Ожерелье Атона

Глава третья

Вернувшись в номер, Вадим Карпов первым делом впился взглядом в загоревшее лицо супруги, выискивая на нем следы возможной измены. Света смущенно потупилась, и это Вадиму совершенно не понравилось.

– Что произошло? – бдительно поинтересовался он. – К тебе опять клеились арабы? Может, купим паранджу?

Она слабо улыбнулась, но голубые глаза смотрели встревоженно.

– Вадим, мне кажется, в нашем номере кто-то был, – тихо сказала Света.

– Почему? Что-то пропало?

– Нет, но запах…

– Какой запах?

– Не наш… Чужой, понимаешь?

Вадим облегченно вздохнул. Обоняние у жены и правда феноменальное, Света без проблем могла угадать название туалетной воды, которой пользуются окружающие. Но в номере же каждый день убирают, причем разные люди.

– Нет, – она продолжала настаивать на верности своего мнения, – запах чужой. Правда. Ребятам, убирающим номер, такая парфюмерия не по карману. Парфюм на бесспиртовой основе, очень легкий, едва уловимый. Похож на унисекс «One» от «Celvin Klein», но я не уверена.

– Так тебе есть чем заняться! Обнюхивай постояльцев! – пошутил Вадим, любуясь изящной фигуркой жены. Какая же она все-таки красавица!

– Бесполезно, – разочарованно протянула Света. – У тебя с собой сколько флаконов туалетной воды?

– Не помню.

– А я помню – два. А у меня пять.

– Слушай, не дури мне голову! – не выдержал Вадим. – Пошли лучше пообедаем. Кстати, я взял напрокат автомобиль, купил карту. Завтра вечером отправимся в Луксор.

– Уже завтра? – Света вздрогнула. – Ты же хотел потом, после общей экскурсии.

Да, он так и планировал: вначале осмотреть окрестности днем, прикинуть место предполагаемых раскопок, а потом вернуться туда ночью. Но экскурсия в Луксор только в субботу, а сегодня всего лишь понедельник.

– Понимаешь, не терпится, – признался Вадим. – Какой отдых, когда знаешь, что где-то рядом, возможно, зарыто сокровище.

– Мне нужно переодеться к ужину. Я быстро.

– Ясно. Значит, у меня минимум полтора часа времени.

Вадим достал из пакета, с которым он расставался разве что ночью, тетрадь в темно-коричневом переплете. И погрузился в чтение…

«Поломка оборудования в штабе командования оказалась совершенно незначительной. Я быстро поменял сгоревшие предохранители, проверил показания приборов. Датчики работали четко, как часы.

Полные губы переводчика Аль-Фарида под тонкой ниткой усиков расплылись в одобрительной улыбке:

– Молодец, быстро управился. Теперь, если проблемы возникнут, мы только тебя всегда вызывать станем. Пошли прогуляемся по Каиру. Машина за нами еще через два часа приедет.

Степень моей радости описанию не поддавалась! Студенческий восторг при известии о заболевшем преподавателе не идет ни в какое сравнение с перспективами увидеть нечто большее, чем раскаленная бескрайняя пустыня и экран электронно-лучевой трубки. Пески сводили нас, русских солдат, с ума. Так хотелось увидеть лесную опушку, речку. Хоть березку. Хотя бы ее веточку. Лишь один листочек! Кругом расстилалась пустыня, и иногда возникало впечатление, что песок приближается, приближается, засыпает целиком и полностью…

Стараясь не упускать из виду светлую, прилипшую к спине рубашку Аль-Фарида, я упивался звуками шумной улицы. Трещала арабская речь спешащих прохожих, отчаянно сигналили проносящиеся мимо автомобили (кстати, в большинстве своем советского производства).

А как заманчиво щекотали ноздри запахи жареного мяса и пряностей! Старцы с морщинистыми лицами, в длинных серых халатах, с платками на головах, дремлющие в тени навесов лавочек, казалось, перенеслись на площадь Тахрир со страниц восточных сказок.

