Сибиряки

Глава 1. Таёжный мальчик

Высокие кроны таёжных деревьев густо смыкались высоко над землёй, образуя плотный полог, оттого в лесу всегда было мало света и стоял полумрак. Ваня спешил к своим новым друзьям. Вчера, среди валежника, среди упавших и полусгнивших деревьев, образующих непроходимые завалы, в которых любят обустраиваться обитатели тайги, он нашёл лисью нору. Там было три маленьких лисёнка. Очевидно, мама-лиса ушла на поиски пропитания для детей, а малыши осторожно, на несмелых лапках, вышли из своего укрытия. Они обнюхивали всё вокруг, присматриваясь к незнакомому миру. Ваня брал их на руки, щекотал брюшко, они забавно вырывались, потом все вместе бегали по полянке перед их норкой. Маленькие лисята с удовольствием играли с мальчиком. Они бегали друг за другом, лисята прятались под завалами сломанных веток и стволов деревьев, Ваня пытался их оттуда достать, а они выскакивали в другом месте. Он раскраснелся от беготни, смеясь и радуясь от всей души. У мальчика, живущего в тайге, было так мало развлечений и совсем не было друзей, поэтому нехитрая забава со зверушками сделала его счастливым и доставила массу удовольствия.

Когда он вчера пришёл домой и рассказал дедушке про лисят, то не удержался, чтобы не спросить:

– Деда, а, может, мы возьмём себе этих лисят?

На что дедушка строго ответил:

– Нам ещё хищников здесь не хватало! Наших курочек всех съедят. И так не знаю, как от них уберечься.

– Дедушка, они такие хорошие! Они не будут наших курочек есть! Они такие миленькие! Ну хотя бы одного!

– Нет, я сказал! На них можно только со стороны смотреть. А если мамаша придёт их искать здесь? Нет, это невозможно – каждый должен жить у себя дома: мы здесь, а они – у себя, в лисьей норе.

И вот сейчас Ваня хотел поскорей увидеть своих новых друзей. Ему хотелось, не скрывая своего веселья, снова побегать по лесу с лисятами, громко смеясь и крича от радости.

И вот он уже у валежника. Лисят рядом не было. Он подошёл к знакомой норке, опустился на землю и заглянул внутрь. Оттуда, из темноты, на него злобно сверкнули два огонька. Это были глаза хозяйки лисьей норы. Раз мамаша дома, значит, дети не выйдут на прогулку, понял Ваня. Сегодня игры не получится. Мало того, лиса может кинуться защищать их, тогда ему может ещё и здорово перепасть.

Вздохнув, Ваня пошёл прочь от лисьего приюта. Живя в лесу, он уже знал, что лесные обитатели становятся особо опасными, когда речь идёт об их детёнышах.

Земля пружинила и даже потрескивала под ногами: слой опавшей хвои и сухих веток за многие годы образовали подстилку на почве. Густой полог ветвей задерживал ветер, поэтому здесь никогда не дули ветра. В старом лесу всегда стояли полумрак и тишина. Ваня вырос в этом лесу и знал его, как свои пять пальцев. Вот знакомый пригорок – с него он обычно спускался, кувыркаясь через голову. Вот и сейчас он с восторгом кувыркнулся и приземлился в куче мягких опавших иголок и листьев. Отряхнувшись, сбросив с себя прилипшие листья и иголки, пошёл дальше.

Он шёл по ковру из мхов и лишайников. Вокруг пахло смолой. Мальчик направился к лесному малиннику, чтобы посмотреть, не пришло ли время там собирать урожай. Вдруг прямо из-под его ног выскочил перепуганный зайчишка и понёсся куда-то вперёд. Мальчик засмеялся ему вслед.

Тайга была Ваниным домом. Он не ведал ничего другого в своей жизни, кроме этого таёжного леса. Он знал все полянки в лесу, все тропинки в округе были исхожены им, дедушка научил его различать следы зверей и птиц: зимой – по отпечаткам лап на снегу, летом – по помёту. Он любил каждого обитателя тайги: всех животных и все растения. Конечно, дедушка его учил, что нужно быть осторожным, особенно с дикими зверями, но всё равно Ване нравилось наблюдать за хищниками из укрытия. Главным хищником тайги был медведь. Дедушка всегда говорил Ване: «Это он Хозяин тайги, а мы у него в гостях». Встретить Хозяина было дурным предзнаменованием и, как внушал дедушка, едва завидев Хозяина, надо было немедленно уходить в противоположном направлении.

