Человек есть мера всех вещей видимых и невидимых – вот основной принцип и критерий гуманизма. Но, поскольку человек не обладает ни абсолютным смыслом жизни, ни абсолютной истиной, то это означает: все человеческое – относительно. Релятивизм есть душа гуманизма. Эйнштейновская теория относительности есть конечный, завершающий результат гуманизма и всех его философских, научных, религиозных, культурных разновидностей.
Но это еще не все: у своей последней черты гуманизм есть – нигилизм. Разве может человек не быть нигилистом, если он не признает никакой абсолютной ценности? Развивая эту мысль до ее логического конца, мы приходим к неизбежному выводу: релятивизм есть отец анархизма. Если все ценности относительны, тогда какое право имеет какая бы то ни было из них навязывать себя в качестве верховной, наивысшей и наиглавнейшей? Все остальные имеют право на анархическое восстание против нее. Нет сомнения, что нигилизм и анархизм суть неминуемая завершающая форма, апокалипсическая форма гуманизма и его релятивизма.
Гуманизм просто следует своей специфической логике, когда отрицает Бога, ибо он провозгласил в качестве Бога – человека. Акосмизм есть самое естественное и самое логическое следствие атеизма. Ибо человек, который сознательно отрицает Бога, мог бы не закончить отрицанием мира и человека только в том случае, если бы он мог осмыслить и оправдать мир и человека. А то, что это для него невозможно, человек неопровержимо показал и доказал разными способами.
Человек любит быть богом. Это показывает гуманизм. Но никто из богов не скомпрометировал себя так страшно, как человекобог. Он не смог осмыслить ни смерть, ни страдание, ни жизнь. Может ли тогда человек быть спокоен и доволен с таким богом? Не ощущает ли человек, как пиявка смерти жадно пьет зеницу его души, и каждой души? И вы еще гордитесь человеком!
Тот, кто оградил себя человеком, никогда не обретет ни покоя своего, ни мира мятежному уму своему: никогда не достигнет он тихой пристани. Все пути человеческие стекаются к могиле: в ней сливаются, в ней остаются, в ней завершаются; в ней все перекрестки остаются нераскрещенными. Только здесь человек ощущает немощь своего разума, и своей воли, и своего сердца. Немощь и банкротство. И это банкротство заставляет его идти дальше человека, выше человека, к высшему и сильнейшему по сравнению с человеком существу: ко Всесуществу, Всесмыслу и Всеосмыслителю. Тогда он болезненно и сильно ощущает, что человек есть нечто, что необходимо довершить, дополнить. Человек начат, но не довершен. Все человеческое стремится к прогрессу, к знанию; все его стремление к чему-то, что над человеком и вокруг человека, показывает, что человек, оставаясь собой и только при своей природе, – не достаточен для себя и неудовлетворен собой. Он есть «стрела устремленная» к другому берегу, к другому человеку, полному и цельному: к Богочеловеку.
Как же человеку довершить себя? Не есть ли он Скадар-на-Бояне[18] бесконечности? Все, что он созидает днем, кто-то разрушает ночью. Нежелание, чтобы человек довершил себя, достроил, – означает отказ от прогресса, от выхода из отчаяния, из скепсиса, из солипсического ада. Это нежелание исходит от побежденного гуманизма.
Гуманизм тяжко утомил и отчаянно разочаровал человека. Европейский человек устал от идолопоклонства. Измучив человека до ужаса, гуманизм испустил дух в небывалом безумии: европейской войне. И оставил европейского человека на кладбище, на европейском кладбище. И он – уставший от бедствий, нагруженный тяжким бременем экзистенции, подавленный европейским кладбищем – рыдает и ждет, чтобы кто-нибудь дал ему отдых и освободил от тяжкого бремени. И пока он, сокрушенный, рыдает и ждет, над европейским кладбищем звучит кроткий и благой призыв Богочеловека: Придите ко Мне, вси труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11:28–30). – Так благой и единственно истинный Человеколюбец призывает к себе несчастного европейского человека. Услышит ли он Его? Услышит ли? Услышит ли?
