Мастер мокрых дел

– …Еще… Еще… Еще… Так… Угу, угу… Так…

– Может, хватит? Куда, к черту…

– Еще!

– Ну, блин, ты даешь! На, блин, получай!

– Очко.

– Чего?

– К отоларингологу как давно обращался? Очко!

– А ну, дай посмотреть!

– На. Вы что, батенька, – думаете, старый эскулап вас может надуть? Нехорошо. Людям следует доверять…

– Точно, очко… Черт! Опять ты нас разул, Алексаныч. Все – бабки кончились.

– Давай под запись. Или слабо?

– Шура, будешь под запись?

– Давай ставку вдвое сбавим – тогда буду.

– Алексаныч?

– А что с вами поделать? Давай сбавим вдвое…

Трое баловались в «очко». Для слишком продвинутых, которые при прочтении предыдущего предложения криво ухмыльнулись, поясняю: не подумайте плохого – это такая карточная игра.

Трое сидели в небольшой комнатушке с вытяжкой – окна отсутствовали, – лениво пили надоевший чай, отирали со лбов обильный пот и периодически стукали о замызганный пластик лабораторного стола железными рублями.

Комнатушка размещалась в подвале кожвендиспансера – мрачного двухэтажного здания дореволюционной постройки, расположенного в десяти километрах от города, на выезде из поселка Белово. Четвертой стены у комнатухи не было: ее замещала толстая решетка от пола до потолка, в которой имелась небольшая, решетчатая же дверь. Эта неполноценная стена позволяла, не выходя из комнаты, обозревать весь коридор, по одной стороне которого размещались с десяток обитых войлоком дверей, запертых на массивные подвесные замки.

– Леха! Из первой просится в душ! – крикнул где-то в самом конце коридора гнусавый голос. – Выпустишь?

Леха – высокий худощавый блондин лет тридцати – плотоядно ухмыльнулся и великодушно преложил товарищам:

– Хочет кто?

– Грех смеяться над больным человеком, – не отрывая взгляда от карт, заявил один из игроков, пожилой плешивый дядечка в хорошем костюме. – Ты же знаешь – я давно забыл, как это делается.

– А у меня сегодня критический день, – отказался второй картежник – коренастый чернявый парень Лехиного возраста. – Не стоит.

– На каком слоге ударение? – дурашливо прищурился Леха, вставая со стула и снимая со стены металлическое кольцо с ключами. – Можешь не отвечать – знаю. Вы того – минут пятнадцать как-нибудь без меня. Пойду выведу…

Покинув зарешеченную комнату, Леха прошел по коридору к первой от входа двери, отомкнул замок и официальным тоном продекламировал:

– Извольте брать ванну, сударыня!

«Сударыня» – миниатюрная хорошенькая особь лет двадцати пяти, восседавшая на убогом топчане в одних трусиках, – медленно встала и, заторможенно двигаясь, вышла из камеры.

– В душ через палку, – напомнил Леха, мгновенно замаслевшим взором окидывая соблазнительные линии и выпуклости прелестной затворницы. – Правило номер три нашего заведения. Не забыла?

«Сударыня» медленно помотала головой и пошлепала босиком по бетонным плитам в конец коридора. Леха двинулся сзади, на ходу снимая через голову мокрую от пота рубашку и не отрывая взгляда от перемещавшихся спереди, волнительно перекатывавшихся при каждом движении половинок, едва прикрытых шелковым лоскутом. В подвале было жарко, под потолком пролегала толстая труба центрального отопления, тянувшаяся от расположенной неподалеку котельной.

Добравшись до небольшой кабинки душевой, Леха отрегулировал температуру и напор воды, картинным жестом пригласил:

– Прошу!

«Сударыня» медленно переступила через резиновый порожек, встала под тугие струи и блаженно зажмурилась. Оставив дверь чуть приоткрытой, Леха некоторое время любовался обнаженной фигурой, чувствуя, как в его молодом организме послушно просыпается всегда готовый к действию демон плотского желания.

Сзади послышалось надсадное сопение: не оборачиваясь, Леха процедил сквозь зубы:

– Никита! Зашибу. Подглядывать нехорошо!

Сопение удалилось – горбун счел нужным ретироваться, дабы не испытывать судьбу: бывали случаи, когда такого рода угрозы после недолгих размышлений претворялись в жизнь в виде увесистой затрещины – в зависимости от настроения начальника охраны.

Решив, что достаточно уделил времени лицезрению обнаженной плоти, Леха быстро разоблачился донага, шагнул в душевую и прикрыл за собой дверь.

– Иди к дяде, малышка. – Влез под струи, поймал в объятия скользкое тело, припечатал «сударыню» спиной к кафелю и, ловко подхватив под колени, поднял на весу, примериваясь, хватит ли сил на всю дистанцию или лучше вернуться в камеру – на топчан. И не примерился: вздыбившийся признак мужественности самопроизвольно угодил головкой в преддверие райских врат и начал медленно погружаться в горячую расщелину.

– Ох! – от неожиданности выдохнул Леха, замер на секунду и без подготовки вторгся в податливую плоть. – Ох ты! – и погнал резкими толчками, вздергивая легкое тело на себя, покрикивая от избытка чувств.

Дверь душевой скрипнула – в мир Лехиной похоти вновь вторглось надсадное сопение любопытствующего горбуна.

– Убью! – прорычал Леха, несколькими мощными толчками завершая процесс. – Убью-юууу!!! Пшел вон!

Опустив предмет реализованного вожделения на пол, Леха немного постоял под душем, приходя в себя. Сопение исчезло вместе со слюнявой рожей горбуна, «сударыня» безучастно стояла рядом, стирая свои трусики и не глядя на голого мужика, словно он являлся привычной составной частью ее безрадостного существования.

– Ну, все, – недовольно буркнул Леха, выпроваживая даму из душевой. – Помылась, постиралась, мужика получила – свободна. Никита – на место ее!

Шлепанье босых ног удалилось в конец коридора. Выключив душ, Леха, не вытираясь, облачился в штаны, закурил и присел на корточки у двери душевой, размышляя о сущности бытия…

В подвале кожвендиспансера располагался импровизированный сборный пункт, где содержались отловленные накануне дамочки, предназначенные для перепродажи в иноземное агентство сомнительной направленности, которое специализировалось на поставках живых игрушек для состоятельных клиентов. Данное предприятие принадлежало небезызвестному Кошелю и являлось одной из весьма доходных частей его многопрофильного преступного промысла. Все лица мужеска пола, находящиеся в данный момент в подвале, являлись соучастниками деяния, предусмотренного ст. 126 (ч. З) УК РФ «Похищение человека», и вполне могли рассчитывать на значительные сроки в том случае, если бы их деятельность стала объектом пристального внимания правоохранительных органов. Но они не рассчитывали. Авторитет Вора являлся надежной защитой от различных неприятностей, связанных с законами, предприятие было организовано вдумчиво и планово, с учетом всех особенностей и специфики нашего криминального времени. Кроме того, все четверо о таких понятиях, как «зона» или «СИЗО», имели самое отдаленное представление: блондин Леха, его помощник Шура, пожилой Алексаныч, а также горбун Никита никогда не привлекались к уголовной ответственности. Алексаныч являлся заведующим кожвендиспансера, Леха и Шура числились в оном диспансере санитарами, а горбун Никита взят был из разорившегося интерната для умственно отсталых, отмыт, накормлен и приставлен к делу.

Горбун жил в «сборном пункте» неотлучно: ютился в той самой комнатухе, где сейчас играли в карты особи с более развитым интеллектом, ревностно следил за пленницами и никого не пускал в подвал – кроме Алексаныча, начальника охраны Лехи и троих его помощников, в обязанность которых входило в течение суток дежурить с Никитой на предмет внезапного осложнения обстановки и помогать Лехе с Алексанычем во время «рейдов».

Механизм транспортировки претенденток за рубеж никого из вышеперечисленных не волновал: раз в две недели приезжал специально оборудованный фургон, закамуфлированный под рефрижератор, забирал все, что удалось отловить за это время, и увозил черт знает куда. А отловить удавалось не так уж и много: пять-шесть единиц при самом благоприятном стечении обстоятельств. Дело в том, что существовали жесткие критерии отбора претенденток, нарушение которых сурово каралось работодателями. Нет, никого не били по голове, не покушались на мужское достоинство (а многие продвинутые товарищи считают, что в воровской среде непокорных наказывают исключительно таким вот образом), даже не ругали, как это принято на наших российских предприятиях. Если «товар» не соответствовал кондициям, работодатель просто ничего не платил: получалось, что две недели они вкалывали за красивые глазки. Просто и доходчиво. Однако такие промашки случались крайне редко: работодатель знал, кого нанимать на службу. Леха и его трое помощников в недалеком прошлом являлись врачами Белогорской психиатрической больницы, которую ловкие отцы города под эгидой тотального кризиса благополучно упразднили до рядового отделения областной больницы имени Павлова. Умение разбираться в людях было составной частью их прежней работы, которая приносила нищенский доход: на нынешнем поприще они использовали это умение в полном объеме, поскольку получали за профессионализм весьма приличные деньги.

Требования, предъявляемые к «товару», были просты и незатейливы. Безусловная внешняя привлекательность. Определенный опыт в сексуальной сфере и наличие соответствующего психотипа, позволяющего «товару» быстро адаптироваться в нетипичных условиях, – не было смысла отлавливать недотрог, которые, очнувшись после ударной дозы хлороформа, мгновенно вскрыли бы себе вены от безысходной тоски по маме с папой. Независимость и даже некоторая «ненужность»: крайне желательно, чтобы пропавшую дамочку с первой же минуты отсутствия не бросились искать все правоохранительные органы, влиятельные родственники и могущественные покровители. Вот, собственно, и все.

Вышепоименованные требования диктовали стиль работы: прежде чем осуществить экстракцию объекта из общественного уклада, этот объект следовало тщательно изучить и подготовить почву для безболезненного перевода в новое качество. А еще объект необходимо было всячески запугивать и «мариновать» в невыносимых условиях – дабы любое последующее улучшение режима воспринималось как счастливое избавление от ненавистного плена и служило стимулом для хорошего поведения. Последнее требование персонал «сборного пункта» игнорировал как маразматическую крайность: несмотря на всю преступность своей деятельности, бывшие психиатры садистами не были, напротив, в повседневной жизни слыли покладистыми и добрыми мужиками, добропорядочными отцами семейств. Плетка, наручники и пара резиновых палок невостребованно висели в комнатушке Никиты – для поддержания относительного порядка в камерах подвала вполне хватало ежесуточной дозы аминазина, по два кубика которого Алексаныч педантично вводил всем без исключения пленницам ровно в 22.00. Инъекции производились вечером вовсе не из-за склонности прекрасных дам буйствовать в ночное время. Дело в том, что слабоумный горбун Никита после указанного срока оставался в подвале один на один с женщинами до самого утра, остальные члены «психбригады» отправлялись на охоту…

Покурив, Леха присоединился к вспотевшим картежникам, которые не замедлили перекинуться оживленными репликами по поводу отсутствия начальника охраны. Беспорядочные половые связи с временными обитательницами подвала были еще одним нарушением режима: работодатель такие штуки не приветствовал, поскольку прозорливо предполагал, что мужик без патологии, украдкой вкусив совместно с дамой большущую порцию плотского восторга, не сможет в последующем истязать эту даму и оказывать на нее психологическое давление. Он становится как бы соучастником непотребного акта ослушания, сочувствующим, сострадающим… Одним словом, выпадает из режима функционирования. А душ – это вообще из ряда вон. Объект должен как можно дольше купаться в собственном поту, ощущать запах своего немытого тела, полную зависимость и ничтожество – дабы потом любые послабления показались райской благодатью…

– А если они всем гамузом попросятся в душ? – в очередной раз обчистив до нитки незадачливых игроков, поинтересовался Алексаныч, поглядывая на часы – приближалось время введения вечерней дозы. – Ты их всех сразу будешь обслуживать?

– Я просто отступлю от принципа, – скромно признался Леха. – Пусть себе моются – жалко, что ли? На всех меня не хватит. Шура вон вообще систематически игнорирует мой принцип – за так в душ выпускает.

– Ясно с вами, сатрапы херовы, – благодушно буркнул Алексаныч, складируя листок с проигранными записями в карман и вставая. Существующее положение дел его вполне устраивало, поскольку парнями можно было легко управлять, шантажируя перспективой «сдачи» Вору. – Собирайтесь давайте. Сейчас уколю попки, и поедем работать…