Проект «Украина». Три войны России с Украиной

И в том, что касается национальной культуры, ни в какой другой период истории Украины, как при Советах, давление на самосознание украинцев (как и на самосознание других народов советской империи) не было столь мощным и всеобъемлющим: носителю национальных черт противопоставлялся образ «советского человека», для которого абстрактное всеобщее благо превалировало над стремлением исповедовать традиции своего народа.

С другой стороны, существует мнение о том, что Украина, в особенности ее западные земли, развивалась как европейская страна в куда большей степени, нежели Россия. Отвечая на вопросы корреспондента информационного портала «Українська правда. Життя», профессор Андрей Зубов – тот самый, который был уволен из российского вуза за критику оккупации Крыма, заявил: «Украина на протяжении многих веков была иной Россией. В Украине при Польско-Литовском государстве утверждается магдебургское право. Эта другая Россия – более европейская, культурная. В XVII веке при первых царях династии Романовых была страшная мода на Украину. Украинские ученые-монахи, украинские бояре, политики приезжали в Россию, создавали школы, учили царских детей. Другая Россия делала культурную прививку Московской Руси. И сейчас может быть повторение. Не в том смысле, что Россия захватит Украину. А в том смысле, что независимая Украина, будучи очень близкой по культуре, языку, религии, сможет многое дать, после того как пройдет этот нелегкий путь в деле европейской интеграции и восстановления тех культурных форм, которые были разрушены во время коммунистического режима»[12].

Украина на протяжении многих веков была иной Россией – более европейской, культурной. Другая Россия делала культурную прививку Московской Руси.

Пусть при царизме Малороссия была колонией. Но это была самая значительная колония из всех, которыми располагала империя. До наступления советской власти Малороссия занимала одно из самых почетных мест в табели о рангах территорий, входивших в состав Российской империи. Промышленное и сельскохозяйственное производство Украины составляли конкуренцию самым развитым государствам Европы. Современные исследователи истории Украины даже задаются вопросом: была ли на самом деле Украина российской колонией, или Россия была колонией Украины? Известно, что Украина «давала 71 % общероссийской добычи угля, 68 % выплавки чугуна и 58 % стали. По густоте сети железных дорог Украина не уступала центральным районам России», свеклосахарная промышленность обеспечивала 80 % общероссийского производства сахара[13].

При этом в период до Первой мировой войны Москва не занималась таким бездумным выкачиванием ресурсов с территории Малороссии, как это происходило в советское время. Промышленность и сельское хозяйство развивались в относительно рыночных условиях. Достаточно сказать, что «в угольной промышленности Украины иностранцам принадлежало 63 % основного капитала, в металлургии – 90 %»[14], однако ресурсы реализовывались в соответствии со спросом на условиях конкуренции, принося доход от налоговых поступлений в государственную казну и обеспечивая развитие производительных сил в самой Малороссии.

Очевидно, что без Украины не было бы той России, какой она была до Первой мировой войны. И если бы украинцам удалось сохранить независимость, то, как отмечают современные исследователи, «Россия лишилась бы своего главного источника снабжения продовольствием и сырьем… потеряла бы прямой доступ на Балканы в центральную часть Восточной Европы… Россия перестала бы быть великой державой… Украина со своими колоссальными природными ресурсами, развитой промышленностью и сельским хозяйством, населением, достаточно образованным для реализации этих преимуществ, естественно, могла превратиться в одну из ведущих европейских держав»[15].

Была ли Украина российской колонией, или Россия была колонией Украины? Украина давала 71 % общероссийской добычи угля, 68 % выплавки чугуна и 58 % стали. По густоте сети железных дорог Украина не уступала центральным районам России…

Мы говорим здесь о трех войнах России с Украиной: о первой в 1917–1920 гг., о второй в 1939–1954 гг., а в качестве третьей войны рассматриваем то, что происходит сегодня. Однако следует ли называть все происшедшее между Украиной и Россией в последние сто лет войнами? И стоит ли называть эти события войнами России с Украиной, а не наоборот – Украины с Россией? Это с какой точки зрения смотреть. Здесь речь идет об Украине и украинцах, и, значит, это их право называть происходящее так, а не иначе.

