Курс

На «Южном полигоне» было много интересного. Прежде всего – посещение исторических Королёвских мест, главным из которых был памятник Р-1. Андрюха будет хранить эту выцветшую никакого качества фотографию группы на фоне ракеты. Практически им удалось прикоснуться к одной из величайших реликвий – посетить место первого маленького шажка человечества в направлении космоса. По Андрюхиным меркам, здесь творили самые счастливые люди в мире. Заниматься столь интересным и важным делом и полностью посвятить себя ему – что может быть привлекательнее? И даже понимая, что во все времена были проблемы, мешающие жить воплощением идей, и куча нечисти пытается отравить жизнь, заставляя создавать не «благодаря», а «вопреки», со стороны чужая ситуация всегда кажется более радужной.

Андрюха ранее не читал исторической информации и воспоминаний Королёва, но пытался представить, как они тут жили, работали, творили, не спали ночами, и как оно свершилось. И какие были впечатления, реакция… «Итак, увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его; ибо кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?». Что будут помнить об этом следующие поколения? Найдётся ли место чему-то достойному среди пафоса и лицемерия следующего века? Только стихи неизвестного происхождения скупо подтверждают, что всё это было:

В бескрайних степях астраханской земли,

Где кружат парящие в небе орлы,

Где Солнца палящего катится диск,

Там первой ракеты стоит обелиск.

Прочие достопримечательности астраханской степи не были столь яркими и важными. От скорпионов и арбузной бахчи с ягодами высочайшего качества до снующих везде МАЗов-543, которые за пределами площадки использовались как маршрутки. Меньшая техника была в дефиците.

По выходным было тоскливо. Без того писклявые громкоговорители выдавливали писклявого Сарычева и шедевры Альфы, личный состав растворялся по каким-то дырам, а сотни километров окружающей степи, казалось, подползали к самому плацу. Закат навевал традиционную грусть, вспоминалась Татьяна, но в целом всё не очень угнетало и было предпочтительнее насыщенному училищному дурдому. А потому продолжали «ловить момент» для относительного «оттяга».

Обратный путь, ко всеобщей радости, делал огромный крюк через Москву, так как на прямой поезд нужного количества билетов не было. Двое суток в поезде дополнили «курортное» настроение.

Опять «родная» казарма, курсантские будни, учебные занятия, наряды. Но вскоре ещё одно мероприятие заняло несколько дней в расписании и называлось оно инженерной подготовкой.

Очередное утро конца осени началось на пару часов раньше обычного. И началось с подъёма по тревоге, получения оружия, полной экипировки и убытия в учебный лагерь в Саратовской. Казарменный комфорт сменился на палаточный. Погода была уже совсем не июньской, но всё ещё краснодарской. И это означало, что палатки хорошо было бы и топить. Для просушки мокрой одежды оставался единственный вариант – на себе. Но скучно не было. Начинали с занятий по минированию и подрывным методикам. Как-то всегда близко было это дело душе раздолбаев, выросших в советские времена. Андрюха хорошо помнит период своего детства, когда взрывали всё, что теоретически могло бахнуть. Достать карбид проблем не было. А с ним и понеслась веселуха.

Теперь всё было серьёзно. Изучали от простых толовых шашек до МОН-50, различные виды детонаторов и технологии минирования. И теоретические знания закреплялись на практике. Дружно крутили цепи, вставляли детонаторы в шашки, тянули провода, крутили индукционный пульт и бахали. Потом вкапывали сухостой на пустыре и бахали с применением запальных детонаторов. Всё по старинке.

Повозились и с колёсной техникой. И что было особо круто – каждому дали погонять по лесной дороге на МАЗ-543. Учебная техника представляла собой ещё агрегаты мобильного комплекса «Пионер». Но и она впечатляла. Занятия проходили по развёртыванию и маскировке пусковой, освоению машины дизельных электростанций и других агрегатов комплекса, охранных систем.

