Стоять, бояться!
Признаться честно, на этот раз Землероева и сама не очень понимала – как она в такое вляпалась?!
Но отступать поздно: под «хвостом» джипа спрятался кусок толстой проволоки, примотанный к решетке водослива.
По меркам любой столицы-мегаполиса Костик Грушин сказочный везун. Буквально сразу после окончания института ему подвалило счастье найти непыльную работу в шаговой доступности от дома. Понятно, что за свой рабочий стул неопытный бухгалтер держался чистым офисным клещом – ни сдвинуть, ни поправить.
Евдокия юркнула в знакомый двор, немного удивилась раскрытой настежь двери подъезда, которую для верности подперло большое гнутое ведро.
Потом припомнила: в монументальном доме дореволюционной постройки недавно расселили последнюю коммуналку на пятом этаже, и Костик хвастался – жильцы постановили на собрании отремонтировать подъезд и привести в порядок парадную дверь, заколоченную с двадцатых годов прошлого века. Чуть позже собирались посадить возле нее консьержа (с табельным оружием).
Надо отметить, когда в старинном доме с единственным подъездом жил народ попроще, то никого особенно не волновала заколоченная дверь. Жильцы безропотно огибали дом, шагали по двору и через узкую кишку бывшей черной лестницы попадали на парадные ступени: воображение советского человека не будоражил факт, что дверь эта – не для жильцов, а для простого люда. В незапамятные времена она служила исключительно кухаркам, поломойкам, молочникам и угольщикам. Но в приснопамятном СССР любой труженик почетен, только попробуй проявить замашки барина и заикнись об огромной парадной двери на мраморную лестницу… лишишься партбилета и гордого звания служителя трудовому народу.
Короче. Нынешние жильцы имели другие партбилеты и приоритеты и о парадной двери не только заикнулись, но и потребовали от жилконторы позволить им ходить нормально с улицы, а не через черный ход.
К слову сказать, Евдокия ничуть не сомневалась: зря богатеи пальцы гнут. Фасадом старый дом выходит хоть и в узкий, но все-таки сквер, и посему придется толстым дядям ходить прежним черным ходом. Как миленьким. Машины-то, кроме двора, припарковать им негде.
Но у богатых свои причуды. И только время покажет, насколько полезен вооруженный консьерж у двери, через которую никто не ходит. Набегается, поди, между двух дверей вооруженный бедолага.
Уже на углу дома ощущался сильный запах краски: маляры потому и оставили дверь открытой, подперев ее ведром, устроили сквозняк. Евдокия почти подошла к низенькому, в одну ступеньку крыльцу…
– Стой! Стоять, зараза!!
Дуся сразу же узнала хриплый рык кривоногого охранника фармацевтического офиса. Вздрогнув, вжала голову в плечи.
Как он нашел, как он узнал в девушке, одетой в красную куртку, недавнюю воровку – уму непостижимо!
Но как-то вот сподобился. Без всякого сомнения он справедливо обзывал Землероеву «сволочью» и «драной козой» и на всех парах мчался к подъезду.
Пути назад для Дуси не было. Сбив ногой заляпанное краской ведро, она заскочила в подъезд, захлопнула тяжелую металлическую дверь…
Замок не чавкнул. Рабочие либо повредили, либо обесточили электронику.
Все еще держась за дверную ручку, бестолково надеясь, что замок сработает, Евдокия оглянулась: теперь у нее был выбор – взбежать по узким ступенькам до площадки цокольного этажа и там либо спуститься вниз до распахнутой парадной двери, либо подниматься выше до квартиры Котика на третьем этаже.
На размышление – секунда.
Широкая пологая лестница плавно поднималась вверх по внутреннему желобу подъезда: с площадки цокольного этажа обзор – как на ладони. Евдокия уже абсолютно провалила хитроумную Котиковую комбинацию и привела преследователей прямиком к подъезду дома, где живет служащий их фирмы. Если продолжить в том же бестолковом порядке и взбежать по лестнице до квартиры на третьем этаже…. Пока позвонишь, пока Котик дверь откроет… Попадутся оба. Дверь его квартиры расположена слишком неудобно: только голову вверх задери, и вот она, Дусенция, стоит на коврике под кнопочкой.
Удрать через подъезд на улицу?
Нет. Тоже не годится. Вылизанный скверик не дает укрытия, поблизости ни одного магазина или кафе, бежать придется на виду вопящего охранника. Какой-то доброхот из прохожих вполне способен подставить ножку.