В ходе первой войны Украины с Россией российский противник был представлен правительствами самого разного толка – от Временного правительства Львова-Керенского, до военного «правительства» Деникина и большевистского Совнаркома. При этом из всех перечисленных Временное правительство оказалось наиболее предрасположенным к принятию государственной самостоятельности Украины. Но не ввиду своего либерализма, а скорее всего по недоразумению: начать вооруженным путем отстаивать принадлежность Украины России Керенский не успел только потому, что его правительство арестовали в Зимнем дворце в октябре 1917 г. большевики.

Украинскую сторону в той войне представляли также разные лидеры и правительства. Первое из них было сформировано вскоре после Февральской революции в 1917 г.: оно известно как Украинская центральная рада, где «рада» – эквивалент российского «совета». Этот орган, как и Петроградский совет в тогдашней столице России, был социалистическим по существу, при этом он признавал поначалу верховенство над собой Временного правительства в Петрограде. Но к январю 1918 г. руководители Рады уже отчетливо понимали: если с Временным правительством еще можно было вести какие-то переговоры, то пришедшие к власти в октябре 1917 г. большевики соглашались только на такую «независимость» Украины, которая будет управляться из России. И Рада своим Первым Универсалом поспешила провозгласить независимость.

Характерно, что абсолютно все окружавшие Украину в течение 1917–1920 гг. претенденты на ее территорию хотя и отличались друг от друга по своим политическим задачам и целям, но сходились в одном: в отношении к Украине как к вероятному сырьевому и культурному придатку, не более того. И одному из претендентов реализовать такие планы в отношении Украины в конце концов удалось…

Однако такое феодальное отношение к Малороссии сложилось задолго до пришествия большевиков. Видный социал-демократ, глава правительства Украинской народной республики, а затем председатель правительства Директории Владимир Винниченко цитирует в своих воспоминаниях секретную инструкцию Екатерины II, предназначавшуюся ею для председателя сената и министра юстиции кн. А. М. Вяземского. Инструкция эта касалась потенциального стремления Украины и украинцев к национальному самоопределению: «Мнение, что они (малороссы) есть нация, абсолютно отдельная от нашей, аморально… Бороться с их фальшивыми, непристойными республиканскими идеями… Малороссия, Ливония и Финляндия это провинции, которые управляются своими местными законами… было бы… глупостью называть их иностранцами и обращаться с ними как с такими»[16].

Мнение, что малороссы есть нация, отдельная от нашей, аморально… Бороться с их фальшивыми, непристойными республиканскими идеями…

Свято соблюдая эти заветы Екатерины, российские государственные деятели во все последующие времена насильственно нивелировали национальную культуру и самосознание украинцев. Дошло до того, что в 1863 г. царский министр внутренних дел гр. П. А. Валуев, напуганный Польским восстанием, выпустил распоряжение, официально запрещавшее выпуск религиозной и просветительской литературы на украинском языке. Так однажды высказанное на самом верху мнение стало руководством к действию для представителей всех российских властей – в том числе для тех, кто занял апартаменты в Кремле в начале XXI в. Для Москвы во все времена Киев был и остается столицей колонии; великороссы с традиционным недоумением воспринимают стремление украинцев к независимости. Владимир Винниченко в своих воспоминаниях о периоде борьбы за Украинское государство приводит в качестве примера такого отношения характерный разговор между двумя солдатами – русским и украинцем:

«Салдат великорос стоiть против салдата українця. Спорять i начинають сердитися:

– Що ж то буде, – говорить великорос, – всi зачнуть вiдокремлюватися, українцi, Литва, Сибiр… Ви хочете всiх звiдси вигнати…

– Товарищу! Ви говорите дурницi! Ви не читали нашої програми.