МАЗ-547 с 53-й ракетой на бездорожье впечатлил. Казалось, специально нашли топь, в которой легко можно остаться без сапог. Пусковая и МДЭСка стояли увязшими по торсионы. Вытащить такую хреновину ни у одного трактора нет шансов. Зажужжал насос подкачки масла, кнопка стартера и пятисотсильные дизеля заурчали, насыщая лес едким выхлопом.

Изначально зрелище выглядело жалким. Казалось, что пусковая провела предыдущий день в попытках вырваться из грязевого плена, увязла всеми шестью осями и сдалась. Только хитро усмехающийся инструктор за рулём беспечно болтал о чём-то с преподавателями.

Команда отойти. Небольшой тычок ознаменовал включение первой передачи в планетарке и установку связи дизеля с мостами через гидротрансформатор. Инструктор плавно надавил на газ. Рёв дизеля в сопровождении сизого дыма, пусковая уверенно погребла всеми 12 колёсами, проделывая колею в топи, и стала выбираться на твёрдый участок как ни в чём не бывало. За ней проследовала и МДЭСка.

Погода иногда прояснялась, но ненадолго. «Лишнее» время не тратилось бесцельно. На курсе давно были выявлены два фаворита в учёбе: Олег Левик и Димка Шикунов. Полные отличники, участники всех научных мероприятий, они имели авторитет, и занимались прогрессивными темами. Хотя до дипломных проектов было ещё далеко, но все курсанты уже закреплялись за кафедрами и вели какую-то научно-исследовательскую деятельность. Левик и Шикунов активно осваивали всё, что касалось микропроцессорных систем.

В училище монтировалась ЭВМ-динозавр ЕС-1036, и Андрюха с нетерпением ожидал начала выделения машинного времени и возможности пощупать программирование своими руками. Кафедра N1 «Вычислительной техники» была любимой, и он намеревался делать курсовой именно там. С подачи первого научного руководителя – полковника Кондратьева, послужившего для Андрюхи образцом порядочности, интеллигентности и ответственности, занимался теорией «Систем массового обслуживания».

Уже давно прошёл курс программирования на PL-1, но практические занятия сводились к написанию простейших алгоритмов, переводу всего в перфокарты, отправке перфокарт в шифровальное училище, где ЭВМ уже была, вводу и распечатке листинга с алгоритмом, результатами и ошибками.

Всё, что касалось микропроцессоров и персональных ЭВМ, казалось несерьёзным по сравнению с огромными монстрами, занимающими залы. Но два вундеркинда держали руку на пульсе и своим примером не оставили равнодушным к теме и Андрюху. И вот в часы неполной загрузки мероприятиями он уговорил Левика изложить ему основы этой темы. К удивлению, даже не понадобилось что-то чертить. Информация в голову загружалась в устном виде и с полным восприятием. От перечня основных компонентов (шины, памяти, процессора, контроллеров периферии) до архитектуры примитивного процессора (регистров, ядра (АЛУ)…) и пошагового выполнения программ с типовыми командами на уровне ассемблера.

Первое впечатление – насколько всё просто. В мире уже несколько лет выпускались x86-е процессоры, ставшие прототипом для большинства “камней”, используемых в настоящее время. СССР ещё пытался конкурировать, и менталитет России нулевых ещё не зарождался. У поколений, рождённых в СССР, ещё было время броситься с головой в захлестнувшие разум прогрессивные идеи и мечты создавать круче всех в мире и делать этот мир лучше. Но вырулить из штопора гонки вооружений стране не будет суждено. И настанет время, когда создавать что-то, а, тем более, создавать что-то круто, будет объектом презрения и уделом лохов-неудачников, неспособных «подниматься» и «стричь бабло».

