Любовь со странностями и без (сборник)

– Позвони бабушке, – просила она сына.

– Зачем?

– Спроси, как она себя чувствует. Ей будет приятно твое внимание.

– Не будет. Ей все равно.

– Звони.

Кирилл с тяжким вздохом набирал номер и что-то мычал в трубку. Дина Самуиловна тут же перезванивала Ксении.

– Кирилл мне звонил. Я так и не поняла, что он хотел.

– Ничего. Просто так.

– Но ведь это странно. Мальчику десять (двенадцать, четырнадцать, шестнадцать) лет, он не должен звонить своей бабушке «просто так». Он должен звонить друзьям или барышням.

– Он хотел сделать вам приятно.

– Он сделал мне нервы.

Дина Самуиловна, прекрасно владеющая литературным русским языком (знание которого, кстати, ценила в Ксении и незнание которого ставила в упрек остальным невесткам), иногда переходила на местечковый сленг. И тогда невозможно было понять – шутит она или говорит всерьез.

– Ксения, я скажу тебе за твою рыбу! – вдруг говорила Дина Самуиловна, когда Ксения приезжала к бывшей свекрови и готовила рыбу на пару. – Это не рыба! Ты видела ее глаза, когда потрошила? Она умерла еще до моего рождения! Как ты ее вообще купила? Или ты меня так любишь, чтобы уже накормить этой рыбой? Как женщина я тебя понимаю – я бы себя тоже отравила. Но скажи этому продавцу на рынке, который тебе продал рыбу, что Дина Самуиловна пожелала ему здоровья!

– Не надо заставлять мальчика мне звонить, – твердила Дина Самуиловна Ксении – Я не такая наивная, к сожалению.

– Я буду его заставлять вам звонить. И мы приедем в воскресенье, – отвечала Ксения. – Это нужно ему. Он должен знать, что у него есть семья.

– Хорошо, тогда мне придется вставать к плите и жарить пирожки. И я буду уставшая как собака. А Кирилл уставится в свой телефон с видом идийота. (Дина Самуиловна говорила именно так – «идийот». А если чего-то не слышала, то, переспрашивая, говорила не «что?», а «как?». Ксения тоже стала переспрашивать вслед за ней – «как?».) И мне будет неприятно, потому что я не понимаю, что он там такое видит, что не может поддержать разговор. Разве мальчик не из приличной семьи?

– Дина Самуиловна, они другие. Воспитанные дети вынимают из уха один наушник. Кирилл ради вас вынимает даже оба, – шутила Ксения.

– Все равно, мне от вас лишние хлопоты. Я буду мыть после вас посуду, – бурчала Дина Самуиловна.

Ксения знала, что бывшая свекровь не только нажарит пирожков, но еще и борща наварит, пельменей налепит и заморозит и все выдаст «с собой». Она очень любила Кирилла, и для нее эти воскресные обеды были важны. И она только делала вид, что ее не волнует внучка. Алиса стала ее непроходящей болью.

Девочка была слишком мала, чтобы помнить бабушку. И, конечно, она не могла ей позвонить. Но и Вера после развода с Аликом вычеркнула бывшую свекровь из своей жизни. У нее имелась новая свекровь. Зачем ей бывшая?

– Знаешь, что обидно? – говорила Дина Самуиловна Ксении. – У девочки не останется родовой памяти. Она же даже не узнает про своих кровных родственников. Если девочка начнет рисовать, кто ей объяснит, откуда этот талант взялся? Она может начать петь, ты же в курсе, что моя мама была оперной певицей? Знаешь, за что я зла на своего сына? Он ни одной из своих жен не рассказал о нашей семье. Ни обо мне, ни о своих бабках и дедах.

– Мне рассказывал.

– Тебе я все рассказала, потому что ты спрашивала. И ты рассказываешь Кириллу. А Алиса станет – уже стала – чужой девочкой. Ей будет сложно, если она не пойдет в свою мать.

– Может, подрастет и станет задавать вопросы.

