В один из холодных осенних вечеров друзья решили остаться в общежитии. За окном вечерело, моросил нудный мелкий дождь, повсюду валялась опавшая желтая листва. В такую погоду не хотелось выходить на улицу. Даже чувство голода – вечный спутник студентов – не могло выгнать молодых людей из небольшой комнатки на втором этаже старого кирпичного здания. Тем более что приходившие с Нижней Волги баржи с зерном в дождь не разгружались.
Михаил наглаживал тельняшку взятым у соседей по общежитию угольным утюгом. Погода была сырой, и «тельник» никак не желал высыхать. Сашка лежал на кровати и шелестел газетой «Казанский рабочий». Шевеля пухлыми губами, он бубнил, изучая последнюю страницу с объявлениями и рекламой, а когда попадалось что-то интересное, громко читал заметку с самого начала.
– Государственному тресту «Госшвеймашина» требуются на постоянную работу масленщики с месячным окладом в шестьдесят рублей и мастера швейного производства, оклад – семьдесят пять, – ползал он пальцем по строчкам. – Нет, это нам не подходит. Так… напротив железнодорожного вокзала открылся торговый зал «Красный кооператор». Мясо говяжье – два рубля за килограмм, десяток яиц – один рубль двадцать копеек, масло сливочное – четыре рубля девяносто копеек. Ну и цены!
Сглотнув слюну, Михаил помахал утюгом, раздувая остывающие угли.
– …Курсы счетоводов производят набор из татар, стипендия – восемьдесят рублей. Ого, вот это стипендия! – возмутился Сашка. – Не то что наша. Им и подрабатывать без надобности…
Студентам речного техникума приходилось несладко. В месяц они получали по сорок рубликов – всего на пять рублей больше, чем будущие слесаря из соседнего ремесленного училища. Речники иногда ворчали: дескать, почему мы получаем как в ремесленном? На что администрация техникума резонно отвечала:
– В ремесленном нет столовой и не полагается форма.
При техникуме действительно имелась бесплатная столовка, правда, кормились в ней преподаватели со студентами только раз в день – на большой перемене с полудня до часу. Выдавалась будущим речникам и одежка с обувкой сроком на один год. Это, конечно, было большим подспорьем в их нелегкой жизни. Два тельника (летний и зимний), роба, пара ботинок, три пары носков. Учебниками обеспечивала техническая библиотека, там же студенты получали шесть чистых тетрадок – по одной для каждого изучаемого предмета.
Поступив в техникум, Девятаев с Учватовым обрадовались, полагая, что наконец-то заживут сытно. Но через месяц учебы пришло разочарование: скудный обед в столовке сытостью не радовал, он лишь приглушал постоянное чувство голода; а сорок рубликов таяли, словно первые снежинки на теплой ладошке. Уже через две недели от стипендий у ребят не оставалось ни копейки, притом, что никаких развлечений и глупостей они себе не позволяли. Потому и приходилось вместо отдыха искать приработок и экономить буквально на всем.
– …Переправа через Волгу от Слободы Гривка в Верхний Услон на моторной лодке, цена – пятьдесят копеек. Закрытый промтоварный рабочий кооператив продает мыло туалетное по девяносто копеек за кусок. Отпуск по рабочей карточке. Всюду эти карточки… – негодовал Сашка.
Поставив утюг на самодельную подставку из пары сломанных гаечных ключей, Михаил поднял тельняшку и оценил ее готовность. Тельняшка полностью высохла под раскаленным утюгом. Утром ее можно было надевать под робу и не мерзнуть на свежем осеннем ветру. Роба уже висела на вбитом в стену гвозде, оставалось почистить ботинки.
– …Образованный 3 мая 1933 года Казанский центральный аэроклуб подготовил первых покорителей неба. Вчера в торжественной обстановке на летном поле аэроклуба состоялся выпуск девяти летчиков…
– Что?.. Что там написано? – замер Михаил с сапожной щеткой в руке. – Ну-ка, Саня, зачитай еще разок.
– Да здесь фотография, а под ней всего три строчки, – пожал тот плечами.
Отложив ботинок и щетку, Михаил подскочил к товарищу и выхватил из его рук газету.
На бледной черно-белой фотографии, сделанной, вероятно, на краю летного поля, стоял простенький учебный самолет. У его левого крыла красовались выпускники – молодые ребята, возрастом чуть постарше Михаила. Все они были одеты в летные комбинезоны и специальные головные уборы. На задорных и довольных лицах – улыбки; взгляды устремлены вдаль.
– Значит, в Казани есть аэроклуб! – воскликнул Девятаев. – Как же я раньше не сообразил!