Растительный мир тайги был велик и разнообразен. За свою недолгую жизнь Ваня знал все растения, растущие на его пути – дедушка много рассказывал ему о них. И когда он шёл мимо, то узнавал каждое деревце, каждую травинку, каждый схоронившийся грибочек.

Он прошёл через ельник, где росли конусообразные раскидистые ели, высотой 20–30, а то и 40 аршин[1]. Хвоя у них короткая и колючая. Дедушка сказывал, что растут ели по 300 лет, а бывает, что доходит и до 600.

Стройные деревья с прямыми стволами и узкой конической кроной – это пихты. Высотой они достигают 30 аршин. Пихтовая хвоя мягкая и более длинная, чем у ели. Растут они 250 лет.

Могучие сибирские кедры – диаметром чуть ли не сажень[2], живущие по 500–800 лет, придавали особое величие таёжному лесу. Здесь же рос кедровый стланик – кустарник, похожий на стелющееся деревце с широко раскинутыми ветвями. Это был подлесок – растения, живущие в тени деревьев. Тут произрастали кустарники и низкие деревья. Здесь была высокая влажность и оттого росло много грибов. Рассмотрев грибочки, Ваня поднял голову и увидел, как белочка с роскошным пушистым хвостом пробежала по стволу старого кедра.

Сосны стояли прямо, как колонны. Сквозь их ажурные кроны пробивался свет. Это было необычайное зрелище: в полном мраке откуда-то сверху шли струи солнечного света. Ваня всегда любовался этой картиной, изумляясь искусству природы творить такие чудеса.

Местами был лиственный лес, состоящий из дуба, осины, берёзы, рябины, ольхи, черёмухи, лиственницы и других пород деревьев. Особенно красив лиственный лес осенью – он становится лимонно-жёлтым.

Но пока до осени было ещё далеко. И даже ягодки ещё не поспели. Впрочем, Ваня как раз это и собирался проверить. Он каждый день обходил все подлески, ельнички и полянки, где росли малина, смородина, жимолость, черника, брусника, клюква…

Он вышел на поляну с ягодниками и высокими травами. Малинник так и манил его к себе – это была его любимая ягода. Он уже мечтал, как придёт сюда с лукошком собирать малину. Ваня пробрался в самый его центр, выискивая спелые ягодки. Увы, нашлось всего три, остальные были ещё зелёными. Только ободрался зря о колючие стебли малины. Он выбрался оттуда, заодно посмотрев, где появились новые грибочки. Можно было бы хоть грибов сегодня насобирать, но он отпросился у дедушки в лес просто погулять, а потому у него собой не было корзинки и собирать было не во что.

Зато вместо сбора ягод и грибов можно было обращать внимание на других представителей флоры и любоваться ими. Вереск, можжевельник, бересклет, рододендрон даурский… Вся тайга, по которой приходилось шагать маленькому Ване, была им обхожена, обползана и обсмотрена. Каждый листик, каждый цветочек, каждая веточка были бесконечно любимы им.

Дедушка всегда его учил, что в лесу надо замечать присутствие зверья. Поэтому Ваня не терял бдительности и смотрел вокруг, чтоб вдруг неожиданно не оказаться в лапах хищника. С самого раннего малолетства дедушка научил его не путать следы белки и соболя, волка и лисы, рыси и росомахи, оленя и лося.

Видел он гнёзда глухарей, кедровок, клестов на деревьях. Этих он тоже знал по отпечаткам лапок на снегу, а по высиживаемым в гнёздах яйцам мог определить, чьё это гнездо. И даже не видя птичку, но слыша её, он мог по её голосу, по неповторимому пению узнать, кто именно разливается песнями в лесу.

В общем, тайга для Вани – его дом родной. Здесь можно бежать вприпрыжку, можно лечь под каким-нибудь деревцем и смотреть снизу на растительный мир тайги, можно кричать во всю ширь души: «Эге-гей!» Вот опять пригорок – с него он сбежал на полном ходу и понёсся дальше.

Пробираясь вперёд по запутанным таёжным тропинкам, Ваня вышел наконец к берегу речки. От величия Енисея[3] у него перехватило дыхание. Речной ветер трепал его кудри, а он с восторгом смотрел на быстрые воды великой реки. Всякий раз, когда они приходили сюда с дедушкой, тот кланялся поясно и произносил: «Здравствуй, Енисей-батюшка!» Он рассказывал, что Енисей делит Россию пополам, а название произошло от эвенкийского Ионесси – большая вода. Сибирская река брала свои воды от таяния ледников в горах, подпитывалась дождевыми, талыми и подземными водами, оттого её воды были необыкновенно чистыми. Быстрые скорости течения происходили от большого уклона русла реки. По течению имелось много ущелий и порогов.

