Клоуны. Последнее шоу

Коротышки

«Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…

М. Булгаков «Мастер и Магарита»

До приблизительно 460 года до н. э афиняне не любили деньги. Деньги не играли главной роли. После победы над персами, во время конфликта Афины консолидировали вокруг себя других греков – возглавили Делосский морской союз греческих городов. Казну союза со временем также перенесли в Афины под предлогом лучшей сохранности денег. С этого момента аристократия Древней Греции стала терпеть ущерб, не в плане потери авторитета и влияния, впрочем, сами аристократы стали обуржуазились за тридцать лет. В Афинах появились безродные олигархи, которые поддерживали стратега Перикла. Чтобы окончательно добить аристократию, олигархи использовали так называемый «суд черепков», – остракизм. За буквально два поколения Афины избавились от выдающихся горожан: Аристида, Фимистокла, Кимона, Фукидита и т. д. Они прогнали из города всех амбициозных людей. Остался один Перикл. Хотя и над ним висел дамоклов меч остракизма – нелюбви толпы. Может показаться странной ссылка на какую то Древнюю Грецию: где Древняя Греция, а где современная Россия. Древние события и современные факты разделяют 2500 лет. (Ты че, мол, чурбан, пургу несешь. Однако каждый мой материал – это не сказка – присказка. Я не могу сказать белым патриотам и фашистам, что есть поучительные примеры, аналогии. Вот судьба греческой Атлантиды, как Древняя Греция вместе со своей демократией почила в Бозе, как раз, подходящая). Но, как раз, греческая демократия создает наглядный пример кратковременного взлета и долгого падения и деградации, а затем и полного исчезновения – забвения знаменитого этноса. (Высадка греческого десанта в мае 1919 года в Смирне и Вторую греко-турецкую войну нельзя рассматривать как греческое возрождение. Греки были изгнаны кемалистами и покинули Малую Азию навсегда. Впрочем, это были совсем другие уже греки. Но какая разница? Этих тоже считали греками).

Для того чтобы традиционный этнос исчез вместе с де-факто исчезнувшей аристократией (не важной какой, можно даже современной и социалистической), необходима активность всего лишь двух «рыночных» поколений. Всего лишь двух. А сейчас и одного достаточно. Древние Афины до полного поражение от полудикой на взгляд цивилизованных и толерантных афинян Спарты жили борьбой родовой аристократии, ее кланов между собой, и, так называемыми, приезжими. Кто такие эти приезжие? Это «бедные родственники», как бы их сейчас назвали, бедные родственники были тогда и сейчас, жители других греческих городов – метэки приезжие (то есть, которые «понаехали»). Между тем младшему сыну того самого знаменитого Перикла афинские аристократы не давали наследство, а значит и должность, ибо мать его была родом их другого греческого города! После греко-персидской войны афиняне перестали работать, или, точнее, работать стало не престижно. А вот торговать – это да, это стало выгодно, значит и престижно. Кроме того, митинговать на Агоре – на афинском форуме стало модно. Весь V век до. н э свидетели наблюдали закат афинской школы философии. Глубокие мысли заменились быстрыми и легкими почти как данное время. Стало модно ораторское искусство и популизм. Греки перестали ценить цельные натуры, людей со стержнем, убежденных в своей правоте, зато они влюбились в популистов – демагогов. С расцветом афинской демократии афиняне перестали буквально думать, перестали учиться, и не только у философов; философы, моралисты, интеллектуалы стали даром не нужны (по аналогии с современностью – люди перестали читать книги, а стали зависать в Тик – Токе и Твиттере). Все горожане стали зависать в театре. Греческий театр как раз расцвел в это время в виде развлекухи. Афиняне недолго думали – казнить или не казнить Сократа. Собственно гибель Сократа символична в перестановке ценностей. Сначала греки изгнали аристократию, потом игнорировали философов, и всякие прочие знания, кроме, естественно, менеджмента в Эгейском море и оливкового бизнеса. Рабсилу поставлял афинский рынок рабов. Конечно были и патриоты. Они кричали: «Гнать в шею гастарбайтеров! Сами сможем!» Но это был один из подвидов модного популизма. И этот популизм разовьется в виде новомодного философского течения кинизма – цинизма именно в Древней Греции, до самого ее падения от еще более полудикой Македонии и ее царя Филиппа (отца знаменитого Александра Македонского). Все знают Диогена Синопского? Который в бочке жил и презирал толпу со словами: «Где люди? Я не вижу людей?»

