Взлетая высоко

– Доброе утро, Труди.

Ее глаза широко распахиваются при виде меня, а морщины на загорелом лице углубляются.

– Чейз! Ради бога! Что с тобой случилось?

Я стискиваю зубы. Одновременно чувствую, как Хейли сжимает мою руку, будто напоминая, что я не один. Что она со мной. И, боже мой, как приятно это осознавать.

– А, ничего такого. – Я заставляю себя невесело улыбнуться. – Просто небольшая ссора. Вам стоит увидеть другого парня.

Старушка фыркает, но уголки ее рта дергаются.

– Ты и раньше доставлял неприятности, даже когда был маленьким мальчиком. – Затем она поворачивается к Хейли, отмечает наши переплетенные пальцы и впервые открыто улыбается. – Просто присмотри за ним, – она инструктирует Хейли и освобождает нас от допроса, снова сосредоточившись на книге.

Я смотрю на Хейли, которая озадаченно моргает, но игриво улыбается, и наклоняюсь к ней.

– Выбирай, – шепчу я ей на ухо.

Мгновение она таращится на меня, но не заставляет просить дважды. Уже через мгновение я стою один у входа, пока Хейли бегает вдоль полок и изучает новинки. Когда она наконец находит то, что нужно, я настаиваю на том, чтобы купить это и подарить ей, несмотря на протесты. Но, если честно, я не уверен, что все это поможет. Да и как? Я не знаю, как ей помочь. Не знаю, как доказать, что стоит жить дальше, хотя любимых людей больше нет рядом. Поэтому-то я и делаю единственное, что приходит мне в голову: отвлекаю ее. Дарю ей прекрасные моменты. Напоминаю о вещах, которыми она наслаждалась этим летом. Мгновениях, когда чувствовала себя комфортно и, может быть, даже была по-настоящему счастлива.

По крайней мере, я думаю, что она правда чувствовала себя счастливой, пусть это и были краткие мгновения. Но я уже ни в чем не уверен на сто процентов, не после утра пятницы. Она знала, чем для нее закончится это лето, и скрывала от меня свой план в течение нескольких недель. Может, она до сих пор скрывает что-то от меня? В то же время я ненавижу себя за эту мысль, за эту внезапную подозрительность. Она все еще та Хейли, которую я полюбил. Или все-таки… нет?

Наша следующая цель на самом деле не должна быть большим сюрпризом, но тем не менее Хейли удивляется, когда мы вскоре оказываемся у лавандовой фермы, и улыбается мне. Надо признать, ее глаза в этот момент подозрительно блестят, и ей приходится несколько раз сглотнуть, но это улыбка, настоящая улыбка.

Нам повезло с погодой. День уже не такой пасмурный, даже несмотря на облака, которые все еще нависают над нами. Дует легкий ветерок. Как только мы выбираемся из машины, он доносит до нас аромат лаванды.

Сегодня людей значительно больше, чем во время нашего последнего визита.

Семьи с детьми бегают по полям, в сарае, кажется, устроили ремесленную мастерскую, а туристы с солнечными очками, камерами и рюкзаками собираются на экскурсию.

Через несколько минут мы натыкаемся на пожилую пару, собирающую лаванду. Женщина в белом платье и соломенной шляпе напоминает мне бабушку. Ее лицо словно светится изнутри, когда муж вручает ей букет.

Рядом со мной вздыхает Хейли.

– Эти двое слишком милые, – бормочет она, срезая еще один цветок ножницами, которые мы взяли у администрации фермы.

Обычно я не долго бы думал, прежде чем ляпнуть что-нибудь или поддразнить Хейли, мол, она сама не отказалась бы от подобной романтики, как эта пара. Но теперь я колеблюсь. Медлю. И молча проклинаю себя за это. Дерьмо. Когда это я начал прокручивать каждое свое слово по два-три раза, прежде чем сказать что-то Хейли? Так не должно быть. Я не должен чувствовать себя беспомощным, будто плыву против бурного течения, не зная, смогу ли когда-нибудь вырваться из него.

Аромат лаванды сопровождает нас на каждом шагу. Сначала между бесконечными, но уже по большей части убранными рядами с фиолетовыми цветами, затем в магазине, где продаются всевозможные сувениры из лаванды – ликеры, мыло, травяные подушки, джем, печенье и куча всего другого, – и затем в машине, когда два часа спустя мы наконец выбираемся из лавандового заточения.

На коленях Хейли лежат два больших букета, и мне даже не нужно спрашивать, чтобы понять, для кого они: эти цветы для Джаспера и Кэти.

Я бросаю на Хейли короткий взгляд. Мы едем с открытыми окнами, и ветер треплет ее длинные волосы. По радио играет попса. Хейли бросила шляпу на заднее сиденье, но солнечные очки все еще на ней. Она улыбается. И кажется такой беззаботной, словно последних дней вовсе не было. На мгновение мне хочется в это поверить. Притвориться, что она никогда не расставалась со мной, не ездила на смотровую площадку, чтобы… Дерьмо. Все во мне противится этому, но я заставляю себя завершить мысль: покончить жизнь самоубийством.

Непроизвольно я тянусь к Хейли, и она, как само собой разумеющееся, переплетает свои пальцы с моими, и давление у меня в груди немного ослабевает. Я все время держу ее за руку и не отпускаю, пока мы не подъезжаем к стоянке закусочной, в которой никогда не были вместе. Я здесь впервые, но Клэйтон и Эрик как-то советовали мне это место. Да и вообще, сегодня я хочу не только воскресить старые воспоминания, но и получить новые.

Сейчас два часа, и большинство посетителей, собравшихся на обед, уже, кажется, ушли, так что мы в закусочной практически одни. Официантка тепло приветствует нас, мы садимся за столик, она принимает заказ и быстро исчезает.

Я позволяю взгляду скользить по скудно обставленному помещению с темной мебелью и музыкальным автоматом в углу.

– В этот раз я не вижу никого, кому бы ты могла вылить в лицо стакан воды. Или горячий кофе, – сухо добавляю я.

Хейли пожимает плечами.

– Но ты все еще здесь, – замечает она.

Я уже набираю в легкие воздух, чтобы дерзко ответить – а именно, что она может выкинуть из головы идею с горячим кофе, – но останавливаюсь, заметив выражение ее лица. И тут я понимаю, что она на самом деле сказала.

– Ты все еще здесь, – повторяет она. От ее улыбки не осталось и тени, а в глазах словно застыла тысяча вопросов. – Почему? Я имею в виду… Почему ты… Ты должен ненавидеть меня за то, что я чуть не сделала, – она пристыженно утыкается взглядом в столешницу.

– Ненавидеть тебя? – повторяю я, оправившись от шока. – Хейли, я никогда не смогу ненавидеть тебя.

Она тихо фыркает:

– Я скрыла от тебя правду, рассталась с тобой и уехала, чтобы… чтобы…

Я тянусь к ее руке через весь стол, она внимательно смотрит на меня.

– Я бы соврал, если бы сказал, что случившееся не имеет значения или что я не волнуюсь за тебя. Но, Хейли… ты здесь. И даже если все вокруг – один чертов хаос, – только это и имеет значение. Хорошо? То, что ты сейчас здесь, – единственное, что для меня имеет значение.

Ее глаза наполняются слезами.

– Не плачь, – заклинаю я. – У меня нет носовых платков, и люди наверняка подумают, что я разбил тебе сердце прямо в этом кафе, меня же выгонят.

Я преувеличиваю, но достигаю желаемого эффекта: Хейли тихо хихикает. Несмотря на то что по щекам у нее текут слезы, она вытирает их свободной рукой и улыбается мне.

– Спасибо. За все. За этот день сегодня, вчера, да и вообще.

Ничего не могу с собой поделать, я наклоняюсь над столом, кладу ладонь на щеку Хейли и большим пальцем вытираю последние следы слез. Этот разговор – не признание в любви и не заверение, что все будет в порядке и мы снова вместе. Наверное, для этого слишком рано, ведь последние слова из предсмертной записки Хейли по-прежнему незримо висят в воздухе между нами. Но этого достаточно. На данный момент этого более чем достаточно.

После еды мы делаем короткую остановку на кладбище, где Хейли кладет два букета лаванды на могилу Джаспера. Затем мы направляемся к озеру, где вместе с Клэем, Лекси и остальными устраиваемся на берегу и жарим зефир. Сегодня на пляже также отдыхают студенты и парочки, горят костры, в воздухе витает запах дров, воды и еды. Звуки гитары и тихие голоса доносятся до нас так же, как и плеск волн всякий раз, когда кто-то идет купаться. Но мы просто лежим рядом на капоте моей машины и наблюдаем то за суетой на озере, то за звездами, которые все ярче и ярче сверкают в небе над нами.

Еще вполне тепло, чтобы сидеть на улице до глубокой ночи, но чем позже становится, тем больше людей уходят, пока мы не остаемся здесь совсем одни.

К шуму воды присоединяется стрекот сверчков. Лишь изредка слышны голоса. А мы до сих пор лежим здесь, на капоте, будто у нас есть все время мира. И, клянусь Богом, я надеюсь, что это правда. Что это не конец лета, а начало чего-то нового. Чего-то лучшего.

Я поворачиваю голову к Хейли, которая все еще зачарованно смотрит на звездное небо. Она сложила руки на животе, дыхание ровное, лицо расслабленно. Как если бы она на время забыла обо всем остальном. Как если бы были только она и я, как если бы вся боль, которую она испытывала, осталась далеко-далеко.

– Иди сюда… – шепчу я и на мгновение поражаюсь, как неуверенно звучит мой голос.

Хейли удивленно поднимает брови, но не двигается.

– Зачем?

– Просто хочу обнять тебя.

