− Так вот, Антоний. У меня к тебе предложение. Ты из Мирошева?
− Да.
− Не хочешь после защиты диплома туда вернуться? Или планируешь остаться в Москве?
− Нет. Не планирую, − ответил я. – Но в принципе не знаю. Думаю, вот… − я глянул побитым преданным псом, за время работы научился так смотреть и на клиентов, и на начальство. Не злоупотреблял, но случалось…
− Если решишь вернуться, то я хотел бы не терять с тобой связь. Нам в регионах нужны специалисты.
− Эйчары что ли?
− Не только. Впрочем, тебе решать. Но знай: компания в тебе заинтересована.
− Спасибо. Я обязательно зайду, как защищусь… То есть защитюсь…
− Филолог, а путаешься, − рассмеялся он.
Наверное, когда я вышел из кабинета с дверью больше похожей на крышку двуместного гроба, у меня было странное лицо, потому что ослепительная секретарша, у которой морщин на лице было столько же, сколько извилин в мозгу, бросила на меня не презрительный, а заинтересованный, даже заинтригованный взгляд.
Стал я магистром без всяких приключений. Стал и стал. На кафедре мне так и не предложили остаться, а я надеялся до последнего. Я специально не пришёл на вручение, чтобы был повод зайти в деканат. Я, как и всегда, протянул декану руку − он в ответ не подал свою, мрачно поинтересовался:
− Что-то ты на вручении дипломов не был.
− В библиотеке сидел, − наврал я.
− Ну получи у секретаря диплом.
− Виктор Александрович! А в аспирантуру остаться? – плаксивым голоском промямлил я.
Декан удивлённо посмотрел на меня поверх очков в очень дорогой оправе и зашипел в том смысле, что я мало времени уделял науке в последнее время. Я ответил, что как раз в последнее время я уделял науке всё своё время. И дальше буду только учиться, больше не стану подрабатывать.
− Подработка барыгой, − декан так и сказал «барыгой»! − Антоний Павлович, не делает из молодого специалиста профессионала.
− Подработка барыгой, Виктор Александрович, даёт деньги на общежитие.
− И на автошколу тоже, − огрызнулся декан.
− Я смотрю: вы в курсе моих дел. Сами, что ли, с извозчиком?
− Топай давай, магистр хренов, − декан был зол как семь волков, он не любил шутки насчёт своей бэхи шестой модели. Декан уважал старые машины, это было его хобби – немец шестой модели мохнатых годов стоила дороже современных. По слухам у декана на даче стояла ещё «чайка». Ну икс-шесть у декана тоже имелась – такой вот коммунизм на отдельно взятом факультете.
− Угораю с вашего словаря.
− Угорай, угорай, скриптор, − бросил он мне в спину презрительно.
Я так и думал. Без Староверова не обходится ни одна неприятность. Да уж… Судя по ненависти ко мне, «Скрипстория» процветает. Мама рассказывала: перья скрипят, скрипторий начал окупаться, в последний мой приезд мама сообщила, что скрипторий окупился и если я не выйду к ним после магистратуры, мне найдут замену. «Я буду просто счастлив, мама. Отстанете вы от меня хотя бы, как замену найдут», − нервничал я. Но мама ответила, что она передаёт то, что «просит папа» – только и всего. «Спасибо, мама. Я не хочу о нём слышать, не хочу!»
В общем, Виктор Александрович обдал презрением. Все наши профессоришки удавятся, а не пустят тебя на преподавательскую деятельность (не дай бог их переплюнет молодой аспирант), обогащение не простят. «Наверное декану нужна какая-нибудь ещё старинная тачка, а Староверов его не взял», − не без злорадства решил я. И почему это декан уверен, что я работаю со Староверовым? Но откуда им знать о моём конфликте со Староверовым? Неужели Староверов наврал им? Неужели он, как и все люди, делает вид, что всё замечательно – невозмутимую мину при плохой игре.
Ситуация складывалась в общем-то плачевная. И скажу по секрету, когда я расписался в таблице, получил диплом магистра и вышел прочь из универа, слёзы просто хлынули на асфальт. Я ещё час петлял, просушиваясь и проветриваясь, прежде чем зайти в общежитие – у коменданта глаз-алмаз. Из своей комнаты я позвонил в главный офис моей единственной работы, тот попросил записаться на завтра к нему на приём. Я так и сделал – мне оставалось обитать в этой комнате всего день.
− Значит, не быть тебе аспирантом? – директор был сегодня в косухе.
