Меч Гардарики
Одна стрела царапнула висок Асгрима, окатив щеку теплой кровью, вторая воткнулась в седло у бедра, третья обожгла шею. И тогда с ним случилось то, что уже случалось прежде, в битве при Фалерно и раньше: боль и запах собственной крови швырнули его в боевую ярость. Вопли атакующих, призванные напугать и ошарашить противника, наоборот, распалили в Асгриме жгучую ненависть и жажду убивать. От него ускользнул Лейв, он не смог прикончить гарда, сделавшего его «медведем на цепи», и вся распиравшая его нерастраченая злоба обратилась на всадников, которые пытались его пристрелить. Может, он и успел бы скрыться в лесу, но уж лучше пасть в битве, чем бесславно подохнуть во время бегства от стрелы в спину!
– Тор!!! – заорал Асгрим, заставив игреневого жеребца птицей распластаться над травой.
С каждым стуком конских копыт, с каждым криком приближающегося врага в сыне Рагнара росло желание убивать. Асгрим даже не думал о том, что раньше ни разу не сражался верхом, что всадники вооружены не только луками, но и мечами, что их восемь против него одного. Он просто хотел как можно скорее оказаться среди врагов и почуять запах не только своей, но и чужой крови.
Златомир затаил дыхание, увидев, как варяг влетел в гущу степняков. На мгновение свей пропал среди них, затерялся среди мечущихся хвостов и лент на верхушках высоких шапок, среди взблесков изогнутых мечей. Злат не сомневался, что спустя несколько мгновений печенеги поскачут дальше, оставив на траве изрубленный труп, и надеялся только, что Семаргл уцелеет. То, что в коня до сих пор не воткнули стрелу, уже было чудом, огромной милостью Велеса…
Мимо Златомира проскакали Храбр, Истислав и Канюк: свержичи как пить дать решили, что, пока степняки занимаются беглецом, есть шанс к ним приблизиться, не попав под меткие печенежьи стрелы.
Злат прицелился в одного из крутящихся сбоку свалки всадников и мягко отпустил тетиву. Срезень угодил печенегу в бок, вышвырнув из седла, и убитый сразу пропал под копытами топчущихся коней, а лошадь без седока помчалась в поле.
Вслед за ней из общей кучи вырвалась еще одна лошадь с пустым седлом, круговерть людей и коней на мгновение распалась, и Златомир ошалело увидел меж шлемов и опушенных шапок развевающиеся светлые волосы варяга. Угрюм все еще был жив! Теперь варяг держал в одной руке изогнутый меч, в другой – небольшой круглый щит и неистово орудовал и тем и другим, а его копье торчало в груди запутавшегося в стремени мертвеца. Семаргл, доведенный до неистовства запахом крови, диким гвалтом и звоном мечей, крутился, не чуя больше поводьев, с привизгом ржал и лягался, но варяг все-таки держался в седле. Лошадь с запутавшимся в стремени степняком бесновалась не хуже Семаргла, мешая печенегам подступиться к белокурому безумцу на игреневом жеребце, к бесстрашному убийце, рубившему все и вся, до чего удавалось дотянуться. До самого варяга, похоже, всерьез еще не дотянулся никто – руки у него были длиннее, чем у печенегов.
Заглядевшись на вихрь конских грив, мелькания клинков и копыт, Златомир увидел, как из этого вихря вылетела лошадь, волоча за собой проткнутый копьем труп, как за ней последовали два живых конника. Едва вырвавшись из смертоносного клубка, степняки остановились, вскинули луки и прицелились в приближающихся свержичей.
Злат сунул лук в налучь и побежал к вороной, первой лишившейся седока и теперь неспешно рысившей по полю. Если повезет, зверюга даст себя поймать, а если очень повезет, у печенежского седла найдется притороченный тул со стрелами…
Злату повезло. А потом очень повезло. Гнедая кобыла, не ерепенясь, дала ухватить себя под уздцы, и у ее окровавленного седла впрямь отыскался кожаный саадак.
