– С таким человеком и я не прочь… – Вознес он стакан. Все выпили. – В каком хоть звании?
– Не имею права! – Гордо, войдя в роль сотрудника КГБ, ответил Виктор, но преклоняясь перед фронтовыми сединами, добавил – извините!
– А петь, могешь? – Не обращая внимания на дерзость, с улыбкой спросил председатель.
– Почему же не спеть? Спою!
Виктор взял в руки гармонь, и пальцы веером пробежались по клавишам, раздувая меха.
– Эта песня, – словно забыв об уговоре про «будущее», начал капитан – нашего хорошего ансамбля, Любэ[1 - Любэ – Советская, российская рок- (поп-) группа, основанная композитором Игорем Мотвиенко 14-го января 1989 года.].
Все смолкли, пока Виктор рвал душу нотами и голосом. Никто не смел, помешать ему. Братья обнялись, и задумчиво вслушивались в каждое слово. Если еще и закрадывались сомнения по поводу капитана, то сейчас сомнений не оставалось – наш, советский.
Алексей Петрович, не слышал, про такой ансамбль, как и саму песню, но она проникла в его память, отправив на двадцать лет назад, в отнятую молодость фашистами. Снова в строй, снова в атаку с беспощадной рукой бить врага, не имея жалости ни к себе, не к фашисту, ни к предателю. Песня настолько растворилась в председателе, что его глаза источали живость воспоминания, увлажняя щеки. Это были не слезы слабости, герою отечества не ведома слабость – это слезы горести, за тех кто, может быть, уже ни когда не услышит таких слов.
Солнце шло к закату, растворяя день в себе.
– Значит, говоришь, ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт – вновь наполнил стаканы председатель, но уже по самый край. – Ну, давайте, – поднял он над головой стакан – чтоб не быть нам еще раз в этом тумане, и за тех, кто в нем остался на веки.
Все затихло. Казалось, что мир остановился.
– У вас поминки что ли? – Разбудили тишину вошедшие девушки, а за ними и парни. – Эй, заходи! – Крикнула самая озорная – председатель здесь!
Вечер стал налаживаться, скука ушла как сон. Музыка, танцы и девичий смех. Но, как гласит истина – все хорошее имеет свойство заканчиваться раньше, чем хотелось бы.
В кармане запиликало, когда веселье было в самом разгаре – это уже было в третий раз.
– Мне пора. – Подошел Виктор, к Илье. – Дай мой узелок, да я уже… прощаться не беду, вдруг опять, что-нибудь не то.
На небо выкатывались звезды, но солнце еще не совсем легло за горизонт, красной паутинкой раскинувшись по краю неба.
Переодеваться капитан не стал, так, в одежде «братьев из Тюмени» и с узелком в руке, отправился он на поле.
В ночи, на маленьком диске, сияли цифры, с отсчетом секунд назад. 00:00 появилось на табло, центр диска засиял ярким, синим светом. Виктор нажал на центр диска, в ожидание отправится домой. Там он все расскажет, а установка станет новым научным открытием, а капитан, «первопроходцем сквозь временные рамки».
Активация началась.
Темнота, свет, снова темнота, ночь. Мимо, по вымощенной камнем улице, проехала пролетка запряженная лошадьми. Люди суетливо бегали, кто-то кричал и просил о помощи, а кто-то отбивался от оборванцев-грабителей. За спиной раздался взрыв. Это, с именем Богини, крейсер выстрелил во тьму, просигналив обратный отсчет времени, последних дней Российской империи.
И снова, что-то пошло не так.
(Сентябрь, 2013 год).
Упырь
Его виски горели, мозг плавился. Невыносимая боль поселилась в груди, словно тот кол, что вбивали ему два века тому назад. Желудок свело – он бурчал, ругаясь и поторапливая быстрее принять пищу. Синяя, со слегка серым оттенком кожа шелушилась, источая зловонный запах мертвеца.
– Европа… цивилизация… – ругался упырь, идя по улицам Лондона, шатаясь, из стороны в сторону, от слабости. Кто-то вылил помои на улицу, из окна второго этажа, обрызгав сапоги путника. – Да вы гадите на улицы! – Крикнул он, продолжая бурчать себе под нос – вот вам и чума «немытая Европа». Приехали бы к нам, в Россию… мы бы вас в баньку, да веником, веником… вот, там бы всех вшей из вас повыгоняли, да научили бы в отхожие места ходить.
Ноги заплетались, путник споткнулся, чуть было, не упав лицом в лошадиный навоз.
Разве об этом он мечтал, принимая вечную жизнь от самой богини смерти семьсот лет назад? Разве ради этого он обучался колдовскому делу славян на протяжении тридцати лет, сызмальства?
– Чертова чума! – Не успокаивался упырь. Он облокотился на дверь одного из домов, за которой были слышны тихие разговоры и осторожный скрип половиц. – Из-за этого недуга никого не встретишь, никто и в дом не пустит.
Свернув на одну из улиц, что выходила к реке, он увидел огонь.
Пламенные языки вырывались из окон, ломая хлопками стекла.
– Чумных жгут. – Обрадовался он. – Вот тебе и кровь святая.
Взяв себя в руки, ровным шагом, упырь направился к месту пожара.
Уже приближаясь, он натянул на голову капюшон плаща так, чтобы лица его видно не было.
У дома стояла толпа зевак, «вот что их может выгнать со двора – подумал упырь – надо запомнить». Он втиснулся промеж людей, забывших о злом недуге, что поедал Европу.
– Что случилось? – спросил упырь, рядом стоящего молодого, с напудренным лицом и раскрашенными щеками, человека.
– Говорят, что дочь закашляла, – не оборачиваясь, начал рассказ, напудренный в светском платье, зевака – так Джон дом и запалил, чтоб чума дальше не пошла. Он внутри заперся, слышите?
В верхней комнате дома раздался женский крик, женщине было больно. Огонь охватил уже весь дом.
– Молчи, дура! – Послышался грубый, с хрипотцой, какая бывает у старых моряков, мужской голос. – Людей спасаем!
– Ну и спасай, а меня отпусти. – Отвечала женщина.
– Я тебе рот заткну. – Зазвучал вновь голос Джона, после чего раздался выстрел, и все стихло, лишь треск горящих досок и стекла.
– А вы сами, местный? – Спросил упырь у молодого человека.
– Да. – Ответил тот и посмотрел на собеседника. – А что у вас с лицом? – Отшатнулся он.
– Не извольте беспокоиться. – Вкрадчиво произнес живой мертвец, и поманил «напудренного зеваку» за собой. – Я только что из России. Видно на корабле укачало, да и кожа у нас, у русских, другая – мы же северный народ.
– О, да! – Согласился «напудренный зевака», будто имевший множество знакомств с людьми из той страны.
– Вы бы не могли меня проводить? – Взяв под руку молодого человека, упырь повел его прочь от величайшего, для этих мест, зрелища. – Я к вашим королевским особам, с визитом, от самого Царя Батюшки. Понимаете?
– Да, конечно! – Глаза «напудренного» засияли, когда в ладони покойника блеснула, в отражении луны, золотая монета. – Простите, – поклонился он, и, взяв монету, продолжил:
– Забыл представиться. Даймон Фрэнк Силверберг. – И снова пируэт.
– Свое имя, я вам сказать не могу, простите! – Повторил упырь поклон Даймонда, с большей гибкостью, выглядывая исподлобья, на то, как тело Даймонда вытянулось в струну. – Так вот, я прибыл сегодня на корабле с тайным визитом, но великих особ решил не беспокоить в столь поздний час, от чего мне захотелось прогуляться и осмотреть ваш город, да видимо заблудился. А здесь, словно сам принц стоит, – от этих слов нос «напудренного» Д. Ф. Силверберга задрался, чуть ли не к небу. – Я и решил, что вы знаете дорогу к дворцу.
– Конечно, извольте, наша семья частый гость на балах. – Молодой человек поправил парик, не замечая, что его спутник был уже за спиной Силверберга. – А здесь я так, по делам проезжал…
Даймон не успел договорить, как острая боль, с последующей истомой наслаждения, проникла через его шею. Глаза «напудренного» закрылись, тело обмякло, и парик слетел на землю, обнажив прекрасные, словно солнца луч, рыжие волосы.