Тенденция будет мировой. Но для прилипшей к нефтяной трубе России она достигнет катастрофических размеров. Насколько всё имело ценность тогда, и насколько всё до омерзения дёшево и продажно сейчас. Никто ни во что не вкладывает душу. Ну, может, за редким исключением. Браво, Илон Маск! Позор, Microsoft! Где, спросите вы, Россия? Да за тем пустырём и кучей дерьма, про которую рассказывал комендант Нестеров.

Очередные «развлечения» в Саратовской подошли к концу. Погода так особо и не баловала. Возвращаться пришлось своим ходом на электричке. Мелкий промозглый дождь, конец краснодарской осени. Усталый, но непобеждённый, курс в мокрых шинелях выходил по бетонке из перелесков предгорья Кавказа. Но сила его уже и не пыталась растечься усталостью по мелким погодным неприятностям и заморочкам военного лагеря, будь то жалкий дождь или камни с неба. Это уже давно было боевое подразделение, способное решать немалый перечень задач.

Перед зимним отпуском у Андрюхи была пара залётов. Первый – Саныч поймал его за кручением Запада на дискотеке и объявил минус два дня отпуска. Второй – в процессе уборки территории вне училища Андрюха не потребовал от своих курсантов завязать зимние шапки и сам этого не сделал. Проходящий мимо замначальника училища полковник Гольтяев, на счастье, оказался без пистолета. Кончилось всё криками на всю Северную и объявлением Андрюхе трёх суток гауптвахты в дни отпуска.

И вот все разъехались. Осталась пара-тройка залётных. От гауптвахты Саныч отмазал. С ним по-прежнему никто из командования не захотел сцепиться. Но дни гауптвахты были заменены на дни отпуска. Итого – 5.

Как-то Балаконенко, следуя по казарме в направлении непонятных звуков, открыл каптёрку и обнаружил там Андрюху лежащим на куче плащ-палаток с гитарой и воспевающим «Клён ты мой опавший». Настроение было паршивым, и, увидев капитана, Андрюха решил не прерывать своё занятие. К чести Балконского, он не только понимающе усмехнулся, а ещё и пошёл к Санычу и уговорил выкинуть узника за забор училища. Вероятно, у Саныча и курсовых были свои планы на ближайшую пару недель, и они выпроводили всех залётных в отпуск. Итого отсидеть пришлось всего пару дней.

Заканчивалась зима третьего курса и казармы. Незаметно промелькнул короткий отпуск. Андрюха так и не решился показаться Татьяне, хотя она и не выходила у него из головы. Что толку от устного попросить прощения? Какая цена слов, которые ты уже однажды нарушил и в которых не уверен сам? Тащить Татьяну в неизвестность, ничего не обещая и не имея конкретных планов? Что глупее можно придумать? Месяцы разлук без телефонов и возможности приехать в любой момент? Месяцы морального прессинга, небольшие встречи – и опять за забор за полторы тысячи километров?

Были на курсе отважные, решившиеся на такое. Не все женились на местных. Кто-то привозил жён с родины. Хорошо, если были родственники. Кто-то снимал квартиры. Хорошо, если были деньги. А кого-то ждали на родине. Далеко не всех дожидались. Но всё-таки чаще разбегались те, кто горел ярко, сходя с ума друг по другу. И разбегались врагами.

Пока ничего этого в принципе не укладывалось в голове Андрюхи. Да о какой вообще семейной жизни может идти речь, когда находишься за забором дурдома? О чём вообще разговор?

Андрюха начинал ёжиться, когда с отпущенными вожжами мысли завозили его в эту тему. Наверно, всё-таки важна для него была Татьяна, раз он не мог перестать думать о ней. Но кто может измерить, и где нормы и эталоны той важности, привязанности, силы чувств, которые должны испытывать двое друг к другу? Где те требуемые уровни для принятия того или иного решения? Не всегда ли безумству сопутствует безответственность? А осторожности – холодность? Нет. Ну это на фиг всё! Лучше пробегать всю жизнь с автоматом по горам, чем всё это касаемо семьи и женщин. Чем не воля?