– Дай фунты, дай пиастры! – набросившиеся, как саранча, чумазые мальчишки дергали меня за рукав. – В лавку, зайди в нашу лавку, получишь подарок!

– Лаа, шокрэн, – пробормотал я. – Нет, спасибо!

Аль-Фарид рассмеялся:

– Олег, по-моему, переводчик тебе не нужен. Ты уже сам говоришь по-арабски.

„По-китайски научишься говорить, прежде чем объяснишь египетским солдатам, как пользоваться нашей техникой“, – подумал я.

Но такие рассуждения лучше оставлять при себе. Египтяне обидчивы, как дети. Наш человек на аналогичное замечание плюнул бы и забыл. С египтянином можно испортить отношения из-за любой ерунды. Так что лучше помалкивать на темы, которые могут задеть самолюбие восточных людей.

– Что ты остановился? „Нил-Хилтон“ не видел?

– Да откуда у нас в Союзе „Хилтон“?! Не видел никогда таких гостиниц, – сказал я и тут же пожалел. Получается, вроде как недоволен своей великой социалистической родиной, находящейся на верном пути исторического развития.

А впрочем, чего скрывать, да – был недоволен, злился… Понятно, за что воюют египтяне – за Синайский полуостров, дельту и русло Нила, за те же пирамиды. Но что делаем здесь мы? Почему я должен париться в душном кунге, пеленгуя израильские самолеты? Мы стали заложниками высокой политической игры. Мы были просто пушечным мясом. И не стоит говорить о том, что рассуждать – не дело солдата. Мне кажется, те приказы, в которых нет логики, – они обсуждаются! Как же наивен я был, явившись в военкомат по собственному желанию…

У сверкающего здания отеля отчаянно потел швейцар в темно-синем костюме, в надвинутой на лоб фуражке с золотой окантовкой. В двух шагах от него, на повозке с понурым осликом, брызгалось оранжевое пятно апельсинов, сложенных высокой горкой.

У меня невольно вырвалось:

– Понимаешь, Аль-Фарид, я попытался представить лошадку у гостиницы „Москва“ – и у меня ничего не получилось.

– Каир вообще город контрастов. Когда-то на площади Тахрир было болото. Его осушили по приказу хедива Исмаила. Здесь даже своеобразную имитацию Парижа пытались строить. Там дальше уцелело несколько зданий в европейском стиле и мост Каср-эль-Нил. Хотя Восток всегда останется Востоком, и его дух не изменит никакая архитектура. Знаешь, а мне нравится наша жизнь – спокойная, неторопливая, размеренная. – Он бросил взгляд на часы и добавил: – У нас еще есть время. Покурим кальян?

Вспомнив о том, что, к сожалению, должен достойно представлять Советскую армию, я уточнил:

– Это же не наркотики?

– Ароматизированный табак. Пошли же, сам убедишься…

Он уверенно рассек шумящую толпу, увлекая меня за собой. Мы спешили вдоль настырных продавцов сладостей, колоритных сувенирных лавок, чередующихся со строгими фасадами административных учреждений и остовами каких-то недостроенных зданий.

Я думал, мы расположимся на открытой террасе одного из многочисленных кафе. Однако Аль-Фарид толкнул незаметную дверь серого трехэтажного дома, из окон которого свешивалось сохнущее на веревках белье.

– Это жилой дом, а на первом этаже закусочная, – пояснил он, видя мою нерешительность. – Настоящее заведение для своих. Туристов здесь нет.

Я бы лично предпочел местечко попрезентабельнее душного, прокуренного полутемного зала с не очень чистыми столиками. Недружелюбный хозяин у стойки обжег мою славянскую физиономию подозрительным взглядом черных глаз. Только ради Аль-Фарида, старавшегося мне угодить, я изгнал мысли о том, чьи губы раньше касались деревянной трубочки мундштука. Может, предполагалось, что мундштуки кальянов одноразовые? Однако на моем явственно виднелись следы зубов…

– А почему здесь так много людей? – удивился я. – Сейчас полдень, самое время работать.

