– Ну да, – согласился, слегка приободряясь, капитан. – Ну чего: родственники, знакомые, соседи, магазины «Все для дома» и антикварные магазины и скупки с уклоном в сторону последних?
– Именно, – бодро захлопнул папочку с заключением экспертов Саня. – Встали – поскакали! – Он являл собой естественный противовес капитанскому пессимизму.
И они встали и вышли из кабинета.
Глава 2
8 июля 2018 г. Санкт-Петербург
Свежий летний ветер носился над невским простором; расправив крылья, он шевелил густую листву на стрелке Васильевского острова, надувал колоколами пышные юбки невест, срывал лепестки цветов с букетов и швырял их в акваторию, по которой носились маленькие юркие катера. Неспешно, покачиваясь, плыли по невской глади плоские пассажирские суденышки, торопясь укрыться от волн и ветра в спокойных водах Фонтанки и Мойки, стремительно неслись «Кометы» и «Метеоры», торопясь доставить пассажиров в Петергоф и Кронштадт. Солнце играло на ряби мелких волн, чайки носились, расправя на просторе крылья, посмеиваясь над робкими толстыми голубями, прохаживающимися в тихих скверах, и маленькими нахальными воробышками, снующими тут же с бойким чириканьем.
Ветер взлетал к шпилю Адмиралтейства, играя с золотым корабликом на вершине иглы. Проносился по набережным и пугливо заглядывал во дворы и переулки.
Горожане радостно подставляли лица под эти свежие дуновения, ища в них облегчения от палящего зноя, льющегося на них с абсолютно безоблачного ярко-голубого неба, и жарких изнуряющих волн, поднимающихся от раскаленного асфальта.
Среди этих несчастных брел и Никита Макаров, поскольку личным автотранспортом он обзавестись еще не успел, а служебного сегодня раздобыть не удалось.
– Нет, прав отец, надо оформить кредит, – ворчал себе под нос изнывающий от жары Никита. – И взять хоть «Ладу Приору», хоть «Логан», лишь бы ездила. Уж как-нибудь проскриплю, родители с голоду помереть не дадут. Зато не пешком, как сирота казанская.
Сегодня петербургская погода выдала очередной неожиданный кульбит и вместо привычных пасмурных, унылых плюс пятнадцати, с которыми горожане смирились, приняв как данность, что лета в этом году не будет, вдруг выдала на столбике термометра двадцать девять, а то и все тридцать градусов, превратив город в подобие пекла.
Никита из последних сил стремился достичь нового здания Боткинской больницы, расположившегося на самом краю города, возле крематория. Очень символично, желчно размышлял про себя Никита, только что выбравшийся из раскаленной маршрутки. Метро рядом с больницей не имелось.
– Здравствуйте, – жестко, с трудом справляясь с плещущимся в нем раздражением, процедил Никита, демонстрируя дежурной медсестре служебное удостоверение. – Мне доктора Ситникова.
– А он, наверное, уже ушел, – отрывая от экрана компьютера равнодушный взгляд, сообщила сестра.
– Что значит – уже ушел? У вас до скольких рабочий день в больнице, что, в три часа дня ни одного врача на месте нет?
– Что вы так возмущаетесь? Родион Алексеевич очень востребованный врач, он еще в нескольких клиниках консультирует, – пожала плечами мало впечатленная девица.
– В других? А у вас он что, на полставки трудится? – В отделении больницы исправно работал кондиционер, было освежающе прохладно, тихо, и Никита почувствовал, что его боевой запал иссякает. Но к счастью, его последний вопрос заставил девицу оторвать от стула свою упругую задницу.
– Ну, хорошо, я посмотрю, может, он еще и не ушел, – недовольно пообещала она, отправляясь в глубь коридора.
– Куда катится мир? – закатил глаза к потолку Никита. – Если даже удостоверение личности сотрудника правоохранительных органов не может заставить вот такую вот медсестру оторваться от монитора компьютера и заняться делом? Больные ее, наверное, и вовсе дозваться не могут.
Возмущенный Никита перегнулся через стойку и развернул к себе экран компьютера. Так и есть, девица с кем-то чатится в соцсетях. Разгильдяйка.
– Молодой человек, это вы меня спрашивали? – раздался за спиной у Никиты глубокий, уверенный голос.
– Ситников Родион Алексеевич?