Но в один прекрасный день Андрюха нежданно-негаданно получает письмо от Татьяны. Она пишет, что скоро в Краснодаре будут соревнования, она приедет и хотела бы посмотреть на него. Что значит «посмотреть на него», так и осталось загадкой. Хотя постоянно об этом думал, но как себя вести, так и не решил. Татьяна приехала, Саныч отпустил его в увал до утра, и они встретились.

Встретились всё так же с осторожностью и непонятным ожиданием чего-то друг от друга. Незримый барьер предательски оставался стоять между ними, подпираемый чувством вины с его стороны и холодностью обиды с её. Она так и не намекнула, что решать что-то нужно именно сейчас. Он так и не понял, что это не начало долгого пути прощения, и нужно было во всём разобраться и к чему-то прийти.

Долго гуляли по Краснодару. Забрели на какую-то стройку и еле вылезли оттуда. Она ещё понятия не имела, с кем связалась. Остаток ночи в «Кавказе». Разговоры ни о чём. Он так ничего и не понял. Она сделала какие-то выводы. Наутро Андрюха ушёл назад «на войну», Татьяна завалила соревнования. Чужой Краснодар так и остался равнодушным к судьбе этих двоих. Не проявил участия, не залил солнечным светом и не обрадовал весенней погодой. Не заставил оттаять душами и забыть о разделяющих их обстоятельствах вполне преодолимой силы. Странные тревожные чувства так и не покинули до конца семестра.

Последние полгода в казарме традиционно прошли в упорных труде и учёбе, нарядах, караулах, залётах, выездах на стрельбище, чистке оружия… Ещё и эпидемия краснухи прокатилась. Несколько дней с высокой температурой пришлось поваляться в каптёрке и Андрюхе.

Грандиозно прошли майские праздники. Сами тренировки парада для курсантов уже были праздником. Ежедневно курсы выдвигались в начало Красной у краевой библиотеки. Стояли в ожидании, проходили торжественным маршем. Обратно в училище с дальнейшей отточкой фирменных строевых песен, под приветствия гуляющих людей и в созерцании живущего предпраздничной жизнью Краснодара.

Увольнения были уже чаще, но не столь восторженно воспринимались. Компанию собрать было сложно. У всех свои дела. В основном разбегались по жёнам и подругам, ну или куролесить. Местные – по домам. Андрюха переодевался у родителей Олега Немирова и любил погулять по центру города. Но Краснодар по-прежнему был чужим. Резкий контраст нахождения на виду и под постоянным прицелом в училище с никому ненужностью и бездомностью в увольнении сказывался, когда оставался без компании себе подобных. Все, кто ему был дорог, были за полторы тысячи километров. Да и были ли они вообще? Или всё было во сне?

Частые свадьбы создавали другую крайность. С алкоголем и разгулами перебирали. Тут всем было что вспомнить. И Андрюхе. Но, отрезвившись в последний год уходящего тысячелетия, он очень не любил вспоминать о своих похождениях. Все думали, что доставляют Андрюхе удовольствие, рассказывая, как от него, пьяного, схватив с его головы шапку, убегали встреченные на улице полковники. Без шапки через КПП идти было нельзя. Лезли через забор. Наутро шапку приносили из комендатуры с требованием расстрела хозяина, но уже подполковник Бабков показывал зубы. Андрюха же от этих рассказов испытывал почти физическую боль.

Нелёгкая сессия завершалась. Успешно её сдавшие проводили дни на хозработах. Лето, казалось, настало так давно, что его и не застать в запоздалом отпуске. Стоя на построении у старого учебного корпуса, Андрюха с грустью наблюдал, как листья на деревьях стали желтеть, а отдельные – и опадать. Типичное для начала жаркого августа явление, казалось, было придумано именно для того, чтобы утяжелять падающими листьями рвущуюся на волю душу курсанта, прошедшего к этой воле столь трудный и долгий – в полгода – путь. И когда наступает этот столь жадно и столь долго вожделенный момент, предательская апатия полностью нейтрализует светлую радость. Нужна хотя бы пара дней, чтобы всё осознать. Помогали четыре полоски в шевроне на рукаве. Особенно это радовало Андрюхину мать.