– Жарко, – флегматично пояснил Аль-Фарид, выпустив сизое облачко дыма. – У большинства горожан свои лавки. Они открывают их рано утром и ближе к вечеру, когда солнце уже печет не так сильно. Мужчины пережидают солнцепек в том числе и здесь, за кальяном.

– А женщины в Египте вообще есть? Их почти не видно на улицах. А если и появляются, то закутанные с ног до головы, и невольно возникает такое впечатление, что они все время норовят побыстрее спрятаться.

Аль-Фарид тяжело вздохнул:

– Наше общество в этом плане традиционно. Место женщины – дома, рядом с детьми. Отец рассказывал, что женился, не видя даже лица своей невесты. Мою будущую мать осмотрела бабушка и сказала отцу, что девушка ему вполне подходит.

Я аж подавился яблочным дымом:

– А если бы он решил, что придерживается другого мнения?

– Наверное, он был бы несчастлив, – заключил Аль-Фарид. – Но, ты знаешь, постепенно Европа все же оказывает влияние и на Египет. В Каирском университете появляется все больше женщин. Они получают образование, устраиваются на работу. Кстати, вот и одна из таких студенток. Сейчас я вас познакомлю…

Заинтригованный, я наблюдал за прорисовывающейся в сером мареве фигурой. Волосы невысокой девушки скрывал платок, а ее глаза… Огромные карие миндалевидные глаза с такими густыми ресницами, что, когда они взметнулись, мне показалось, это черные бабочки трепещут крылышками. Я погиб сразу же, как их увидел.

– Амира, принцесса моя, это Олег. Он из Советского Союза. Можешь попрактиковать свой русский. У этого-то парня, в отличие от меня, нет акцента.

Она присела на соседний стул и с любопытством меня оглядела.

– Как же я буду с ним разговаривать, если он все время молчит?

Какой нежный голос. Так и слушал бы его до бесконечности.

– Я… Я не молчу. Здравствуйте!

– Аль-Фарид, ты уверен, что он русский? Все-таки он не очень хорошо разговаривает.

Переводчик всплеснул пухлыми ладошками:

– Амира, да он дар речи утратил. Как и любой мужчина, который на тебя только посмотрит. Он просто онемел, вот и все.

– О-не-мел, – повторила она. – Больше не говорит. Понятно. Вы солдат, да? Мы бесконечно благодарны советским солдатам!

Я начал рассказывать ей обо всем. О Москве и наших зимах. О том, что мне понравился Каир и не понравился кальян. Да, в общем, о сотне разных мелочей, которые приходят на ум мужчине, желающему произвести впечатление на симпатичную девушку. Только про исправно пишущую „в Москву“ письма Машу я промолчал. Как можно говорить о том, что позабыл в считаные секунды?

– Ты еще приедешь? – спросила Амира, когда Аль-Фарид выразительно щелкнул пальцами по циферблату. – Мне понравилось с тобой говорить.

– Не знаю. – Я с надеждой посмотрел на переводчика. – Может быть.

– Да приедет он, Амира, приедет. – Аль-Фарид хитро подмигнул. – Но мне кажется, ты спрашиваешь не только потому, что хочешь изучать русский язык!

Девушка вспыхнула и протянула узкую ладошку.

И лишь по отдернутому после прикосновения моих губ запястью, пахнущему сандаловым маслом, я понял: Амира рассчитывала просто на прощальное рукопожатие.

Я же соображал все хуже и хуже. Голова превратилась в роящийся улей нежных непристойностей.

– Ты это, поаккуратнее, – сказал Аль-Фарид, когда мы уже тряслись в кузове мчавшегося в часть грузовика. – Она хоть и студентка и довольно свободно общается с людьми, но у нас очень консервативное общество. Догадываешься, о чем я?

– Конечно. Я только одного не могу понять. Почему ты, познакомившись с такой девушкой, не женился на ней?

Аль-Фарид рассмеялся:

– Куда мне! У меня уже есть две жены. Во-первых, жениться дорого. Надо привести отцу будущей жены двадцать верблюдов или дать денег, за которые можно этих верблюдов купить. Если даришь подарок одной жене – надо дарить такой же подарок и другой. Во-вторых, зачем мне еще третья жена, с двумя бы разобраться!

– Ругаются между собой? – саркастически поинтересовался я. У меня просто в голове не укладывалось – две жены!

– Нет, почти не ругаются. Разве что по мелочам повздорят. Можно сказать, они подруги. Я бы не смог жениться на второй без согласия первой. Вдвоем им проще заниматься домом и детьми. Три дня я сплю на половине первой жены. Три дня – на половине второй. А еще один день у меня выходной.

– При общении с Амирой выходные не потребуются!

Переводчик пожал плечами:

– Я тебя предупредил. Она, кстати, из богатой, влиятельной семьи. Амира с родителями долгое время жила в Европе. Поэтому совершенно не похожа на типичную египтянку. Но ты держи себя в руках. В наших традициях уважительное отношение к женщине…

Я всегда любил технику. Микросхемы, транзисторы, резисторы и все эти маленькие светло-серые гаечки и красно-зеленые проводки представлялись мне неким организмом, изучив который можно совершить чудо. И вспыхивает экран телевизора, и подает голос радиоприемник, оживает рация, а в телефонной трубке раздаются гудки. Эта любовь была взаимной. Приборы и механизмы в штабе командования ломались в полном соответствии с моими планами: часто и по мелочам. Правда, остатки рассудка, видимо, все же сохранились в моем задурманенном любовью сознании. Я никогда не ломал, чтобы потом починить, устройства оперативной передачи информации и управления личным составом.

Аль-Фарид все понял после третьей поломки внутреннего телефона в кабинете высокого начальника. И я понял, что он понял, и мы оба сделали вид, как будто это в порядке вещей. Ему тоже до смерти надоело торчать в пустыне, а прогулки по Каиру – хоть какое-то, да развлечение. Он тактично отворачивался, когда я просил знакомого пацаненка из лавки:

– Сбегай за Амирой. Вот тебе твой бакшиш.

После первой же встречи мне захотелось сделать ей подарок.

– Кошку, купи кошку, – неожиданно заболботал по-русски пожилой египтянин, пока я рассматривал выставленные в его лавочке фигурки.

От кошки – довольно противной, на мой взгляд, – на статуэтке осталась лишь тощая морда. Тело же было вполне человеческим. Руки, ноги, балахон – все как полагается.

– Кошка – это карашо, – не унимался продавец.

Купил я эту кошку. На самом деле мне очень понравился камень, из которого ее изготовили, – светло-розовый, чуть теплый на ощупь, он, как мне казалось, наилучшим образом отражал колышущуюся во мне нежность.

А хорошенькое смуглое личико Амиры вмиг побледнело.

– Анубис, – прошептала она. – Бог с головой шакала, проводник в царстве мертвых…

– Не расстраивайся! Я же не знал. – Амира так испугалась, что я никак не мог решить, что лучше: утешать или оправдываться. – Пошли, поколотим лавочника. А хочешь, я отсеку его противную башку? Ты мне посоветуешь, где изловить шакала, и мы превратим мерзкого дедка в этого вашего Анубиса!

Ее реснички, трепещущие крылышки черных бабочек, стали влажными от слез.