– Якi дурницi, коли я сам чув: i то наше й то наше… Вчора на станції кричать: “I станція наша!” Чому ми вiд вас не вiдокремлюємося, а ви хочете вiд нас вiдокремитися?..

Українец вибухає: – Та ідiть собі, куди хочете! Геть на всі чотири! Ми вас не тримаємо! Ще з-заду дамо копняка!»[17]

Павел Скоропадский, гетман Украины в течение 28 апреля – 14 декабря 1918 г., хотя и объявил «федерацию» с Россией, сделал это вынужденно, исключительно в попытке удержания власти – такой же, какие предпринимали задолго до него другие вожди нации. Но и он сам, и его предшественники делали это еще и в целях защиты территории Украины от полного разорения, а нации – от уничтожения. Силы нужны были для новых боев за независимость в будущем, у Скоропадского не было в этом сомнений: «Великороссы говорят: “Никакой Украины не будет”, а я говорю: “Что бы то ни было, Украина в той или иной форме будет. Не заставишь реку идти вспять, так же и с народом, его не заставишь отказаться от его идеалов. Теперь мы живем во времена, когда одними штыками ничего не сделаешь”»[18].

Правда и то, что помимо России другие великие (в своих имперских амбициях) государства неоднократно предпринимали попытки взять под опеку территорию Украины – разумеется, не бескорыстно. Монгольское нашествие 1240 г. среди прочих бед на восточнославянских землях принесло уничтожение Киевской Руси. За нашествием последовало владычество над Украиной Литвы, затем Польши. Богдан Хмельницкий вплоть до заключения в 1654 г. Переяславского договора о переходе Малороссии под длань Москвы предпринимал самостоятельные попытки противостоять притязаниям Речи Посполитой. Но в итоге гетман пришел к необходимости обратиться за защитой к Москве, и с тех пор развитие Украины было предопределено политической и культурной доминантой России. Иван Мазепа, заключивший договор со шведским королем Карлом XII против Петра I, проиграл тогда, когда шведы побежали в битве под Полтавой в 1709 г. Но и Хмельницкий, и Мазепа по сути своей были проявлениями одних и тех же попыток нации обрести независимость. Однако каждый раз перед очередным вождем украинской нации возникал простой выбор из двух зол: чтобы защитить страну от одного государства, необходимо было добровольно встать под опеку другого. То есть проигрыш был заранее предопределен.

В более поздние времена свои претензии на украинские земли предъявляла Германия: канцлер Отто фон Бисмарк получал от своих сановников настойчивые предложения по отторжению Украины от России; тогда же, в середине XIX в. «помочь» Украине в обретении независимости предлагал правительству Пруссии посланник в Лондоне; в 1861 г. такой же план подготовил один из чиновников прусского посольства в Санкт-Петербурге.

Что касается Галиции, бывшей долгое время предметом споров между Польшей, Венгрией и Литвой, то еще после первого раздела Польши в 1772 г. ее земли вошли в состав Австрийской империи. Это правда, что задолго до того, в 1254 г. князю Даниилу Галицкому удалось с помощью папы Иннокентия IV основать галицкий королевский дом. Но постоянные претензии на привлекательные земли Галиции, Волыни и Закарпатья, как и на все украинские земли, со стороны могущественных врагов продолжали вновь и вновь подвергать их жителей тяготам войны… Так это, кажется, продолжается и по сей день. Та же Польша после 1772 г. только и ждала удобного момента, чтобы вернуть земли Западной Украины себе, и никто из оккупантов прошлого не допускал даже мысли о возможности предоставить украинцам государственную самостоятельность.

