Как две капли крови
– Что ты так поздно на прогулку вышел, уважаемый? Споткнешься еще, упадешь, нос в кровь разобьешь, пальцы сломаешь.
Наемник среагировал очень быстро. Старший лейтенант, честно говоря, на такое не рассчитывал. Он ждал растерянности и непонимания, попытки понять ситуацию, уразуметь, откуда здесь взялся этот офицер. Но бандит успел вскинуть свою автоматическую винтовку.
Поэтому Крушинин после кругового движения рубанул лопаткой по его правой кисти и почти без усилий отсек пальцы. Потом старший лейтенант замахнулся, якобы намереваясь нанести удар по голове. При этом он прекрасно понимал, что бандит инстинктивно попытается защитить голову здоровой рукой. Крушинин чуть-чуть отдернул свою лопатку назад, одновременно меняя траекторию нанесения удара, и так изувечил вторую кисть противника.
Ремень автоматической винтовки опоясывал шею бандита. После второго удара она бессильно повисла, перестала быть угрозой старшему лейтенанту. Без пальцев стрелять из нее было невозможно. Однако бандит, видимо, не сразу осознал это и сдаваться на милость победителя пока был не намерен.
Одновременно наушники донесли до командира роты другие звуки, за которыми он все время следил. Это бойцы взвода без проблем захватили остальных четверых бандитов.
Первый поднял перед собой окровавленные руки, думая вцепиться противнику в горло, и только тут понял, что остался без пальцев. Бандит взвыл диким зверем.
Анчар ожидал отчаянного сопротивления и борьбы, однако его противник упал перед победителем на колени, сложил окровавленные руки на груди и сказал по-русски, но с протяжным акцентом, выдающим его прибалтийское происхождение:
– Пощади, не убивай. У меня четверо детей.
– А ты сюда пришел убивать, не спрашивая, у кого сколько детей! – сказал в ответ Крушинин и убрал лопатку в чехол за спину.
– Я хотел только своим детям на безбедную жизнь заработать.
Анчар уловил взгляд бандита, направленный на стену, по которой спускались эти негодяи.
Он понял, чего ждет этот человек, и проговорил:
– За тех, кто на стене висит, не переживай. Там только тела на самостраховке. Мы их уже перебили, и тебя спасать теперь некому.
Тут подоспели солдаты взвода. Они не обращали внимания на кровь, которая текла из ран и брызгала во все стороны, стали закручивать бандиту руки за спину и связывать их.
Делать это спецназовцы умели, были обучены. Они хорошо знали, что верхняя связка должна быть расположена чуть выше локтя и при этом туго затянута. Тогда противник ничего не сможет предпринять.
Остальных четверых пленников парни тоже связали, только по-другому, спереди, методом спецназа военной разведки. Они сводили одну к другой тыльные стороны ладоней бандитов, потом связки переходили выше, до самых локтей. Боевики, упакованные таким вот изощренным образом, вообще ничего сделать руками не могли. Они испытывали сильное и мучительное растяжение связок в локтевых суставах.
Ибрагим Владимирович понял, что через несколько минут они дозреют, и их можно будет допрашивать.
А пока он взялся за веревку, стянувшую руки за спиной бандита, отвел в сторону этого наемника из Прибалтики и задал ему самый главный вопрос, интересовавший его теперь больше, нежели все остальные:
– Сколько вас теперь здесь? Я про всех бандитов спрашиваю.
– Вместе с нами было девяносто два. Осталось семьдесят два че…
Он хотел, видимо, сказать «человека», но услышал наименование, употребленное старшим лейтенантом, и не решился произнести это слово полностью. Понимал разницу!
– Какое у вас вооружение?
– Автоматы с глушителями. С собой из Сирии привезли. Там захватили иранский транспорт с оружием и использовали его. Четыре винтовки М-16. Хотя теперь три осталось. Десять гранатометов «Хашим». Правда, есть только пусковые устройства, но самих гранат нет. Мы планировали добыть их в ближайшее время на том же самом складе, где другое доставали.
– Мины у вас есть? – осведомился командир разведроты.
– Мин уже почти не осталось. Все выставили на подходах к базе.
– Рюрик, ты слышишь меня?
– Слышу, командир.