Прогресс в мельнице смерти
Против нашей планеты существует какой-то космический заговор, ибо нигде во вселенной не умирают, кроме как на земле. Остров смерти, единственный остров смерти, на котором умирают, – это угрюмая звезда наша. А за ней, вокруг нее и под ней вращаются бесчисленные миллиарды звезд, на которых нет смерти, на которых не умирают. Бездна смерти со всех сторон окружает нашу планету. Есть ли путь, который начинается на земле и не срывается в пропасть смерти? Есть ли существо, которое может избежать смерти на земле? Все умирают, всё умирает на этом жутком острове смерти. Нет печальней судьбы, чем земная судьба, нет трагедии отчаяннее, чем трагедия человеческая.
Зачем дана жизнь человеку, если она со всех сторон окружена смертью? Всюду расставлены ловушки смерти, стези человеческие покрыты мраком. Как огромный скользкий паук, смерть сплела густые сети около нашей закопченной звезды и ловит в них людей, как беспомощных мух. Со всех сторон людоедская жуть кружит человека, и нет ему выхода, ибо отовсюду заперла его смерть.
Зачем дан человеку разум, если он везде и во всем натыкается на смерть? Зачем дано человеку чувство? Для того ли, чтобы почувствовать, что ему гроб – отец, а черви – братья? Гробу скажем: ты – отец мой; а червям: ты – мать моя, ты – сестра моя. Смерть назвах отца моего быти, матерь же и сестру ми гной (Иов 17:14). Разум – тяжкий и страшный дар для человека, но намного более тяжкий и страшный дар – чувство.
А органы чувств? Зачем даны органы чувств человеку? Для того ли, чтобы были у него щупальца, с помощью которых он на каждом шагу в истории рода человеческого мог бы нащупать смерть? Пошлите мысль свою по этому острову смерти, чтобы она отыскала вам смысл человеческого существования, и она возвратится к вам отчаявшаяся и печальная, вся покрытая холодным пеплом смерти; пошлите чувство свое, и оно возвратится к вам, изранившееся и избитое в непроходимых ущельях смерти; прострите чувство свое до конца какого бы то ни было существа в истории, и оно как конец его, как его завершение неизбежно нащупает смерть.
Существует одна реальность, которая реальнее всей реальности в мире – смерть. Об этом неумолчно и немилосердно свидетельствуют нам и человеческий разум, и человеческие чувства, и человеческие органы чувств. В самом деле, последняя и завершающая реальность человеческой жизни на земле есть смерть. Скажите, разве смерть не есть последняя реальность и моя, и ваша? Все мы заражены смертью, все без исключения, бациллы смерти проели всю ткань нашей души, нашего существа, каждый из нас носит в себе тысячи смертей.
Нашу планету постоянно опустошает общая хроническая эпидемия смерти, нет медицины, которая может нас спасти от этой эпидемии, нет карантина, где люди могли бы полностью очиститься от микроба смерти. Что такое жизнь человеческая, если не постоянное судорожное отталкивание смерти, борьба со смертью и, наконец, – поражение от смерти? Ибо в медицине, в науке, в философии мы побеждаем не саму смерть, а ее предтеч: болезни и недуги. Да и то побеждаем их проблематично и временно. Что такое триумфы науки, философии, техники перед жутким фактом всеобщей смертности рода людского? Не что иное, как лепет растерянного и перепуганного ребенка.