Два варианта мгновенно проскочили в перепуганной девчачьей голове и были отвергнуты; глаза успели зацепиться за полуоткрытую дверцу в дворницкую под лестницей.
Крохотный закуток со скошенным потолком, вместилище для метел, ведер, совковых лопат и лично дворника дяди Сливы (Славы, в общем-то) Дуся знала преотлично. Не раз и не два сидела она на продавленном диванчике дворника и дожидалась, пока дядя Слива починит застежку на сандалии, закрепит цепь на велосипеде или наладит заупрямившуюся змейку на куртке. Приличный тихий дядька был обожаем всей окрестной детворой: в дворницкую прибегали переждать дождь, разобрать выброшенную кем-то из жильцов стопку журналов «Крокодил» и попросту чайку попить, если ключ от дома забыл, а мама на работе.
С внутренней стороны дверь в дворницкую запиралась на массивную железную задвижку. Иногда дядя Слива ругался с женой – вредная бабища, помнится, была, – и оставался «на работе» круглосуточно.
Сегодня дворницкую временно оккупировали маляры. Вдоль стенки напротив двери в каморку стояли пластиковые бидоны с краской, валики в изляпанных лотках-поддонах, коробка с ветошью. Евдокия в два прыжка взлетела по узкой лестнице, спустилась немного вниз до двери в дворницкую и, ловко обогнув грязнющие поддоны и бидоны, шмыгнула в темную, провонявшую скипидаром и краской каморку.
Осторожно потянула дверь на себя – заботливо смазанные петли не издали ни звука, – нашарила щеколду…
В подъезде раздался топот ног и голос:
– Борис Семенович, бегите на улицу, я тут посмотрю!
Судя по звуку шагов, к охраннику уже присоединился обворованный начальник.
– Посмотри внимательно по углам! – приказал тот. – Она могла где-то скинуть портфель, он тяжелый!
Закусив губу, почти не дыша, Евдокия осторожно потащила задвижку к петельке запора… Тихий железный скрип показался оглушительным визжанием, от страха засбоило сердце, легкие сплющились в две перепуганные тряпочки, и голова закружилась от недостатка кислорода…
Евдокия задвинула засов, почти теряя сознание от ужаса, попятилась назад и…
Наткнулась спиной на что-то мягкое и теплое с большими руками. Руки обнаружили себя в момент, когда из горла Землероевой почти вырвался испуганный мышиный писк. Огромная грубая ладонь плотно запечатала рот и одну ноздрю, вторая рука жестко обхватила грудь и выдавила из тряпичных бронхов остатки воздуха.
Прежде чем отключиться совершенно, девушка расслышала несущийся из-за двери непонятный грохот и довольно внятный матерок охранника, после чего кромешная темнота накрыла уже не только органы зрения, но сознание Евдокии Землеровой.
2 часть
Звонок от Максима раздался, когда Илья уже почти подошел к шлагбауму серфинг-станции. Обычно Зубов не брал на берег телефон, оставлял его в отеле – полотенце мало напоминает сейф, а индонезийские секьюрити охламоны до единого. Да и к тому же Илья Зубов не любил отвлекаться на звонки, выныривать из отдыха, словно тюлень из лунки, и попадать головой в далекую, пустую атмосферу деловой Москвы – гори она огнем!
Но только не сегодня. Сегодня прежние привычки пришлось забыть. Зубов положил мобильник в непромокаемый чехол, повесил на шею и, едва тот зазвенел, сорвал одним движением. Сказались нервы.
– Да, Макс! Что случилось?
Уже два дня Илья ждал звонка от папы. Когда же на дисплее высветилось имя юрисконсульта головного офиса отца, вопрос «Что случилось?» вырвался непроизвольно.
– Добрый день, Илья, – напряженно и слегка смущенно проговорил Максим. – Как отдых?..
– Жгу, – кратко бросил сын миллиардера Зубова. С энергичным молодым юристом отца Илья немного приятельствовал, но никогда не мог предположить, чтобы тот позвонил ему на Бали просто побеседовать. Не те отношения. Значит, что-то случилось, звонит по делу.
Так и оказалось.
– Илья… – замялся Макс, – ты не знаешь, где бы мог быть Лев Ефремович?.. Он сегодня важную встречу пропустил…
Фантастически яркие краски океанического побережья поблекли в одно мгновение, превратились в обесцвеченную солнцем фотографию, а звук волны пропал за шорохом дыхания, за стуком пульса в ушах.
