (последний до нынешних дней не сохранился). В русских летописях он упоминался уже в 12-м веке. Около 1240 года литовский князь Миндовг стал объединять литовские племена, а заодно и присоединять к ним раздробленные русские княжества. Его дело продолжил Гедимин (1316–1341), с 1323 года Вильно уже являлся столицей Великого князя русского и литовского Гедимина и Литовской Руси[3]. Здесь мирно соседствовали русские, литовцы, поляки. При князе Ольгерде (1345–1377) литовцы массово принимали православие. Но пришедший ему на смену князь Ягайло остальных литовцев стал крестить в католики. В 1387 году он заложил католический храм Святого Станислава. Однако при этом он встретил сопротивление князя Витовта (1392–1430), который сделал Вильно своей резиденцией. При них к литовским землям добавились земли Белой, Красной (Червонной) и Чёрной Руси, а также у татар был отвоёван Киев. Витовт и его преемник, брат Сигизмунд I, открыто стремились сделать город центром всего русского. Официальным языком Великого княжества Литовского, Русского и Жамойского[4], существовавшего с 13-го века по 1795 год, был русский. Влечение к русскому языку, православию и образу жизни удостоверяет и тот факт, что первая книга, изданная в Вильно в 1525 году белорусским просветителем Франциском Скориной, была книга «Апостол» на русском языке.

Начиная с 1385 года между Польшей и Литвой было составлено несколько уний. Литовская шляхта стала перенимать польский образ жизни, язык, культуру, православные шляхтичи стали переходить в католичество. В Литве появилось крепостное право (на несколько веков раньше, чем в России), при этом православные русские крестьяне стали крепостными – частной собственностью литовской полонизированной шляхты, перешедшей в католичество. В 1469 году Казимир Ягеллон ввёл запрет на строительство православных храмов. Это вызывало большое недовольство среди угнетаемых православных и приводило к восстаниям. Они обращались к России за помощью. Последовавший в 1530 году большой пожар, а затем в 1533 году массовый мор, выкосивший треть населения, были расценены населением как плата за отказ от православия.

В 1558 году началась Ливонская война, в которой Россия выступила на стороне притесняемых православных граждан. Литовская сторона, спасаясь от полного разгрома, была вынуждена в 1569 году подписать Люблинскую унию с Польшей, с которой они объединялись в единое государство – Речь Посполитую. При этом литовцы полностью теряли свою государственность и подчинялись внутренней и внешней политике Польши.

С 1795 года, после третьего раздела Польши, Литва вновь вернулась к России. Павел I основал в Вильно кадетский корпус, а Александр I в 1801 году снял с города долг государству и открыл Виленский университет. В 1819 году здесь было отменено крепостное право, это было намного раньше, чем во всей остальной России (в 1861 году). Остзейские немцы, потомки рыцарей, которых было немало в остзейских губерниях, делали карьеру в Российской империи, занимая чиновничьи посты на всех уровнях.

Примечания