Медальон сюрреалиста

Михаил Небесов шел по вечернему парку и думал о том, что было бы неплохо предстоящей дивной ночью где-нибудь проболтаться до рассвета. И хоть капитан был уже не в том возрасте, когда ночные прогулки совершенно естественны, в душе он ощущал себя все тем же бесшабашным студентом-первокурсником, каким был пятнадцать лет назад. Это чувство еще не ушедшей юности особенно остро ощущалось весной. Михаил прямо после работы сорвался бы гулять в ночь, но имелись две загвоздки. Во-первых, гулять было не с кем: друзья – кто занят, кто счастливо или не очень счастливо женат, ввиду чего в компаньоны не годятся. Во-вторых, с утра нужно будет снова работать, что, как ни печально, будет уже тяжело.

Мечтам свойственно сбываться, причем в самом неожиданном виде. Когда Небесов, плотно поужинав, собрался лечь спать, тревожно зазвенел телефон. Михаил классическую музыку не любил и, тем не менее, установил на телефон «Нашествие». Эта мелодия стояла только на вызовы с рабочих телефонов и была очень символичной.

– Кого там нелегкая принесла, – пробормотал он, догадываясь, кого она принесла. – Слушаю! – произнес он бодрым голосом, словно только и ждал звонка от майора Рогожина.

– Еще не спишь? Очень хорошо, – раздался не менее бодрый баритон майора. – В Юнтоловский лесопарк съездить надо, там женский труп обнаружили.

– И кто же такой внимательный, кто его обнаружил? – полюбопытствовал Небесов, а про себя добавил: на кого слать проклятия?

– Звонил мужчина, назвался прохожим. Его номер телефона не отобразился.

– Понятно. Сделал доброе дело – сигнализировал в органы. Нам хлопоты, а он плюсик для кармы заработал и слинял. Труп, надеюсь, не криминальный? – ни на что не надеясь, произнес свою обычную фразу Небесов.

– Может, и не криминальный. А может, и того… маньяк поработал. У трупа вся морда исцарапана. Царапины свежие, полученные совсем не от соприкосновения с еловыми ветками. Такие раны можно нанести только целенаправленно, орудуя каким-то очень острым предметом. В общем, о чем я толкую? Поезжай, сам все увидишь!

– Типун тебе на язык! – пожелал Михаил, после того как нажал кнопку «отбой». – Сам ты маньяк, майор. Тебя медом не корми, дай только маньяка поймать!

Месяц назад в карельских лесах взяли серийного убийцу, в течение года наводившего страх на жителей ближайших районов. Поимка злодея получила широкую огласку, причастные были вознаграждены и поставлены в пример коллегам из всех регионов. Рогожин, давно мечтавший стать подполковником, воодушевился успехом полицейских из Карелии. Майору непременно захотелось тоже получить поощрение, после которого – кто знает – наконец-таки на его погоны упадут заветные звезды.

Небесов бросил грустный взгляд на уже разложенный диван и побрел одеваться. Теперь ему предстояло остаток чудесного вечера и, скорее всего, часть ночи провести на природе.

Он вышел в хмельной от весны двор, где стояла его капризная тарантайка. С утра она заводиться не пожелала, и Михаил поехал на автобусе. В чем проблемы, капитан знал, только устранять их не торопился. По уму нужно обратиться в автосервис, чтобы там исправили все неполадки, а это выльется в кругленькую сумму. Можно и самому заняться ремонтом, только придется потратить уйму времени и опять же – деньги.

Прикинув, что работа – не то место, куда необходимо ездить на такси, а на автобусах до Юнтоловского лесопарка можно добираться очень долго, за что начальство не похвалит, Небесов открыл капот тарантайки. После некоторых шаманских действий и уговоров «четырка» нехотя завелась.

По мере приближения к лесопарку весеннее настроение оперативника улетучивалось – все-таки смерть способна развеять даже самое возвышенное состояние души. Прибыл в Юнтоловский лесопарк Михаил в весьма будничном, немного озабоченном расположении духа. Ночка предстояла нелегкая.

У следователя Тихомирова была примета: если в пятницу, когда он уезжал с работы, дверца его автомобиля закрывалась не с первого раза, значит, рабочая неделя для него еще не закончена. Дверца была капризной и исправно оправдывала пятничную примету. Не то чтобы «Ситроен» следователя дышал на ладан, автомобиль имел вполне приличное состояние и за все три года ни разу не ломался. Илья Сергеевич придумал своеобразный ритуал: покидая работу в конце недели, он от души хлопал дверцей автомобиля. Этот хлопок для него был сродни звуку гонга на рисовых плантациях, заводскому гудку или же пронзительно верещащему звонку, который в его детстве раздавался перед закрытием магазина и оповещал, что кассы больше не работают. Кроме того, по пятницам Тихомиров посещал бассейн, где непременно прыгал с бортика, с макушкой погружаясь под воду. Он выныривал из воды как Иванушка в сказке о Коньке-Горбунке – другим человеком: не утомленным следователем с напряженным от забот лицом, а улыбчивым тридцатишестилетним мужчиной, настроенным на выходные. Прыжок в воду был вторым ритуалом Ильи Сергеевича. Но если проявляла себя примета с дверцей, смывай с себя рабочие думы, не смывай, все равно до понедельника начальство дернет.

Волшебным майским вечером свежий после плавания, сытый домашним ужином, заботливо приготовленным любимой женой, Илья Сергеевич в ожидании футбольного матча блаженно вытянул ноги на диване перед телевизором. Футболом он не особо увлекался: чего им увлекаться, когда наши играть не умеют? Смотреть на них – одно расстройство. Уж лучше созерцать прекрасное – фигурное катание, синхронное плавание или художественную гимнастику. Но для знаковых матчей следователь делал исключение.

– Чтоб ты был жив-здоров! – пожелал Тихомиров хриплому голосу барда, стоящего у него в качестве рингтона на рабочие вызовы. – Слушаю! – прорычал он с напускной суровостью, словно стараясь отпугнуть наклевывающуюся работу. Следователь еще надеялся посмотреть футбол.

На сороковой минуте испанский нападающий виртуозно обошел защиту российской сборной и забил красивый гол, зрители на трибунах «Эль-Молинон» радостно завопили, заглушая разочарованный свист, доносящийся из гостевого сектора. Но Тихомиров не увидел, как растерянно топчется в воротах наш голкипер, потому что в это время он уже подъезжал к Юнтоловскому лесопарку, где его ждал фронт работы – труп неизвестной молодой женщины.

Еще издалека он заметил припаркованные автомобили своих коллег. Подъехал, остановился за «пыжиком» эксперта Малахова, вышел и пошлепал в глубь парка, где маячили людские силуэты.

– Здорово, Сергеич! – подкрался к нему из-за лиственницы Небесов. Михаил оставил свою тарантайку около дальнего северного въезда и уже успел пешком отмотать треть лесопарка.

– Давно здесь? – Следователь оценил забрызганные грязью джинсы капитана. – Что там слышно? – кивнул он в сторону места происшествия.

– Кто его знает, – пожал плечами оперативник. – Рогожин сказал, что маньяк орудует.

– Что он несет? Маньяков нам еще не хватало!

За всю свою пятнадцатилетнюю службу Илья Сергеевич ни разу не сталкивался с маньяком. И не хотел! В отличие от майора Рогожина ему, старшему следователю прокуратуры, серийный убийца сулил массу хлопот.

– За что купил, за то и продаю, – бесхитростно улыбнулся Небесов. – Место для промысла маньяка подходящее. Прямо-таки изумительное место: лес, и в то же время за город ехать не надо – сделал дело, перешел дорогу, а там – жилые дома, стройка, завод, рынок, метро – что еще надо, чтобы незаметно уйти?

– Ладно, будем поглядеть, – угрюмо произнес Илья Сергеевич, ускоряя шаг.

А поглядеть было на что. Когда они вышли на обнесенную сигнальной лентой лужайку, там вовсю кипела работа. Малахов коршуном завис над трупом, то и дело отгоняя сотрудников, как ему казалось, жаждущих затоптать и смазать потенциальные улики.

– Алексей, что тут у тебя? – полюбопытствовал Тихомиров. Он подошел ближе и отпрянул. – Епишкина мышь! – вырвалось у следователя.

Светлокожая шатенка с мелкими, как у немецкой куклы, чертами лица лежала в траве, высоко запрокинув голову. Ее лицо от высокого лба до острого подбородка было исполосовано ярко-красными царапинами.

– Это кто же тебе, барышня, глаза пытался выдрать?

– О ветки поцарапалась, – ответил за барышню Небесов.

– Бабы подрались, косметичку не поделили, – цинично заметил подоспевший опер Барсиков.

– Кто о чем, а Антон о бабах. Вы что, кошек не видели?! Кошки так царапают, – пояснил эксперт. – Уж кому, как не вам, Антон Евгеньевич, это должно быть хорошо известно. С вашей-то фамилией…

Послышались смешки. Барсиков бросил на коллег презрительный взгляд и принял независимый вид. Он ничуть не обиделся – чего обижаться на убогих? Юмористы хреновы! Очень смешно! А главное, свежо! Утомили уже своим «Барсиком», ничего другого придумать не могут!

Вопреки своей фамилии, а возможно, как раз из-за нее, кошек Антон не любил. На дух их не переносил! За очаровательной внешностью у этих животных скрывается омерзительнейший характер. Наглые, независимые твари! Им делаешь добро – кормишь их, ухаживаешь за ними, а они тебя ни во что не ставят: на запреты не реагируют, точат когти о мебель и обои, лежат на обеденном столе, еще шипят и царапаются, если попытаешься их погладить в неподходящее время.

Предки Антона много лет носили благородную фамилию Барсуковы, пока в свидетельстве о рождении деда Ивана какая-то рассеянная работница сельского загса не допустила ошибку. Она была родом из Латвии и по привычке написала букву «у» латиницей. В результате Иван Барсуков стал Иваном Барсиковым. Чтобы внести исправление в документ, матери новорожденного требовалось пройти несколько бюрократических процедур. В тяжелые военные годы, когда родился дед Антона, было не до хождения по кабинетам. Она трудилась в тылу, муж воевал; надо было идти на завод – наличие младенца не освобождало от работы, а не заниматься ерундой. Такие вещи, как не та буква в метрике, выглядели прихотью. А потом, когда закончилась война и с радостной вестью о победе пришла похоронка, матери уже стало не важно, какую фамилию носит ее сын – Барсиков или Барсуков. Сама она фамилию не меняла и оставалась Александровой.

Всего этого Антон Барсиков своим коллегам не рассказывал. Да и чего им рассказывать?! Разве этих черствых циников чем-нибудь проймешь?! К бабке не ходи, новую хохму сочинят и будут ржать.

– Ничего себе киса! – изумился Михаил. – Как пантера, задрала насмерть!

– Предположительно смерть наступила от потери крови. Погибшая упала на сучок, он вошел ей в шею и повредил артерию, – пробубнил Малахов.

– Вот я и говорю – кошечки пошли!

– Кошка в лесопарке? – усомнился Тихомиров. – Алексей, ты ничего не путаешь? До ближайших домов не меньше километра. Уличные кошки в парке жить не станут, питаться здесь нечем, уличные около помоек водятся, а домашние – тем более сюда не забредут.

– Может, ее тут выгуливали и она сбежала, – предположил Небесов.

– Выгуливали?! Кошку?! В лесопарке?! Ну-ну, – в голосе Ильи Сергеевича сквозило разочарование. Он сразу понял, что у капитана нет и никогда не было пушистого питомца, что в сложившихся обстоятельствах было явным минусом. Плох тот работник, который не разбирается в теме, в данном случае в кошках. – Здесь даже с собаками не гуляют, ни одного собачника не видно.

– Это от того, что выгул собак в парке запрещен – при входе написано! А про кошек там ничего не сказано, вот и выгуливают их тут все, – продолжал гнуть свою линию Михаил.

– Ни разу не видел, чтобы кошек вообще выгуливали! – разозлился Тихомиров. У него самого дома жил откормленный британец Себастьян. Кот нос на улицу не высовывал, даже на балкон не выходил, чтобы не повредить нежность бархатных лапок на твердом бетоне. Или же Себастьян беспокоился, чтобы его там не оставили, предпочитал гулять на коврах и диванах. Следователь отлично помнил, как однажды пытался показать Себастьяну улицу. Посадил его в переноску и вынес во двор на лужайку. Кот всю прогулку просидел в переноске, а когда его вернули домой, осмелел и устроил концерт, дав понять хозяину, чтобы тот больше так не делал.

– Может, барышне наружность подпортили в другом месте, а здесь её кто-нибудь затылком о сучок приложил? – задумчиво произнес Тихомиров.

– Или сама упала! – вставил Барсиков.

– Экспертиза покажет. Царапины свежие, к тому же на трупе обнаружена кошачья шерсть, на траве поодаль найдена такая же. Вот, полюбуйтесь! – Малахов предъявил целлофановый пакетик с рыжим пухом.

– Несчастный случай, – заключил Небесов. – Животные под кодекс не попадают.

– В отличие от их хозяев, – возразил следователь.

– А вот не факт. Сколько народу бойцовские псы перегрызли, а с их владельцев всё как с гуся вода. Мало кто из них получил реальный срок, все всегда отделывались административными взысканиями или вовсе отмазывались. А здесь кошка. Кто же за кошку судить станет? Это же цирк на палке! – не сдавался Небесов.

– Вот именно – кошка! Слабое животное, небольшого размера. Причиной смерти кошка быть не может. Вывод: девушка споткнулась, неудачно упала. Налицо несчастный случай, – поддержал коллегу Барсиков.

– Причиной смерти может послужить и аквариумная рыбка, и хомячок, и даже бабочка. Все зависит от обстоятельств, – философски заметил Малахов.

* * *

Погибшая Елена Степановна Земскова двадцати пяти лет жила довольно далеко от Юнтоловского лесопарка – в противоположной стороне города, на улице Чекистов, там она снимала комнату, а зарегистрирована была и того дальше – в городе Лодейное Поле Ленинградской области. Земскова никаких животных не держала – квартирная хозяйка их не жаловала, да и некогда было за ними ухаживать. Елена работала горничной в доме бизнесмена Александра Тимофеевича Меньшикова. Это стало известно из записей в телефоне погибшей – «работа», «дом Л. Поле», «дом на Чекистов» – и в результате проделанной оперативной работы.

По словам хозяйки квартиры Ксении Андреевны Москалевой, у которой снимала комнату Земскова, Елена была девушкой аккуратной и тихой, что ей нравилось, но это и настораживало, ведь в тихом омуте черти водятся.

– И я не ошиблась! Баба Ксеня никогда не ошибается! – самодовольно похвалилась женщина. – Моя жиличка все время скромницей прикидывалась, как монашка выглядела: ни тебе пудры, ни помады. Волосики в хвостик соберет, кофтенку серенькую, брючки невзрачные напялит и пошла. Словно не девка молодая, а старушенция. Никитична, соседка моя, на девятом десятке и то лучше одевается. А однажды гляжу – приматренилась! Вырядилась во все яркое, короткое, на ногах каблучища: цок-цок-цок по коридору. Они-то ее и выдали! Я спросонья не разобрала, что это Ленка. Хотела ее заругать за то, что в гости шалав всяких водить стала. А потом пригляделась – едрить твою колдырить! Это же моя жиличка! Я дара речи лишилась и ничего ей не сказала. А она мне: «Здрасте, баба Ксеня» – и нырк за дверь.

– Когда это было, помните? – допытывался оперуполномоченный.

– Да когда… – задумалась Ксения Андреевна. Было видно, что, несмотря на свой преклонный возраст, даме не хотелось выглядеть старухой с дырявой памятью. – Это было где-то месяц назад, кажись, пятого числа. Накануне как раз у моей племянницы день рождения был, я ее поздравляла.

– А времени сколько было?

– Я на часы не поглядела. Около двух, наверное. Обычно я ложусь после обеда и сплю до пяти. Сон у меня чуткий, вот от стука Ленкиных каблуков я и проснулась.

В комнате, которую снимала погибшая, оперативников ждало разочарование. Оборотистая Ксения Андреевна уже собрала вещи Елены и сделала уборку. Подготовилась к вселению новых жильцов, догадался Барсиков.

– Это Земсковой? – кивнул капитан на два больших пластиковых пакета в углу.

– Ее, – недовольно выдохнула женщина. – Кто забирать будет? Ленкина мать приехать сразу не сможет, у нее похороны, ей не до вещей. Она мне так и сказала, когда звонила. Я все понимаю, сама мужа хоронила. По ритуальным конторам набегаешься, да еще поминки справлять надо, чтобы перед людями не стыдно было. Но и меня поймите: у меня здесь не склад, я вещи долго хранить не могу. Ко мне завтра заселяться придут, а что я им скажу? Пусть у вас чужое барахло полежит? Едрить твою колдырить! Так ведь не годится!

– Не годится, – недобро согласился Антон. Бабка ему совсем не нравилась. Мало того что она уничтожила возможные улики, да еще от вещей квартиросъемщицы норовит поскорее избавиться. – Вы подоходный налог с аренды платите? – рыкнул Барсиков.

– А как же! – злорадно воскликнула Ксения Андреевна, словно только и ждала этого вопроса. Она ловко вытащила лежащие наготове бумаги и сунула их оперативнику. – Все тютелька в тютельку, каждая квитанция на месте!

Барсиков равнодушно пролистал «бухгалтерию», отметил про себя, что Земскова проживала у бабки в течение года. А раньше где она обитала, спрашивается? Это нужно будет выяснить, вдруг что интересное обнаружится.

– Насколько я вижу из документов, Земскова оплатила проживание до конца месяца, а сейчас еще и половины не прошло. А вы новых жильцов на ее место приглашаете, вещи ее вот собрали. Нехорошо.

– Она же преставилась. Царствие ей небесное! – Голос Ксении Андреевны смягчился, в нем появились нотки заискивания. – А вещички собрала, чтобы родне удобнее было. Приедут за вещами, а они наготове!

– Вот что, – строго произнес Барсиков, – вещи мы сейчас осмотрим, а вы больше к ним не прикасайтесь!

Антон с коллегами высыпал на пол содержимое пакетов. В пакетах оказалась в основном одежда да обувь. Все потрепанное, растянутое, в катышах, низкого качества. Фасоны простенькие и безвкусные – в целом, вещи, называемые в народе ширпотребом. Ни ноутбука, ни записной книжки среди вещей Земсковой найти не удалось.

– Здесь пусто, значит, надо искать там, где Земскова работала, – в особняке Меньшикова, – прокомментировал Барсиков, спускаясь по лестнице «гостеприимного» дома Ксении Андреевны. – Найденный при Земсковой телефон совсем простой, с такого в Интернет не выйдешь. Значит, должно быть какое-то устройство среди ее вещей, при помощи которого она общалась в виртуальном мире. Там же должны быть ее контакты и записи. По ним можно будет кое-что выяснить о ее круге общения.

– Ясен красен! Сейчас у всех какой-нибудь девайс есть, даже у моей бабушки! И у этой Земсковой был. Только чего мы сразу в этот особняк не пошли? Ясен красен, что там должны быть вещи Земсковой!

– Не мельтеши, лейтенант! – назидательно сказал Антон своему молодому коллеге, выделенному ему начальством в помощь. – Особняк на очереди, но туда надо идти подготовленными, а не с наскока. Нынче владельцы особняков нервные пошли, чуть что – адвокатов подключают. Небесов по горячим следам туда сунулся, так его дальше ворот не пустили: частная собственность, оснований для допросов и обысков нет. Это Москалеву можно на арапа брать, а к Меньшикову на кривой козе не подъедешь.

– Сергеич! Как бы этого Меньшикова за жабры ухватить? Его особняк находится рядом с Юнтоловским лесопарком, где нашли Земскову. Она там работала, недалеко от работы и погибла. Ежу понятно, откуда ноги растут! Убийца либо в особняке, либо рядом ошивается. В любом случае, там должны быть вещи Елены, опять же коллеги могут что-то знать. – Барсиков решил больше не откладывать визит в особняк, без этого дело сильно буксовало. После посещения квартиры Москалевой он явился к следователю, с которым, помимо служебных, их связывали еще и приятельские отношения.

– Знать-то они, может, и знают, только вряд ли что-нибудь расскажут. Персоналу в таких местах, как этот особняк, болтать возбраняется.

– Это оттого, что они работу потерять боятся, но если на кон встанет их свобода, заговорят как миленькие. Вряд ли Меньшиков бросится защищать своих работников.

– Здесь ты прав. Этот защищать не станет, Меньшиков сам выбрался из социальных низов, поэтому к низам относится презрительно. Подспудно опасается вернуться к своему прежнему уровню. Ему удобнее заменить весь штат прислуги, чем разбираться, кто прав, кто виноват.

– А ты что, его знаешь? – удивился Барсиков.

– Знакомый типчик, – вздохнул Тихомиров. – Бывший наперсточник Шурик Меньшов, а нынче президент корпорации «Империя» Александр Тимофеевич Меньшиков питает слабость к благородным корням. Он и фамилию сменил, и дворянский титул себе купил. Его жена Анна Меньшикова, в девичестве Ханума Башоратовна Иванская, ему под стать: убедила мужа, что ее бабушка из знатного дворянского рода Иванских, которому принадлежала Ивановская губерния. Она бы хоть поинтересовалась историей деревни Ивань, прежде чем врать! Но Хася есть Хася – привыкла брать нахрапом и давить темпераментом, – усмехнулся Илья Сергеевич. – Представлялась она всем не Ханумой, а Ханной – на европейский лад. Какой там знатный дворянский род?! По происхождению наполовину таджичка, наполовину неизвестно кто – ее мать Мамлакат любила менять кавалеров, от одного из которых Ханума и унаследовала фамилию. Хася сюда приехала из Казани. Раньше торговала пивом в ларьке у Витебского вокзала, ее все Хасей-Наливай звали. Помогала реализовывать краденые мобильники и прочую мелочь. Сама Хася краденое в руки не брала, только покупателей искала, поэтому зацепить ее было трудно. Но теперь-то она никакая не Хася и даже не Ханна, а Анна Борисовна, хозяйка дома и, как она себя называет, княгиня Меньшикова.

– Иванская у тебя по делу проходила?

– Нет, слава богу, не у меня. Говорят, бабенка с гонором, как и большинство тех, кто из грязи в князи. Разодета, расфуфырена, в ушах бриллианты, на физиономии перманентный макияж, а воспитание и манеры отсутствуют. Воспитание в бутике не продается, его вместе с модной сумочкой не купишь, какие деньги ни заплати. Характерный говор и жаргон у Иванской присутствуют – как же без них? И тяга к пиву осталась – Хася пиво всегда уважала, по-прежнему хлещет его литрами. Пиво, я тебе скажу, – отличный маркер. Ни одна леди не станет прилюдно пить пиво, ибо это моветон. Пиво – напиток грубых мужчин и простых женщин.

– А как же иностранки? В Англии вообще пиво пьют все – и мужики, и дамы, – не согласился Антон. Он сам любил посидеть за кружечкой, да не один, а в компании, где бывали и барышни. Своих собутыльниц Антон простыми считать не хотел. Простыми – в том неприятном смысле, который вкладывал в это понятие следователь.

– А ты видел тех дам? В Англии тоже не все сплошь благородных кровей. Дамы бомонда пиво пить не станут, на светском рауте никому и в голову не придет им его предложить. Только настоящего бомонда, а не так называемого, состоящего из нуворишей и селебрити.

Барсиков не нашел, что возразить. Он был очень далек от высшего света и не имел представления о тамошних правилах, но сдавать свои позиции не хотел.

– Я всегда считал, что девушки из Средней Азии скромные и тихие. У нас в классе была такая – Зульфия. Слово поперек никому не смела сказать.

– Ты с Хасей еще познакомишься, увидишь, какими «скромными» бывают девушки из Средней Азии! – пообещал следователь. – Хася – особа с амбициями и истеричная, что делает ее невозможной в плане работы. Ум присутствует, но поверхностный, направленный на наживу и приспособление, на перспективу он у нее не работает. Так что Хася сдуру может нам сильно помешать. Встанет в позу или выкинет какой-нибудь фортель. С ней построже надо, сразу на место ставить, ибо сущность у нее осталась холопской, несмотря на внешний лоск. Меньшиков, напротив, мужик деловой, на рожон не полезет и наперед все просчитает. В общем, с ним договориться можно. Он тоже не без гонора, склонен ломаться, чтобы продемонстрировать свое исключительное положение, но у меня на него из прошлой жизни кое-что имеется. Пустячок, конечно, за это его не закроешь, но, если Шурик к убийству не причастен, пойдет нам навстречу, чтобы не мараться.

Особняк светлейшего князя

В таких домах, как этот – притаившийся за высоким забором рядом с Юнтоловским лесопарком трехэтажный особняк, – Антону Барсикову доводилось бывать всего два раза в жизни, и оба по работе. Сам он ютился в обычной пятиэтажке с видом на сталепрокатный завод, его друзья, преимущественно простые полицейские, жили в домах примерно такого же уровня, как и его дом, немногочисленные родственники – кто в хрущевке, кто в корабле. Так что в особняках Антон чувствовал себя неуютно. Вроде бы окружающие красота и комфорт – клумбы с цветами, ковры, зеркала, кожаные диваны, двери не ободранные, как в квартирах многих его подопечных, а лакированные с позолотой – должны радовать глаз и располагать к приятному настроению, но Антона роскошная обстановка напрягала. Все тут не так, чужая богатая жизнь, не привычная и не понятная. Например, сразу не скажешь, сколько в доме народа. А во дворе сколько? И кто кому кем приходится? Кем работает? Двое преградили Антону путь на входе: одетые на манер швейцаров в темные костюмы-тройки с пафосными бабочками и белыми перчатками крепкие парни. Таких во что ни одень, останутся бандитами. Одного из них Барсиков видел в картотеке. Костя-Фаянс, бывший автомобильный вымогатель, мастер дорожных инсценировок. В одной из подстав ему выбили передние зубы. На их место Костя вставил искусственные, ослепительно белого цвета, за что и получил кличку Фаянс. Костя зыркнул круглыми, как у рыбы-телескопа, глазами в служебное удостоверение Барсикова, поморщил загорелый лоб, коротко поговорил по мобильному и сообщил, что хозяина нет, а без него никого в дом впускать не велено.