У Ильи запершило в горле.
– Вы ему звонили? – спросил он хрипло.
– Недоступен, – как всегда кратко и емко обрисовал ситуацию юрист.
– Давно?
– Два дня.
– Что говорит Берта?
– Она не в курсе.
Илья задумался. Для тех, кто хоть немного знаком с порядками в семье Зубовых, такой ответ Берты – не новость. Иногда, дабы держать молодую жену в узде и тонусе, Лев Ефремович устраивал «показательные выступления». Исчезал на несколько дней, не отвечал на телефонные звонки, давая супруге повод думать, будто ушел налево.
Илью такие привычки отца смешили. Он знал прекрасно: пока, кусая губы, Берта вычисляет, какая из клубных профурсеток позарилась на ее кусок, отец сидит в тишайшем занюханном санатории, единственным достоинством которого является отличная рыбалка на озерных плесах. Сидит на бережку, посмеивается над женой и в ус не дует.
Но нынче не тот случай. Три дня назад Илья отдал отцу результаты наблюдения частного сыщика за Бертой: выложил всю правду-матку в виде фотографий и графика передвижений.
Отец тогда осунулся и постарел прямо на глазах. Взял паузу для приведения в порядок мыслей, снова и снова перебирал довольно качественные снимки, на которых жена целовалась в закрытой кабинке ресторана с худощавым жилистым брюнетом…
Илья реально испугался, когда отец начал машинально потирать левую половину груди и болезненно двигать шеей!
– Папа!
Лев Ефремович вскинул на него невидящие глаза, кивнул.
– Все в порядке. Я понимаю, сынок, почему ты это сделал.
Навряд ли, мысленно ответил сын и нашел в себе силы выдавить неприятно звучащую фразу:
– Если ты думаешь, что дело в деньгах, то…
– Мальчишка, – с мягким укором перебил отец. – Такой бездельник и лоботряс как ты, ради денег пальцем не пошевелит.
На этот раз привычный упрек прозвучал не обидно, Илья пропустил его мимо ушей – не суть, не время, не тот повод. Отец накрыл ладонью фотографии и внимательно пригляделся к сыну.
– Ты знаешь, кто тут с Бертой? – Почему-то голос Льва Ефимовича зазвучал напряженно и ждуще, а глаза сузились.
Илья пожал плечами.
– Какой-то Миронов. Вроде бы это его ресторан. Ты с ним знаком?
– Поверхностно. – Отец отвел глаза. Сгреб разбросанные по столу снимки в верхний ящик письменного стола, какое-то время, крутя в пальцах карту памяти с оригиналами фотографий, о чем-то раздумывал. Потом встал, подошел к книжному шкафу и, нажав на скрытую панель, открыл небольшой тайник за многотомным изданием Вольтера. Положил карту туда и вернул панель на место. – Я хочу, чтобы ты на время уехал за границу, – сказал он, повернувшись к сыну.
– Почему? – Илья вздернул подбородок, строптиво нахмурился.
– Не хочу, чтобы тебя донимали репортеры.
– Будет скандал?
Отец никогда не выносил сор из избы. Откуда репортеры узнают о вероятном разводе?
Если только от Берты. Она наверняка попробует сопротивляться, вонь поднимет…
– Не думаю, – скривился Лев Ефремович. – Просто перестраховываюсь. Оставь мне координаты сыщика, сделавшего эти фотографии, и чтобы духу твоего в Москве не было.
– Надолго?
– Я позвоню.
Судя по выражению лица и особенно глаз, задерживаться с выяснением отношений отец не намеревался; судя по двухдневному молчанию, Берта решила не сдаваться без боя.
Почему-то Илье представлялось, что папа быстро разберется с женой. В тот же вечер выставит ее за порог с чемоданами, попугаем и верной прислужницей гарпией-Галиной, но, видимо, немного просчитался. Наверное, сказалось чисто сыновнее, выросшее из детства: мой папа не может быть слабаком, он победит врагов, накостыляет всем и каждому, он у меня – ого-го-го! Он самый главный в любой песочнице.
Наивно. Но куда деваться от сыновней предвзятости. Тем более что поводов усомниться старший Зубов еще не давал.