− Не знаю. Может позже, спустя год, снова попрошусь.
− За год вряд ли что-то изменится.
− Не знаю, Валерий Яковлевич (я конечно же посмотрел, как его зовут и пустился в распространённые разглагольствования, почти нытьё о том, как меня прокатили с аспирантурой). − Сейчас чего только не случается. Мама в колледже работает, так там такие пертурбации за последние годы, каких за предыдущие полсотни лет не случилось.
− Так что ты намерен делать? – ой, снова… будто слышу голос Староверова. В принципе, правильный вопрос, деловой, удивительно ещё, что он столько меня слушал.
− Сегодня уезжаю домой.
− Да. И я продолжаю прошлый разговор. Думаю поставить тебя на главную точку в Мирошеве.
− То есть? По проходимости главную?
− Ну да. Управляющим салона. Смогём?
− Начальником? – испугался я, вспомнив нашего озабоченного управляющего, который радовался как ребёнок, что его пригласили на корпоратив, а нас с Оксаной нет.
− Ну сложно сказать… У нас начальники-то разные. Ну скажем, ответственным за город. Город-то маленький?
− В принципе да, небольшой.
− Четыре салона там у нас. Два салона и три можно сказать точки. У тебя будет отдельная комната с видом на вечернее солнце.
Я улыбнулся:
− Значит, на вокзале?
− Да. В ТРЦ привокзальном.
− Смогём, Валерий Яковлевич! – ответил я, а сам подумал: это ж меня все знакомые увидят, но всё-таки я управляющий, начальник и связь всем всегда нужна, симки и услуги, да и аксессуары.
− Чудненько. – Я заметил: он часто вставлял ласкательные суффиксы, это так топ-менеджеры втираются в доверие к простому народу, чтобы выжить из них по максимуму.
Он встал, вышел из-за стола и пожал мне руку:
− Ну и хватка у тебя, Антоний!
− Так военные сборы.
− Я думал, боксом занимаешься.
− Не. Я на скейтборде.
− Странное увлечение, но как и я, возишь душу, а не тело. Завтра во второй половине дня тебя ждут в нашем Мирошевском офисе.
− В ТРЦ?
− Нет, я тебе скажу адрес.
− Это у моста что ли, второй салон?
− Да… − директор посмотрел в карты. – У моста, у переезда.
− Понятно.
− Надеюсь на тебя Антоний. Верю, что конкурентов ты обскачешь. И вообще далеко пойдёшь.
Насчёт «далеко пойдёшь» − директор явно погорячился. Это было сказано неискренне, он даже не стал это скрывать, быстро нажал кнопку, чтобы вошёл следующий посетитель. Я же ретировался.
Не буду подробно рассказывать, как пролетел ещё один год. Вы чекаете: каждый раз рассказываю не подробно, а уже полтос страничек накатал… Я заматерел, оброс ненужными знакомствами, научился напускать на себя радушный вид при виде бывших одноклассников и одношкольников. Некоторые успели обзавестись семейством и детьми и почти каждый не преминул поинтересоваться: где сейчас Староверов, как он и что. Его все помнили и, как я заметил, уважали, и скучали. Да и я по нему скучал, злость на него почему-то улетучилась, по-прежнему страдал от того, что меня любили из практических целей, воспитывали и обучали, нацеливая на успех бизнеса.
Салон с визуальной и «зазывальной» рекламой на самом проходном месте – на первом этаже ТРЦ у входа, недалеко от вокзала. Я проводил обучения и тренинги, я выписывал штрафы и увольнял, я проводил расследования, когда вдруг появлялись большие недостачи, я хитрил, просматривал камеры как заправский секьюрити (да! я видел на экранах все точки сети в городе), все жалобы стекались в наш салон, я уничтожал своим интеллектом скандалистов-клиентов, я научился улыбаться всегда и забывать тут же о решённой проблеме, оставляя в голове только нерешённые; я разговаривал с центром, общался иногда и с поставщиками − я был вершителем судеб в своём зале – я зазнался и реально считал этот зал своим. Я ловил на себе взгляды умопомрачительных девушек больше похожих на леопардш, а не на покупательниц, и почему-то совершенно одинаковых на лицо, на фигуру, на весь образ, включая сумочки и сумки, рюкзаки и рюкзачочки, серёжки и колечки, татухи и пирсинг, причёски и шапочки, ногти и ногточки. Они даже телефоны брали одной версии и все как один манерно расписывались в договоре коряво: на бумаге оставались совсем не эстетичные росчерки с претензией на апломб. Они шлифовали свой внешний вид, но забывали напрочь о мозгах, а ведь письмо связано с интеллектом, почерк может рассказать о человек многое, недаром в стольких детективах описывается графологическая экспертиза. Я мечтал о машине, но весь год ездил на работу на маршрутке или на скейте, в нашем городе это удобнее, чем в Москве, хоть и опасно в смысле разных кочек и выщерблен. В Москве в метро мой скейт постоянно тыкался в ноги вокруг стоящих и сидящих, те недовольно пялились, а один возбуждённый как-то полез на мой скейт, отдубасив его ногами.