Златомир быстро высыпал стрелы себе под ноги, схватил одну – она была легче тех, которыми пользовался он, но привередничать сейчас было негоже – и, уже натянув тетиву, увидел, как конь Истислава рухнул с истошным, разрывающим душу ржанием. Из шеи гнедого торчала стрела, вторая воткнулась ему в грудь. Златомир выстрелил в печенежского лучника в тот миг, когда тот тоже отпустил тетиву, две стрелы взвились в небо одновременно. Стрела, пущенная Златом, вонзилась в грудь степняку, сметя его с седла; стрела, пущенная печенегом за несколько мгновений до смерти, угодила в голову Истиславу, так и не успевшему выбраться из-под бьющегося в муках коня.
На второго лучника налетели Храбр и Канюк, и все опять смешалось в вопящую кашу.
Злат замер с оперением у щеки, ловя миг, когда можно будет отправить стрелу в полет без опаски, что она угодит не в того человека. Но кони и люди крутились так, что он никак не мог улучить подходящий момент.
Потом Златомир снова увидел варяга: тот рубил мечом печенега, с трудом отбивающего удары щитом. Меч, вылетевший из руки степняка, болтался на темляке. Печенегу вот-вот должен был прийти конец, но его невольно спас Канюк, лошадь которого толкнула Семаргла, когда свержич замахнулся топором на степняка в сверкающем шлеме. Печенег ушел от удара, свесившись с лошадиного бока, быстро секанул мечом снизу, а выпрямляясь, ударил еще раз. Хлестнула кровь, Канюк заорал дурным голосом, пополз с коня, но все-таки успел рубануть топором по руке, сжимающей меч. Едва крючконосый свержич грянулся о землю, как его истоптали лошади, а меч Храбра почти сразу напрочь снес голову в островерхом шлеме, и убийца Канюка рухнул рядом о своей жертвой.
Теперь варяг и Храбр сражались вдвоем против троих. Уцелевшие печенеги пронзительными воплями отогнали в сторону коней с пустыми седлами и попытались взять врагов с трех сторон, но один, только что чудом избежавший меча Угрюма, в последний миг струсил, отшвырнул изрубленный щит и послал лошадь в сторону, собираясь сбежать. Тем самым он подарил Златомиру желанную цель.
Беглец проскакал не больше трех саженей, когда в затылок ему вонзилась стрела, прямо под привешенный к шапке развевающийся волчий хвост. Лошадь без седока галопом помчалась дальше и, наконец, скрылась за пригорком, из-за которого не так давно вылетели восемь лихо завывающих всадников.
Шестеро из этих восьми валялись теперь на истоптанной, раскисшей от крови земле, и только двое все еще пытались прикончить Угрюма и Храбра. Одному из них, в тускло поблескивающей кольчуге, почти удалось достать свея мечом, но варяга прикрыл Храбр, вогнав своего коня между Семарглом и печенежским гнедым. Кони сшиблись, кусаясь и визжа; прямой меч ударился о изогнутый клинок.
Златомир едва сумел удержать готовую сорваться в полет стрелу, когда впереди опять все закрутилось орущим, воющим, визжащим клубком, и широкая спина Угрюма заслонила печенега, которого Злат хотел ссадить с седла.
Глядя вдоль древка, мимо двушипного наконечника, Злат сосредоточенно искал цель – но резко вздрогнул и опустил лук. Угрюм слетел-таки с Семаргла. Однако, падая, свей сумел прихватить с собой своего противника, и они покатились меж трупами, осыпая друг друга ударами. Варяг оказался сверху, его чуть не придавил орущий печенег, которого от плеча рубанул и сбросил с лошади Храбр.
Быстро сунув лук в налучь, Злат побежал туда, где угасала битва. Он боялся, что ошалевший Семаргл сейчас уйдет, сорвется в галоп, и тогда ищи ветра в поле! Но игреневый жеребец сразу отозвался на голос и свист, заржал и порысил навстречу хозяину.
С ласковыми причмокиваниями Злат схватил коня под уздцы, осмотрел от покрасневшей, слипшейся от крови гривы до таких же окровавленных копыт. Вроде бы, вся кровь была чужой, а самой серьезной раной, которую получил жеребец, оказалась длинная царапина на шее. Украденный варягом тул, по счастью, был плотно закрыт, так что кровь не попортила оперение стрел. Убедившись в этом, Злат повесил тул на бедро – и вдруг понял, что вокруг стало очень тихо.
Совсем тихо.
Не слышалось больше ни криков ярости и боли, ни бешеных проклятий на трех языках. Конь Истислава тоже замолк, Злат даже не заметил – когда.
Взглянув через спину Семаргла, Златомир увидел, что варяг медленно поднимается, держа в руке окровавленный меч. На земле у ног Асгрима лежали два печенега, Злат решил было – мертвых, но один из них вдруг поднял руку, моля о пощаде. Изогнутый меч в руках свея взлетел и опустился, потом снова взлетел. Последний удар почти отделил голову в остроконечной шапке от тела, и все-таки варяг с клокочущим рычанием рубанул еще раз.
Храбр молча смотрел на это с седла.
Злат попятился, держа под уздцы нервно фыркающего Семаргла.
Варяг бросил оружие, шагнул к печенежской лошади, закинул обе руки на седло и положил меж них подбородок. С окровавленной маски, к которой прилипли сосульки слипшихся волос, на Злата глянули ярко-голубые глаза.
– Никогда… больше не буду… сражаться верхом, – хрипло проговорил Асгрим.
Златомир с трудом сглотнул, внезапно осознав, что его и залитого кровью убийцу разделяет всего полтора десятка шагов. То, что красные по локоть руки варяга были пусты, а у Злата под рукой имелись лук и стрелы, почему-то не слишком ободряло.
Угрюм на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл и спросил:
– Ну?
– Что – «ну»? – снова сглотнув, переспросил Злат. У него вдруг пересохло в горле.
– Все еще думаешь меня продать?
– Я… Нет…
Варяг выпрямился, глаза его полыхнули ледяной ненавистью.
Злат напрягся, готовый выхватить лук и стрелу, но свей уже стоял перед печенежской лошадью, и в руке его была сулица, выдернутая из чехла при седле.
– Подожди! Я…
– Если будешь очень громко скулить, пес, может, подарю тебе жизнь. А может, нет. Харальд еще не получил от меня погребального дара…
Храбр, качнувшись, вдруг начал падать с коня, и Асгрим прыгнул в сторону, чтобы его подхватить. Выпавшая из руки варяга сулица воткнулась в окроваленную землю.
Глава седьмая. Уговор
– Кой в этом толк? – проворчал Злат. – Он все равно что покойник.
Глубокая рубленая рана шла наискосок по груди Храбра, в бороде и на лице запеклась кровь. На губах, правда, не пузырилось, но все же рана была скверной, и промывать ее следовало бы не кумысом, отыскавшимся в баклаге при седле одной из печенежских лошадей, а отварами тысячелистника и зверобоя… Хотя свержича все равно не успеет схватить огневица, раньше он изойдет кровью.