Илья безмятежно собрал спортивную сумку – накидал футболок-шортов – и первым же рейсом махнул на Бали. Ни одно место в мире не позволяло ему так отрешиться от любой проблемы: круглогодичный серфинг, полуголые смуглянки, улётные закаты, удары вспученной волны… Каждому свое: кому-то релаксирующий отдых на Гоа, кто-то ловит драйв на досках – в Индонезии все можно совместить. Младший Зубов так любил это место, что даже заводил с отцом нешуточные разговоры: собирался стать инструктором на серфинг-станции. Пару раз они всерьез ругались…
Голос Максима вернул Илью к действительности:
– Алло, Илья? Ты меня слышишь?
– Да. Я думаю.
– Может быть, позвонишь отцу, и он отзовется на твой вызов?
– Попробую.
Не прощаясь с Колесниковым, Илья оборвал связь, набрал номер отца и слушал телефонные гудки, пока вежливый женский голос не сообщил, что абонент не может сейчас ответить на звонок. «Сам вижу, что не может», – расстроенно пробурчал Зубов, хмуро поглядел на бушующий океан – какая волна пропадает!
И тут же оборвал несвоевременные мысли – нашел от чего расстраиваться! Отца сначала разыщи!
Папа Лёва вполне мог разругаться с Бертой и уехать за рыболовной нирваной. Зная мачеху, вполне позволительно представить, как шумно та отправится на выход. Таких талантливых скандалов, как в доме у отца, Зубов больше нигде не видел. Иногда Илье даже казалось, отец немного наслаждается спектаклем.
Парень нашел в памяти мобильника только ему известный телефонный номер и поговорил с администратором турбазы.
Льва Ефремовича на озере – не было. И этот факт уже не просто настораживал, а прямо-таки ударял в набат! Отец не появился на деловой встрече, не ответил на вызов сына, хотя знал: Илья переживает за него и ждет звонка.
Наверняка, прежде чем звонить, находящемуся за тысячи километров Илье, Максим попробовал разыскать Льва Ефремовича через знакомых в Москве. Может быть, уже задействована служба безопасности компании, те всю столицу мелким гребнем прочесали.
И получалось по всему: отец пропал на самом деле. Не просто, не фиктивно, не на зло – пропал в день получения компры на Берту.
Она замешана в его исчезновении?
Илья нажал на лоб тыльной стороной кулака, вдавил до боли, даже ударил… Черт, черт, черт! Что она там натворила?!
Не раздумывая больше ни секунды, Зубов-младший ответно вызвал юрисконсульта:
– Макс, отец мне не ответил. Вы пробовали позвонить в больницы и… еще куда?.. – Слово «морг» не слетало с языка.
– Да, – лаконично отчитался юрист. – Ты…
В трубке что-то громко взвизгнуло, засвистело – Зубову пришлось резко оторвать трубку от уха.
– Алло, алло, Максим! Ты слышишь?! – прокричал он в мембрану
Сквозь вой электронных помех не доносилось ни слова. Илья чертыхнулся, обругал сотовую связь и крепко зажал телефон в кулаке: надо выезжать. Бессмысленно сидеть на острове, когда в Москве творится непонятно что. Если Берта как-то замешана в исчезновении отца, отсюда ее не припереть.
Домчавшись до отеля, Илья дал задание портье забронировать билет на ближайший самолет, зашвырнул в сумку попавшиеся на глаза вещи, сгреб с тумбочки всю мелочевку…
Вылет отложили, когда пассажиры уже сидели на борту авиалайнера.
Улыбчивые смуглые стюардессы попросили господ и дам не волноваться, вывели всех обратно в липкую духоту улицы и сопроводили до здания аэропорта: по техническим причинам вылет отложили на неопределенное, даже по меркам неторопливой Азии, время.
Скрипя зубами, взъерошенный и потный Илья уселся в пластиковое кресло, шмякнул сумку между широко расставленных ног: «Достали! То связи нет, то самолет вот-вот развалится… Заброшу серфинг, перейду на лыжи, отдыхаю теперь только в Альпах! Там цивилизация».
Часа через три, так и не добившись от работников аэропорта вразумительно ответа – когда вы подготовите этот чертов лайнер?! – Илья переоформил билет на рейс «Люфтганзы». Решил добраться до Москвы, петляя по Европе. Иначе, судя по видимым из окон аэропорта неспешным ковыляниям по летному полю низкорослых индонезийцев в спецовках, застрять тут можно еще на сутки.
***
Москва встретила своего сына небывалой для середины августа прохладой. Немного промерзший в самолете, заспанный Илья зябко поежился, поглядел на ступни, обутые в сандалии из нескольких ремешков, – на ногах красовались еще и купленные в аэропорту Мюнхена белые носочки. И усмехнулся – жесть! Носки он не носил даже зимой, сразу натягивал ботинки.
А впрочем, чепуха. Илья давно перестал переживать о том, какое впечатление производит, не парился. И кажется, в багажнике машины есть теннисные туфли и спортивная куртка. Дуремар подгонит тачку прямо к выходу из здания аэропорта. «Переоденусь на ходу», – решил Илья, забросил сумку на плечо и отправился к зеленому выходу погранзоны.
Дружище Дуремар, конечно, не подвел. Лихо подрулил на Зубовском «порше», едва хозяин машины показался на тротуаре, и приветственно посигналил.
– Багажник открой и подключи зарядку, у меня мобила подыхает, – хмуро приказал Зубов. Достал из багажника теплую одежду и, переодеваясь на переднем сиденье, дал маршрутное указание: – Сначала к тебе, там выйдешь, потом я один.
Серега недоуменно выгнул брови, скосил глаза на друга и раздумал влезать с комментариями – непривычно угрюмый Зубов, стиснув зубы, пропихивал руки в узкие рукава куртки.
Еще в Мюнхене, дожидаясь начала регистрации московского рейса, Илья созвонился с частным сыщиком Паршиным. Спросил Олега, встречался ли тот с отцом, и, получив отрицательный ответ, попросил совета. Парни выросли в одном дворе, Олег – боксер, атлет, авторитет для местных пацанов – был старше на три года. Когда папа Зубов попер в гору и перевез семью в другой район, они совершенно потеряли друг друга из виду, но по разговорам старых друзей Илья знал: после института Паршин засел в ментуре, дослужился до капитана, потом влип в какую-то историю (вроде бы начистил харю подследственному) и еле выкрутился увольнением.
Когда возникла необходимость в хорошем частном сыскаре, Илья сразу же подумал о Паршине, ныне подвязавшимся на вольных сыщицких хлебах. Разыскал его телефон, дал задание и спокойно дожидался результата, поскольку знал – ни один фрагмент грязного белья семейства Зубовых не выплывет наружу. Таких мужиков, как Паршин, не способны испортить ни ментура, ни безденежье, ни даже время.
Олег спокойно выслушал Зубовский отчет о последних событиях с пропажей папы. Несмотря на нынешнюю смену положений – Илья заказчик и работодатель, а Паршин простой наемник, – в отношениях дворовых приятелей мало что изменилось. Зубов ничего не мог с собой поделать, разговаривая с сыщиком, он постоянно начинал чувствовать главенство последнего. Как ни смешно, но годы и финансы не выбили из головы расположение ступеней дворовой иерархии. Встретившись через пятнадцать лет, попробовав напыжиться и тряхнуть мошной, Илья через две минуты сбился на прежний, чуть ли не заискивающий тон.
Выйдя от Паршина, правда, смачно плюнул – тоже мне хрен с горы, – но ума хватило понять: «Ты сам, Илюша, вернулся к положению нижестоящего, так что нечего и выделываться. Тебе нужен порядочный сыскарь? Ты его получил. А остальное нюансы и твои собственные детские сопли».
– Что посоветуешь, Олег? – присев на минутку в тихом кафе мюнхенского аэропорта, совершенно не вспоминая о глупых иерархиях, спрашивал Илья по телефону. – Разыскивать отца самому? Идти в милицию? Нашей охране хвосты накручивать? Или… сразу к Берте? Я уже позвонил другу отца, который в нашей компании работает, тот ничего не знает и, кстати, совершенно не беспокоится.
Сказать по совести, Илья совершенно не понимал, с чего начать розыски. Если отец действительно всего лишь разругался с Бертой и уехал с глаз долой в какой-нибудь глушняк, то обращение в милицию обернется хохмой и ехидными статейками в газетах. (Среди ментов хватает прикормленных прессой, так что известие о пропаже миллиардера Зубова моментально просочится в газеты.) Возвернувшийся из Тмутаракани батя за такой пиар и в бубен завизировать способен.
– У тебя остались фотографии, что я для тебя сделал? – спросил Олег.
– Нет, я все отдал отцу.
– Жаль.
Спрашивать Паршина о том, не оставил ли тот что-то для себя, совершенно бесполезно. Порядочный сыскарь отдал заказчику все дубликаты вместе с оригиналом. Хотя…
– Олег! Я уверен, что, разговаривая с Бертой, отец показал ей только фотографии, а карта памяти продолжает лежать в тайнике у него дома!
– Отлично. Оригиналы снимков важнее отпечатанных. Как думаешь, твоя мачеха могла до карты добраться?
– Нет, – категорически заявил Илья. – Об этом тайнике знаем только я и папа. Там лежит его завещание, некоторые документы, доверенности…
– Отлично, – перебил Олег. – Без карты памяти лучше не соваться ни к Берте, ни в милицию с заявлением. Тебе надо будет поговорить с мачехой, понять, намерена ли она скрыть вероятный разговор с мужем и скандал. Если она будет делать вид, что в семье порядок, – это даст повод для подозрений. С фотографиями ты сможешь доказать: отец собирался разобраться с женой и пропал как раз после их ссоры, которую жена теперь скрывает. Но без карты памяти твое слово против ее, понимаешь? Берта приплетет сыновнюю ревность, то да сё… Догнал?
– Угу. Моя задача – раздобыть карту памяти.
– Добудешь?
– Легко.
– Тогда я на созвоне.
Убирая мобильный телефон в нагрудный карман пестрой рубашки, надетой поверх футболки, Зубов мрачно усмехнулся: с обещанием легко достать карту памяти он, мягко говоря, погорячился. Квартиру отца и Берты охраняет высохшая от злости очковая кобра. Когда Илья приходил к отцу, ему казалось, что в прихожей встает на хвост и распускает капюшон белесая змея из мультика про Маугли.
И обойти эту змеищу невозможно. Галина дальняя родственница Берты, предана ей до последней капли ядовитой крови, Илью на дух не переносит. Невзирая на видимую тщедушность организма, способна закусать до смерти, как минимум – повиснуть на ноге и не позволить остаться одному в кабинете.
Вырубить ее, что ли? Как зайти, сразу хук под дых, в шкаф засунуть – и на ключ…
Мечты. Причем откровенные и воображенные в деталях. Под гипнотизирующим взглядом бесцветных глаз Илья даже нормально поесть в отеческом доме не мог! Последние несколько лет старался встретиться с папой на нейтральной территории или зайти в момент, когда обеих женщин дома нет.
Так что стоит только очутиться в квартире – голову можно в заклад оставить, – кобра молча потащится следом и не отступит ни на шаг. К малейшей просьбе оставить в покое оглохнет напрочь. Уже бывали прецеденты. По сути дела домработница, Галина считала Берту хозяйку и подчинялась только ей. Отец не вмешивался, ему змеища не перечила.
И что же делать? Сегодня, кровь из носу, важно остаться в кабинете отца одному. Нельзя при Галине открывать тайник за томами Вольтера, Берта про него не знает.
Или… плевать? Пусть видит.
Ага. А потом отец вернется и обалдеет: ни одного тайного места в доме не осталось! Он не давал Илье права рассекречивать хранилище.
Может, и правда – хук под дых и в шкаф? Замка-то на двери в кабинет нет, с обратной стороны не запереться…
Но даже если запереться. Берта не дура. Потом весь маникюр обломает, но тайник разыщет.
Остается один вариант – придти в квартиру, когда Галина выйдет.
А из дома она в обязательном порядке выходит дважды: первый раз по магазинам утром, когда Берта уезжает на работу (парой бельевых бутиков руководить), второй раз в начале шестого вечера, поскольку хозяйка лопает свежие булочки, даже сидя на диете. Точнее, сидя на диете, она обгрызает хрустящие корочки зернового хлеба, который каждый вечер ей в зубах приносит Галя из булочной на проспекте. (Недоумевающим по этому поводу приятельницам, Берта заявляет, что придерживается питания по знаку Зодиака. Она у нас Дева, а главная отличительная черта питания Дев – самозабвенная любовь к батонам).
Так. С расписанием понятно. Осталась дислокация.
Перед подъездом можно спрятаться только за деревьями детской площадки. Но есть опасность, что в момент выхода (выползания) змеи из дома появится какой-нибудь знакомый из жильцов, окликнет Илью…
Подобный конфуз может случиться и в подъезде, если дожидаться выхода Галины этажом выше. Как известно, самые хитроумные комбинации горят на пустяках: сосед отправился собачку прогулять, вышедшая с мусорным ведром прислуга проявила бдительность и начала задавать вопросы в самый неподходящий момент.