– Ответы пленного разбираешь?
– Нет. Слышал только, как он орал. Ты ему что, голову отрезать пытался?
– Нет, я человек добрый. Только пальцы отрубил в схватке. Думал лопатку метнуть, но не успел, он пощады запросил. Наемник из Прибалтики. Судя по говору, литовец. Голова у него еще цела, к сожалению. Если будет врать, то я ему сначала уши отрежу, а потом и язык. Пока он говорит, что подходы к бандитской базе заминированы. А проверить, так ли это на самом деле, совсем не трудно. Я сейчас протрясу как следует еще четверых. Всего пленных у нас пятеро. Других я еще не допрашивал.
– Я понял, командир. Взвод саперов со мной. Как подавим, сразу пущу их вперед. Какие мины?
Старший лейтенант Крушинин адресовал пленнику такой вопрос.
– МОН-100, – сразу же ответил тот.
– Сколько их?
– Восемь штук. Еще, кажется, две МОН-50.
– Что еще из оружия?
– Два пулемета ПКТ, переделанных для пехотного использования. Восьмидесятидвухмиллиметровый миномет «Поднос» и двенадцать мин к нему. Три снайперские винтовки на двух настоящих стрелков. Есть и третий, но он только учится, работает так себе, новичок. Две винтовки – обычные «СВД», одна – крупнокалиберная «Корд». Она трофейная. Находится как раз у этого ученика.
– Прицел у нее какой?
– Дневной. «Гиперон».
Командир роты передал ответы пленника старшему лейтенанту Соколовскому.
– Отработаем. Не впервой, – сказал тот.
– Со снайперами аккуратнее надо. Ты наших ребят на них натрави. Они не зря в Солнечногорске учились, умеют охотиться. – Анчар снова повернулся к пленнику и осведомился: – Что у вас там еще интересного есть? Говори, иначе, в случае любого сюрприза со стороны банды, буду сначала по половине руки тебе отрубать, а потом, когда они кончатся, и за ноги возьмусь.
– Бригада землекопов. Десять человек. Они могут очень быстро тоннели копать. За ночь полтора десятка метров делают. Однако это если кто-то за ними будет землю выносить на поверхность. В противном случае восемь, самое большее десять метров получается.
– Что и где они уже прокопали?
– Карта у эмира. Я не смотрел. Землекопы ему лично подчиняются. Знаю только, что они работали в райцентре, подбирались к военным складам и к отделению полиции.
– Как эмира зовут?
– Ибрагим аз-Захари. Так он сам себя называет. Еще с Сирии. А настоящего его имени никто не знает.
– Тезка, значит.
– Чей тезка? – спросил бандит.
При этом он показал, как хорошо владеет русским языком. Это слово знает далеко не каждый иностранец.
– Мой тезка. Меня Ибрагимом зовут. И мать моя родная когда-то носила фамилию Захарова. Значит, вдвойне тезка. Но ничего, мы и с тезками повоюем. А ты где так по-русски разговаривать научился?
– Я заканчивал Московский институт международных отношений, – сообщил пленник с очевидной гордостью, непонятной старшему лейтенанту.
Крушинин слышал, что в давние советские времена МГИМО был самым престижным вузом страны, наравне со ВГИКом. Однако теперь, во времена российские, поменялись многие приоритеты. Сегодня МГИМО считался вузом, куда шли сыновья и дочери богатых людей, да и только.
– Факультет какой? – спросил Ибрагим Владимирович. – У меня жена МГИМО заканчивала.
Он сам не знал, почему так сказал. Анчар ведь даже не сделал своей многолетней подруге Полине официального предложения, хотя у них должен был уже вскоре родиться сын. Так говорили врачи, определившие пол будущего ребенка. Встречались они практически каждый день, когда Ибрагиму Владимировичу удавалось приехать в город, хотя и не жили вместе.
– Международно-правовой.
– Нет. Она училась на факультете международной журналистики.
– А работает где?
Ответить старший лейтенант не успел.
К ним подошел санинструктор взвода скалолазов ефрейтор Сапожков и сказал:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите сделать раненому перевязку.
– Перевязывай. Только чуть погоди, – разрешил командир роты, радуясь, что ефрейтор прервал этот разговор, который невольно делал пленника почти знакомым ему человеком.