– Может, и станет. Или нет. Но меня к тому моменту в живых уже не будет. И к кому она обратится? К тебе? Вряд ли.

– Ну, Кирилл совсем не похож на Алика, я имею в виду по внутреннему устройству. И на вас не очень похож, к сожалению. Да и от меня он мало взял. Никаких особых талантов я за ним не замечала.

– Кирилл похож на родную сестру моего мужа. Просто копия. Она тоже была такой – ведомой и мягкой. Вечно ныла и на жизнь жаловалась. Кирилл не ноет, но, судя по тому, что ты рассказываешь и что я вижу – он – копия Стэллы. Ты можешь себе такое представить? Девочку назвали Сталиной! Потом она переименовала себя в Стэллу. Потом требовала называть себя Линой. У нее вся жизнь так прошла – ни имени, ни дома, ни детей, ни мужа.

– И что мне теперь делать с этим знанием? Кирилл тоже не будет счастлив в жизни?

– Не знаю, детка. Просто прими это к сведению. Его позовут – он пойдет. Его выгонят – он уйдет. И у него все кругом будут виноваты.

– Или он найдет себе женщину, которая окажется сильнее и умнее. Так тоже бывает.

– Да, – рассмеялась Дина Самуиловна, – ты оказалась и сильнее, и умнее Алика.

Ксения чувствовала, что бывшая свекровь хочет увидеться с Алисой. Хочет установить хоть невидимую, но связь. И предчувствия ее не обманули.

– Я хочу съездить к Вере и Алисе. Ты меня отвезешь? – позвонила свекровь.

– Почему я? – удивилась Ксения. – Алик с ними общается. У него вроде бы хорошие отношения с Геннадием.

– Не хочу Алика просить. Он не поймет.

– У меня даже телефона Веры нет! Надо же предупредить, что мы приедем! Вам когда удобно? На следующей неделе?

– Поехали сегодня. Ты забываешь, сколько мне лет. Я имею право на какие-то желания и капризы. Можешь считать, что мне приснился плохой сон, вещий, я вдруг решила повидаться с внучкой. Или ты едешь со мной, или я поеду сама. Вызови мне такси.

Ксении пришлось везти Дину Самуиловну на другой конец города, где жила Вера.

– Ксения, скажи мне честно, – показательно хваталась за сердце Дина Самуиловна, не без интереса разглядывая окрестности спального района, – мой сын – идийот? Я же как мать не могу оценить его состояние.

– Почему идиот?

– Потому что его дочь носит такое имя – Алиса, и ему за это не стыдно перед своими еврейскими родственниками!

– Дина Самуиловна, имя вашего внука – Кирилл – вам тоже никогда не нравилось, – напомнила Ксения.

– Да, но он мальчик! Мальчик может жить с любым именем! Но как девочка будет жить с таким именем? Кто же ее замуж возьмет?

– Вашего сына зовут Аликом, а не Давидом.

– Ты же знаешь, что это не мое решение, а моего покойного супруга. Он тогда впервые в жизни встал в позу и подал голос! Я так испугалась, что подумала, что заговорила моя тумбочка! Но он хотел Александра! Да, мне пришлось уступить, чтобы у него не открылась язва. У меня были обстоятельства! Мне пришлось выбирать – или язва, или имя! И что? Если бы я знала, что мой муж все равно умрет от язвы, я бы тогда сделала другой выбор! Ты все-таки родила мальчика, моего внука, и имела право его назвать как угодно. Но на имени для девочки мой сын мог настоять? Зачем ему дочь Алиса?

– Дина Самуиловна, ну какая разница?

Ксения не знала, чего ожидать. Они поднялись в загаженном лифте панельной девятиэтажки на такой же загаженный этаж. Дина Самуиловна улыбалась, Ксения шла первой по темному коридору и наткнулась на велосипед, стоявший в общем тамбуре.

– Твою ж мать, – выругалась она.

Вслед за велосипедом на нее упали санки, снегокат, пакет с обувью и еще что-то. Грохот стоял на всю площадку. Двери открылись, выглянули соседи.

– О, и даже не пришлось звонить! – услышала Ксения, которая выбиралась из-под завала, голос свекрови. – Ну, и где моя внучка?

– А это вы тут? Явились! Не позволю! – услышала Ксения голос другой женщины, судя по всему, Вериной матери, второй Алисиной бабушки. Ксения не знала, как ее звали. Помнила только, что она была откуда-то из-под Рязани, солила знатные огурцы и грибы и очень радовалась, когда ее дочь развелась с Аликом и вышла замуж за Геннадия.

Ксения просто замерла под велосипедом и санками.

– Господи, как же у вас душно! Откройте окна! – Дина Самуиловна, судя по всему, прошла в квартиру. Соседи выползли на лестничную клетку и слушали во все уши. Кто-то помог Ксении выбраться, и она пошла вслед за свекровью.

– А вы кто? – спросила ее соседка.

– Э…

– Я бабушка Алисы, меня зовут Дина Самуиловна, а это моя бывшая невестка. Она будет меня сюда привозить, – крикнула из квартиры Дина Самуиловна.

Мать Веры чуть ли не затолкала Ксению в квартиру и закрыла дверь.

– Вы это чего? – зашипела она. – Я щас милицию вызову.

– Вызывай, – отозвалась Дина Самуиловна. – Ксения, окна открой.

Ксения пошла открывать окна.

Дина Самуиловна прошествовала в ванную, где долго мыла руки.

– Каким полотенцем мне можно воспользоваться? Или брать туалетную бумагу? – спросила Дина Самуиловна.

– Вот, сбоку, – ответила мать Веры.

– О, какая прелесть! Тут даже печать больничная стоит. Где вы его взяли? Ксения, принеси мне очки, я не вижу! Больница номер… Ну естественно… Вы там кто, терапевт? Я помню конфеты от пациентов, которые вы мне дарили на Новый год и на Восьмое марта. Надеюсь, запасы закончились? Вы, кажется, ушли на пенсию? И полотенчико прихватили? Может, и постельное белье? Ну и где ребенок? – Дина Самуиловна вышла из ванной, стряхивая капли с рук.

– Спит она, – буркнула сватья.

Дина Самуиловна зашла в комнату и увидела спящую в кроватке девочку.

– Одеяло убери. Ребенок потный. И полы тут помой, – шепотом сказала она сватье.

Та аж задохнулась от возмущения.

– У тебя тут срач и духота, – продолжила Дина Самуиловна. – Будешь мешать, я в органы опеки позвоню. Поняла? Я стану приезжать сюда, когда захочу. Это понятно? У меня есть деньги и связи, так что не стоит со мной связываться. А если дверь не откроешь, так я ее выломаю. А соседи мне помогут. У моей невестки – первой, – Дина Самуиловна кивнула на Ксению, – новый муж – прокурор. Ну это так, на крайний случай. Ты меня поняла?

Дина Самуиловна говорила все это, стоя над детской кроваткой. Говорила тихо, но настолько зло, что даже Ксения испугалась. Она никогда не видела свекровь такой.

Сватья молчала.

– Ксения, тут надо помыть полы. И пыль вытереть.

Следующий час Ксения мыла полы и вытирала пыль. Проветривала, собирала в мусорные пакеты хлам, на который ей указывала бывшая свекровь. Ксения двигала мебель, выгребала пыльные хлопья из-под кровати, протирала ножки стульев. Через час квартира сияла чистотой, а Ксении хотелось застрелиться. Все это время Дина Самуиловна ходила по квартире и показывала пальцем – что выбросить, где помыть. Ее сватья скрылась на кухне.

Дина Самуиловна вышла из квартиры. Ксения шла следом. Они молча сели в машину и поехали назад.

– Дина Самуиловна…

– Не надо. Не хочу говорить. Что-то у меня сердце… Перенервничала. Спать сейчас лягу. Ты домой поезжай. И спасибо. Моему сыну ничего не говори.