Если есть трагика в мире, тогда центр ее – человек. Трагично быть человеком, несравненно трагичнее, чем быть комаром или улиткой, птицей или змеей, ягненком или тигром. Как бы ни напрягался человек преодолеть трагику человеческой жизни, он не может не чувствовать и не сознавать, что постоянно остается заключенным в затворенной темнице смерти, в темнице, где нет ни дверей, ни окон. Рождаясь на свет, человек с первого момента – кандидат в смерть; и не только это – только что родившись, он уже осужден на смерть. Утроба, которая родит нас, – не что иное, как родная сестра могилы. Выходя из материнской утробы, человек ступает на путь, который ведет в могилу. Самого страшного и самого главного своего врага человек приносит с собой в мир, это – смерть. Ибо рождаясь на свет, человек рождается смертным. Смерть – это первый подарок, который мать дарит своему новорожденному. В каждом человеческом теле таится и скрывается самая страшная и самая неизлечимая болезнь – смерть. Даже в самом здоровом теле смерть есть то, что прочнее самого здоровья. Есть ли человек, которого, заснувшего однажды живым, первый, второй или тысячный рассвет не пробудит в смерть? Каким бы путем ни шел человек по этому острову смерти, в конце концов он должен высадиться – в могилу. Каждый человек – это съедобный кусок, который в конце концов проглотит ненасытная смерть: всеядица смерть[19]. Что же остается нам, о жалкие пленники смерти? Одно: бунт горькой усмешки и горечь немощного сердца.
На долгом и страшном пути сквозь историю в человеке наслоилось и накопилось столько смерти, что смерть стала единственной категорией, в которой движется и существует вся человеческая жизнь, в которой она начинается, пребывает и затем прекращается. История выработала в человеке одно убеждение: если есть что-то необходимое в этом мире, то это – смерть. Это убеждение стало догмой любой исторической эпохи. Жуткая и неизбежная реальность смерти вынудила человечество сформулировать это убеждение в догму: смерть есть необходимость. Эту неприятную догму передавал в наследство отец сыну, человек человеку, поколение поколению.
Если человек без предубеждения рассмотрит историю этого чудного мира, он должен признать, что этот мир – огромная мельница смерти, которая без остановки мелет необозримую вереницу людей, от первого человека до последнего. И меня мелет, и тебя мелет, друже, и всех нас мелет, пока, однажды днем или однажды ночью, не смелет нас окончательно.
Скажите, может ли человек быть спокоен и без бунта принимать этот мир, когда он в этой мельнице смерти зажат между двумя мельничными жерновами, которые будут молоть его до тех пор, пока не смелют окончательно? Может ли быть спокойна муха в паутине, и червь в соловьином клюве, и соловей – в ястребином?
От ужаса человек ощущает эту жизнь как некое страшное привидение и мрачное заточение. Кажется, что кто-то послал нас в заточение к отвратительному привидению, послал нас, которые и сами сотворены из той же материи, что и это привидение. Человеку достаточно и одного глаза, чтобы увидеть, что наша планета – ристалище привидений, ристалище, вымощенное человеческими черепами. И еще: ристалище, со всех сторон огороженное смертью. А вселенная? Не есть ли это огромная, герметически закрытая гробница, в которой люди, как отчаявшиеся кроты, непрестанно роются, но никак не пророются наружу?
Вся история рода людского есть не что иное, как потаенная арифметика смерти. Все ее бури и ураганы, затишья и подвиги, все ее творцы и борцы свидетельствуют одно, только одно: смерть есть необходимость; каждый человек смертен, неминуемо и неизбежно смертен. Это финал любого человеческого существа, это завещание, которое обязательно оставляет после себя каждый житель нашей планеты. Такое завещание оставили каждому из нас наши предки. В нем стоят только эти три слова: смерть есть необходимость.
Скажите, может ли человек с таким завещанием быть спокоен и доволен в этой мельнице смерти? Возможен ли прогресс, логичен ли, оправдан ли, нужен ли прогресс в мире, где смерть – самая неодолимая необходимость? А этот вопрос означает: имеет ли смысл такой мир, такая жизнь, такой человек? Вопрос прогресса есть вопрос жизненного смысла. Если в мельнице смерти возможен смысл жизни, возможен и прогресс. Ответ на этот вопрос возможен только через ответ на вопрос смерти.