Получал я немного – не дотягивал не то что до топов, но и до среднего звена, всё время помнил, что не факт, что меня на корпоративе бы посадили в норм-зал, вспоминал тот наш протестный корпоратив и внутренне улыбался. Деньги почти всё откладывал, кредит на машину брать не решался, мало ли что – работа в принципе стабильная, но вдруг скандал какой или помрёт кто прям в офисе, или кража – кражи случались в провинции, там по-прежнему у большинства наличка, да всё, что угодно может произойти, я не смог бы спокойно жить – каждое утро было бы омрачено тем, что надо платить раз в месяц. И так несколько лет. Не люблю, когда надо мной висит дамоклов меч. Я и так всё чаще ловил себя на мысли, что живу как-то временно, не по настоящему, понарошку. Всё-таки есть занятие, авторитет, успокаивал я себя, всё-таки я не на самой плохой работе и мама в принципе довольна. За год, с того момента, как я переступил символический порог нашего мирошевского салона и до настоящего времени выручки взлетели втрое, а проходимость никто не считал, но она выросла на порядок с моим приходом. Люди знали: я всегда проконсультирую, я всем улыбаюсь и рад даже бомжу, хотя тут я погорячился, бомжу я вряд ли обрадовался, но виду не показал бы, обслужил. Впрочем, я общаюсь только с проблемными клиентами, остальных обслуживают консультанты…
Летом я решил не уходить в отпуск. В городе прибавляется туристов. Вообще город летом меняется, его окрестности заполоняются отдыхающими в количестве до миллиона – так мне кажется, в городе обнаруживаются пробки, иногда на километр, а очередь из бабушек в соломенных шляпках (в дождливые дни в шлёпках типа месим-грядки-нипочём) к терминалу «чтобы положить деньги на счёт» зашкаливает.
В один из жарких августовских дней солнце, которое всегда заглядывало в мой кабинет ближе к вечеру, померкло. Произошла странная история.
День не задался с самого утра. Расторопную, но глубоко беременную девушку-кассира с претенциозным именем Ева, забрали рожать. У неё отошли воды. Я попросил консультанта Геннадия убрать, он отказался, я не стал объяснять, что воды – это не моча, что тут объяснять-то, я просто оштрафую его и всё, без разговоров. Пришлось убирать самому. Я встал за кассу и снял контрольку. В кассе не хватало пятьсот рублей. Я составил акт, всё сфотографировал. Началась пятница, суетный табунный день. Я экономил силы, народ повалит к вечеру, утром и в бизнес-ланч я молча пробивал чеки, сквозь зубы односложно отвечая на вопросы и реплики. Я был не в настроении, ведь солнце заглянет в мой кабинет ближе к вечеру, а меня там сегодня не будет. Я привык общаться с солнцем, где-то час оно разговаривало со мной, окутывало негой, я думал о жизни, её скоротечности и смерти. С ужасом промелькнула мысль, что светило мой единственный друг. Я понимал князей из «Слова о полку Игореве!» – каждый считал, что он – солнце. В пасмурные дни я смотрел на хмурое небо и знал: оно за тучами. Сегодня будет так: лучи проходят сквозь окно с рекламной надписью прямо на стекле… лучи рыщут по кабинету, а меня нет на месте… Они волнуются, они уходят ни с чем… Я задумался, и совсем не заметил, когда вошла она. Я обратил на неё внимание, когда она на повышенных тонах разговаривала с консультантом. Я узнал её тут же. Не её даже, а этот жуткий совсем не по погоде коричневый велюровый костюм с белыми полосками-лампасами. За три года, что я его не видел, он истёрся в швах, выцвел на плечах… Это была она, та девчонка, смартфон которой я когда-то не вернул, а в шутку запросил выкуп. Она изменилась за три года, щёчек и след простыл, скулы рельефно выделялись на волевом широком повзрослевшем лице. Всё тот же хвост, та же чёлка, впрочем, чёлки три года назад вроде не было, но сейчас была. Я пытался понять, что она говорит консультанту Геннадию, но не мог разобрать ни слова, в это время я оформлял покупку. До прихода этой девчонки я смог впарить клиентше пакет программ и страховку, а сейчас приклеивал защитную плёнку, что требует аккуратности. Клиентша трещала с пулемётной скоростью, рассказывала о внуке. Приходилось поддерживать «светскую беседу». Это было даже хорошо.
− А вот скажите, молодой человек, − суетилась покупательница. − Страхуете телефон? Написано водонепроницаемый, значит с ним и плавать можно?
− В принципе я бы не рисковал. Плавать можете за сто тысяч и выше. И то бы не советовал.
− Как так?
− Не стоит проливать ничего на аппарат. Осторожнее с влагой. В принципе, ничего страшного, но если долго на спине телефон будет лежать в луже, то после сушить придётся – где-нибудь да замкнёт. Прошивать придётся.
− Может другой тогда, хотелось бы водонипроницаемый.
− Все модели в этой ценовом коридоре водонипроницаемые, но с осторожностью. Я же вам сказал – другая цена у самых надёжных от влаги.
− А я видела под проливным дождём снимали. На палку телефон насаживали и снимали.
− Уверен, что зонтик вы не заметили.
− Ой да-да, − щебетала женщина. – Зонтик был, был. Но ведь сейчас все на море под водой снимают! Я такие видео видела – рыбки, рыбки… И ещё раз медузы…
− Да, снимают, − согласился я. – Но цена-то какая? За сто и дальше.
Я приступил к установке приложений. Делал всё на автомате, учтиво отвечал междометиями. А девушка в коричневом костюме тем временем всё что-то выпытывала у Геника. Она ни разу не посмотрела на меня. Такие клиенты попадались и даже часто. Люди по-разному себя ведут в зале. Кто-то говорит с консультантом и никого больше не замечает, как правило, это касается серьёзной для клиента покупки, но чаще клиенты осматриваются, люди не хотят, чтобы рядом кто-то стоял, а когда в салоне другие, назовём их «зеваками», то персоналу необходимо сделать так, чтобы клиент оставался на позитиве, надо мягко отвести его от зевак. Так вот. Рядом с девчонкой стояли двое, а она никак не реагировала! Бывает клиент как Карлсон продолжает разговор, решает свою проблему, но мне, например, заметно, что клиент напрягается, если кто-то рядом. Если женщина, так всегда за сумку схватится и прижмёт к себе, если мужчина, то достаточно часто случается, что обернётся и выразительно так посмотрит. В принципе люди ведут себя одинаково, всё описано в учебниках. Так вот эта девчонка вела себя странно. Пока загружал настройки, я всё украдкой смотрел на неё. Неужели тайный клиент? Нет. Я не верил этому. Ведёт себе как тайник, сумку свою убогую не сторожит. Я вспомнил как она её придерживала тогда в парке. Но, успокаивал я себя, бывает ведь, что мы подозреваем кого-то зря. Салон связи не супермаркет, здесь не продают водку и табак и контент восемнадцать плюс тоже не продают, дети его сами скачивают…
− А игры скачаете? – прочитала мысли клиентка. Я впервые посмотрел внимательно на неё: серая незаметная дама в морщинах, худая, даже чересчур, такая подбородкоострая, востренькая. Она не засуетилась, не отвела глаза.
Бан! Мы попали в жестокий бан. Заказали конкуренты – молнией промелькнуло. Ведь тайные покупатели, да ещё в паре, да ещё такие профи − это дорого, уж я-то знаю все тарифы на такие подлянки, да и слухачи поодаль у терминала, свидетели, по три ка заработают. Геник − опытный консультант, я подал ему знак. Но это утреннее недоразумение с уборкой… консультант старался не смотреть на меня, почему-то ему стало стыдно, когда я вытер пол у кассы. Я не понимал, почему. Отказался и отказался, многие люди никогда в жизни не убирались, я же спокойно относился к уборке, когда дед умирал, не такое пришлось убирать.
− Знаете, − сказал я навязчивой клиентше. – Вы идеальный покупатель, за полный пакет услуг вам полагается подарок.