На начало летнего отпуска у троих одногруппников были конкретные планы. Виталик Комов пригласил Витьку Макагонова и Андрюху к себе в гости в Бухару на недельку половить рыбу. «Бухара» на местном наречии есть станица Брюховецкая, находящаяся на севере Краснодарского края, недалеко от лиманов многочисленных рек, впадавших в Азовское море.

Андрюха никогда не был на рыбалке. Непреодолимая жадность к жизни сведёт эту жизнь к бесконечной гонке без выходных, отпусков, пенсии, рыбалок и отдыха. Если только не улететь куда за тысячи километров. Но компьютер всегда будет рядом, а провести целый день на пляже – преступно расточительно. Эта несовместимость темперамента с основной массой населения превратит в муку любую поездку по российским дорогам, где этой основной массе обывателей некуда спешить. Древняя мудрость: «Человек в своей жизни должен сделать три вещи: посадить дерево, построить дом и вырастить сына» – для настоящих буйных давно сменила цели на “спасти мир”, “получить Нобелевскую Премию” и “слетать на Луну”. И это никак не сочеталось с рыбалкой.

Первая и последняя, и в то же время неординарная рыбалка была у Андрюхи в отпуске после третьего курса. Выезжали с утра на жигулях отца Виталика. Вечером привозили полный багажник рыбы. Всё в рамках разрешённого. Никаких сетей, электроудочек, гранат и прочего извращения.

Начало отпуска получилось интересное. Покуролесив с однокурсниками на свадьбах и просто в разгулах, Андрюха добрался в Брянск к концу второй недели.

Брянск встретил не очень жаркой, но и неплохой погодой. Пообщался с друзьями. Объявился старший товарищ по дискотекам – Витька Минаков. Они с хозяином самой крутой в районе дискотеки «Диско» в начале 80-х часто брали на подработку Вову и Андрюху. Ездили и по «халтурам». Так хозяин «Диско» – Юра Калиничев – называл свадьбы и дискотеки в районах. Всяких чудных воспоминаний хватало. Было как-то, и добирались до подшефной Радицы на пойманной подпитым Калиной мусорной машине в обнимку с магнитофонами. Опоздали, но толпа оценила и встретила овациями.

Витька был вторым человеком в «Диско» и совладельцем. «Диско» к третьему Андрюхиному отпуску распалось, но халтуры продолжались, и Андрюха взялся помочь. Намечалось несколько «халтур» и свадьба в Бежице у другого старого товарища – Мишки. И как-то всё закрутилось без отдыха, что и времени на расслабление не осталось.

Душа давно рвалась к Татьяне. Ни о ком другом думать не мог, хотя Вова и пытался периодически подсовывать вполне достойных кандидаток на замену. И никак не мог решиться позвать Татьяну прокатиться с ним по дискотекам. Да не может ей не понравиться. Даже её подружка, с которой она была на познакомившем их дне рождения Вовы, умудрилась съездить с ним в Радицу на одну из халтур. Но, как душа ни рвалась, ноги от страха не шли. Ещё и останавливало понимание, что придётся объясняться и что-то решать.

Это непонятное «что-то» просто кипятило мозг неразрешимой задачей. Ведь уже ясно, что он не сможет её забыть и не сможет сблизиться с кем-то другим. В конце концов, уже ни дискотеки и ни разгулы в голову не шли. Там всё заполнял август двухлетней давности и первый его отпуск, который, без сомнения, можно было назвать «их» отпуском. И вот он решился.