– Да когда нам было соображать? – отмахнулся товарищ. – То на занятиях торчим, то практика в порту, то учебники дома читаем, то таскаем мешки на горбу…
Сашка был прав – свободного времени у студентов техникума практически не оставалось. Ведь, помимо учебы, приходилось ходить в наряды на дежурства, стирать и гладить вещи, прибираться в комнатах общежития, искать в магазинах дешевые продукты…
– Завтра же расспрошу местных – может, кто знает адрес аэроклуба. – Михаил аккуратно свернул газету. – А после рвану записываться. Пойдешь со мной?
Друг заложил руки за голову и, глядя в потолок, мечтательно протянул:
– Не-е, Миш. Я по речному делу пойду. Уж больно мне нравится ходить на баркасах по Волге…
* * *Постепенно они обживались в большом городе: привыкали к широким мощеным улицам, к толпам горожан, к звенящим трамваям, к обилию автомобилей, магазинов, скверов. Однако в следующем году свободного времени у Михаила стало еще меньше – помимо учебы в речном техникуме, прибавились теоретические занятия в аэроклубе, куда его приняли после прохождения медицинской комиссии.
Изучение теории продолжалось довольно долго, но никто из курсантов не роптал. Летное дело только набирало обороты; самолетов было мало, зато к пилотам простое население относилось как к настоящим героям.
И вот как-то по весне небольшая группа учлетов завершала сдачу объединенного экзамена на допуск к выполнению программы учебных полетов. В большом классе сидела комиссия из преподавателей и руководителей аэроклуба. Запускали по одному. Учлет вставал перед длинным столом и отвечал на многочисленные вопросы. «Гоняли» сразу по всем предметам, причем вразнобой, неожиданно, без какой-либо последовательности. На ответ давалось всего несколько секунд.
Пройти подобный экзамен мог лишь хорошо подготовленный человек. Учлетов с такой подготовкой комиссия отбирала для будущих полетов.
Дверь класса приоткрылась. В щель высунулся секретарь комиссии и объявил:
– Учлет Иванцов. Приготовиться учлету Девятаеву.
Иванцов проскользнул внутрь, дверь за ним закрылась. Сердце Михаила неистово затрепыхалось в груди. Вот и настала его очередь. Через несколько минут решится главное в его жизни: сдержит он данное матери слово, освоит профессию летчика или навсегда останется речником.
* * *– …Неплохо. Следующий вопрос. Скорость ветра в районе аэродрома – десять метров в секунду. Переведите в уме это значение в километры в час, – постучал карандашом по журналу преподаватель самолетовождения.
Михаил наморщил лоб, производя расчеты. Но преподаватель уточнил задание:
– Порассуждайте вслух, Девятаев, чтоб нам стало понятно: знаете вы формулу перевода или нет.
Тот кивнул.
– Десять метров умножаем на четыре, из полученного результата вычитаем одну десятую. То есть сорок минус четыре. Получаем тридцать шесть километров в час.
– Верно, – удовлетворился ответом специалист по навигации. – У кого еще есть вопросы? Прошу.
– Товарищ Девятаев, перечислите, что вы должны сделать во время подготовки к вылету по учебному маршруту? – взяла слово единственная женщина из комиссии, летавшая в инструкторском звене.
– Вначале летной смены я обязан пройти медицинский контроль, ознакомиться с полетным заданием и метеообстановкой, проложить на карте маршрут, рассчитать поправки на ветер и количество топлива, необходимое для выполнения задания, – четко ответил Михаил.
Женщина хитро прищурилась:
– И все?
– Нет. О завершении подготовки я обязан доложить летчику-инструктору, а также выставить на часах точное время.
Ответ удовлетворил присутствующих.
– Что вы будете делать, товарищ Девятаев, если ваш самолет свалится в штопор? – поинтересовался председатель комиссии.
Действия в этой нестандартной ситуации знали, пожалуй, все учлеты. Не подвел и Михаил:
– Для вывода самолета из штопора нужно энергично и полностью отклонить противоположную вращению педаль, – четко ответил он. – Через две секунды отдать от себя ручку управления примерно на четверть за нейтральное положение. Едва самолет прекратит вращение – выровнять педали. А когда самолет наберет скорость – плавным движением ручки вывести его из пикирования. При подходе к «горизонту» увеличить обороты двигателя…
Ближе к вечеру все учлеты были приглашены в класс, там они выстроились во фронт перед членами комиссии.
Сказав короткую речь, председатель принял от секретаря список тех, кто справился с экзаменом.