Тот, видимо, именно этого и добивался.
Но еще несколько вопросов этому типу командир роты все же задал.
Ибрагим Владимирович вытащил свой планшетник, вывел на монитор карту третьего ущелья и потребовал от пленника:
– Лагерь банды!.. Покажи, где он находится!
Бандит глянул на монитор и сразу ткнул в него последним оставшимся пальцем, обрызгав при этом кровью. Руки у него уже были развязаны. Это сделал санинструктор.
Крушинин, вытерев кровь пленника его же рукавом, обозначил на карте точку, тут же переслал картинку всем командирам взводов своей роты и спросил:
– Еще что там есть?
– В лагере находится резерв эмира. Должно быть, около двадцати, а то и тридцати человек. В каких палатках они прячутся, я не знаю. В курсе только, что три палатки занимают.
– Семьдесят два бандита – это вместе с эмиром?
– Без него. Он семьдесят третий. – В этих словах пленника содержалась какая-то угроза.
– Разница не велика. Патронов у нас на всех хватит, – показал командир роты свое отношение к этой попытке напугать его.
После этого Анчар прервал разговор с прибалтийским наемником и начал допрашивать других пленников. Однако ничего путного из этого не вышло. Старший лейтенант отводил их в сторону, чтобы не стеснялись что-то сообщать при своих, но они категорически не желали разговаривать с ним. Сначала прикидывались, что русского языка не знают.
Тогда Ибрагим Владимирович переходил на чистейший аварский язык, который знал и помнил с детства, разговаривал на нем с отцом. Подполковник спецназа полиции, трагически погибший на пожаре, всегда уважал свой народ. Это прежде всего выражалось в его отношении к родному языку.
Анчар видел, что пленники его понимали, даже если они и не были аварцами, но отвечать не желали. Тогда он для очистки совести переходил на арабский, которым владел весьма поверхностно. Но и эти его потуги не дали никакого результата. Пленные вполне разумели, что старший лейтенант у них спрашивает, да только вот упорно не отвечали ему, попросту игнорировали допрос.
Сам наполовину аварец, во многом носитель характера горца, Ибрагим Владимирович знал, как трудно бывает заставить говорить дагестанца, если он не хочет этого делать, поэтому решил время не терять. Жизнь солдат взвода лейтенанта Обухова, уже погибшего в бою, все еще была под угрозой.
– Связать их всех вместе, в одну кучу, – дал он распоряжение лейтенанту Радужному. – Оставь одного человека присматривать за ними. Начнут суетиться, пусть стреляет без предупреждения. Такое дерьмо не жалко. Они сами никого никогда не жалели, лезли через перевал, чтобы в спину наших парней расстреливать.
Лейтенант Радужный отдал соответствующую команду. Бойцы выполнили ее и двинулись вперед, вслед за командиром роты и теми же двумя пулеметчиками. Пройти им осталось не так уж и много.
Глава 2
Веревки, с помощью которых бандиты спускались по крутому склону, так там и оставались и оказались весьма кстати. В местах крепления связок для самостраховки на них все еще болтались тела убитых боевиков, которые бойцам пришлось сбрасывать, когда они до них добирались.
Не исключено, что с горы летели даже раненые, но после падения таковых все равно уже не оставалось. Высота тут была очень даже значительной. Прежде чем достичь дна ущелья, они бились телом и головой о каменные выступы скалы. Война, знаете ли, штука более чем жестокая. Там нет места сентиментальности.
Однако обрезать следовало не основную веревку, а только страховочную, крепящуюся к поясу. Крушинин сразу объявил об этом всем по связи. Он считал такое предупреждение очень важным, хотя и знал, что бойцы и сами должны были это понимать.
Веревки были не динамическими, значит, повредить их было трудно. Они вполне подходили для повторного использования ради своих нужд. Так бойцы и поднимались, пользуясь чужими веревками. Они надеялись, что бандиты тоже заботились о своей безопасности. Лишь некоторые солдаты предпочли пользоваться своими веревками и крюками, которые вбивали с пониманием дела и с полной ответственностью за свою жизнь. Про систему самостраховки никто не забывал. Ибрагим Владимирович следил за этим и сам подавал пример своим подчиненным.
Но здесь и сам склон представлял собой не сплошной монолит, как на участке первого перевала. Он был не таким одиозно прямым по вертикали, являлся просто скоплением скал, навалившихся одна на другую. Между ними можно было легко укрепить крючья, которые держали дополнительные веревки и связки для самостраховки тем, кто не пожелал воспользоваться чужими.
Лейтенант Радужный был настоящим специалистом по этой части. Командир роты знал об этом и сразу доверил ему командование подъемом. Тот прежде всего разделил взвод на две группы. При подъеме первой вторая стояла внизу с поднятыми стволами автоматов. Тепловизионные оптические прицелы «Шахин» позволяли этим бойцам контролировать ближний склон перевала на тот случай, если там появятся другие бандиты.
Старший лейтенант Крушинин подумал, что такая предосторожность была совсем не лишней. Бандитский эмир вполне мог выслать в тыл взводу спецназа еще одну группу, аналогичную по численности первой. Просто вдогонку. В помощь. Хотя, по идее, эта вторая группа уже должна была бы появиться на перевале. Если этого до сих пор не произошло, значит, главарь бандитов ее не послал.
Тем не менее лейтенант Радужный решил подстраховаться на всякий случай и поступил совершенно правильно. Мало ли какая задержка может быть у бандитов. Поужинать не успели, да и все. Хотя после приема пищи ползать по скалам тяжеловато. Даже после чаепития не так-то легко, не говоря уже о полноценном ужине. Однако эмир, видимо, посчитал, что вторая группа – это излишняя роскошь.
Сам старший лейтенант Крушинин пошел на перевал вместе с первой группой. Навыки скалолазания у него, разумеется, имелись. Настоящая горная практика ему выпадала только изредка, но вот заниматься на скалодроме Анчару приходилось даже чаще, чем простым солдатам, особенно в ту пору, когда старший лейтенант еще взводом командовал. Состав призывников в подразделении время от времени менялся. Командиру приходилось заниматься с новичками, обучать их тому, что умел сам. Следовательно, ему и самому приходилось учиться. Одно время он даже посещал специальную секцию скалолазания. Даром это тоже не прошло.
К тому же Ибрагим Владимирович отлично знал, что такое характер, который очень важен на занятиях по скалолазанию. Бывает, подступают моменты, когда руки уже отказываются подтягивать тело к очередному уступу. Тебя одолевает усталость. Мышцы становятся похожи на мешки из человеческой кожи, набитые вязким сырым песком. Они не желают тянуть веревку, поднимать вес собственного тела. Пальцы наотрез отказываются сгибаться и цепляться за очередной уступ.
Однако сила воли не покидала офицера, не желающего показать солдатам свою слабость. Командир разведывательной роты считал, что не имеет на это права, заставлял себя и дальше подниматься без остановки. Он делал это, пересиливал свои ощущения, заставлял свое тело оставаться послушным воле.
Здесь, в ущелье, чтобы подняться на скалу, требовалось преодолеть путь в четыре раза больший, чем на скалодроме. Там бойцы тренировались с короткими перерывами на отдых. За время занятий они преодолевали подъем до пяти-шести раз и вовсе не умирали от неимоверной усталости. Здесь же, в этом проклятом ущелье, просто невозможно было отдохнуть и расслабить уставшие мышцы.
Старший лейтенант лез, несмотря на усталость. Точно так же поступали и солдаты взвода скалолазов, имеющие специальную подготовку. Командир роты не мог себе позволить показать им, как ему погано. Последние метры Ибрагим Владимирович преодолевал с невероятным трудом.
На завершающем участке пути двум солдатам удалось догнать старшего лейтенанта и взобраться на небольшую площадку перед перевалом одновременно с ним. Командир разведывательной роты похвалил бойцов за это, отметил их очень даже неплохую подготовку. Дескать, вы молодцы, ребята, хорошо карабкаться по скалам научились.
Самих солдат он осмотрел чуть позже, после того как они поднялись на площадку. Один из них, низкорослый, но крепкий и широкоплечий парень, затащил туда на своем плече винтовку «Корд», которая сама по себе, без всего прочего, весит аж двенадцать с половиной килограммов. Но на винтовке был ночной прицел 1 ПН111. На поясе бойца висели несколько подсумков с патронами калибра двенадцать и семь десятых миллиметра.