Та же знакомая дверь. Открывшая мать не выразила эмоций, что вполне устраивало Андрюху. Только обычно безучастный к её делам отец, отвернувшись, слегка усмехнулся. Та же комната. Та же Татьяна. Где-то в углу должен быть кассетник, но Лоза уже не пел свой «Плот». Татьяна не была столь приветлива, хотя и не выказывала желания оттолкнуть или прогнать. Банальные слова ни о чём. Особо разговор не сложился. Андрюха кратко изложил то, что и так было видно: он в отпуске, не смог не прийти, ну и всё такое. Всем видом продолжал показывать, что есть полный придурок, но не может её забыть. Татьяна сидела и подшивала тюль. Казалось, ничего не изменилось, и она просто в раздумье, как ей вести себя с ним дальше.

Решив давить помалу, Андрюха робко спросил – может, ему прийти завтра, и они куда-нибудь сходят? «Ну, приходи», – ответила Татьяна. Скромно удалившись, Андрюха выдохнул за воротами. Она его не прогнала. Душа стала загораться ожиданиями. Надеждой вернуть потерянное счастье, всё исправить и пойти вдвоём гораздо дальше и, главное, не совершая ошибок. Хотя что конкретно делать и как совместить это светлое будущее с царством Бабкова, он ещё не придумал. Ближайший план был взять её завтра с собой на свадьбу к Мишке. Но заранее сказать об этом побоялся.

Вечер и половина следующего дня прошли в счастливом полузабытьи. Жизнь вновь обрела потерянный смысл, и трудное счастье, оправившись от отчаянья и восставши из пепла, в слезах радости ожидает уже на выходе из дома. Позже, как ни силился Андрюха, так и не мог вспомнить, не припёрся ли он тогда ещё и с цветами?

Дверь открыла незнакомая женщина. «Вы к Татьяне? – спросила она. – А её нет. Она на свадьбе». Идиотское исступление на физиономии у Андрюхи явно говорило об его ошарашенности, и она добавила: «Татьяна замуж выходит сегодня!»

Вспоминая произошедшее через годы, Андрюха так и восклицал про себя: «Это было круто!» Лучшего варианта заставить ощутить себя полным придурком придумать было трудно. Браво, Татьяна!

Обиды не было. Ни на мгновение и ни на грамм. Это было её решение. И для этого было достаточное основание. Всё правильно! Но всё затмевало нарастающее, как чернейшая туча, постепенно осознаваемое чувство утраты. И на него накладывался ужас от невозможности предсказать, до каких размеров эта туча будет расти, и способен ли он будет вообще вырваться из её власти. Осознание непоправимого обрушалось на мозг вёдрами ледяной воды, скандируя: «вариантов нет», «не лечится», «приговор окончательный и обжалованию не подлежит»… Казалось, на тысячи километров окружающей ледяной пустыни уже не найти чем согреться.

В таком придурковатом состоянии его и обнаружил Витька Минак. Пора было ехать на свадьбу к Мишке. Всё на автомате. Подключили звук, свет, понеслось. Народ веселится. Витька принял пару стаканов и стал сильнее домахиваться – что с Андрюхой? В конце концов тот не выдержал натиска и выдал Витьке, но больше, чтоб отстал: «У меня девчонка сегодня замуж выходит». Увидев неподдельный восторг в глазах Витьки, Андрюха запоздало спохватился:

– Смотри не говори никому!

– Да! Да-а-а! – заверил Витька и удалился в толпу.

«Кому я, блин, рассказал!» – схватившись за голову, простонал Андрюха. Неприятности с многочисленными девчонками, которые он лично наблюдал, для перевалившего тридцатник Витьки уже давно перестали быть трагедиями.

Результат Витькиного молчания начал сказываться через пять минут. Андрюха стал «гвоздём программы». Только что автографы не раздавал. Каждый участник торжества считал неприемлемым не пропустить лично с Андрюхой рюмку по поводу его сегодняшней трагедии, а то и не одну. Ледяная тундра в душе поплыла. Поплыл по волнам и Андрюха.

В эпоху «Диско» Андрюхе приходилось притаскивать находящегося в беспамятстве Витьку домой с халтуры. На следующий день он покупал по дороге пиво и будил Витьку, поднося открытую бутылку к его носу. Тот, как питейщик со стажем, сначала выпивал бутылку, а потом просыпался. Сейчас от запаха пива из тыкаемой в нос бутылки проснулся Андрюха. Реальность возвращалась не сразу. И приходящая с ней душевная боль затмевала физическую. Андрюха был дома. Перед ним радостный Витька Минак, в предвкушении второго дня свадьбы, и сильно обеспокоенная Андрюхина мать, с неподдельной надеждой вопрошающая: «Виктор! Вы же старший товарищ! Пожалуйста, проконтролируйте его! Не позвольте ему опять потерять контроль с алкоголем!» «Да-а-а! Да-а-а! – уверял гад Витька. – Я прослежу за ним! Не сомневайтесь!»

Вспоминать остаток отпуска Андрюха даже и не пытался. Это было абсолютно бесполезно. Поезд мчал его в реальность, в которой ждал всегда готовый на штурм любых высот и крепостей доктор Бабков с заготовленными методиками реанимации неизлечимых и воскрешения мёртвых. Всё, что нужно было сделать, даже если ты мёртв, – попасть к нему в строй.

Предисловие о никчёмности кислых рож, которые не нужны даже девкам, от которых их оторвали, и предстоящем очередном годе «веселья» было кратким, но ёмким. И с особым удовольствием Саныч выдал, что в этом году курс внепланово попадает не под войсковую, а под министерскую проверку по физподготовке. А это означает, что побеждать им придётся рязанское ВДВ. И тренировки, об интенсивности которых они даже не подозревают, начинаются безотлагательно и до потери сознания и пульса. Могли ли посмеяться боги больше, чем столкнув лбами Бабкова и всё рязанское ВДВ и сделав заложником этой катастрофы его курс? Август переставал быть томным.

Тяжесть возвращения в реальность немного сглаживал факт окончания трёх лет казармы и переезд в общагу. Нахождение в комнатах по 2–3 человека уже так не давило казёнщиной, как это делала казарма. Не было огромных площадей для натирания «машкой», был третий этаж, меньше проверяющих стремилось прийти и погонять наряд, да и сами четверокурсники уже “пуганые”. Залёты становились более тяжкими – всё больше по самоволкам и пьянкам на свадьбах. Наряды по столовым кончились, увольнения в выходные стали обыденным делом, ну и другие мелочи свидетельствовали о повышении статуса.

При всей интенсивности бабковской терапии тяжесть событий минувшего августа не хотела отпускать и коварно нападала по вечерам. К тому же Татьяна прислала письмо из несколько слов: «Прости! Давай останемся друзьями». Модерн Талкин в голове играл уже ближе к траурному маршу. Огни дискотек удалялись в какую-то чужую, сладкую, но не его жизнь. Осознание необратимости потери грызло душу с другого края. Помогал вывернуть её наизнанку и поющий в каптёрке Хоралов: «Без тебя проходит день как год, а год – как длинный день. …» Образ Татьяны тёплым августом на берегу Десны в его первый летний отпуск так и останется нечужим, смотрящим приветливо и доверчиво, и свершившиеся в реальности факты не смогут с этим ничего сделать. Грусть уже не уйдёт. Она просто поменяет цвет и станет светлой. А на смену тяжести утраты придёт благодарность за то, что с ним это когда-то было. Блокировка в сознании сработает ещё через месяц, и большими усилиями он перестанет вспоминать. Но в памяти останется то, что должно остаться. И пусть оно так. «Всё в кайф!»