Эта была моя идея – объявлять идеальным покупателем и обещать подарок, и это было что-то вроде пароля для персонала: осторожнее! враг не дремлет! − тайники не должны были догадаться. Мой напарник ни глазом не повёл, ни рыльцем, а ухом повёл – это заметил только я, он улыбнулся девушке в коричневом костюме понимающе так, по-свойски. Ну теперь кто кого… И касса. Не хотят ли те двое слухачей грабануть кассу. Но девушка, старая моя знакомая, не похожа на воровку от слова «совсем». Охранник ходил по этажу, прогуливался мимо нашего салона часто, но я боялся озираться и искать его глазами, перегородки стеклянные, всё просматривается, смотреть-то я и опасался.
Наконец услуги все поставил, симку оформил.
− Ой! У вас руки трясутся, − захихикала идеальная клиентша. – И вот тут в чеке…
− Что? Что в чеке?
− Наушники в подарок не значатся.
− Они идут отдельным чеком в виде бонуса, там же НДС. Сейчас, секунду, – я начал колдовать с кассой, выискивая в 1С строчку с акционными наушниками по нулевой цене.
− Это вы извините, я в такие тонкости влезаю…
И тут она берёт только что оформленный смартфон и выпускает его из рук. Я − за стойкой, за кассой. В принципе я ничего не мог сделать. Если клиент хочет уронить или утопить телефон, он его уронит и утопит. Я, увы, взглядом телефоны не останавливаю, как это обычно делают герои мультиков с суперспособностями. Во всех мультах выставляют вперёд ладони и предметы замирают. Если выставлю я, меня примут за идиота. Я не супергерой.
− Ой! Молодой человек. А можно другой телефон? – она не поднимает телефон, его поднимаю я, при этом не спускаю глаз с кассового аппарата – вдруг всё-таки жульё.
Телефону хоть бы хны – как и не падал. Ну конечно же, сейчас будет скандал. Я мучительно соображаю – что делать. Рискнуть и продать новый с настройками и прочим. Так она и тот бросит. Уж я-то их методы знаю. Решаю продать новый. Рискну: сумма приличная, вложу свои, и подарю этой девчонке в потёртом костюме, рискну. Девчонка всё треплется, язык без костей, а Геник мило отвечает на её вопросы, − обязательно ему премию выпишу, когда эта пытка завершится. Премию наложить на штраф – колотятся мысли, сколько получится.
− Хорошо. Я вам заменю.
− С новыми чеками?
Вот тут загвоздка. Я могу заменить только без чека. Утром в кассе недостача пятьсот, и сейчас, если пробить чек, будет недостача пятьсот и стоимость телефона и услуг.
− Окей, − говорю, хорошо, что я быстро соображаю. – Окей.
− То есть новый чек и по новой?
− Да. С новыми чеками.
− А вам не попадёт? – преданный участливый взгляд пустых продажных глаз цвета половой тряпки.
− Попало бы, − отвечаю. – Но я ваш телефон выкуплю. Сейчас, когда чек новый выбивать буду, расплачусь своей картой. – Я достаю из широких штанин (штаны у меня достаточно узкие, ближе к нормальным, обыкновенные офисные брюки) свою карточку и показываю свой бейджик и фамилию на карте: пусть знает, что я её раскусил. Ещё посмотрим, кто выиграет. Я вошёл в азарт как в преферансе, который устраивали мамины коллеги – я встречал новый год в мамином колледже. Ну и покер-фейс на месте. Рискну.
Мозг теперь вскипал у неё. И её заело:
− А вам не попадёт? – больше ничему не научили, не проинструктировали, что ли, о таком варианте?
Так заедает всех на тренингах. Больше не знаешь, что сказать, заученные фразы кончились…
Деваха всё болтает с Геннадием. Я не смотрю, но чую: он на исходе, надолго его не хватит. У терминала один из слухарей тормозит очередь, вступает в финальную часть инсценировки, возмущается (значит, что-то пошло не так):
− Почему мне никто не объясняет, стою тут, стою!..
Ему люди говорят, те, кто сзади, пара такая интеллигентная:
− Пропустите нас к терминалу, молодой человек. Заодно и увидите. Нам тоже деньги на счёт положить.
А он:
− Нет. Моя очередь. Буду стоять, пока консультант не обслужит и почему вообще так долго занят продавец на кассе!
Ну не прокатил скандал с телефоном-падальщиком, значит начали давить в другом направлении, то есть со всех сторон хотят припереть к стеклянной стене и желательно разбить её.
− Нет, нет, новый, новый. – заговаривается она, заряд её тупых мозгов заканчивается. − Тот уже всё. А я из магазина ещё не выходила, − улыбается вставной челюстью сухая женщина. Где их подбирают этих тварей?