– Предсказание, – прошептала Амира. – Когда я только родилась, в наш дом пришла женщина и сказала: „Ваша дочь зацветет, как фруктовый сад. Но на этих деревьях никогда не появятся плоды. Все будет у девочки: здоровье, красота, любовь. Но Анубис заберет ее в царство мертвых“. Знаешь, у нас дома никогда не было статуэток Анубиса. Есть Хефри, жук-скарабей. Ты как-то говорил, что тебе жук не нравится. А мы любим Хефри. Для нас это символ жизни, солнца, возрождения. Жук живет всего две недели, зато после его смерти с первым лучом солнца на землю выходят пятьдесят маленьких скарабеев… Да, а еще у нас дома есть Хорахти, его изображают с соколиной головой и солнечным диском. Есть львица Сехмет. А вот теперь появился и Анубис.

– Выброси! Да я сам это сделаю!

Я попытался выхватить злополучную „кошку“, но Амира ловко спрятала статуэтку за спину.

– Это ничего не изменит, – грустно сказала она. – А мне будет приятно, что в моем доме будет твой подарок. Пойдем!

– Куда?

– Ко мне домой. Я приглашаю тебя в гости.

Я замялся. Как-то неудобно общаться с ее родными. Что им говорить?

– А это ничего, что у меня нет двадцати верблюдов?

Амира рассмеялась:

– Ты не понял! Я не приглашаю тебя знакомиться с родителями. Я живу не с ними. Так что сватовство отменяется.

Оставалось лишь ахнуть:

– Ты живешь одна? Мне рассказывали, что у вас это невозможно. Незамужняя девушка, по вашим правилам, не может себе этого позволить.

– Не может. Поэтому я живу со старшим братом и сестрой. Они тоже студенты. Папа купил нам квартиру в Каире. А родители остались в Луксоре. Пойдем, у нас мало времени.

Мне почему-то казалось, что Амира непременно должна жить в царском дворце. А где еще обитают принцессы, прячущие волосы за тугим хеджабом, скрывающие гибкое стройное тело под просторным платьем до пят? При каждом едва уловимом движении с рук Амиры осыпались браслеты и, споткнувшись о запястье, звонко дзинькали. Даже тонкие щиколотки девушки обвивали золотые цепочки. Красавица принцесса! Она бы идеально вписалась в роскошный интерьер под полукруглыми дворцовыми сводами….

Однако в сопровождении заунывной песни таксиста мы добрались до острова Гезира, ощетинившегося кварталами высоких современных зданий. В доме моей принцессы имелся даже лифт, что после спартанских условий солдатского быта показалось мне высшим проявлением цивилизации.

Ее небольшая комната, с голубой лентой Нила за окном, оказалась забитой стопками книг русских классиков – Толстой, Достоевский, Лермонтов.

Лично на меня вся эта писанина всегда навевала тоску. Дневник я начал вести лишь потому, что мне захотелось как-то отметить вехи довольно необычного периода собственной жизни. Это формула, чертеж, схема происходящих со мной событий. Но читать про какого-нибудь мающегося от лени субъекта вроде Обломова мне казалось довольно малоинтересным.

А у нее – такой интерес к чужой культуре…

– Амира, а почему ты решила выучить именно русский язык?

Карие звезды померкли за облаками печали.

– Та женщина… Которая сказала, что Анубис заберет меня в царство мертвых молодой… Она сказала, что моя любовь придет из далекой снежной сильной страны. Это же Россия.

– Сначала я убью лавочника, всучившего мне „кошку“. А потом отыщу эту тетку-предсказательницу и скажу ей пару приятных слов.

– А я бы ей сказала спасибо. – Амира поднялась с тахты. – Подожди меня здесь, хорошо? – Она скрылась за дверью и прокричала из соседней комнаты:

– Ты только подумай, как бы мы с тобой общались, если бы я не говорила по-русски. Ты же арабского не знаешь?

– Всего пару слов! Спасибо, пожалуйста. Да, еще мне египетские солдаты объяснили, что у вас слова „красивая“ и „любимая“ объединены в одном – „хабиби“. Знаешь, что-то в этом есть. Любимые не могут быть некрасивыми, правда?

Она вернулась, и эти минуты я запомнил до мельчайших подробностей.