Ваня с дедушкой часто ловили тут рыбу. Енисей благодаря своей чистой воде был богат на добычу: водились в нём омуль, осётр, щука, язь, ёрш, карась, линь, карп, окунь, налим, горбуша и другая рыба. Поэтому стол в доме Вани и его дедушки был богат не только лесными дарами, но и речными.

Сегодня у Вани не было с собой удочки. Он мог просто постоять на берегу, понаблюдать за быстрыми волнами Енисея. Он любил приходить сюда. Это место было для него особым, ведь именно тут, на этом самом месте, познакомились его родители. Он часто просил дедушку рассказать историю знакомства его родителей и ему никогда не надоедало слушать.

…Артемий Климов занимался лесосплавом и спускался по Енисею со своей артелью. У них почти закончились запасы воды и продуктов, а для того, чтобы их пополнить, надо было пристать к берегу. Как назло, вдоль скалистых берегов не было видно ни единой деревеньки. Мужики с надеждой вглядывались в глубь таёжных берегов, тщась увидать там хоть какую-нибудь живую душу, чтобы купить у неё чего-нибудь съестного. И вот они заприметили тоненькую фигурку у берега, которая полоскала бельё.

– Тёмка, а ну-ка, давай к ней, спроси, чего она может нам продать, – послал его старший артельщик Кузьма Прокопыч.

Артемий с готовностью отправился к девушке. Увидев её вблизи, он заметил, что она была в каком-то странном домотканом рубище. Девушка, зорко наблюдавшая за приближением парня, сначала было дёрнулась бежать – так учил её отец. Она не видела других людей, кроме отца, а он говорил, в тайге надо бояться лихого человека пуще зверя. Она и хотела было убежать от незнакомца, но что-то её задержало. Потом она признавалась, что дюже он ей приглянулся. Поэтому она и не сбежала от него.

Артемий тоже, вглядываясь в черты лица девушки, чувствовал, что какая-то незнакомая доселе волна накрывает его тело.

– Как зовут тебя, красавица? – обратился он к ней.

– Стеша, – скромно потупя взор, ответила она. И тут же поправилась: – Степанида.

Она и впрямь была писаной красавицей, каких Артемий ещё не видывал. Но почему она в таком диковинном одеянии? Неужто из совсем бедных?

– А меня Артемием кличут, – представился он. – А скажи-ка, есть ли у вас тут провиант какой-нибудь, можно ли что-нибудь купить у вас? Мы в дороге, – он показал жестом на своих попутчиков, – продукты кончаются, а купить негде, деревень тут не видим, так что с голоду скоро помрём, – улыбнулся он, окончательно обезоружив девушку.

Подумав, Стеша решила проводить его к отцу. Они шли по таёжным тропкам, коими вела его девушка, и говорили о чём-то таком, чего они потом и вспомнить не могли, но именно это и решило их судьбу. Оба влюбились без памяти.

Акинфий Степанович, отец Стеши, насторожённо отнёсся к появлению гостя. В отличие от дочери, которая никогда не видела злодеев, он кое-что знал о сложной жизни внешнего мира. Но всё же дал картошки, морковки, капустки, сушёных грибочков и кое-какой зелени – урожай со своего огорода за избой. Назад к Енисею Стеша снова выводила его одной ей ведомыми тропками. Отпустив дочь с незнакомцем, отец вскоре заволновался – а ну как тот её с собой увезёт? Или совершит непотребное? К тому же, он видел, какой краской оба заливались, когда их взгляды вдруг случайно встречались. Как он мог так опростоволоситься и отпустить свою единственную дочь с совершенно незнакомым ему мужчиной? Места себе не находил, пока она не возвратилась назад. А вернулась она не одна. Артемий, идя с ней к товарищам, понял, что если сейчас расстанется со Стешей, то никогда больше её не увидит – он просто не найдёт её в этих таёжных лесах. Решение было принято мгновенно: передав товарищам провиант, он решительно заявил, что остаётся здесь навсегда. Никакие разговоры и уговоры не подействовали – Артемий стоял на своём. Видя, что все увещевания бесполезны, Кузьма Прокопыч обречённо спросил:

– Матери-то что передать?

– Скажи, что встретил хорошую девушку и женился.

Мужчина недовольно покачал головой, развёл руками – а что он мог сделать? Насильно привязать здорового парня к плотам и потащить его в родительский дом?

– Ну, поступай, как знаешь, – сказал он. – Взрослый уже. Сам решения принимаешь. Не пожалей только потом.

Так Артемий оказался в семье староверов, давно ушедших от мира. Ни на секунду он не пожалел, что связал свою жизнь со Стешей. Она была удивительной – не умела врать и принимала на веру всё, что сказано. Она не знала, что в мире существуют воры, мошенники, преступники, аферисты. Ей даже в голову не приходило, что кто-то может обманывать, воровать, совершать нехорошие поступки. Впрочем, ей не пришлось с этим столкнуться – муж и отец боготворили её.

Зато Артемию пришлось принимать законы новой семьи. Он тоже стал жить по образу и подобию староверов – тех, кто не принял церковные преобразования Патриарха Никона и продолжал прежние религиозные традиции.

В 1653 году Патриарх Никон провёл реформу богослужебных традиций Русской Церкви для соответствия их богослужебным обрядам Греческой Церкви и Церкви Константинополя. Основными постулатами данной реформы были:

1. Замена двуперстного знамения трёхперстным.

2. Отмена малых земных поклонов. Никон разослал по церквям «память», в коей говорилось: «не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны».

3. «Аллилуйя» во время пения в честь Святой Троицы произносить не дважды, а трижды.

4. Крестный ход отныне проводить в обратном направлении – против солнца.

5. Было введены изменения в тексты Священного Писания и других церковных книг – так называемая «книжная справа». К примеру, о Царствии Божьем предлагалось говорить в будущем времени – («не будет конца»), а не в настоящем («несть конца»); Иисус, а не Исус и т. д.

6. Было изменено число просфор[4] на проскомидии и начертание печати на просфорах.

Подобные преобразования вызвали отторжение у большинства населения. Одним из первых выступил против реформы протопоп Аввакум. За это он был заживо сожжён в Пустозёрске. Народ и традиционная церковь отторгали реформы Никона. В 1682 году в Москве произошёл стрелецкий бунт, который был использован церковниками для борьбы с реформой.

Несмотря на повсеместное неприятие, официальная церковь уже не могла вернуться на прежние позиции. Старообрядцев объявили еретиками и стали подвергать их гонениям. Поэтому многие люди, не желающие принимать новые порядки, были вынуждены покидать насиженные места и отправляться в необжитые районы страны, где их не могла достать карающая длань Церкви. Одни ушли в далёкие населённые пункты, другие – создавали их сами, третьи, самые непримиримые, – ушли в леса, подальше не только от Церкви, но и от людей.

Такой была и семья Стеши. Артемий безоговорочно принял все предлагаемые условия – ради неё он был готов на всё. Рождение первенца принесло нескончаемое счастье в семью. Маленькому Ванечке были рады все – и родители и дедушка. Казалось, живи и радуйся, приумножай семью. Так думал Акинфий Степанович, глядя на молодых, радовался, считая, что оставляет дочь в надёжных руках.

Но счастье было недолгим. Ваня не помнил своего отца. Его заломал в лесу зимний медведь-шатун. Стеша тяжело пережила смерть любимого. Однажды летним днём она захворала. В полдень она почувствовала себя плохо. Прилегла, а к вечеру уже не могла разговаривать, была в забытьи и до утра не дожила. Ванечка тогда едва только на ножки вставать начал. Так и остались дед с внуком вдвоём. Дед горевал безутешно – его любимая дочь отошла от неизвестной хворобы также, как когда-то давно её мать. Впервые у Акинфия Степановича шевельнулось внутри: а если бы они жили среди людей, может, им помогли бы?… Может, доктора спасли бы ему и жену и дочь? И тут же откинул крамольные мысли. Нельзя, нельзя! Предки так жили, и он так живёт, и потомки так жить будут – одни в лесу, где им никто не мешает, никто не указывает, кому и как молиться. На всё Господня воля. Ежели Он их призвал, значит, так было нужно. Всё решается ТАМ. Теперь старику надо быть стожильным – Ваню поднимать нужно, а иначе тому не выжить в тайге.

Так и стал он растить Ванечку в одиночку. Жили они вдвоём и радовали друг друга.

…Ваня ещё раз обвёл взглядом берег встречи его родителей, подошёл к набегающей енисейской волне, которая тут же ласково постелилась под его босые ноги, омывая их своими чистыми водами. Ванюша наклонился и погладил водную гладь сибирской реки. «Спасибо, – прошептал он, – до свидания!» Дедушка приучил его относиться к Енисею, как к живому существу – могучему, животворящему, дающему и поддерживающему Жизнь.

А после этого он вприпрыжку понёсся домой. Уже смеркалось, поэтому надо было вернуться, пока дикие звери не вышли на лесные тропы.

Запыхавшийся, он вбежал в свою лесную избушку.

– Дедушка, я здесь! – торжественно сообщил он.

– А, явился, пострелёнок! Что ж не взял с собой ни лукошка, ни удочки – ничего не принёс, только даром день прошёл.

– Деда, я же просто погулять ходил, – примирительно произнёс Ваня.

– Ладно, ладно, – пробурчал дед. – Завтра вместе сходим, возьмём туесок, пособираем ягод, грибов, с удочкой посидим.

Это было их основным занятием и главным средством к существованию: сбор ягод, грибов, дикорастущих плодов, орехов, лечебных трав, ловля рыбы, получение масла из семян кедровых орешков.

– Потом я схожу по делам, а ты будешь читать книжки.

– Я зимой буду читать, – воспротивился мальчик.

– Ах ты, оголец, так и норовишь от дела отбиться! Зимой дни короткие, поздно светает, рано темнеет, поэтому будет мало времени на чтение. Читай сейчас, пока стоят долгие светлые дни.

Акинфий Степанович сам занимался с внуком азбукой, выучил его читать и писать. А букв в русском алфавите было много и все их надо было запомнить: аз, буки, веди, глагол, добро, есть, живете, зело, земля, иже, и десятиричное, како, люди, мыслете, наш, он, покой, рцы, слово, твердо, у, ферт, хер, цы, червь, ша, ща, ер, еры, ерь, ять, э, ю, я, фита, ижица. Буква Ё была авторской буквой, введённой княгиней Екатериной Романовной Дашковой (урождённой Воронцовой), первой в мире женщиной, возглавлявшей Академию Наук и основавшей Императорскую Российскую академию для исследований русской словесности.

Ваня знал все буквы, оттого и книжки читать умел. Хоть и в лесу жил.

Время от времени Акинфий Степанович ходил в деревню. Брал собранные ими дары тайги и Енисея-батюшки и шёл с ними в деревеньку Петровку за двенадцать вёрст. Там он продавал или обменивал своё продовольствие на то, что необходимо внуку: одежду, книги для развития, молоко и мясо. Как-то раз сделал удачный обмен на курочек – так у них в лесу появились яйца. А ещё нужны были спички, соль, керосин для лампы, удочки, кое-какая домашняя утварь. Крестьяне, которые уже знали отшельника, норовили что-нибудь дать помимо обмена. Так, однажды ему подарили щеночка – это была их собака Нюрка. Она у них долго жила, а потом погуляла с волком и принесла потомство – щенка волчьей породы, которого назвали Волчиком. Сама она уже где-то пропала, а молодой, злой и бесстрашный Волчик стерёг их дом от покушений лесного зверья.

Для своей Стеши он никогда не приносил книг. Считал, что она должна читать только богословские труды и только те, что был изданы до Патриарха Никона. А простые книжки – нечего ими баламутить неокрепшую личность. Но вот для Вани он изменил свои принципы. Видя, с каким интересом деревенская ребятня рассматривает новые книжки, захотелось и ему побаловать внука. Во-первых, он – сиротинушка, надо ему давать больше, чем другим, чего родители ему недодали. Во-вторых, всё же мужик растёт, должен много знать и во многом разбираться, чтоб не обвела его потом вокруг пальца ушлая деревенщина, когда он сам начнёт сюда ходить для обмена товаров. Пусть набирается ума-разума, однажды решил для себя дед и потому выбирал для Вани самые лучшие книги.

Акинфий Степанович вышел из дому затемно. Дорога неблизкая, надо успеть туда и назад обернуться. Он шёл по таёжным, только ему одному известным тропам. Он никогда не брал с собой Ваню: ни к чему юной неискушённой душе соблазны мирской жизни. А ну как не справится с ними? Старик упорно гнал от себя мысли о том, что однажды придётся решать эту проблему – не будет же Ваня один жить в лесу. Но Акинфий Степанович был твёрд в убеждениях: потомок староверов должен продолжить их образ жизни, чего бы это ему ни стоило. И всё же пару-то ему подбирать придётся, где, как не в деревне её искать. А какая девка пойдёт за лесного отшельника, чтоб всю жизнь с ним в лесу промаяться? Какие родители отдадут свою кровинку? Проблем было так много, что дед не хотел думать об этом. Как-нибудь само сложится.

Решительно шагая по тайге и раздвигая хвойные ветви перед собой, он почувствовал, что идёт не так бодро, как обычно. Это его насторожило. Больше всего таёжный затворник боялся немощи. Разве это правильно, ежели внучок будет ухаживать за ним? Нет, это он, дед, – главный, сильный, должен смотреть за Ваней, а ни в коем случае не наоборот. Так бы оно и было, но о прошлом годе лихо со стариком приключилось: во время зимней рыбалки довелось ему побывать в студёной воде. После того «купания» он неделю промаялся в горячке, но выдюжил. Это была его первая хворь за всю жизнь. Он впервые узнал, что значит болеть. Крепкий организм победил недуг, но с тех пор он стал чувствовать свой организм. То суставы ломило на непогоду, то поясница ныла, то слабость во всём теле появлялась. Акинфий Степанович усердно молился, прося здоровья – не ради себя, а токмо ради Ванечки. Мальчонке лишь девятый годок пошёл, как ему одному в тайге оставаться?

В этот раз для старика поход в деревню неожиданно оказался крайне трудным. Ещё идя туда, он чувствовал, что силы оставляют его. Но выхода не было – собрался идти в деревню, значит, надо дойти и выполнить всё задуманное. Возвращаясь назад, Акинфий Степанович боялся, что не дойдёт до дому. Он медленно шёл лесными тропами, чувствуя, что правая часть тела немеет. Он уже почти подволакивал ногу, а в висках билось: Ваня, Ваня… Он должен дойти. Обязательно надо дойти домой, надо воспитать Ванечку, чтоб стал настоящим мужчиной, потом найти ему невесту, чтоб не жил всю жизнь бирюком. Надо многому его научить, многое ему рассказать…

Дед пришёл домой поздней ночью. Он едва вошёл в дом, отнимающаяся нога не слушалась, он чуть ли не вполз домой. Покупки бросил на стоящий у окна сколоченный из досок стол. Добравшись до своего топчана, на котором он обычно спал, он рухнул на него. Язык тоже немел, он ещё в лесу пробовал что-то произносить и к ужасу своему понимал, что язык не слушается его, из горла выходили какие-то непонятные звуки. Только бы выздороветь, до утра надо прийти в себя, чтобы внука не испугать своей болезнью.

Дедушка не вставал уже много дней. Ваня терпеливо ухаживал за ним, готовил похлёбку, кормил его с ложечки, приносил чистую воду, варил для дедушки чай с лечебными травами. На его плечи легло их домашнее хозяйство: накормить курочек и Волчика, прополоть грядки, собрать с них урожай, сбегать в лес за ягодами и лекарственными травами, наловить рыбки. Акинфий Степанович удовлетворённо отмечал, что, из Ванечки выйдет хороший хозяин на их подворье. Справный мужик будет, думалось ему. Он умело управлялся со всем, что попадало в его руки. Часто Ваня просто сидел рядом с его лежанкой и ждал, когда тот выздоровеет, встанет и начнёт, как прежде, заниматься хозяйством.

Однажды утром Акинфий Степанович проснулся и почувствовал себя заметно лучше. Поражённая рука уже не дрожала, голос звучал слабо, но уверенно. Он сразу понял, к чему это. Поэтому позвал Ваню. Лёжа целыми днями, он, сражённый болезнью, много думал о судьбе внука. Оставлять его в тайге, одного, маленького, среди диких зверей – чистое безумие. Но и в деревню он не знает дороги. Он ни разу там не был. И кому он там нужен, чужой ребёнок? Разве только батраком возьмут, так ведь с детства надорвётся малец.

– Ванечка, я хочу тебе сказать, что тебе надо поменять свою жизнь, – тихим голосом сказал он. – Ты не сможешь один жить здесь. Тебе надо идти к людям, которые тебе помогут.

– Деда, ты о чём?

– Ты должен пойти искать своих родных. У тебя есть другой дедушка, такой же, как я – отец твоего отца. Там семья, они должны тебя принять. Их адрес возьми за образами.

– Дедушка, а ты? Мы вместе пойдём?

– Нет, я останусь здесь.