− Конечно не выходили, − улыбка у меня до ушей, – сейчас будет новый.
− Без доплаты?
− Да. Без доплаты.
− Вам попадёт!
Как же все убожества на свете клинит и заедает, когда идёт не по схеме. Её же сказали, чтобы она ругалась, когда я не захочу заменить телефон на новый, а такой вариант даже не рассматривался.
− По пятницам разве, не знаете, хлеб бесплатный? – я начал терять самообладание.
− Да? – злится больше меня и прежде всего на тупую себя сучка сморщенная. – А я думала по четвергам.
− Ну историю партии не преподают больше. Вот и подзабыли, − улыбаюсь, это шутки Староверова, его бородатый старомодный юмор не раз меня выручал. – Перечитайте «Апрельские тезисы». – Я тоже кажется смолол тупость.
Смотрю. Сморщенная на меня не вылупилась, тезисы вождя мирового пролетариата её добили. Наверное она вспомнила, как прорабатывала на комсомольских бюро несогласных… Я так в шутку это всё ей и высказал, чем довёл её до немого состояния. Наверное, она и правда на партсобраниях бесчинствовала во времена бурной молодости и за коммунизм готова была всех врагов разорвать, а теперь вот – тайник за десятку. И я всё это глядя в глаза ей тоже высказал. Сухонькая тётка стала багроветь, я видел, что она готова вцепиться своими страческими ладошками с чёрными коготочками мне в лицо.
Но тут на меня вылупилась и деваха в коричневом костюме. Вылупилась и замерла, аж рот открыла – Геник тут же к терминалу рванул, скандалиста подставного обслужить. А девчонка эта в костюме сделала ко мне шаг, второй. Ну всё, думаю, бан мне настал, она руку вперёд протянула, замычала и вдруг – хлобысь! – грохнулась на керамогранит бошкой. Моя онемевшая собеседница помойными глазами теперь вылупилась куда-то в пространство за стеклянные стены, стала озираться и как заорёт на меня.
− Видите до чего клиента довели? «Скорая»! Где «скорая»?!
Тут второй слухач смылся, а первый не может смыться, он же на счёт кладёт и Геник ему показывает, куда тыкать и деньгу вставлять… Но и занятый слухач паникует, озирается.
Я набрал номер, вызвал «скорую». Вторую за день. Да у нас вообще не в первый раз в обморок грохались. Один раз парень пришёл3. Потом оказалось диабетик, он на уколах, пропустил укол, а на улице жарко, ему плохо стало, а у нас в салоне стульчик клиентом был занят. И клиента вроде как не согнать. Но я рискнул − согнал, хотя он вполне мог, как эти, тайником оказаться. Усадил парня, «скорая» приехала, хряк ему укол в живот, он и ожил. Гипогликемия называется, я даже запомнил.
Девчонка валялась и немного подрыгивала ногой.
− Это жара, − сказал Геник. Он обслужил слухача и тот благополучно смылся.
Я осмотрел салон.
− Картина Репина – бессознательное, − сказал я. – А где клиентка?
− Ушла, хрякнувшийся телефон забрала с документами. Ты не видел разве?
− Так я в «скорую» звонил, отвлёкся. Ну и денёк…
Девушка снова задрыгала ногой и застонала.
− Может посадим её?
− А если у ней инфаркт какой-нибудь? Нет, Гена, не будем трогать. – Я был уверен, что никакого у неё инфаркта, просто, что называется, дамский обморок.
− Может, беременная?
− Геннадий. Хватит уже на сегодня беременных, а?!
− Но Ева на сносях, а эта… так сказать в зачаточном цикле.
− Гена! Умоляю: без циклов!
− Голову не разбила?
− Ну крови-то нет.
Самое интересное, как реагируют люди в таких обстоятельствах. Одни только хотят зайти, но видят лежащую, да ещё в таком прикиде, и шарахаются, не заходят. Но были и такие, кто наоборот заходил и смотрел, предлагал подушечку под голову, но я не разрешал − мало ли что: поднимешь голову, и шею доломаешь − не раз проходил инструктаж, в том числе и по неотложной и срочной помощи. Пусть уж врачи. К приезду «скорой» вокруг девчонки образовался кружок сострадальцев. По-моему, она пришла в себя, во всяком случае шевелилась и глаза открывала, но не поднималась. Я бы тоже не поднялся, если бы очнулся. Вот она открыла глаза: вокруг рыла такие любопытные, потные, свиные все как на подбор, в том числе наши с Геником – лучше и дальше лежать…