Секунду она просто смотрит на меня, а потом уголки ее рта приподнимаются, и она скользит мне в руки. Я облегчаю нам обоим задачу, обхватывая ее за талию, и сажаю перед собой между ног, пока она не откидывается на меня и я не обнимаю ее руками сзади. Меня окутывает знакомый запах, ее волосы щекочут лицо, но это нормально. Даже более чем нормально. Она здесь. Она жива. И больше не наступит дня, когда я не буду благодарен за это. Если ситуация с Джаспером и научила меня чему-то, так это тому, как быстро все хорошее может закончиться. Вот он еще здесь, а в следующее мгновение ушел навсегда. И я чуть было не потерял Хейли…

– Ты хоть представляешь, насколько ты храбрая? – шепчу я.

– Я? Храбрая? – Она поворачивает голову, чтобы на меня посмотреть.

– Да, ты.

Хейли качает головой и снова отворачивается, устремляя взгляд на деревья перед нами, между которыми можно видеть сверкающее в свете луны озеро.

– Я не храбрая. Я полная противоположность этому.

– Это неправда, Хейли. Ты смелая. И под этим словом, «смелая», я подразумеваю не только твою поездку в Фервуд и все те вещи, которые ты сделала за лето, – я целую ее в шею, а потом шепчу на ухо кое-что очень важное. – То, что ты хотела сделать, стоило тебе необычайного мужества – но гораздо смелее было то, что ты не сделала. Ты выбрала жизнь, когда хотела умереть.

Она дрожит в моих объятиях и ничего не отвечает. Она закрывает глаза и сжимает губы, но что бы ни происходило сейчас у нее внутри, Хейли оставляет это при себе. И снова на меня наваливается чувство бессилия, оно становится все больше и больше, пока не грозит похоронить под собой. Я с трудом сглатываю и заставляю себя отступить. Я делаю то, что необходимо: крепко обнимаю Хейли. Я с ней. И отпускаю ее только тогда, когда она едва не засыпает в моих объятиях и мы не решаем вернуться в Фервуд.

Путешествие назад проходит тихо, без музыки. Бесчисленное количество вопросов возникает в моей голове и требует, чтобы их озвучили. Что она планирует делать дальше? Хейли хочет остаться в Фервуде? Что насчет ее родителей? Она поедет домой? Назад в Миннесоту? Неужели все, что она написала в прощальном письме, было правдой? Или она соврала, потому что знала, что больше никогда меня не увидит и ее слова не будут иметь никаких последствий – по крайней мере для нее? Как наша жизнь сложится дальше? Для нее? Для меня? Я останусь в родном городе еще на неделю, а потом мне придется вернуться в колледж, начнется новый семестр. И даже несмотря на то, что у меня нет ни малейшего желания снова ехать в колледж и продолжать учебу, к сожалению, я понимаю, что все равно сделаю это. Точно так же, как буду продолжать лгать семье ради Джоша. По крайней мере, всем, кроме Лекси, которая теперь знает правду.

Я громко вздыхаю. Твою мать. Не имею ни малейшего понятия, как быть дальше. Единственное, что я сейчас знаю с абсолютной уверенностью, так это то, что не жалею ни об одной секунде этого лета, проведенного с Хейли. Я хочу, чтобы оно продолжалось. Хочу видеть Хейли, пока это возможно. Но хочет ли она того же?

– Чейз?

– М-м? – Я смотрю на нее, возможно, застигнутый врасплох, так глубоко задумался.

Хейли указывает вперед.

– Зеленый.

Оу. Я быстро оглядываюсь, но, когда проезжаю светофор, мы оказываемся одни на дороге. Неудивительно, потому что сейчас вечер воскресенья и уже перевалило за одиннадцать часов. Завтра всем на работу, а туристы, скорее всего, проводят вечер в баре «У Барни» или отсыпаются после напряженного дня.

Я даже не задумываюсь о своих действиях, когда паркую машину на единственном свободном месте позади закусочной и выхожу вместе с Хейли, а не просто высаживаю ее у входа. Никто из нас, похоже, так и не понял, что между нами на самом деле, но я не оставлю ее в покое. Не потому, что не доверяю ей или боюсь, что Хейли может сделать глупость, а потому что сам нуждаюсь в ее близости так же, как, похоже, она нуждается в моей. И пока Хейли не пошлет меня прочь, я останусь с ней рядом. Столько, сколько смогу.

В закусочной не так много людей. Несколько кресел заняты, как и три табурета у стойки. Бет стоит у столика с кофейником в руке и беседует с парой, которую я раньше никогда не видел. Наверно, туристы. Из кухни доносится тихая музыка и шипение шкворчащего жира.

– Доброй ночи, Бет, – киваю я ей, но она ничего не отвечает, а просто пялится на меня. Ах, черт возьми. Постоянно забываю, что выгляжу так, словно только что подрался. Дерьмо. Но тут я замечаю, что ее пронзительный взгляд направлен вовсе не на меня, а на мою спутницу.

Она смотрит на Хейли и незаметно указывает головой влево на сиденья в нише, перед которой стоит. В этот момент двое незнакомцев поднимаются и поворачиваются к нам.

– Мама? – Хейли таращится на них, будто не в состоянии понять, что здесь происходит. – Папа?