Чтобы поднять на перевал не только свое тело, но и достаточно тяжелую оснастку вместе с вооружением, следовало иметь недюжинную силу и выносливость. Снайпер этими качествами обладал в полной мере. А ведь для них даже каждодневные тренировки были особыми. Им обычно запрещается поднимать груз более двадцати пяти килограммов, чтобы избежать дрожания рук при прицеливании.
Только тогда, когда на площадке оказалось более половины первой группы, Крушинин по связи отдал приказ командиру взвода:
– Ливень, запускай остальных! Да и сам поднимайся.
Прошло более получаса тяжелой работы. Когда весь взвод, за исключением бойца, оставшегося караульным рядом с пленниками, оказался наверху, его первая половина во главе с командиром роты находилась уже на самом перевале, на середине такового. Дальше они не пошли, остались ждать, когда вторая часть взвода хотя бы переведет дыхание, частично восстановит силы в руках, ногах и спине, чтобы осуществить спуск.
Когда вторая половина взвода подошла к ним, Ибрагим Владимирович жестом приказал солдатам оставаться у него за спиной. Он первым двинулся к краю перевала, чтобы оценить сложность ночного спуска с него.
Там тоже остались веревки, и даже элементы самостраховки не были полностью сняты. Дно третьего ущелья было далеко, и смотреть на него сверху было не самым приятным занятием. В темноте оно вообще не различалось. Крушинину пришлось прибегнуть к тепловизионному биноклю, который показал ему лагерь бандитов, расположенный на четыре-пять десятков метров ниже по ущелью, нежели спуск с перевала, который на маршруте бандитов являлся подъемом.
Таким вот образом выходило, что ночной спуск был делом достаточно опасным. Внизу мог находиться бандитский пост.
Однако Ибрагим Владимирович понимал, что это едва ли реально. Он ведь помнил, как наемник из Прибалтики показывал на карте, что лагерь бандитов расположен гораздо ближе к воротам ущелья. Впрочем, совсем не факт, что этот тип обманывал его намеренно. Во-первых, он мог просто плохо ориентироваться в картах спутниковой съемки, однако желал выставить себя грамотным специалистом и не выказывал никакого сомнения при ответе на этот вопрос. Во-вторых, он мог показать просто передовую линию лагеря, а командир роты теперь рассмотрел в свой бинокль заднюю. Почему бы лагерю и не быть настолько вытянутым? С точки зрения бандитов, такая его форма вполне соответствовала требованиям безопасности.
Ибрагим Владимирович снова улегся на край скалы, откуда вел первые наблюдения, и прильнул к биноклю. Этот прибор был в три раза более сильным, нежели прицел «Шахин». С его помощью рассмотреть базу бандитов можно было гораздо лучше даже сейчас, в полной темноте, когда не было никакой подсветки со стороны.
Ибрагим Владимирович упер локти в склон, чуть подстроил бинокль под свои глаза и принялся рассматривать логово бандитов. Вскоре у него не осталось никаких сомнений в том, что литовский наемник показал ему именно передний край большого лагеря, противоположная сторона которого выходила к самому повороту.
Времени для создания этой линии обороны у бандитов, видимо, было много. Здесь, в ущелье, никто не мог вычислить их довольно долго, до того самого момента, пока они не совершили нападение на армейские склады. Поэтому боевики сначала совершенно спокойно, без всяких помех оборудовали свой лагерь. Они делали это очень серьезно, надеялись, видимо, что засядут тут надолго.
С тыла лагерь был обнесен оградой высотой примерно в метр, сложенной из камней разного размера. Похоже было на то, что бандиты притащили их сюда со дна ущелья. Цемент на кладку они не тратили, видимо, за неимением такового и из-за невозможности закупить его или просто украсть в нужных количествах. Зато в ущелье было полно глины, которая вполне могла заменить этот строительный материал. Такая стена должна была выстоять хотя бы год с небольшим, если не два с половиной. Сейчас, весной, когда снег сошел, стена только самую малость защищала какую-то часть лагеря от ветра, который порой любит спускаться по ущельям в долины. Если банда на этот раз отобьется от спецназа и останется на месте, то зимой стена будет преградой снегу.
Но это разговор о задней стене лагеря. А ведь тут была еще и передняя. Анчар видел только маленький ее участок, тянущийся рядом с поворотом ущелья, но понимал, что она поставлена основательно, по всем правилам фортификации. Там были и удобные бойницы, и брустверы, и даже окна, прикрытые сверху, которые принято почему-то называть пулеметными гнездами. В понимании Ибрагима Владимировича таковые должны выглядеть совсем иначе. Но старший лейтенант оставлял эту терминологию на совести тех людей, которые ее выдумали, не желал тратить время на досужие рассуждения. Кроме того, стены вокруг помянутых пулеметных гнезд были снаружи и частично изнутри укрыты, похоже, мешками с песком. Это было видно под углом на том участке линии обороны, который оказался доступным для наблюдения.
При этом совершенно никак не была оборудована для обороны задняя стена. Это могло бы говорить не столько о небрежности эмира Ибрагима аз-Захари, сколько о его хитрости. Никак не мог опытный командир не предполагать возможности атаки сзади, со стороны границы, то есть оттуда, откуда бандиты и пришли сами. В этой ситуации было что-то неестественное.
Тем более что эмир знал о возможности перехода через перевал из второго ущелья. Он ведь сам воспользовался ею, послал в тыл спецназу сильную группу боевиков. Опытный командир просто обязан был предположить, что его противник тоже в состоянии преодолеть перевал и атаковать с тыла.
«Значит, литовский наемник не сказал мне что-то важное. Мины!.. – понял старший лейтенант. – Основная их часть должна быть выставлена с тыла. Там, где позиция противника кажется нам самой слабой.
У эмира обязательно есть резервная группа бойцов, которая сразу после первого взрыва займет позицию у задней стены, использует ее вместо бруствера. Только так банда будет в состоянии удержать лагерь в случае атаки.
Наемник намеренно обманывал меня, когда уверял, что все мины установлены впереди. Ничего, это ему при вынесении приговора суда тоже зачтется! Не скоро он снова задумается о том, как обеспечить безбедное существование своих детей.
Сначала его ждет больница, тюремный лазарет, где должности врачей заняты обычно неграмотными коновалами. Потом, до самого конца жизни – зона, в лучшем случае особого режима, где держат только так называемых полосатиков. В худшем же – камера с парашей в углу. Вместо одной из стен – решетка, за которой сидит безжалостный конвоир. Вывод на ежедневную прогулку с заломленными за спину покалеченными руками».
Взвод саперов, являющийся составной частью разведроты, ушел вместе со старшим лейтенантом Соколовским для поддержки бойцов лейтенанта Обухова, которые первыми вступили в бой с противником. Однако в каждом подразделении спецназа, в том числе и в специализированном взводе скалолазов, имеется собственный сапер.
Одного человека, конечно, мало, но каждый офицер спецназа в состоянии выполнять обязанности специалиста любого профиля, будь то сапер или снайпер. Конечно, постоянной практики офицерам не хватает, но обучение и тренинги они проходят постоянно, поэтому сумеют обеспечить взводу проход, проложить коридор даже через самое плотное минное поле.
Тут надо сказать, что передвигаться по подобным коридорам, специально созданным для неожиданной атаки, обязательно обучаются все бойцы спецназа военной разведки. Тут нет места узкой специализации, совершено не важно, сапер ты, повар или скалолазы. Боец спецназа военной разведки – это всегда самостоятельная боевая единица, солдат широкого профиля. Значит, проблем возникнуть не должно.
К командиру роты, проводящему рекогносцировку, присоединился командир взвода скалолазов лейтенант Радужный. Он устроился рядом с Анчаром и стал рассматривать лагерь бандитов в прицел своего автомата.
Внизу, в пяти метрах от забора, начинались ряды палаток. Над брезентовой крышей самой большой из них торчала асбестовая труба, пропущенная через лист такого же картона в целях пожарной безопасности.
В какой-то другой палатке, даже в трех, как утверждал пленный литовский наемник, должен был находиться боевой резерв эмира.