Водопад черных волос. Полупрозрачный красный костюм со сверкающими нитями бус. Звенящие монетки повязанного на бедрах платка. Гибкие пластичные движения завораживающего танца. Манящая улыбка, лукавый взгляд, и все это так прекрасно и неожиданно, что я взмыл высоко вверх, над этим миром, над Вселенной…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Эйе – в некоторых источниках Эйя – жрец; по другим сведениям – визирь, муж кормилицы фараона Эхнатона или отец Нефертити и даже начальник конюшен! Впоследствии фараон Нового царства, 1327—1323 гг. до н. э. (Здесь и далее прим. автора.)

2

Ахетатон – совр. Тель эль Амарна. В течение нескольких лет город был столицей Египта. Построен по приказанию фараона Аменхотепа IV, сменившего впоследствии имя на Эхнатон, в честь бога Солнца Атона.

3

Эхнатон – он же Аменхотеп IV – фараон XVIII династии Нового царства. Период его нахождения у власти характеризовался религиозными реформами. Фараон правил примерно в 1352—1336 гг. до н. э.

4

Нефертити – супруга Эхнатона.

5

Атон – бог Солнца, сменивший вследствие реформ Эхнатона всех многочисленных традиционных богов Египта.

6

Амон – по фиванской космогонии, Владыка земли. Фиванская космогония – одна из версий происхождения мира, у египтян их несколько, крупные города всегда претендовали и на статус религиозных центров, и потому существует несколько «божественных семейств». Постепенно фиванская космогония менялась, и египтяне «узнали», что помимо создания Фив Амон отдал приказ своему сыну Ирта создать Великую Восьмерку Богов, которая, в свою очередь, породила великого бога Солнца Амона-Ра. Именно Амон-Ра стал главнейшим богом Фив, его изображали в облике барана. Во многих документах частичку «Ра» опускали.

7

Фивы – древнеегипетский город, политический, религиозный и культурный центр, со времен фараонов XI династии (XXII—XX вв. до н. э.) – столица Египта.

8

Пилоны – башнеобразные сооружения в виде усеченной пирамиды, воздвигавшиеся по сторонам входов в древнеегипетские храмы.

9

Мемфис – древнеегипетский город, основан в III тыс. до н. э. Религиозный, культурный, политический и ремесленный центр, столица Египта в XXVIII—XXIII вв. до н. э.

10

Кемет – одно из древних названий Египта.

11

Урей, или же уреус, – золотая змея, украшавшая корону фараона, символ неограниченной царской власти.

12

Гимн Атона, авторство приписывают Эхнатону. Текст обнаружен на стенке гробницы Эйе.

13

Хатшепсут – женщина-фараон, XVIII династия, Новое царство, находилась на престоле в 1473—1458 гг. до н. э.

14

Дуат – царство мертвых в религиозных воззрениях египтян.

15

Маат – богиня справедливости.

16

См. повесть «Без чайных церемоний», изд-во «Эксмо».

17

Амарнский период примечателен тем, что впервые в изобразительном искусстве египтяне начинают изображать семейные сцены и природу, максимально приближенными к реальности. В архитектуре наблюдается упрощение форм. Физические недостатки фараонов больше не являются табу для скульпторов.

18

Ба – наиболее близко к нашему пониманию души.

19

Кийа – наложница, возможно, вторая жена Эхнатона.

20

Дом Золота – мастерская бальзамировщика.

21

Ушебти – фигурки, изображавшие покойника. Египтяне верили, что их можно оживить в царстве мертвых и отправить работать вместо «оригинала».

22

Сменхкара – фараон XVIII династии Нового царства. Находился на троне в 1338—1336 гг. до н. э.

23

Калазирис – узкое хлопчатобумажное платье, плотно облегающее тело; платье это начиналось под грудью, поддерживалось на плечах особыми завязками и спускалось до ступней; иногда оно делалось с рукавами.

24

Тутанхатон, он же позднее Тутанхамон, – фараон XVIII династии Нового царства, 1336—1327 гг. до н. э.