– Совершенно верно, – подтвердил моложавый подтянутый доктор с седеющими висками, густой светлой шевелюрой, загорелый и успешный. Успешностью от него просто в нос шибало. Может, из-за загара, а может, из-за прически или широких плеч и спортивной фигуры, которую не скрывал даже халат.
– А мне девушка сказала, что вас уже и на месте нет. Еле уговорил сходить, проверить, – ехидно глядя на девушку, сообщил Никита. И увидел, как та вспыхнула.
– Полина, что это значит, разве вы не знали, что до пяти я на месте?
– Извините, – буркнула та. – Перепутала.
– Наверное, Полине не хотелось отрываться от переписки «ВКонтакте» с молодым человеком, – никак не мог остановиться Никита в мстительном желании проучить лентяйку.
Ситников строго взглянул на девицу и холодно проговорил:
– Полина, зайдите ко мне, когда я закончу с молодым человеком.
Полина наградила Никиту уничижительным взглядом, а он ей в ответ весело подмигнул. Вот так, голубушка.
Если бы он ее послушался с первого раза, то вынужден был бы завтра снова пилить в больницу через весь город по такой жаре.
– Проходите, молодой человек, – распахивая дверь кабинета, пригласил Ситников. – Присаживайтесь. Я правильно понял, вы по поводу гибели отца?
– Да.
– Слушаю вас. Кстати, может, минералки? – внимательно посмотрев на красное лицо молодого оперативника и его взмокшую шевелюру, гостеприимно предложил Ситников, чем тут же вызвал глубокую симпатию Никиты.
– Если можно.
Ситников достал из маленького холодильника бутылку боржоми, из шкафа два стакана. Никита хлебал холодную минералку неприлично жадными глотками, чувствуя себя верблюдом, только что пересекшим пустыню Гоби. Или что они там пересекают?
– Итак, слушаю вас, – вежливо дождавшись, когда гость утолит жажду, подтолкнул Никиту к делу Родион Алексеевич.
– Я, собственно, хотел с вами побеседовать по поводу перстня, ведь это единственный предмет, пропавший с места преступления, – краснея от смущения, проговорил Никита, мучимый совестью. Ему было жаль огорчать любезного Родиона Алексеевича, проявившего к нему столько понимания. – Может, у вас есть какие-то подозрения? Кто-то из знакомых…
– Понимаете, Никита Александрович, – откидываясь на спинку кресла и складывая перед собой руки, проговорил доктор Ситников, – этот перстень хоть и старинный, работа самого начала двадцатого века, но никакой особенной ценности не представляет. Рядовое изделие, не особенной тонкости исполнения, и редких камней в нем нет. Он был дорог нам как семейная реликвия. Кому еще он мог понадобиться, представления не имею. Что касается наших знакомых, уверяю вас. Это все приличные, уважаемые люди, которые не способны даже на мельчайшее правонарушение, ну разве что парковка в неположенном месте, и то только под давлением экстренных обстоятельств.
Чего-то подобного Никита ожидал.
– Но вы согласны, что вашего отца убили именно из-за перстня?
– Не совсем, я думаю, человек, который на него позарился, просто не разбирался в ювелирных изделиях.
– Почему же тогда он не взял деньги, драгоценности вашей матери? – не отставал Никита.
– Украшения моей матери – это две цепочки, одна из которых была на ней, вместе с золотым нательным крестиком. Простенькая подвеска. Обручальное кольцо, которое также было на ней, пара колец, один старомодный перстень с искусственно выращенным камнем, две пары сережек, одни из которых, опять-таки, были на ней в день убийства. По сегодняшним меркам, это сущая чепуха.
– Согласен, но ведь и перстень стоил не миллионы, и вообще, на что мог рассчитывать обычный вор, залезая в квартиру двух скромных пенсионеров?
– Вы правы, – вынужден был согласиться Родион Алексеевич. – Даже не знаю, что сказать. В ваших рассуждениях есть определенная логика, но вот представить, что кто-то из наших знакомых, из знакомых отца мог совершить такое?
– Кстати, экспертиза показала, что убийца орудовал ножом крайне неумело, – вспомнил Никита.
– Вы намекаете, что это не мог быть врач? Во всяком случае, не хирург. То есть бывшие коллеги отца отпадают? – полуутвердительно проговорил Родион Алексеевич.
– Выходит, что так.
– Это значительно сужает круг подозреваемых, как говорят в детективах, но все же… Вы наверняка уже беседовали с матерью и взяли у нее на изучение записную книжку отца?