Собственно, а кто перед падением Греции мог найти хоть одну мало-мальскую личность, хоть одного великого стратега? Греки настолько обмельчали в своем греческом кайфе, что просто ждали очередного завоевателя. И он пришел. Сегодня, когда демократия – всего лишь очередной предлог мирового кинизма – цинизма советую посмотреть, а есть ли личности в Европе? Есть ли большие люди вообще? Или осталась разная, не вызывающая зависть мелочь, заигрывающая с избирателями?

Слепая или зрячая месть

«В борьбе обретешь ты право свое»

Конечно все младшие сыновья аристократии всех времен и народов знали про этот слоган эсеров. Как правило, власть и наследство передавались старшим. И не все старшие этого заслуживали. Приходилось обращаться к такому простому, даже вульгарному объяснению всемирной истории. Но только этот грубый прием раскрывает мотивы исторических субъектов без всякой прекрасной романтики.

Первое. Все традиционные народы не нуждаются в кодексе.

Зерефам не нужны никакие законы, юридические процедуры. Все кодексы появляются у народов на момент возникновения государства. На кровнородственной стадии, даже на стадии условного феодализма, даже в современном городе в обстановке тотального рынка и господства стоимости люди придумывают какие-то неформальные правила общения – это и есть неформальные правила. Это есть те самые законы, какими жило человечество без всяких прокуроров, адвокатов, и прочих судебных исполнителей 2000 лет.

Юридические процедуры слишком громоздкие и витиеватые, как и нелюбимые для простых людей законы, гражданские, уголовные кодексы. Неформальные законы могут быть не менее витиеватыми. Но для решения сложного вопроса достаточно одной седой бороды. В любом селении – деревне, ауле, хуторе и пр. всегда найдется какой-нибудь древний старик. Если жители забыли предания старины, то всегда остается надежда на эту «подвальную» память. Даже у уголовников всего мира есть пахан, вор в законе, блатные, чтобы решить какие-то вопросы, не требующие печати и бумаги. Итак, надо запомнить: для традиции важна традиция сама по себе, среди традиционных народов неформальные законы всегда выше гражданского права. Еще раз: зерефам не нужны никакие законы, юридические процедуры, всякая бумажная мишура и прочие алчные юристы нахлебники. Все кодексы появляются у народов на момент возникновения государства. Необходима миграция по разным причина, чтобы соседи, люди живущие рядом друг с другом, не помнили родства, следовательно – метисация населения. Вот, как раз, в этот момент образуется государство. (Поэтому у кочевников не может быть государства. Все кодексы кочевников, к примеру, та же яса Чингис хана – более близки к неформальным правилам морали. Только выдающиеся лидеры в подобной обстановке могли сакрализировать свои мысли, подпереть их. так сказать, своими подвигами и властью. Каждый формальный, значит бездарный с традиционной стороны деятель мог не оставить после себя подобную память. После смерти очередного лидера население начинает признавать только волю нового правителя и его людей. Только правящая воля обожествляется у покладистых снаружи зерефов до сих пор. После ухода со сцены и после потери власти все родственники и люди ушедшего диктатора разгоняются, это в лучшем случае, в худшем сажаются в зинданы, памятники диктатора разбиваются, проспекты и площади получают новое название. Нет, де-юре все возможно. Государство, состоящее из племен, его чиновники могут обозначать государство по инерции. Но это все «художества» оккупантов и завоевателей. Это означает, что здесь братскому народу помогли соседи (или сосед «большой брат»). Чиновники всегда для себе стараются, чтобы легче ориентироваться на местности. Посмотрите для интереса на карту Африки и Среднего Востока. Все границы как будто под линейку прочертили! Кто? Да, у кочевников в прошлом тоже были границы между племенами – по историческим путям кочевий. Но никто специально границу не чертил и пограничные столбы не ставил. Границу обозначали реки и горы, знаки природного, естественные происхождения, камни и деревья и тд. Это такие же неформальные законы родной территории.

Если зерефы подобны биологическим аппаратам с запрограммированными традицией поведением, что могли противопоставить тупой инерции и прочем счастливым, но недалеким родственникам и братьям младшие сыновья?

Как долго самый младший в семье должен был терпеть эту «мудрость» предков? С этого момента мы подходим к самому главному.

Физика против привычки.

Физическое большинство, новый народ, толпа против старых обрядов и закона предков. Традиции и всевозможным ее жрецам разного цвета, роста, веса и вероисповедания младшие герои могли противопоставить только физическое большинство «новых жителей». Отныне и вовеки все стала решать толпа, ее вес, крик и количество сторонников. Все демократы, а затем и социалисты были младшими в своих семьях – лишенным права и наследства, как доблестный рыцарь Айвенго. Латинское vox populi – vox Dei, глас народа – воля бога могла появиться в момент скопления и первого спуска плебеев с Авентинского холма. Когда в Древней Греции архонт Клисфен закончил свои реформы и дал права демам (деревням). В Древнем Риме появились народные трибуны почти одновременно. Отныне и вовеки традиции всегда противостояло физическое большинство, к которому апеллировали все реформаторы и революционеры мира. Они всегда могли сказать о новом народе, который ждет гражданских прав. Они всегда апеллировали лозунгами равенства и свободы для всех униженных и оскорбленных системой (потом речь конечно же шла о рабах – пролетариях капитализма, которым нечего терять кроме цепей).

Народ всегда создает новые запросы, потом новые традиции, новые привычки приходили на смену старой системе. Но всегда внизу народ был плодовит, именно в простых традиционных семьях рождалось много детей. Какая странность! Новый народ, новая толпа, создающая новое большинство, которому всегда мало, потому что детей много, выступает против старой традиции, придуманной общими авторитетными предками, старыми героями, потомки которых в виде действующей элиты вызывают раздражение и ненависть. Сам по себе народ, зерефы не способны на претензии. У крестьян и плебеев никогда не было конкретики. Только брутальное насилие или угрозы закабаления, перспективы рабства, также смерти вызывали солидарность и борьбу. Таким народам никогда не нужны гражданские свободы. Они верят только двум субъектам – царю и провокатору. Под провокаторами имеются в виду все революционеры, разных цветов и оттенков, которые по факту оказывают просто обделенными «младшими сыновьями» среди действующей элиты-аристократии. Совсем не обязательно, что все бунтари являлись младшими в своих семьях, то есть обделенными наследством. «Младшими» они могли быть и условно из-за периферийно – провинциального происхождения. Здесь принцип старшинства также расширялся вместе с доступностью образования. Модернизация и грамотность сельской элиты, в том числе к концу XVIII века проявили во Франции всю группу лидеров Великой Французской революции. Лидер русской Февральской революции Керенский приехал из провинциального захолустного Симбирска. Надо ли напоминать, откуда родом и где сформировался будущий предводитель большевиков Ленин? Это все «младшие» по условному факту провинциального происхождения. (Ни предки Керенского, ни предки Ленина не принадлежали к старой элите. Их отцы заработали дворянский титул, – служилые дворяне. Значит, все лидеры революции вышли из третьего сословия, то есть те же греческие зевгиты и метэки. Но так же как и Клисфен с Периклом они обратились к массам, чтобы подвинуть старую элиту. Чтобы новая традиция через физическое большинство, через толпу желающих нового будущего заменила старую традицию, только и всего.

Физическое большинство – это сила. Но надо с ним общаться на фоне какой-то личной обиды. И высокие мотивы, идеализм, гуманизм нисколько не мешают личной обиде. Прошу запомнить про физическое большинство. Которое становится как средством великих потрясения, социальных революций и одновременно оружием персональной мести).

Зачем они рожают

Корпоративность элиты, высокомерие касты не всегда порождают недовольство. Если рожден и воспитан среди плебеев, каждый из рабов всегда знал свое место. Домашняя скотина не возмущается же, что ее доят, забирают молока или забивают на мясо. Небожители были небожителями, рабы рабами. Такое жесткое разделение, однако, было не всегда. При родоплеменном строе, или, скорее, при первобытном коммунизме такое было невозможно. Классики правильно нашли причину будущего размежевания, – излишки. Что заборы между прошлыми родственниками будут столь высоки, об этом не знал никто. Но именно закрепление на племенной элитой вечного права на долгие годы и породили эти ограждения, эту стену отчуждения.

Главной же причиной размежевания внутри касты небожителей была банальная обида. Привилегированные слои никогда не отличались обилием наследников. Ведь чем больше наследников, тем вероятней семейные споры. Сначала были конфликты между братьями, затем конфликт за наследство превратился в гражданскую войну. Между спором Ромула и Рема до демарша Вильгельма Оранского большое временное расстояние. Период от мифического конфликта до буржуазной революции показывает появление идеологии (а в нашем случае показывает, как один из условных братьев призывает большинство, – призывает на свою сторону народ против тирании аристократии).

С другой стороны простой народ, условные низы, всякая чернь не отличались щепетильностью в вопросе деторождения.

Удивительная глупость нищих рожениц.

Можно долго гадать о безалаберности простонародья, даже некой безответственности касательно будущего каждого рожденного в подобной нищете, но это будет всего лишь современный взгляд, слишком рациональный взгляд интеллигента. Прежде чем мы перейдем к доскональному раскрытию обращения любого обделенного аристократа (или революционера) к толпе, необходимо понять, откуда у толпы ее сила. И эта сама безалаберность в половом вопросе у простонародья, окажется самой главной причиной силы масса, а кроме того, почему у толпы много силы, но мало мозга.

Они хотели детей или любили секс?

Такой внутренний вопрос при виде бедного горожанина, у которого, что называется, семеро по лавкам сидят и жена беременная, улыбается вам навстречу.

Представьте себе, но до Нового времени мало кто удивлялся такой веселой нищете. В пост традиционных странах до сих пор это приветствуется. Правительство даже обращается к народу, просит улучшить демографическую ситуацию. Посмотрите на Кавказ! Посмотрите на Среднюю Азию! У них по 6—7 детей, а вы что делаете? «Мы дадим вам денег на второго ребенка».

Найдутся знатоки в гендерных проблемах, которые пригвоздят Среднюю Азию к столбам бескультурья. Они, мол, малокультурные, не урбанизированные и вообще маловоспитуемые. Пройдет немного времени, пусть они поживут в городах и у них также не будет много детей.

Да, это так. У них также не будет много детей. Но прежде чем это случится, произойдет тотальная деградация, ассимиляция, аннигиляция аборигенов. Получится нечто среднее. И сама культура тут ни при чем. Это всего лишь традиционная рефлексия.

Почему традиционный народ размножается.

Для понимания этого я прошу образованных, цивилизованных – культурных уберменшей опуститься до родоплеменного «братского» мышления. Хотя все уберменши забыли про братство, оттого что родственные отношения отошли на второй план. Вопросы культурного и цивилизованного выживания сегодня рассматриваются в массе городских одиночек. Для чего нужна родня? Чтобы она упала на хвоста? Они приезжают и затрудняют жизнь в холодном городе.

Когда на планете жили одни племена. Эти племена соседствовали с такими же враждебными племенами, вопрос воспроизводства был вопросом жизни и смерти данного народа, – стратегическим вопросом выживания. Поэтому если вы видите улыбающуюся вам навстречу «тупую» многодетную мать, она передает вам привет из средневековья, более того – из первобытного мира. При родовом строе род, потом народ брали на себе заботу об общем потомстве. Родственники помогут (варианты: хорошие люди, такие еще есть, их много; государство позаботится о нас). На взгляд цивилизованного человека эта женщина как бы реально тупая. Кто ей угрожает? Кто нам угрожает? – это естественный парирование данной версии безответственности. Все современные люди, полагающиеся только на свои силы, возможно, так и подумают. Современные города – это сборище свободных и гордых одиночек, – эгоистов. Все предки современных и свободных когда-то сбежали из деревни или аула, из традиционных селений, в которых жрать нечего было. А кто-то чтобы выбиться в люди.

Обращение революционера к народу.

Это по сути такой же сюжет родоплеменного форс мажора. Все первобытные народы собирались на общий совет. Родовая сходка – это первая природная демократия в мире, опосредованная трагическими обстоятельствами. Если революционер обращается за помощью к народу, оттого что действующая элита зубами зацепилась за старую традицию и заснула, значит он, революционер чувствует конец данного народа. В качестве триггера может быть и личная обида, не может быть, а так и есть всегда (как у Тиберия Гракха были претензии к сенату Рима, когда его хотели выдать нуманцам. Или у Ленина месть за брата Александра). Революционер – он прежде всего революционер, оттого что меняет традицию народа.

Лучше всего, если революционер обращается к безродной толпе, а не наоборот.

Потому что он принадлежит к знати. Следовательно, он зачинатель не просто новой династии элиты, он сохраняет все лучшее, что было у прошлой элиты и создает нечто новое.

Если же народ, то самое большинство, народ, толпа в конце концов, просыпается под воздействием идейного наркотика равенства, братства, справедливости, затем уничтожает аристократа – провокатора, революционера, Гракха и Троцкого, тогда эволюция народа возобновится с самой низшей точки развития местной цивилизации. Еще хуже, если народ начнет преклоняться, повторять, перенимать у другого народа чужую традицию, а новая олигархия начнет воровать у своего народа, переносить наворованное золото в соседние страны, чтобы ее приняли за тамошних нобилей.

П.С.

Если вы понимаете, что нет никакого прока в существующих схемах культурной конвергенции, ели вы видите, что старые парадигмы не помогают, а только путают ваше сознание, то сразу переходите на уровень рефлексии. Тогда все сразу становится на свои места.

Обращение к большинству

Почему один из нобилей конфликтует со всей элитой. Потому что ему нет лучшего места. Он не достигает своей цели, в данном случае не получает чего достоин. Это он так думает, что достоин. У элиты есть своя родня и интересы. Перед каждым революционером толпа в виде стариков или просто старших по возрасту. Но не может этот выскочка побороть в одиночку всю условную знать. Самое большое это заинтересовать, увлечь единомышленников. Заговоры с целью захвата власти как банальная возможность перевернуть неформальные законы наследования сопровождали человечество, во всяком случае все традиционные общины – народы всю докапиталистическую эпоху. (Даже в постиндустриальную стадию неофиты до сих пор приближают к себе людей не по талантам, а по амбициям и алчности. Ты поможешь мне – я помогу тебе). Как правило, помощников бывает не так много, они составляют мизер из всей элитной совокупности. Когда дворцовый переворот невозможен. Попыток было много и большинство неудачные. Из подобных попыток можно выделить заговор Кателины в Древнем Риме – в виде самого яркого примера.

Раз мы начали разговор с древности, были попытки повернуть колесо истории через возращение к первобытной демократии через магистратуру народного трибуна типа братьев Гракхов. Нам интересно только одно: где, когда и зачем произошло обращение самого слабого представителя знати, другими словами самого бедного и «младшего» из нобилей к толпе. Не к подобным же неудачникам из аристократической среды, а именно к народу. Когда и почему интересы бунтаря могли совпасть с интересами крестьян? Когда народная власть из выдающихся представителей знати превратилась во власть теперь самых безродных, но выдающихся плебеев (то есть мы говорим о социализме. Мы все время имеем в виду крах СССР в 1991). Когда и отчего это началось. Когда апелляция младших братьев – самых талантливых в аристократических семьях обернулась боком. Не всегда сразу, а через время: когда уловные римские плебеи или шедшие им на смену европейские крестьяне – в любом виде, в виде «диктующих» пролетариев – это самый последний пример оборачивалась личной трагедией революционеров, их семей и народы возвращались, деградировали, чем ставили государства, созданные многими поколениями аристократии, перед пропастью.

Эволюция вспять или эволюция фарса.

Я уже приводил пример, как поступают все восставшие горожане, крестьяне, когда побеждают систему. Обычно это заканчивается проникновением в подвалы и господские кладовые с переодеванием в дорогие платья и недельной гульбой. Любое подобное восстание можно просто наблюдать, бунтарей не трогать. Не вмешиваться с целью наказания обезумевшей черни. Надо просто подождать, выждать момент и войти в подобный город или любое другое селение. Всю крестьянскую элиту, всех вожаков можно найти в одном месте, в одном зале среди груды посуды с вином, валяющихся на полу в луже собственных выделений. Это есть чистое крестьянское восстание. Обычно толпа без нобиля не идет дальше известной деревни, остается на месте, обороняется, защищается.