– Итак, к летной практике допущены следующие учлеты, – сказал он, поправив очки, и принялся зачитывать фамилии.
Те, кого он называл, воспринимали успех по-разному. Кто-то шумно выдыхал, кто-то беззвучно тряс за руку стоящего рядом товарища.
Михаил услышал свою фамилию в самом конце списка. Все это время он стоял в первой шеренге неподвижно и едва дышал. Услышав же «Девятаев», расцвел в улыбке и расслабился.
– Еще один шаг, – еле слышно прошептал он, думая о приближении своей мечты.
* * *Приступив к программе учебных полетов, Михаил сразу возмужал и повзрослел. Да и как было не повзрослеть?
Сначала большую часть его жизни заполнили занятия в речном техникуме и общение с наставниками – опытными речниками. Затем добавились вечерние посещения аэроклуба, где пришлось изучать материальную часть и теорию полетов. В клубе Девятаев также повстречал настоящих специалистов, влюбленных в свою профессию. А к лету теорию заменила практика на учебном аэродроме.
Правда, к полетам допустили не сразу. На первом же построении командир самолетного звена приказал учлетам изучить район полетов и собственноручно подготовить навигационные карты с обозначением пилотажных зон и учебных маршрутов. В общем, детское озорство и непоседливость, которыми Михаил отличался в семилетней школе, остались позади. Надо было держать данное матери слово и осваивать одну из самых престижных профессий.
Времени на отдых вообще не оставалось. В редкие вечера, когда не нужно было бежать в аэроклуб, он предпочитал отсыпаться или прогуливаться с другом Сашкой до берега Волги в поисках случайного заработка.
Как-то раз в середине 1936 года руководство техникума собрало студентов в небольшом актовом зале и объявило о грядущем открытии клуба речников. Такое событие Михаил пропустить не мог и, как следует вычистив и нагладив одежду, отправился с Сашкой на торжественное мероприятие.
Народу у новенького здания собралось великое множество. Парадный вход в клуб был украшен цветами и транспарантами, играл оркестр, а перед собравшимися гостями в открытом кузове грузового автомобиля рабочие соорудили трибуну.
Поочередно по короткой лесенке на трибуну поднялись два строителя, начальник порта и представитель городского партийного комитета. После их выступлений в клубе состоялся небольшой концерт, а потом всех желающих пригласили на танцы под настоящий духовой оркестр.
Михаил с Александром, разумеется, остались и не пожалели. Сначала в главном зале было не протолкнуться. Но как оказалось, возрастная публика страстно желала танцевать вальс, которым оркестр открывал свою программу. После вальса народу поубавилось, так как помимо танцев в новом клубе были и другие развлечения: выставка народного творчества, библиотека, небольшая картинная галерея, а рядом с фойе гостей бойко обслуживал буфет.
– Смотри, какие барышни скучают у третьего окна! – восторженно зашептал на ухо Сашка. – Пригласим?
– Не, мне вон та понравилась, – указал Михаил в другую сторону.
– Какая? Там целая компания девчонок.
– В центре – темноволосая, круглолицая.
– А, которая заливается смехом?
– Ну да. Веселая, – улыбнулся Девятаев. – Мне такие всегда нравились…
Спустя несколько минут Михаил переборол волнение и, подойдя к незнакомой девушке, пригласил ее на танец. Та с интересом глянула на высокого крепкого парня с пышной темной шевелюрой и приняла приглашение.
– Тебя как зовут? – спросил он, когда музыка смолкла и танец завершился.
– Фаина. А тебя?
– Михаил…
Живая, жизнерадостная и улыбчивая шестнадцатилетняя девушка ему очень приглянулась. В конце танцевального вечера Девятаев набрался храбрости и предложил ей встретиться через пару дней.
Девушка согласилась.
Глава третья
Германия; остров Узедом; аэродром секретного ракетного центра Пенемюнде8 февраля 1945 года…Соколов испуганно смотрел на Девятаева.
«Кто-то спрыгнул с крыла?! Или мне показалось?»
Во взгляде товарища помимо испуга были и вопрос, и восклицание, и ужас.
Донесшийся с противоположного борта звук действительно походил на то, что кто-то спрыгнул с небольшой высоты на бетонную стоянку.
Находясь на левой плоскости, Михаил жестом показал: «Загляни под брюхо самолета». Тот моментально исполнил приказ и через секунду расплылся в улыбке.
– Обувка. Кто-то из механиков забыл на крыле суконную обувку.
Фюзеляж и плоскости «Густава Антона» блестели новенькой краской, и, чтобы не царапать покрытие, технический состав во время работы переобувался в специальную суконную обувь. Пара таких «валенок» стояла у основания правой плоскости, пока один не сдуло порывом ветра.
Опасения оказались напрасными. Развернувшись, Девятаев снова пополз к квадратной дверце, располагавшейся точно под верхней огневой точкой – прозрачной кабиной стрелка-радиста. Добравшись до нее, взялся за ручку, повернул, дважды дернул.
– Заперли, суки! – проворчал он и обернулся к Соколову. – Подай-ка заземление.
– Это? – Володька поднял с земли заостренную железяку с прицепленным к нему металлическим тросиком.
– Давай!
Ухватив поудобнее стальной штырь, Михаил несколько раз ударил острым концом по обшивке, оставляя на ней неровные округлые дыры. Через минуту рядом с дверцей образовалось рваное отверстие. Просунув сквозь него руку, летчик нащупал на внутренней стороне дверцы фиксатор и повернул его.
После этого механизм замка послушно щелкнул, открыв проход в отсеки бомбардировщика. Прежде чем протиснуться внутрь, Девятаев снова обратился к Соколову:
– Где наши? Чего тянут? Зови!
– Идут, – заметил Володька товарищей. И неистово замахал руками: – Быстрее, братцы! Быстрее!..
– Пусть народ размещается в отсеках, а вы с Кривоноговым делайте то, что я говорил…
* * *Ранее Девятаеву не приходилось заглядывать внутрь больших бомбардировщиков – ни советских, ни тем более немецких. Однажды истребительный полк, в котором он воевал, базировался на аэродроме по соседству с ДБ-3. Михаил подружился с некоторыми пилотами, летавшими на бомберах, однако посмотреть на самолеты вблизи не успел – слишком много выпало в те жаркие дни работы. Одним словом, он привык к тесноте и скромным размерам истребителей «И-16», «Як-1», «P-39», «Аэрокобра» и маленького санитарного «По-2».
А в «Хейнкеле» Михаил обнаружил приличные отсеки, сравнимые с внутренностями автобуса или железнодорожного вагона.
– Ого! – огляделся он, оказавшись внутри фюзеляжа. – Да тут целый ангар!
Центральный отсек был проходным. На полу у дальней стенки были встроены аккумуляторные ящики, чуть выше зияли пустотой многочисленные ниши для патронных коробок к пулемету, по бокам висели два огнетушителя. Под прозрачным колпаком на специальной подвесной системе болталось «гнездо» стрелка-радиста; рядом с основанием колпака был устроен рабочий столик, над которым темнела панель радиостанции.
Внизу виднелась подфюзеляжная гондола нижнего стрелка. Справа через проход в дюралевой переборке Девятаев заметил последний отсек с боковыми иллюминаторами для двух бортовых стрелков, отвечавших за безопасность задних боковых секторов. Заглянув в проем слева, он увидел длинный узкий коридор в кабину пилотов. По обе стороны от коридора располагались бомбовые отсеки с вертикальным расположением бомб и кислородные баллоны на случай выполнения высотных полетов.
– Пару отделений можно разместить! А то и взвод!.. – удивлялся Михаил, пробираясь в носовую часть самолета.
Сзади послышались возня и голоса товарищей. Соколов с Кривоноговым помогали беглецам подниматься на крыло. Затем они должны были снять с двигателей чехлы и струбцины с закрылков, а также убрать из-под колес колодки.
Часы убитого охранника оставались у кого-то из товарищей Девятаева. Добравшись до кабины, он попытался представить, сколько минут прошло с момента убийства охранника. Не получилось. Он всегда неплохо ориентировался во времени, сейчас внутреннее напряжение и вовсе достигло предела, можно было легко ошибиться.
Пилотская кабина порадовала относительным простором и великолепным обзором. Хотя рабочих мест в ней было всего два, для пилота и для штурмана, площади хватало с избытком. В передней части торчал пулемет, под ним, чуть правее, поблескивала оптика верхней части бомбового прицела.
Чашки сидений пустовали – парашюты для лучшей сохранности между полетами перемещались техническим составом в специальное сухое помещение.
– Не беда. – Девятаев принялся скидывать с себя полосатую робу. Уложив ее на дно чашки, уселся сверху и окинул внимательным взглядом органы управления. – Так… где тумблер включения электросети? Вот он.
Протянув руку, он щелкнул тумблером.
– Ну? Что за черт!
Ни одна из стрелок не шелохнулась. Не загорелись и лампочки сигнальных табло. Напряжения в электросистеме не было.
Стиснув зубы, Михаил процедил:
– Аккумуляторы…
Соскользнув с пилотского кресла, он ринулся по узкому коридору обратно в центральный отсек. Отодвинув кого-то из товарищей, трясущимися руками поднял крышку одного ящика, второго…
Пусто! Ни одного аккумулятора.
В проеме открытого входного люка показались Кривоногов с Соколовым.
– Порядок! Двигатели расчехлили, струбцины сняли, колодки убрали, – доложили они. И вдруг заметили бледное лицо Девятаева. – Что случилось, Миша?
– Аккумуляторы!
– Что «аккумуляторы»?
– На борту нет аккумуляторов!
Заключенные растерянно смотрели на человека, которому намеревались доверить свои жизни.
– Как нет?! – захлопал светлыми ресницами Кривоногов.
– Некогда объяснять! Надо искать!
– Где же их найти-то?
– Я видел, как для запуска моторов техники используют тележки с батареями! Быстро ищите!
– Я знаю! – воскликнул Немченко. – Заметил такую, когда шли сюда!
– Далеко?
– На соседней стоянке у металлических контейнеров!
– Быстро за ней! – скомандовал Девятаев. И, обернувшись к Кутергину, попросил: – Петя, возьми винтовку и посиди на крыле.
– Поглазеть по сторонам?
– Точно. А я покуда найду разъем для подключения…
* * *Тележка с аккумуляторами действительно стояла метрах в семидесяти от «Хейнкеля». Ухватившись за дышло, Соколов с Кривоноговым живо покатили ее к бомбардировщику.
Емец вызвался помочь Девятаеву в поисках злосчастного разъема для подключения кабеля питания. Михаил не раз наблюдал за процессом запуска и прогрева моторов; отмечал про себя, что кабель тянется от тележки к левому борту самолета.
– Как он выглядит? – поинтересовался на ходу политрук.
– Я вблизи его не видел, – отвечал Девятаев. – Одно знаю: снаружи он прикрыт небольшим лючком…
Лючок отыскался быстро. Открыв его, заключенные обнаружили разъем круглой формы.
– Давай сюда! – крикнул пилот товарищам.
Те подкатили тележку, размотали кабель. Бакелитовый штекер круглого сечения идеально подошел к такому же по форме разъему.
– Забирайтесь в отсек! – приказал Девятаев Соколову и Кривоногову. И повернулся к политруку: – Миша, пока останься здесь.
– Зачем?
– Как только я заведу оба мотора и махну тебе из кабины, ты вытащишь разъем из штекера, откатишь тележку и бегом в самолет.
– Понятно. Сделаю.
– Только будь осторожен – не попади под винты…
* * *Теперь ток поступал в бортовую сеть. Стрелки приборов с лампами сигнальных табло моментально отреагировали на включение тумблера питания.
– Так-то лучше. – Михаил потянулся к топливному насосу.
Топливные баки всех самолетов на аэродроме секретного центра Пенемюнде, как правило, были полностью заправлены. Так что по поводу бензина советский летчик не переживал. Если топлива окажется немного, то беглецы перелетят через Балтийское море и сядут в Скандинавии. Она рядом, всего в ста сорока километрах. Если его будет в достатке – повернут на юго-восток. Сейчас главным было другое: запустить моторы и, пока на аэродроме никого нет – вырулить на бетонную полосу для взлета. И то, и другое представлялось чертовски сложным.
Занимаясь левым мотором, Девятаев поглядывал на стоящего неподалеку Мишу Емеца. Тот ждал условного сигнала и, конечно же, нервничал. Правда, виду не показывал. Держался.
«Наш мужик. Кремень, – подумал про него пилот. – Хорошо, что взяли его в группу. Такой не стушуется, не подведет».
Емец был худощавым и невысоким, что однако, не мешало ему иметь весьма твердый характер. Он родился в селе Борки Гадячского района Полтавской области. С самого начала войны служил политруком в пехотном подразделении, носил звание старшего лейтенанта. В плен попал в июне 1942 года.
Выпустив облако темного дыма, ожил левый мотор. Обороты вала росли, все быстрее и быстрее раскручивая воздушный винт…
Тем временем никто из немецких авиационных специалистов рядом с «Хейнкелем» не появился. От столовой никто не бежал, а дежуривший на левом крыле Кутергин об опасности не сигнализировал. Значит, немцы еще не поняли, что у них под носом готовится побег, и тревога на аэродроме не объявлена.
Левый вышел на обороты малого газа. Включив в работу его генератор, Девятаев приступил к запуску правого мотора…
* * *«Спокойнее, спокойнее. Я должен во всем разобраться. Только не паниковать. Только не нервничать. Я же видел, как фриц запускал моторы», – подбадривал сам себя Михаил.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги