Две серьезные дамы

Вообще-то ресторан славным не был. В нем стояла темень, зал был очень длинным, а внутри вообще никого.

– Вы бы не предпочли поужинать где-нибудь еще? – спросила у девушки миссис Копперфилд.

– О нет! Я б ни за что больше никуда не пошла. Вам я расскажу, если не рассердитесь. Тут мне перепадает немного денег, если я привожу с собой кого-нибудь.

– Так давайте я вам дам денег, и мы пойдем куда-нибудь в другое место. Я дам вам столько же, сколько он дает, – проговорила миссис Копперфилд.

– Это глупо, – промолвила девушка. – Это очень глупо.

– Я слышала, в этом городе есть местечко, где можно заказать превосходного омара. Туда мы не можем пойти? – Миссис Копперфилд уже буквально умоляла девушку.

– Нет – это глупо. – Она подозвала официанта, который только что вошел с какими-то газетами под мышкой.

– Адальберто, принеси нам мяса и вина. Сначала мяса. – Это она произнесла по-испански.

– Как хорошо вы говорите по-английски! – промолвил мистер Копперфилд.

– Я всегда люблю бывать с американцами, когда выпадает, – ответила девушка.

– Считаете, они щедры? – поинтересовался мистер Копперфилд.

– Ой, конечно, – сказала девушка. – Конечно же, щедры. Щедрые, если у них есть деньги. А еще щедрей они, когда при них их семьи. Знавала я мужчину. Американца. Настоящего. И жил он в отеле «Вашингтон». Между прочим, это самая красивая гостиница в городе. Каждый день после обеда его жена устраивала себе сиесту. Он быстро приезжал на такси в Колон и был до того взбудоражен и так боялся, что не успеет вернуться к жене вовремя, что никогда не вел меня в комнату, а обычно шел со мною в лавку и говорил мне: «Быстрей, быстрей – выбери что-нибудь – что захочешь, только побыстрее».

– Какой ужас! – проговорила миссис Копперфилд.

– Ужасно было, – согласилась испанка. – Я всегда так бесилась, что однажды совсем с ума сошла и говорю ему: «Ладно, куплю вот эту трубку для моего дядюшки». Мне дядюшка не нравится, но пришлось ему ее подарить.

Мистер Копперфилд взревел от хохота.

– Смешно, а? – сказала девушка. – Говорю вам, если он вообще когда-нибудь вернется, больше не куплю ни одной трубки своему дядюшке, когда приведет меня в лавку. А она не уродина.

– Кто? – спросил мистер Копперфилд.

– Ваша жена.

– Я сегодня вечером ужасно выгляжу, – пожаловалась миссис Копперфилд.

– Это все равно не имеет значения, потому что вы замужем. Вам не о чем тревожиться.

– Она разозлится на вас за такие слова, – промолвил мистер Копперфилд.

– Почему разозлится? Это же самое прекрасное на всем свете, если не о чем тревожиться.

– Не из этого творится красота, – вмешалась миссис Копперфилд. – Как отсутствие треволнений связано с красотой?

– Крепко оно связано со всем красивым на свете. Просыпаешься поутру – и, как только открываешь глаза и не знаешь, кто ты или какой была у тебя жизнь, – это же прекрасно. А потом, когда уже знаешь, кто ты и что это за день у тебя в жизни, а сам по-прежнему считаешь, будто плывешь по воздуху, как счастливая птица, – это прекрасно. То есть если у тебя нет никаких тревог. Вы же не хотите сказать, что вам нравится беспокоиться.

Мистер Копперфилд жеманно улыбался. После ужина он вдруг понял, что очень устал, и предложил им пойти домой, но миссис Копперфилд была чересчур взвинчена, а потому спросила у испанской девушки, не согласится ли та провести еще немного времени в ее обществе. Девушка ответила, что проведет, если миссис Копперфилд не против вернуться с нею в ту гостиницу, где она живет.

Они попрощались с мистером Копперфилдом и пустились в путь.

Стены «Отеля де Лас Пальмас» были деревянными и крашенными в ярко-зеленый цвет. В коридорах стояло и свисало с потолков великое множество птичьих клеток. Некоторые – пустые. Комната девушки располагалась на втором этаже, и стены в ней были выкрашены так же ярко, как и в коридорах.

– Эти птицы поют день напролет, – сказала девушка, показывая, чтобы миссис Копперфилд подсела к ней на кровать. – Иногда я говорю себе: «Дурочки, о чем же вы поете у себя в клетках?» А потом думаю: «Пасифика, ты такая же дура, как эти птички. Ты же и сама в клетке, потому что у тебя нет денег. Вчера вечером ты три часа хохотала с немцем, потому что он дал тебе выпить. И считала его глупцом». Я смеюсь у себя в клетке, а они в своих поют.

– Ох, что ж, – промолвила миссис Копперфилд, – на самом деле нет никакого взаимопонимания между нами и птицами.

– Считаете, это неправда? – с чувством спросила Пасифика. – А я вам говорю, что правда.

Она стащила через голову платье и встала перед миссис Копперфилд в одной комбинации.

– Скажите мне, – вымолвила она, – что вы думаете о тех красивых шелковых кимоно, которыми индусы торгуют у себя в лавках? Будь у меня такой богатый муж, я б велела ему купить мне такое. Вы не понимаете, до чего вам везет. С ним я бы ходила в лавки каждый день, и пусть бы он покупал мне прелестные вещички, а не стояла бы и плакала, как маленькая. Мужчинам не нравится видеть, когда женщины плачут. Думаете, они любят, когда женщины плачут?

Миссис Копперфилд пожала плечами.

– Я не могу думать, – ответила она.

– Вы правы. Им нравится смотреть, как женщины смеются. Женщинам приходится смеяться ночь напролет. Понаблюдайте как-нибудь за какой-нибудь хорошенькой девушкой. Когда она смеется, ей на десять лет больше. Это потому, что она так много это делает. Когда смеешься, стареешь на десять лет.

– Правда, – подтвердила миссис Копперфилд.

– Не огорчайтесь, – проговорила Пасифика. – Мне женщины очень нравятся. Иногда женщины мне нравятся даже больше мужчин. Мне моя бабушка нравится, и мама, и сестры мои. Нам всегда с ними вместе было хорошо – с женщинами в моем доме. Я всегда была лучшей. Самой смышленой и работала больше всех. Как бы я хотела опять оказаться у себя дома, довольной. Но мне все еще слишком много чего хочется, между прочим. Я ленивая, но у меня еще и нрав ужасный. Мне очень нравятся эти мужчины, с кем я знакомлюсь. Иногда они мне рассказывают, что станут делать в своей будущей жизни, когда спишутся с судна. Я им всегда желаю, чтобы это произошло поскорее. Чертовы эти суда. Когда они мне рассказывают, что хотят лишь мотаться по всему свету на судне всю свою жизнь, я им говорю: «Ты не знаешь, чего лишаешься. У меня с тобой все, мальчонка». Не нравятся они мне, когда такие. А теперь я влюбилась в этого славного человека, который здесь дела делает. Почти все время он может мне за жилье платить. Не всегда каждую неделю. Он очень счастлив, что я у него. Почти все мужчины очень счастливы, если я у них есть. Я из-за этого нос слишком уж не задираю. Это же мне Бог дал. – Пасифика перекрестилась.

– Однажды я была влюблена в женщину постарше, – рьяно произнесла миссис Копперфилд. – Она больше не была красивой, но в ее лице я отыскивала такие осколки красоты, что волновали меня гораздо сильней, чем любая известная мне красота на своей вершине. Но кто ж не любил кого-нибудь постарше? Боже правый!