В самом деле, решением проблемы смерти решается центральная проблема человеческого существа. Прямо или опосредованно, все проблемы в крайнем своем выражении сводятся к проблеме смерти. Продолжите какую бы то ни было проблему до конца, и она неминуемо сплетется с проблемой смерти. Оттуда, от решения проблемы смерти зависит правильное решение всех остальных проблем. Силой своей вездесущей реальности зловещая догма: смерть есть необходимость, – стала девизом человечества.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
[Святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский прославлен Русской Православной Церковью за рубежом в 1994 г., в 2008 г. на Архиерейском соборе РПЦ МП установлено его общецерковное почитание. – Здесь и далее примечания редактора даются в квадратных скобках, примечания оригинального издания оставлены без пометок, отдельно отмечены примечания переводчика. При составлении примечаний к настоящему изданию мы неоднократно использовали справочный аппарат издания: Иустин (Попович), преп. Философские пропасти. М.: Издательский Совет РПЦ, 2004, за что приносим искреннюю благодарность его составителям (переводчик – М. Н. Яценко, ред. – Е. И. Якушкина, А. Г. Дунаев).]
2
Епископ Афанасий (Евтич), один из наиболее известных богословов Сербской Церкви, с 2010 г. – временный управляющий Рашско-Призренской епархией. Скончался в марте 2021 г.
3
[Преподобный Иустин Челийский официально канонизирован Сербской Православной Церковью в 2010 г., в месяцеслов Русской Православной Церкви внесен в 2013 г. В 2014 г. в монастыре Челие состоялось обретение его святых мощей. День памяти преп. Иустина – 1 (14) июня.]
4
[Первая публикация данного перевода происходила в 1999 г., как раз во время воздушной операции НАТО «Союзная сила» (март-июнь 1999 г.), направленной против Союзной Республики Югославия.]
5
[С 2019 Г. – митрополит.]
6
[Рифма сербского языка – «башня» / «ноль» («Вавилонская башня породила ноль»).]
7
[О, человек разумный, о, человек творящий! (лат.).]
8
Эти «Философские обрывы» написаны между двумя Мировыми войнами, в какие-то дни и какие-то ночи, и были готовы к печати перед Второй мировой войной. Но с того времени они уснули в своем милом уединении, чтобы отгрезить свое небытие, и однажды, когда коснется их дыхание Воскресшего, пробудиться для Всебытия.
9
[Буквы «Сп.» в подписи преп. Иустина указывают, по сербской традиции, на имя его отца – Спиридон.]
10
[Петр (Петар) II Петрович Негош (1813–1851) – митрополит Черногорский и Бердский, правитель Черногории в 1830–1851 гг., великий сербский поэт, просветитель.]
11
[Петар II Негош. Новые переводы. «Луч микрокосма», «Самозваный царь Степан Малый» / пер. О. Мраморнов. М., 2018. С. 10 (электронная версия).]
12
[ «Но пробудившийся, знающий, говорит: я – тело, только тело, и ничто больше; а душа есть только слово для чего-то в теле» (Ницще Ф. О презирающих тело // Так говорил Заратустра / пер. Ю. М. Антоновского).]
13
[М. П. Арцыбашев (1878–1927) – русский писатель, представитель т. н. аморализма, автор романа «Санин» (1907).]
14
[ «У последней черты» – роман М. П. Арцыбашева (1910).]
15
[ «Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!» (Ницще Ф. Предисловие Заратустры // Так говорил Заратустра / пер. Ю. М. Антоновского).]
16
[Устремлением к бесконечности (апироцентризм — философский термин преп. Иустина, образованный от греч. άπειρων (бесконечный).]
17
[Невозможность идти вперед (нем.).]
18
Скадар-на-Бояне – бывший сербский город, находящийся ныне на территории Албании. В эпической поэме «Построение Скадра» повествуется, что в начале стройки все, что мастера созидали за день, ночью разрушала вила (русалка). Русалка потребовала, чтобы в стену фундамента была замурована жена одного из трех братьев-строителей. Требование было выполнено, и город построен. Человек без Христа, говорит о. Иустин своим сравнением, похож на такой город: он не может достроить себя сам, если не положит в основание фундамента Христа. – Прим. перев. [Русский перевод поэмы см.: Сербский эпос / Сост., вступ. статья и коммент. Н. И. Кравцова. В 2 т. М., i960. Т. 1. С. 56–63.]
19
Так Церковь называет смерть. Седален на утрени пятка седмицы Ваий. [См.: «миродержица всеядица смерть, первее пленившая род человеческий».]
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги