Люблю…

Не ангелы

Рядом с тобой –

будто Бог отменил гравитацию:

делаю шаг

по земле – и на небо взлетаю.

Как мы смогли

так бездарно и глупо расстаться, и

не умереть,

каждый день от любви умирая?

Мы в зеркалах

друг у друга незримо присутствуя –

мимо людей

протекаем в толпе, не замечены:

мы не видны

им, но что-то однажды почувствовав,

спросит тебя

обо мне, наконец, твоя женщина.

И у меня

о моей постоянной нездешности

будет пытать

тот, кто рядом, и дай ему, боже мой,

мудрости не

разбивать от бессилия в бешенстве

старых зеркал,

где моё отражается прошлое.

***

Крылья сломав,

кровоточить в районе лопаток, и

белое не

надевать – эти раны не лечатся.

Не вспоминать,

как мы вместе летали, а падали –

по одному.

Просто люди.

Мужчина и женщина.

А у нас тут какое-то (кто бы считал) февраля

А у нас тут какое-то (кто бы считал) февраля.

Ты ведь помнишь, как я феврали – так недавно! – любила?

И осколки надежд с неба – градом в лицо… Тополя

стариковски стволами скрипят… А душа – не остыла:

очень просит тебя, и попробуй ты ей объясни,

что прошло столько лет, этот долг уж пора безвозвратным/

безнадёжным признать (Слишком много с такими возни:

это дорого, больно и слишком ресурсозатратно –

чтобы просто хранить, чтобы думать, каким бы ты был;

чтобы брошенным псом не смотреться в закрытые двери

в ожиданьи тебя – ты ведь просто случайно забыл,

а не бросил нарочно. Самой же придумать, и – верить…)

Ты однажды вернёшься, и в чёрных провалах глазниц

я увижу тебя – не придуманным, а настоящим,

и вся жизнь промелькнёт с тихим шелестом старых страниц

безнадёжного дела, заброшенного в дальний ящик

моей жизни дурной, но в архив не сдаются с тобой

никакие дела – всё в надежде на чудо пылятся…

Ты однажды вернёшься, но встретишь не радость, а вой:

ты живым – приходи, а посмертно не надо являться.

А он – как ты тринадцать лет назад

А он – как ты тринадцать лет назад:

глаза точь-в точь такие и ресницы,

и сколько я ни жму по тормозам –

он здесь, со мной, ты – можешь только сниться.

Когда он улыбается во сне –

совсем как ты в прекрасном прошлом нашем –

я знаю: он дарован богом мне.

Надолго ли? Да кто ж там точно скажет…

Но мы с тобою были – навсегда –

с момента самой той внезапной встречи,

и тлеем порознь долгие года,

сгорев дотла буквально в первый вечер.

А он – горит так ровно и тепло,

любовью грея тело мне и душу,

а время до сих пор не истекло,

и я не жду конца любви, не трушу.

Я не дрожу осиновым листом,

что вдруг перегорит он и остынет –

пусть будет всё, как будет, но – потом:

сейчас – он мой, навеки и отныне.

Плюс одиннадцать

Ты говоришь, мол, она тебе мозги вынесла,

и сердце выела очень медленно ложкой чайной,

что ты бежал без пальто от неё в плюс одиннадцать

от общей усталости и вообще от отчаяния,

и даже холода, мол, не чувствовал –

настолько всё достало и допекло…

А я это слушая, улыбаюсь немного грустно,

и смотрю сквозь тебя, будто не человек ты – стекло.

Я знаю, женщины тоже все очень разные,

и кто-то светит, но правда совсем не греет,

печаль иных настолько вирусная, заразная,

что хочется вырваться, вылечиться, и скорее…

Но ты – мужик, без пальто замерзаешь в плюс

одиннадцать (А не минус десять, и не в минус пять!),

я всем видом тебе сочувствую, а в душе над тобой смеюсь:

когда на дворе плюс пять, я со своим иду – загорать…

Пальто накидываем – очень нехотя! – в минус три:

тепло нам – от любви, а она – внутри…

Я за тобой…

Я за тобой – как в неравный последний бой,

и не нужны наркомовские сто грамм:

в трезвом уме и памяти – за-то-бой,

дикой пантерой следую по пятам…

Запах знакомый мускусный в ноздри бьёт –

хочешь, да не собьёшься – иду след-в след,

спину твою прикрывая от всех невзгод,

не претендую на лавры от побед.

Я за тобой – как в неравный последний бой,

и не нужны наркомовские сто грамм:

чую без них – кто-то так же сейчас за мной –

мягко ступая, след-в-след идёт по пятам…

Говорят, этот мир никогда не бывал другим

Говорят, этот мир никогда не бывал другим:

в нём всегда разливались моря человечьей боли –

мы всегда не умели (но очень уметь хотим)

уважать и свою, и чужую свободу воли…

***

Я тебя отпускаю: лети. По живому режь

этот узел морской на двоих одной пуповины –

пусть пульсирует липко-солёный фонтан надежд,

перепиленных заживо нами на половины.

Ты меня отпускаешь: иди. Нараспашку дверь.

Не к лицу мужику уговаривать, падать в ноги –

столько лет до тебя как-то жил, и сейчас, поверь,

как-нибудь проживу, и – счастливой тебе дороги.

Мы друг друга сейчас отпускаем – нельзя держать

человека свободного в клетках своих желаний…

– Как ты там?

– Умерла…

– Не могу без тебя дышать…

Друг от друга свобода нам точно с тобой нужна ли?

***

Говорят, этот мир никогда не бывал другим,

что любовь здесь веками сплеталась корнями с горем…

А дороги мои все ведут нихуя не в Рим,

и куда ни беги – возвращаюсь к тебе и к морю…

Ворую тебя у безумных забот дневных

Ворую тебя у безумных забот дневных –

мой план разработан давно до секунды каждой:

одних – обойти, и сразить наповал – иных,

патроны – беречь (пригодятся ещё однажды).

А пленных – не брать: ни к чему обязательств груз,

идти налегке – безопасней, быстрее, легче;

я только совсем не встретить тебя боюсь,

но тысячу лет готова идти навстречу.

Ворую тебя у холодных пустых ночей –

из липкого сна вырываю в реальность с хрустом,

мы только ночами свободны: и ты – ничей,

и я, словно платьице – скидываю нагрузку.

…Немного напуган, но держишься молодцом,

я всё понимаю, но всё же решиться надо:

берёшь меня в правую, дёргаешь за кольцо –

я буду твоей самой-самой ручной гранатой.

Весь мир притаился как будто во мгле ночной,

и дверь распахнулась, замком дружелюбно склацав,

впуская тебя – я сегодня твоей, ручной

гранатой взорвусь на горячем постельном плаце.

Это кино – не про любовь совсем

Память дурная – мается и болит,

ляжет и так и этак – никак не ладно,

ты в моих снах – сто лет уже на repeat,

то уберу – потом достаю обратно.

***

Это кино – не про любовь совсем,

в рейтинге снов – наш всё равно best seller:

там мне всегда – нервные двадцать семь,

сладок финал – в нашей с тобой новелле.

Там мы ещё – криком кричим "Люблю!",

там мы пока – слышим с тобой друг друга,

сильной рукой нежно берёшь – мою,

не выпускай – не пережить разлуку…

Это кино – снова за кадром кадр –

пересмотрю, пусть и финал известен:

вдруг в этот раз подлый судьбы удар

перенесём – мужественно и вместе…

***

Память дурная – мается и болит,

ляжет и так и этак – никак не ладно,

ты в моих снах – сто лет уже на repeat,

то уберу – потом достаю обратно.

Начитать тебе длинное голосовое…

Начитать тебе длинное

голосовое –

ну и пусть его

порвёт на части –

нежным голосом

[как сердце ноет –

не узнаешь]…

Сказать: "Будь счастлив!"…

Прятать новые

стихи больные

под двойной замок,

никому – ни слова,

как тебя одного лишь

всю жизнь любила,

и что в жизни следующей –

буду снова.

Терапевт вздохнёт и лишь

разведёт руками:

бьюсь, как рыба,

выброшенная

на сушу –

ничего сто лет

не помогает:

мозг поправить – можно,

а вынуть душу?

Та душа тебе была

предназначена,

только ангелы

карты спутали…

Я – твоя, ты – мой

однозначно, но

параллельными –

жизнь маршрутами.

Начитать тебе длинное

голосовое –

ну и пусть его

по частям порежет…

По секрету: ангелы,

когда их двое –

мой, да твой –

карты жизней путают

гораздо реже…

Внезапный гость

Накрашу губы. И глаза

(вдруг будет трудным разговор),

и в пол педаль, и – по газам,

и трек любимый – на повтор…

Ты извини, что без звонка

лечу к тебе зачем-то в ночь –

мне надо знать наверняка,

нужна ли, ждёшь ли… Мне помочь

сейчас не в силах телефон –

как ни крути, не передаст

ни монитор, ни микрофон

всего, что видит женский глаз

в мгновенья первых двух секунд:

смущенье/ликованье/злость,

когда внезапно – тут как тут –

внезапный на пороге гость…

***

Столкнулись в лифте:

– Ты куда?

– А ты куда?

– К тебе!

– И я…

– Я без звонка…

– Да ерунда!

– Люблю…

– Соскучилась…

– Моя…

Хочу к тебе

Хочу к тебе. В плечо уткнуться носом.

И лёгкие наполнить до краёв –

тобой одним. Не мучиться вопросом –

бессмысленным – любовь иль не любовь

у нас… И через час (сегодня, завтра)

что будет с нами – в общем, все равно,

когда стучит в виски молитва (мантра?):

"Хочу к тебе, хочу к тебе"… Давно

уж нет того волшебного портала,

где мы столкнулись, судьбы поломав…

Я столько лет – в других тебя искала!

Ты – наконец-то понял, как не прав,

что не решился сделать шаг навстречу,

чуть оказаться выше и сильней,

чем я… Тогда казалось – время лечит,

какого ж чёрта с каждым днём – больней?!.

Хочу к тебе…

Я – за тобой…

Я – за тобой…

Голая, босая – снова.

Ты мне – любой

люб, и – срывая засовы,

тайной тропой,

след заметая по-лисьи,

я – за тобой –

зверем, след взявшим, и – рысью…

я – за тобой…

Как без любви?

Я до сих пор

помню и вкус, и запах

крови своей –

душу мне рвал, и плакал…

Тот разговор

кончился так нелепо –

на ре-минор

стало фальшивить небо:

ливнем хлестать,

молнией – прямо в сердце,

и никуда

ни убежать, ни деться.

Криком кричу:

больше не буду, правда,

я не хочу

больше любви, не надо!

"Как без любви?" –

плачет в ответ он тоже,

бросил: "Лови!" –

я и поймала…

Боже…

Здравствуй, моя хорошая!

"Здравствуй, моя хорошая!" –

В горле внезапно ком:

Слишком внезапно прошлое

В жизнь ворвалось звонком.

Сердце, что было заперто,

В рёбра стучит – "Пусти!",

Ангел мой с неба – замертво,

Крылья сложив – "Прости…"

Всё понимаю, господи,

Как нас беречь, дурных –

Память – измятой простынью –

Бьёт каждый раз поддых,

Счастье былое – каплями

Горькими по щекам,

Больно мы в прошлом падали,

Но и летали там…

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае:

одно сплошное мутное пятно,

пока настроюсь, резкость выбирая –

ты в бешенстве уже, конечно, но…

Я на тебе взгляд в тысяча сто первый

раз – больше трёх секунд не задержу,

ведь знаю, быть объектом – это нервно

(сама не толерантна к шантажу –

пусть даже сексуальному, но всё же):

быть свежим мясом – так себе удел…

Шагнула в двери – прожигает кожу

твоё "Хочу!!!" в сто тысяч децибелл.

Прости, не оглянусь – боюсь, ослепну:

зрачки – как блюдца, линзами твой свет –

в глазное дно, усилив раболепно

(опасно – говорю, как краевед).

Ты – у меня в расфокусе, в раздрае

сама я: словно бабочка к огню,

лечу к тебе, пути не разбирая…

…натягивая холода броню.

А мне говорят, что ждать осталось немного

А мне говорят, что ждать осталось немного,

что скоро врачи будут ВРИО Господа Бога,

и каждому – словно куклу из жуткой пластмассы —

лепить любимого по ТЗ из гли… биомассы.

И даже мне через лет каких-то там двадцать

слепят – тебя. Почти. Он так же смеяться

будет, жмурясь смешно до кончика носа,

рост-вес-количество лет – вообще без вопросов,

и закачают воспоминаний лет так на двести:

и как мы порознь когда-то жили, и как мы – вместе,

и уникальную биокожу – тобой отдушат…

Но будет он – биоробот всё же:

кто вложит душу?

Наташа, ну как же так?

Наташа, ну как же так? – опять он меня спросит,

качая ногой в такт, мыслям своим каким-то –

была же такая устойчивая

ремиссия?

Но ведь не закрыт гештальт, и вновь на носу – осень,

казалось – какой пустяк, но в прошлое дверь закрыта,

а мне туда нужно очень:

не пройдена миссия.

И будут меня опять откачивать и вязать

в странной такой палате к прутьям чужой кровати

длинными рукавами,

ремнями.

Наколют, заставят спать, а я и во сне бежать,

лекарства напрасно тратя – к тебе, пока жизни хватит,

качаясь под фонарями

тенями.

Неужели

Неужели когда-то я сама это выбрала —

не зря ж говорят – скажи? – про свободу воли:

знать, что ты жив, и тихонько любить тебя издали,

пусть даже совсем не это люди зовут любовью?

Радоваться каждому твоему счастью,

никогда не стать тебе ни женой, ни невестой,

знать точно-точно, что мы друг друга – части,

и были бы целым, если б не грех инцеста.

В улыбках детских – отраженья твоих улыбок видеть,

удивляться, какие же сильные гены,

бояться повторения всех наших ошибок,

и точно знать, что они всё повторят непременно.

Молчать надрывно: да как так, мама,

почему не спрятала земель за тридевять

нас друг от друга, чтоб мы не свиделись —

мама молчит упрямо…

Одна подруга

гладит по волосам:

поплачь, если легче,

ты знаешь, быть может он сам

тоже плакал от вашей случайной встречи —

как-то так вышло, что не уберёг

Бог…

Пять-ноль

Ты мне сегодня снился. Твои глаза –

ад дальнобоя: дальний слепящий свет,

мне бы, включив рассудок – по тормозам,

только – давлю на газ (ведь рассудка – нет).

Пулей лечу навстречу тебе: лоб в лоб –

сам напросился, мой драгоценный хам,

ни увернуться, ни разминуться чтоб,

чтоб бамперами, душами – сразу в хлам.

Драться, кусаться, плакать – твою же мать,

чёрта какого – снова в мои не-сны?

Столько училась – больше тебя не ждать,

и – за-бы-вать от осени до весны.

Думала: может, летом во мне пройдёшь –

солнце и не такую лечило боль,

пусть самым страшным шрамом срастётся ложь,

только б не всё сначала опять… Пять-ноль.

Я проиграла. Снова. Опять. Так что ж

не позволяешь просто тебя – забыть,

сваями новой жизни (как в масло – нож)

слабый рассудок как-нибудь закрепить?

И на руинах прошлого – новый дом

выстроить, занавесочки, стол, кровать?

– Да у меня такой же, но дело в том –

Там точно так же надо тебя не-ждать…

Память листает лица знакомые

Память листает лица знакомые,

но не нашла – твоего,

если б встречала – точно б запомнила,

не потеряла б его.

Я тебя вижу, чувствую… Господи,

счастье – сегодня, сейчас —

рядом кошачьей следует поступью:

хранит родившихся "нас"…

Всем, что имею, пользуйся запросто,

и вся твоя навсегда –

я… Мне и страшно каплю, и радостно

слышать ответное "да"…

Руки – ветвями, ливня просящими,

тянутся к влаге твоих

губ… Это наше всё – настоящее.

Мир на мгновенье притих,

чтобы пролиться влагой живительной —

страсти взаимной дождя…

Я улыбаюсь, даже (ты видел ли?)

в ночь от тебя уходя…

Я – твой вокзал

Я – твой вокзал. Тупик.

Поезд не едет дальше.

Ты от тепла отвык —

столько наелся фальши.

Только в один конец

этот билет. Последний.

Где-то в спине – свинец:

кто-то стрелял намедни.

Друг это был иль враг —

мерой какой измерить?

Кто я тебе – никак

вычислить. Только – верить.

Пьяной отравой снов

долго болели. Надо

не надевать оков

на долгожданных… Рядом,

если им надо – быть

и исчезать с радаров,

если не с нами жить

выбрали. Контрудары —

не наносить: свои ж —

пусть как хотят, но – живы!

Я – твой вокзал. Стоишь…

Нервно танцует жила.

Хочешь, найду билет —

втридорога – обратно?

Что ты, конечно, нет:

я – навсегда, понятно?

Жизненный мой тупик —

дальше. Причём – намного.

Просто – сорвал ручник,

чтоб скоротать дорогу.

Ты – мой вокзал…

Память моя давно Мёртвого моря горше

Память моя давно Мёртвого моря горше —

сколько бессильных слёз высушено на дне,

сердце черным-черно, только не плачет больше,

и не пьянит вино – истина не в вине.

Сколько таких, как ты, мне повстречалось? – Мало.

Сколько таких, как я, встретил ты? – Ни одной.

Помнишь, как нам с тобой – воздуха не хватало?

Помнишь, казалось всем – нас не разлить водой?

Мы так спешили жить – опыт, ошибок трудных

сын, к нам пришёл потом, сразу и навсегда…

Мы так хотели жить – вкусно, в запой, не нудно,

но не срослось – облом, вместо вина – вода,

вместо "люблю", "хочу" – вечное злое "надо",

только кому, зачем надо – ответа нет.

Счастья былого свет вновь провожаем взглядом:

встретились вот. Стоим. Просто: "Привет!" – "Привет…"

В сердце твоём расту

В сердце твоём расту —

свежей на пепелище

зеленью. За версту —

видно, но ты не ищешь

свежих побегов стрел —

может, уже не веря,

что этот артобстрел

чувств – не принёс потери.

Только всегда весной

я прорастаю снова —

скоро дурман-травой

будет замаскирован

наших пожарищ вид —

чёрный и неприглядный…

Только былых обид

дай разрядить снаряды…

Я тобой не напрасно встречена

Я тобой не напрасно встречена,

ты ведь знал это, ты ведь знал?!

Только с гордостью не излеченной

в счастье сам себе отказал.

Заливались другие – тенором,

только ты один – стороной,

а ведь не открывала тендера

я – я верила, что ты – мой.

Эти свадьбы собачьи глупые,

что двоих окружали нас,

никому не нужны, но спутали —

сбили с толку, укрыли с глаз,

как любили с тобой друг друга, но

только с детства очередей

не терпели… Теперь поруганны —

наши души – угля черней.

И седьмой стороной – далёкою —

обхожу тебя, не держу,

и в глаза твои – с поволокою —

даже издали не гляжу:

ни дай боже – скомпрометировать,

ведь известно, нам лучше врозь;

улыбаясь всем – комментировать,

что не пара мы, не срослось,

принимать от других неискренне

и признания, и цветы…

Только ты один – богоизбранный

был мне нужен всегда. Лишь ты.

Я тобой не напрасно встречена,

ты ведь знал это, ты ведь знал?!

Только с гордостью не излеченной

в счастье сам себе отказал.

Четвертая женщина

А ты думал, их только три –

роковых, что судьбу ломают?

Я – четвертая, посмотри:

настоящая, не играю!

Я на край тебя приведу

и поставлю спиной к обрыву,

чувствуй бездну спиной… В Аду

не бывал ещё? Хочешь прыгнуть?

Хочешь, встану спиной сама?

Доверяя, глаза закрою?

Я давно бы сошла с ума

в одиночку, но нас ведь – двое.

Мы играем в одну игру:

кто кого победит, кто главный?

Ты умрёшь, если я умру.

Или – наоборот. Забавно.

Мы сегодня, как инь и ян,

плюс и минус, чей модуль равен:

я – трезва, ты – привычно пьян,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.