– Кой в этом толк… – продолжал ворчать Злат, прихлебывая из баклаги и глядя, как Угрюм затягивает повязку на груди раненого. Варяг порвал на полосы одежки убитых печенегов, оттого неясно было, какие красные пятна на повязке – вражьи, а какие – свержича. – На кой тебе ляд, не пойму, возиться с…
Варяг зыркнул на него так, что Златомир подавился кумысом. Он понимал, что лучше бы ему помолчать, не злить Угрюма, и без того щерившего зубы в ответ на каждое неосторожное движение или слово. Но понимать – одно, а делать – совсем другое, со Златомиром частенько так бывало. А сейчас его язык и вовсе отказывался слушать приказов головы, в которой все еще слегка кружилось, словно после большой кружки медовухи. Слишком низко пронеслась едва не задевшая его смерть, Злат до сих пор слышал шелест ее чешуйчатых крыльев. И, как всегда, стоило скрыться холодной крылатой тени, как все звуки стали чересчур резкими, краски – чересчур яркими, а слова – чересчур быстрыми, наобум слетающими с языка.
Златомир и варяг стояли на коленях друг напротив друга на истоптанной земле, над которой витал тяжелый запах недавней сечи: крови, железа, ярости, боли, страха. Крепкая здесь вырастет потом одолень-трава. Лежавший между ними Храбр дышал хрипло, с присвистом, и Злат впрямь считал, что они понапрасну теряют время. Лучше было бы начать собирать добро убитых. Он уже смирился с потерей раба, да и о чем тут было жалеть, если за лошадей, печенежское оружие, турьи рога и шкуру он получит впятеро больше, чем надеялся выручить за продажу варяга… Получит, если бывший раб не прикончит и не продаст его самого и если свержичи отпустят его с миром, когда он явится в Свержий Лог один-одинешенек, без ватаги.
Злат никак не мог понять, что творится в башке Угрюма. После того, как свей сорвал с него свою гривну с амулетом и вернул себе золотое кольцо, он сказал едва ли три десятка слов, половина из которых были угрожающими и бранными. Но, поскольку Златомир все еще был жив и не связан, он старался не обращать внимания на угрозы и только радовался, что кольцо было у него за пазухой, а не на руке. Судя по лицу Угрюма, тот охотно вернул бы себе кольцо вместе с отрубленным пальцем «гарда». Но свей ограничился тем, что перерезал тетиву его лука и всех печенежских луков, найденных на трупах или притороченных к седлам пойманных лошадей. И он даже не скрутил Злату руки, только отобрал у него оба ножа – охотничий и засапожный.
Не раз и не два Златомир мог бы махнуть на спину Семаргла и сбежать, но ему до боли не хотелось бросать богатую добычу. На вырученное за печенежских лошадей и прочее захваченное добро можно будет безбедно провести зиму в любом из Непровских городов, может быть, даже две зимы. Не раз и не два Злат мог метнуть в варяга нож, который сумел незаметно выудить из сапога Мстислава. Но Злат видел, как убивает свей, и знал, что будет, если не удастся уложить викинга наповал. Вообще-то у него душа не лежала убивать Угрюма, но если свей нацелился на добычу, этого все равно не миновать. А какой варяг не жаден до поживы?
– Думаешь, он тебе заплатит за хлопоты? – спросил Златомир, кивнув на Храбра. – Сдается, он просто не успеет прожить так долго, чтобы заплатить.
Варяг вскинул глаза на Златомира, и, глядя в эти ярко-голубые ледышки, Злат снова почувствовал холодное дуновение чешуйчатых крыльев.
– Мы сражались вместе, – без выражения проговорил свей. – Он меня прикрывал.
– А… – Злат сглотнул и потряс баклагой с остатками кумыса. – Тогда лады. Слушай, надо бы заняться туром, пока не провонял. В Киеве за такую шкуру заплатят серебряную гривну, никак не меньше. Копыта тоже можно будет загнать – многие считают, вишь, что истолченный порошок из турьих копыт увеличивает мужскую силу. А уж за рога киевляне отвалят…
– Ватага… – перебил его хриплый шепот.
Златомир, вздрогнув, наклонился над раненым. Глаза Храбра были теперь открыты, но смотрели незнамо куда.
– Исти… слав?..
– Убит, – коротко ответил Злат.
Храбр моргнул. Теперь он смотрел на наклонившегося над ним Златомира. Окровавленные губы снова шевельнулись:
– Канюк?
– Убит, – снова сказал Злат и поднес к губам Храбра баклагу с кумысом. – На-ка, хлебни!
Варяг поддержал голову раненого, тот сумел сделать два глотка, глянул на свою грудь и стонуще выругался.
– Да, не повезло, – кивнул Злат.
Храбр немного полежал с закрытыми глазами, собираясь с силами. Потом прищурился на высоко стоящее солнце и снова взглянул на Златомира.
– До Свержьего Лога уже недалече… к вечеру доберемся…
Злат приподнял брови, но промолчал.
– Заверни во что-нибудь… убитых… подними на коней… – продолжал Храбр. – Кони… целы?
Златомир мотнул головой туда, где возле края рощи были привязаны Семаргл, вороной Канюка, гнедой Храбра – и печенежские кобылы. Златомиру и Угрюму удалось изловить пять лошадей степняков, две ушли, а еще одна была так тяжело ранена, что варяг вогнал ей в голову стрелу, прежде чем перерезать тетиву лука, найденного у ее седла. Сам Злат управился бы с этим лучше, у него коняга затихла бы на втором биении сердца, а не на пятом, но свей не захотел давать ему в руки лук.
С трудом повернув голову, Храбр глянул на коней.
– Степные кобылы… под седло, не под ярмо… но на что-нибудь да сгодятся…
– Кому сгодятся? – подозрительно спросил Злат.
Храбр повел на него непонимающим взглядом.
– Верви… кому ж еще…
– Что-о?!.
Асгрим схватился за меч, когда Златомир вдруг с громким криком вскочил.
Сперва Асгрим подумал, что гард заметил нового врага. Потом, когда тот принялся орать и размахивать руками, решил, что Златомир спятил. Сыну Рагнара уже не раз и не два хотелось выбить желтоволосому гарду все зубы, и не сделал он этого только потому, что за беззубого раба на рынке в Кенугарде дали бы гораздо меньше. Не раз и не два ему хотелось связать Златомира, но тогда пришлось бы в одиночку возиться с лошадьми и быком, а на это ушел бы весь остаток дня. Асгрим не хотел задерживаться тут надолго, но и бросать добычу тоже не хотел. Какой викинг откажется от поживы?
– …Может, вам еще и тура отдать?!.
– Ты нанялся, чтобы…
– Я нанялся, чтобы провести твою ватагу от Свержьего Лога до Белолесья и обратно, – перебил Златомир. – Так, чтобы вас не тронул в пути ни зверь, ни человек, ни сам лесной хозяин. Я провел вас туда, как и уговорились. Потом привел обратно. Я это сделал, так или не так?
– Чтобы нас никто не тронул, да… – пробормотал Храбр, глядя на валяющиеся неподалеку трупы.
– То, что степняки порубили вас на этом поле – не моя вина! – крикнул Злат. – Мы уговаривались, что я проведу вас по землям древлян и непровичей – а тут уж ваша земля! И не было уговора, чтоб я отдал твоей верви все, что добыто мною в бою!
– А ты… был… в бою?.. – ядовито просипел Храбр.
– Глянь сам – видишь в трех трупах мои стрелы? Я уложил побольше степняков, чем ты, старшой! Без меня, небось, ты был бы сейчас там же, где Истислав и Канюк. Я уговор выполнил, да с лихвой. А о том, чтобы возиться с убитыми и ранеными, не было уговора!
Храбр презрительно скривил окровавленные губы, снизу вверх глядя на Златомира.
– Хочешь меня бросить?
– Хочешь, чтобы я возился с твоими убитыми и с тобой? – уперев руки в бока, вопросил Злат. – Ну, тогда придется заключить новый уговор.
Храбр сложил губы, будто собираясь плюнуть, но выплюнул только одно слово:
– Сколько?
– Четыре лошади – мои, – быстро ответил Златомир. – И – добро четырех степняков.
– Ты сказал… что прикончил троих?..
– Барахлишко четвертого – за то, что довезу тебя и твоих мертвяков до Свержьего Лога.
На этот раз Храбр и вправду попробовал плюнуть, но только оплевал свою окровавленную бороду.
– Велесов внук! Волчий сын!
– Да, – кивнул Злат. – Я таков. Так что? Уговор?
Свержич скрипнул зубами.
– Уговор, – выдохнул он.
Потом посмотрел на молчаливого варяга.
– А что скажет он?
– Что он говорит? – Асгрим перевел взгляд с седобородого на Златомира.
– Ему не терпится вернуться в Свержий Лог.
Асгрим кивнул. Ему хотелось спать, а еще больше хотелось выпить. Он надеялся, что в этом Свержелоге найдется что-нибудь покрепче странной бурды, которая отыскалась во фляге при седле одной из захваченных лошадей.
– Скажи, что я отвезу его домой…
– За сколько? – выпалил Златомир.
Асгрим встал, и гард сделал шаг назад. Златомир был на голову ниже сына Рагнара, гораздо уже его в плечах и – далеко не в первый раз – Асгрим усомнился, что вырученное за такого раба серебро окупит хлопоты и головную боль, связанную с доставкой этого раба на кенугардский рынок.
– Он для тебя чужак? – сквозь зубы спросил Асгрим.
Златомир кивнул, взглянул на небо и пожал плечами.
– Свержичи обещали мне восемь ногат, если я проведу их до Белолесья. Хотели сговориться с тамошним людом вместе обороняться от…
– Далеко отсюда до Свержелога? – перебил Асгрим.
Его не интересовало, зачем соплеменники седобородого наняли Златомира. Но за сколько они его наняли, было интересно узнать. Видать, в Свержелоге водились деньги.
– Треть дня пути верхами.
Асгрим встретился глазами с седобородым, немного поколебался.
– Скажи – я доставлю его домой за три лошади в полной сбруе, четыре меча и кольчугу.
– Что он сказал? – прохрипел Храбр у ног Златомира.
– Что без меня вас всех бы поубивали и что я могу взять из добычи все, что захочу, – выпалил Злат.
Храбр пробормотал несколько очень скверных слов.
– Что он сказал? – рыкнул Угрюм.
– Что без меня вас всех бы поубивали и что я могу взять из добычи все, что захочу…
Варяг почти в точности повторил на своем языке слова, которые только что выдавил Храбр.
– …После того, как ты возьмешь свою плату, – торопливо добавил Златомир.
– Ступай займись быком, а я сделаю носилки, – велел варяг. Повернулся и зашагал к лесу, остановившись по дороге только для того, чтобы вынуть топор из окоченевших пальцев Канюка.
Златомир проводил его задумчивым взглядом.
«Могу поспорить, никто в Свержьем Логе и не подумает за него вступиться, когда он привезет туда труп Храбра. Кто же любит чужаков, тем более наглецов-варягов! Так что мы еще поглядим, кому достанутся лошади, мечи, кольчуга и шлемы… Не говоря уж про турью шкуру».
Глава восьмая. Свержий Лог
Они ехали на закат, то по стежкам, то просто по полю, то по тропинкам, петляющим меж купами дубов и лип.
Впереди – Златомир на гнедом коне, принадлежавшем прежде убитому крючконосому гарду, за ним – могучий вороной седобородого. Между конями были прилажены носилки, на которых лежал хозяин вороного. Седобородый то терял сознание, то снова приходил в себя, но пока держался. Асгрим надеялся, что гард продержится до Свержелога. Если он привезет не раненого, а труп, будет труднее получить у местного люда выпивку, ночлег и условленную награду. Положим, он мог бы и сам взять все, что захотел, бросив бородача подыхать в поле, но человек, лежащий на носилках, прикрывал его в бою, может быть, спас ему жизнь. Каждый викинг любит поживу, но вырученное за любую поживу серебро в конце концов уйдет, как вода в песок, а слава человека надолго остается на земле.
Асгрим ехал на игреневом жеребце, присматривая за захваченными лошадьми и время от времени возвращая обратно строптивых. Особенно нервничала кобыла, на которую была навьючена свернутая шкура и огромная рогатая голова убитого быка. Тура, как называл это чудовище Златомир. Те лошади, что везли завернутые в кожи трупы гардов, вели себя куда спокойнее.
Златомира не обрадовал приказ взять гнедого, и он сел в седло мрачнее зимнего моря. Асгрим не сомневался, что именно в отместку за то, что у него отобрали коня, окаянный гард то и дело свистел и верещал на все птичьи голоса, заставляя игреневого жеребца танцевать и мотать головой.
Асгрим грозно велел Златомиру заткнуться. Очнувшийся в очередной раз седобородый тоже велел ему заткнуться – верней, что-то простонал, но Асгрим понял полуприказ-полумольбу замолчать так же ясно, как если бы раненый говорил на шведском языке.
Златомир ненадолго умолк, но после короткого привала, сделанного у небольшого ручейка, принялся петь.
На этот раз седобородый ничего не сказал – он снова потерял сознание, и Асгрим слегка позавидовал ему. Он был сыт по горло голосом Златомира. Асгрим рявкнул певцу, чтобы тот подавился своим языком, а Злат, не оборачиваясь, ответил, что сочиняет «былину» о недавней битве с печенегами, чтобы повсюду прославить геройство Асгрима, сына Рагнара, в одиночку уложившего в рукопашной схватке восемь свирепых степняков. При этом спина гарда, казалось, ухмылялась, как будто на ней была пасть от лопатки до лопатки.
Асгрим ударил пятками игреневого жеребца, собираясь догнать Златомира и вколотить наглый язык ему в глотку, но тот вдруг заткнулся сам, привстал на стременах и вытянул руку.
– Свержий Лог!
Сперва Асгрим ничего не увидел, кроме все того же холмистого поля и рощи, омытых красным светом вечернего солнца. Потом разглядел сквозь деревья частокол, а там, где к этому частоколу подходила тропинка, – два резных столба, похожих на столбы в Хосебю, посвященные домашним богам.
– Храбр! – обернувшись, окликнул Златомир – и добавил что-то на языке гардов.
Седобородый не ответил, но Асгриму хотелось думать, что он еще жив.
Они успели проехать полпути до резных столбов, когда впереди раздался тонкий детский крик и за деревьями мелькнул ребенок в длиннополой белой рубашонке – не поймешь издалека, мальчик или девочка. Ребенок со всех ног кинулся к частоколу, скоро из-за него зазвучало несколько голосов, и на тропинке появилась дюжина мужчин, вооруженных чем-то примитивным, но довольно-таки страхолюдным.
Златомир прокричал несколько слов, и Асгрим с облегчением увидел, как оружие опустилось, когда мужчины один за другим потянулись навстречу маленькому отряду. А потом увидел еще кое-что. Неподалеку от левого столба лежало несколько трупов.
Наверное, Златомир тоже увидел их, потому что быстро соскочил с коня и побежал к гардам, к которым теперь присоединились женщины и дети.
А еще несколько биений сердца спустя игреневый жеребец под Асгримом чуть не взвился на дыбы от истошного вопля Златомира.
Вскоре кричали уже все. Выли и причитали женщины, цепляясь за стремена лошадей, везущих трупы убитых гардов. Кричала и плакала девушка над носилками Храбра. Визжали ребятишки, путаясь под ногами взрослых и коней. Что-то яростно орал Златомир, хватая за грудки то одного, то другого мужчину. Те злобно огрызались и отталкивали его. Женщины вопили на Златомира.