С началом Первой мировой на землях Галиции, находившихся под властью Австро-Венгрии, были сформированы части Украинских сечевых стрельцов, а проавстрийски настроенные польские политики во главе с Юзефом Пилсудским объявили набор в польские легионы. Поляки и венгры прибегали к массовым арестам и казням местных крестьян в целях профилактики прорусских заговоров в тылу. Затем, с оккупацией земель Восточной Галиции войсками Российской империи здесь начался новый этап репрессий: царский сановник гр. А. Г. Бобринский запретил использование украинского языка, закрыл учреждения культуры и просвещения, подверг гонениям греко-католиков (митрополит Андрей Шептицкий был арестован и выслан) и насаждал силой православие. Как могли украинцы после всех этих мытарств относиться ко всем так называемым «великим» державам, в том числе к России? Как минимум – враждебно и с недоверием.

Беспрецедентный случай обрести независимость представился Украине в 1917 г. Во всяком случае ее новые, отнюдь не бесталанные вожди сделали все, чтобы это произошло. Не получилось не потому, что эти вожди или сам народ оказались «не в состоянии» принять бразды правления в свои руки, как это многим хотелось бы представить сегодня. А потому что те же старые «друзья» и «покровители» – нехитрый набор из Польши, России и Германии в очередной раз не дали ей этого сделать. И когда власть в России захватили большевики, они заговорили с Украиной на старом добром языке ультиматумов: с «правом наций на самоопределение» они соглашались только при условии, что самоопределение это будет происходить исключительно по образу и подобию советской государственной модели. Ответ Генерального секретариата Украины, подписанный главой правительства Украины Владимиром Винниченко и генеральным секретарем по военным делам Симоном Петлюрой, на ультиматум Совнаркома от 4 (17) декабря 1917 г. с очевидностью это подтверждает:

«Украинская демократия в лице украинских советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, организованных в законодательном органе – Центральной раде и в правительстве… вполне удовлетворена как составом этих органов, так и проведением в жизнь ее волеизъявления. Центральной радой не удовлетворены великорусские элементы черносотенного, кадетского и большевистского направления… но генеральный секретариат предоставляет полную возможность указанным элементам выехать из территории Украины в Великороссию, где их национальное чувство будет удовлетворено»[19].

Не правда ли, как это похоже на сформированное в 2014 г. после бегства экс-президента Виктора Януковича пожелание всем, кого не удовлетворяла новая власть в Киеве: «Чемодан – вокзал – Россия»?

…Украина, будучи меньшим по территории и количеству народонаселения образованием, чем окружавшие ее «великие» страны, была во все времена и инструментом, и игрушкой в руках этих более мощных держав: им было выгодно держать ее в своем составе, пользоваться ее богатыми ресурсами, подавляя любые попытки обретения независимости. И Украине, конечно, в целях самосохранения приходилось, с одной стороны, лавировать в потоках хищнических интересов других государств. С другой стороны, именно вследствие длительного подавления устремлений Украины и украинцев к независимости на ее территории не могло не созреть и не выйти наружу с оружием в руках мощное национально-освободительное движение. Как именно это произошло? В своем ответе на этот вопрос современный украинский историк Даниил Яневский развенчивает множество мифов, возникших вокруг истории украинского сопротивления. «Термины “украинская революция” и “украинское национально-освободительное движение” были легализованы и введены в обращение после провозглашения государственной независимости Украины, – пишет Яневский. – В течение 20 лет исследователи пытались обосновать тезис о концепции украинской национальной революции, которая включает в себя: 1) украинское национальное возрождение и внедрение украинской государственности и 2) социальные преобразования на пользу украинской народности. Этот тезис, по нашему мнению, является, по меньшей мере, публицистическим преувеличением, которое мало согласуется с реальными, давно и хорошо известными фактами, которые, по правде сказать, все еще пытаются игнорировать»[20]. В рамках своего исследования Яневский акцентирует внимание на главных официозных установках, которые, по его мнению, в концентрированном виде содержат едва ли не все основные мифы, навязываемые обществу: «Миф первый: “Потерянная украинским народом государственность в конце XVIII века никогда не исчезала из его духовной жизни… Венцом волны мощного национально-освободительного движения, центром, который моделировал возрождение украинского государства, был орган с официальным названием Украинская Центральная Рада”. Миф второй: “Автономию и самостоятельность не следует противопоставлять, ибо они определяют не форму государственности, а этапы ее становления, полноту, уровень суверенности…”[21] и т. д.

Яневский очевидно не считает эти установки соответствующими действительности, однако опровергая одни мифы, он сам тут же вводит в исторический оборот другие, в том числе склоняя читателя к старой, как мир, версии о мировой закулисе как первопричине событий. Так, в характеристике своего труда о Скоропадском, Яневский, в частности, сообщает: «Видное место в исследовании уделено деятельности российских и украинских “свободных каменщиков”, в частности двух антагонистов – Михаила Грушевского и Александра Керенского»[22]. Помимо сомнительного отсыла к масонству как движущей силе происходящего, Яневский здесь походя приписывает взаимоотношениям между председателем Центральной рады и главой Временного правительства вряд ли существовавший на деле высокий накал: авторитетный ученый Грушевский возглавил украинский парламент гораздо ранее, нежели случайно, в середине 1917 г., оказавшийся у руля государства адвокат Керенский, который получил затруднения во взаимоотношениях с Украиной лишь по наследству от кн. Львова и в целом – от Февральской революции.

Далее Яневский и вовсе переходит на личности, обвиняя в предательстве украинского государства Владимира Винниченко – на тот случай, если глава генерального секретариата кому-то по простоте душевной до сих пор казался, наоборот, их поборником: «Не обошли вниманием деятельность агента иностранного влияния и государственного предателя Владимира Винниченко и его борьбу против Грушевского. Показали и влияние обоих этих конфликтов (но не только их) на трансформационные процессы в Российском государстве в 1917 г.»[23]. В другой своей книге, посвященной периоду Директории, Яневский продолжает разгром тех, кто ранее считал Винниченко героем: «Подав разодетую, напомаженную версию биографии вождя УСДРП, выдержанную в лучших традициях “Житий святых” или такого шедевра, как “Л. И. Брежнев. Краткий биографический очерк”, Юрий Тищенко формулирует исторической важности вывод, который пережил своего автора почти на века: “…никто не смеет сказать, что В. Винниченко буржуй. Вся его прежняя жизнь есть непрерывная упорная борьба за народную волю, за счастье рабочего народа, за идеалы социализма. На протяжении всей жизни далеки были ему личные интересы: в свободе украинского рабочего народа он видел свою свободу, в его счастье видел и видит свое счастье”»[24]. И то правда: Винниченко увидел в пришествии большевиков не зло, а благо для украинского народа, Украина именно в составе Советов, по его убеждению, обрела настоящую государственность, и именно поэтому официальными советскими летописцами Винниченко и почитался за столпа этой самой украинской будто бы государственности. Но, думается, в этом нет настоящего предательства интересов украинского народа, как это представляется Яневскому: Винниченко с самого начала был настроен, что называется, на социалистический лад – на ликвидацию частной собственности на землю, был искренен, не скрывал своих устремлений и потому упорствовал в них. Другой вопрос – стали ли на самом деле благом для украинского народа реализованные на практике социалистические устремления Винниченко. Кажется, на него уже убедительно ответила История.

Однако и на персоналии Винниченко критика Яневским позиций официальной советской истории Украины не оканчивается. Наоборот: дальше – больше. Яневский демонстрирует большую личную смелость, когда обрушивает критику даже на такого выдающегося авторитета в истории Украины и поборника ее государственности, как Михаил Грушевский: «Употребление терминов “Украина” и “украинский народ” в отношении территорий и населения, которые в XI–XVIII вв. входили в состав Киевской Руси, Галицко-Волынского княжества, РП/ВКЛ [Польши/Литвы. – А. А-О], а в конце XVIII века были разделены между тремя империями, антинаучное. Существенный, а возможно, решающий вклад в формулирование этих антинаучных постулатов сделал М. Грушевский»[25].

Но, наверное, пан Яневский располагает правом на подобные суждения, поскольку, конечно, ни один из трудов, созданных человеком, не лишен субъективности (включая и этот). Пользы от его обширных исследований энциклопедического характера гораздо больше. Тем более, что действительно бытующим в обществе многочисленным мифам историк Яневский противопоставляет выводы, основанные на строгом анализе документальных свидетельств и архивных материалов. Поступим и мы также.

…В сегодняшней России Украине в очередной раз презрительно отказывают в праве на государственную независимость и выборе своего пути развития. И это отнюдь не случайность: такое отношение, как мы это уже показали, складывалось в течение многих поколений, задолго до падения монархии и пришествия большевиков. В советскую эпоху традиции презрительного отношения к малым народам последовательно укреплялись. «Коллективный разум советских историков под руководством ленинского центрального комитета ВКП(б) – КПСС и почившего в Бозе академика И. И. Минца за полвека создал железобетонную дефиницию “Великий Октябрь и гражданская война на Украине”, малейшее отклонение от которой каралось партийно-советским аутодафе»[26], – пишет Яневский. Современные исследователи отмечают также, что «политическая и идеологическая борьба группировок среди большевистской элиты и победа в этой борьбе Сталина и его группировки отразилась и на изучении российско-украинских отношений 1917–1922 гг.», «методология исследования российско-украинских отношений 1917–1920 гг. превратилась в софистику: доказывалась выдающаяся роль Сталина… Реализация советской модели российско-украинских отношений стала напрямую связываться с умом, волей, организаторскими способностями тов. Сталина, который беспощадно боролся как с внешними врагами, так и с внутренними»[27]. Насколько же это похоже на то, как реализуется сегодня, целых сто лет спустя, новая путинская «модель» российско-украинских отношений!

Реализация советской модели российско-украинских отношений стала напрямую связываться с умом, волей, организаторскими способностями тов. Сталина, который беспощадно боролся как с внешними врагами, так и с внутренними.

Но нам представляется важным разобраться с тем, что происходило между Россией и Украиной в течение последней, как минимум, сотни лет, – чтобы не ошибиться с тем, что происходит сейчас. Неспроста ведь именно сегодня московский Кремль пугает весь мир восставшим из гроба образом Бандеры, с помощью которого будто бы оплачиваемые из-за рубежа новые украинские националисты совершили революцию 2013–2014 гг.

Но тогда и начать разбирательство в том, что происходит сегодня во взаимоотношениях России и Украины, нужно со Степана Бандеры – раз уж Москве этого так хочется. Был ли Бандера таким, каким его представляли во времена СССР и продолжают представлять в современной России? И действительно ли Майдан 2013–2014 гг. оплачен из-за рубежа, или он стал проявлением народного гнева?

Был ли Бандера таким, каким его представляли во времена СССР и продолжают представлять в современной России? И действительно ли Майдан 2013–2014 гг. оплачен из-за рубежа, или он стал проявлением народного гнева?

Профессор Андрей Зубов считает, что «бандеровцы – это пример большой лжи советской системы», и что в СССР «технология создания мифов была развита в высшей степени. Огромные исторические этапы и важнейшие факты либо замалчивались, либо искажались. Мы практически не знали настоящей истории. Причем в разные времена по-разному: в 20-е годы искажались одни факты, в 40-е – другие. У нас нет привычки к бесценности исторического факта. До сих пор отношение к истории в России – не как к науке, которую нужно изучать и которая только при этом условии приносит пользу, а как к идеологии, которую нужно создавать… В Советском Союзе, чтобы что-то заклеймить, особенно после Второй мировой войны, надо было просто назвать фашизмом. Так “бандеровцев” назвали фашистами, хотя, конечно, это не соответствовало действительности»[28].

«Это была типичная националистическая организация военного периода со своей армией, со своим террористическим крылом. Тогда таким образом действовали многие. Конечно, некоторые лидеры украинского национального движения увлекались идеей корпоративизма Муссолини. Но своим лучшим учеником Муссолини все-таки называл Иосифа Сталина. Я думаю, что Сталин был большим фашистом, чем Бандера и даже Муссолини».