– Вам нравится такое, что не нравится другим, правда? Мне бы такого хотелось – чтобы любить женщину старше. По-моему, это мило, да только я вечно влюбляюсь в какого-нибудь славного мужчину. Везет мне, наверное. А некоторые девушки – они больше не умеют влюбляться. У них на уме только деньги, деньги, деньги. Вы же о деньгах не слишком-то много думаете, правда? – спросила она у миссис Копперфилд.

– Нет, не слишком.

– А теперь немножко отдохнем, да? – Девушка легла на кровать и поманила миссис Копперфилд лечь с собою рядом. Она зевнула, сложила руку миссис Копперфилд в свою и уснула чуть ли не мгновенно. Миссис Копперфилд решила, что и ей неплохо будет немного поспать. В тот миг ей было очень покойно.

Разбудил их жуткий стук в дверь. Миссис Копперфилд открыла глаза и через секунду уже пала жертвой самого ошарашивающего ужаса. Взглянула на Пасифику, и лицо ее приятельницы успокаивало не больше, чем ее собственное.

–Callate! – прошептала она миссис Копперфилд, вновь перейдя на родной язык.

– Что такое? Что это? – резко спросила миссис Копперфилд. – Я не понимаю по-испански.

– Ни слова, – по-английски повторила Пасифика.

– Я не могу здесь лежать и не говорить ни слова. Точно не могу. В чем там дело?

– Пьяный. Влюблен в меня. Я его хорошо знаю. Он мне очень больно делает, когда я с ним сплю. Опять его судно пришло.

Стук в дверь стал настойчивее, и они услышали мужской голос:

– Я знаю, ты там, Пасифика, поэтому открывай чертову дверь.

– Ох, откройте же ему, Пасифика! – взмолилась миссис Копперфилд, вскакивая с кровати. – Нет ничего хуже этого напряженья.

– Не сходите с ума. Может, он напился и скоро уйдет.

Глаза миссис Копперфилд остекленели. У нее начиналась истерика.

– Нет-нет… Я всегда себе давала слово, что открою дверь, если кто-то в нее начнет ломиться. Тогда он станет меньше врагом. Чем дольше он там, тем сердитее. А первое, что я ему скажу, когда открою дверь: «Мы ваши друзья», – и тогда он, может, перестанет так злиться.

– Если я от вас сойду с ума еще больше, чем уже сошла, то даже не знаю, что мне делать, – промолвила Пасифика. – Теперь просто подождем и посмотрим, не уйдет ли он. Можно вот это бюро к двери придвинуть. Вы мне поможете подтащить его к двери?

– Не могу я ничего толкать! – Миссис Копперфилд была так слаба, что по стене сползла на пол.

– Мне что, сломать эту чертову дверь? – спрашивал мужчина.

Миссис Копперфилд поднялась на ноги, доковыляла до двери и открыла ее.

Вошедший мужчина был узколиц и очень высок. Выпил он, очевидно, многовато.

– Привет, Майер, – проговорила Пасифика. – Ты не дашь мне поспать? – С минуту она колебалась, а поскольку тот не ответил, сказала вновь: – Я спать пыталась.

– А я крепко спала, – промолвила миссис Копперфилд. Голос у нее звучал выше обычного, а лицо чуть ли не сияло. – Мне жаль, что мы вас сразу не услышали. Должно быть, заставили долго ждать.

– Никто никогда меня долго ждать не заставлял, – ответил Майер, багровея. Глаза у Пасифики сощурились. Она уже начинала терять терпение.

– Пошел вон из моей комнаты, – сказала она Майеру.

В ответ на это Майер криво рухнул на кровать, и удар его тела был настолько силен, что едва не проломил планки каркаса.

– Пойдемте отсюда поскорей, – сказала Пасифике миссис Копперфилд. Ей больше не удавалось никак держать себя в руках. Какой-то миг она надеялась, что враг внезапно разрыдается, как они это делают иногда в снах, но теперь была убеждена, что такого не случится. Пасифика все больше и больше злилась.

– Слушай меня, Майер, – говорила она. – А ну пошел вон на улицу сейчас же. Потому что с тобой я не стану делать ничего, только дам тебе по носу, если не уйдешь. Не будь ты таким опасным, мы бы вместе посидели внизу и выпили по стаканчику рома. У меня есть сотни приятелей, кому просто нравится со мною разговаривать и выпивать со мной, пока под стол не рухнут. А ты всегда мне пытаешься досадить. Ты все равно что обезьяна. А я хочу побыть в покое.

– Да кому, к черту, какое дело до твоего дома! – заревел на нее Майер. – Я б мог все твои дома рядом поставить и палить по ним, как по уткам. Судно все равно лучше дома, как ни поверни! Как ни верти! В любую погоду! Да пусть хоть конец света!

– О домах только ты здесь и толкуешь, – сказала Пасифика, топнув ногой, – а я не желаю слушать твою дурацкую болтовню.

– Чего ж вы дверь тогда заперли, раз не живете в этом доме, как герцогини, которые чаи вместе гоняют да молятся, чтоб никто из нас никогда больше не сошел на берег. Ты боялась, что я мебель поломаю да на пол что-нибудь пролью. У моей матери был дом, да только я всегда ночевал в соседнем. Вот до чего мне на дома наплевать!

– Вы недопоняли, – дрожащим голосом проговорила миссис Копперфилд. Ей очень хотелось мягко напомнить ему, что никакой это не дом, а гостиничный номер. Однако она не только боялась, но и стыдилась сделать такое замечание.

– Исусе Христе, какая мерзость, – сказала Пасифика миссис Копперфилд, даже не потрудившись понизить голос.

Майер этого вроде бы не услышал, а подался за край кровати с улыбкой на лице и протянул к Пасифике руку. Ему удалось зацепиться за подол ее комбинации и подтащить к себе.

– Да ни в жисть! – заорала на него Пасифика, но он уже обвил ее талию руками и, стоя на кровати на коленях, тянул ее к себе.

– Хозяюшка, – со смехом произнес он, – спорим, возьми я тебя в море, ты блевала бы. Испакостила бы все судно. Ложись-ка лучше да хватит болтать.

На миг Пасифика мрачно взглянула на миссис Копперфилд.

– Ну что ж, – промолвила она, – сперва дай мне денег, потому что я тебе не доверяю. Буду с тобой спать только за арендную плату.

Он жутко ударил ее в рот и разбил ей губу. На подбородок потекла кровь.

Миссис Копперфилд выскочила из комнаты.

– Я позову помощь, Пасифика, – завопила она через плечо. Пробежала по коридору и вниз по лестнице, надеясь отыскать кого-то, кому сумеет сообщить о беде Пасифики, – но при этом знала, что не осмелится подойти ни к какому мужчине. В цокольном этаже она заметила средних лет женщину, которая вязала у себя в комнате за приотворенной дверью. Миссис Копперфилд кинулась к ней.

– Вы знаете Пасифику? – еле выдохнула она.

– Разумеется, Пасифику я знаю, – ответила женщина. Говорила она словно англичанка, много лет прожившая среди американцев. – Я знаю всех, кто живет здесь дольше двух ночей. Я владелица этой гостиницы.

– Ну тогда сделайте что-нибудь быстро. Там у нее мистер Майер, и он очень пьян.

– Я не связываюсь с Майером, когда он пьян. – Мгновенье женщина помолчала, а потом мысль о том, чтобы сделать что-то с Майером, подействовала на ее чувство юмора, и она хмыкнула. – Только вообразите, – сказала она. – «Мистер Майер, не будете ли вы любезны покинуть комнату? Пасифика от вас устала. Ха-ха-ха…Пасифика от вас устала». Сядьте, дама, и успокойтесь. В хрустальном графине вон там рядом с авокадо есть джин. Не хотели б?

– Знаете, я не привыкла к насилию, – проговорила миссис Копперфилд. Налила себе немного джина и повторила, что к насилию не привыкла. – Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь оправлюсь от этого вечера. Упрямство этого человека. Он вел себя как безумец.

– Майер не безумец, – сказала владелица. – Кое-кто из них гораздо хуже. Он мне говорил, что очень расположен к Пасифике. Я с ним всегда держалась порядочно, и мне он никогда никаких хлопот не чинил.

По соседству раздались вопли. Миссис Копперфилд узнала голос Пасифики.

– Ох, прошу вас, давайте вызовем полицию, – взмолилась миссис Копперфилд.

– Вы с ума сошли? – отозвалась женщина. – Пасифика не желает связываться с полицией. Да пусть ей лучше обе ноги отрубят. Вот честное слово.

– Что ж, давайте тогда поднимемся туда, – произнесла миссис Копперфилд. – Я готова на всё.

– Сидите смирно, миссис… как вас зовут? Меня – миссис Куилл.

– Миссис Копперфилд.

– Так вот, видите ли, миссис Копперфилд, Пасифика способна о себе позаботиться лучше, чем мы о ней. Чем меньше народу окажется сюда втянуто, тем лучше для всех. Это единственный закон, какой я завела в этой гостинице.

– Хорошо, – ответила миссис Копперфилд, – но пока суд да дело, ее же могут убить.

– Так легко и просто не убивают. Бьют люди много, а убивают – не слишком. У меня здесь бывали убийства, но немного. Я пришла к выводу, что по большей части все улаживается хорошо. Конечно, скверные тоже бывают.

– Мне б ваше спокойствие. Не понимаю, как вы можете здесь сидеть, и не понимаю, как Пасифика способна все это выдержать и не попасть в лечебницу для умалишенных.

– Так у нее большой опыт с этими мужчинами. Не думаю, что ей на самом деле страшно. Она гораздо крепче нас. Ей просто досаждают. Ей нравится, что у нее своя комната и она делает, что захочет. Сдается мне, женщины иногда не понимают, чего хотят. Вы не считаете, что по Майеру она может еще и слегка сохнуть?

– Как возможно такое? Я вас не понимаю.

– Ну а тот мальчик, в кого, как сама говорит, она влюблена; я вообще-то не думаю, что она его любит на самом деле. У нее они один за другим, вот так вот. Все славные балбесы. Готовы целовать землю, по которой она ходит. Мне кажется, она так ревнует и нервничает, если Майера нет, что ей нравится перед самой собой притворяться, будто все эти прочие мужчинки нравятся ей больше. А когда Майер возвращается, она действительно верит, будто злится на него за то, что он ей помешал. В общем, может, я права, а может, и нет, но считаю, что все там у них как-то так.

– Я считаю, это невозможно. Она б тогда не позволила ему обижать себя перед тем, как укладываться с ним в постель.

– Еще как позволила бы, – ответила миссис Куилл, – но о таком я ничего не знаю. Хотя Пасифика – девушка славная. И из хорошей семьи.

Миссис Копперфилд пила джин, и ей нравилось.

– Скоро она спустится сюда поговорить, – промолвила миссис Куилл. – Тут тишь да гладь, и всем им здесь нравится. Болтают, пьют и любятся; выезжают на пикники; ходят в кино; танцуют – иногда всю ночь напролет… Мне никогда не удается быть здесь одинокой, если только я сама этого не захочу… Всегда можно пойти потанцевать с ними, если мне заблагорассудится. Есть тут один субъект, водит меня в танцевальные залы, когда бы я ни пожелала, и у меня всегда компания найдется. Люблю я тут. Домой бы не вернулась ни за какие коврижки. Иногда жарко, но обычно благостно, и никто никуда не торопится. Секс меня не интересует, а сплю я, как младенец. Ничего дурного не снится, если только ничего тяжелого на ночь не съем и оно мне на желудок не навалится. Но если себе потакаешь, за это приходится платить. Я жуть как люблю омаров по-ньюбургски, видите ли. И прекрасно отдаю себе отчет в том, что делаю, когда их ем. Хожу с тем субъектом в ресторан к Биллу Грею, надо сказать, где-то раз в месяц.

Примечания